А. М. Маркевич > А. К. Соколов проблемы мотивации труда на российском и советском предприятии I данный доклад

Вид материалаДоклад

Содержание


Стахановское движение
Большую роль играло перераспределение рабочей силы по территориям, отраслям и предприятиям.
Подобный материал:


А.М. Маркевич

А.К. Соколов


ПРОБЛЕМЫ МОТИВАЦИИ ТРУДА НА РОССИЙСКОМ

И СОВЕТСКОМ ПРЕДПРИЯТИИ


I


Данный доклад базируется на участии авторов исследовательском проекте “Мотивация труда в России. 1861-2000 гг.”1, относящегося к изучению основополагающей сферы человеческой деятельности  труда и, прежде всего, – индустриального, который долгое время считался главной общественной ценностью в истории нового и новейшего времени. В качестве методологической основы доклада используется идея западных историков и социологов Чарлза и Криса Тилли (отца и сына), которые свели систему мотивов и побуждений к работе к трем основным группам: материальное вознаграждение (compensation), морально-нравственные побуждения и обязательства (commitment), принуждение или насилие (coercion)2. По мнению этих авторов, данные группы в разных сочетаниях действовали применительно к различным странам, историческим условиям и обстоятельствам.

Детальное изучение мотивации труда возможно только на сочетании принципов макро- и микроисследования. Наряду с анализом государственной политики в области труда, отношения к этой проблеме владельцев предприятий, администрации и рабочих, необходимо обратить внимание на предприятия как микроединицы, ибо здесь, как в фокусе, сходятся все проблемы трудовой мотивации. В качестве такого базовой единицы у нас выступает завод «Серп и Молот» в Москве на всем протяжении его истории3. Полученные результаты сопоставлялись с материалами других предприятий.


II


Рассматривая изменения в мотивации труда нельзя не обратить внимания на тесную и неразрывную их связь с теми процессами, которые переживала вся отечественная промышленность в ходе индустриализации, модернизации, формирования нового, по сути индустриального общества. Нельзя не заметить, что отношение к труду в этой связи развивалось как бы по своим законам, не всегда зависящим от воли тех, кто распоряжается на производстве, или от очередного поворота в идеологии, экономической и трудовой политике государства. Это обусловлено тем, что у рабочих было и есть свое видение труда, его смысла и назначения, его стимулирования и оплаты. Выявляется заметная историческая преемственность во всех аспектах отношения к работе, коренящегося в традициях жизни сельского населения, перешедшего к индустриальному труду в период бурных социальных трансформаций.

Начало российской индустриализации совпадает с основанием сотен новых предприятий. Их владельцы стремились выстроить отношения на производстве по передовым западным стандартам. К числу их относился Ю.П. Гужон, основавший в 1883 г. металлургический завод, известный сегодня как «Серп и молот». Стремление Гужона «переломить через колено» свойственное для России отношение к труду, поощрение тех, кто готов играть по предложенным правилам и довольно крутое обращение с теми, кто к этому ещё не были готовы, натолкнулось на неподатливое сопротивление рабочих, основной поток которых шел из крестьян, как и в других странах, встававших на путь индустриального развития. Встречаясь на практике с недостатком знаний и квалификации, с привычками и формами труда, свойственными русской крестьянской общине или рабочей артели владельцы предприятий, независимо от того, делали они это добровольно или под давлением обстоятельств, вынуждены были приспосабливаться к существовавшим традициям, среди которых отмечались значительные элементы патриархальных отношений, наивный социализм и уравнительность, религиозность, патернализм и т.д. Крестьянские представления о том, что есть труд и что есть праздник, рваный производственный ритм, сочетание тяжелых трудовых будней и вынужденного безделья перенеслись из деревни в город и были усугублены тяжестью труда на предприятиях, особенно на заводе Гужона., который рабочие называли “костоломным заводом”.


III


Если до революции мотивация труда в России мало чем отличалась от трудовых стимулов, характерных для стран, переживающих раннюю ступень индустриализации, то наступление советского периода можно определить как каскад экспериментов в области трудовых отношений, где можно было проследить все: от идущего снизу анархического отрицания какой-либо дисциплины и организации труда вообще до апелляции к революционной сознательности и долгу. В ряду инициатив, шедших снизу, явно сквозил также принцип уравнительности и уравнительной справедливости: все должны трудиться одинаково и получать одинаково. Обозначился, по сути, главный конфликт: борьба уравнительной и дифференцированной политики в области вознаграждения за труд. Обнаружилась преемственность трудовых отношений в дореволюционной и Советской России. Старые отношения между хозяином и работником специфически преломились в новых условиях. Развал и хаос на производстве после революции ускорили его национализацию и переход к государственному регулированию трудовых отношений. В результате вмешательство государства в жизнь трудовых коллективов приобрело гораздо более широкие масштабы по сравнению с дореволюционным временем.

С переходом к государственному управлению усиливаются централизация, администрирование, регламентация и постепенное ужесточение дисциплинарных и карательных мер в сфере труда, которые достигают своего апогея в годы военного коммунизма, который оказался крайне неэффективным способом мотивации труда, и в начале 1920-х гг. заводы и фабрики представляли собой по сути тысячи «маленьких Кронштадтов», вызвавших переход государства к новой экономической политике. Военный коммунизм показал, какие побудительные мотивы у рабочих выступают на первый план, если сменить ориентир на зарплату. Выяснились фундаментальные основы, без которых экономика существовать не может, а механизмы мотивации труда не срабатывают. В арсенале воздействия на рабочих, не осталось никаких иных рычагов, кроме административных, но именно их экономическая неэффективность обусловила переход к другим способам стимулирования труда.


IV


Трудовые эксперименты в Советской России 1920-х гг. заслуживают сегодня особенно пристального внимания. Упор делался на рост производительности труда, условием которой провозглашались его механизация, рационализация и интенсификация. Основное направление в области труда состояло в насаждении новых трудовых отношений и преодолении старых, свойственных дореволюционной России. Идеология отводила рабочим главное место в жизни советского общества, им обеспечивалось преимущество, они были предметом особой заботы правящей партии и государства. Такая установка способствовала укреплению и дальнейшему развитию государственного патернализма, его отражению в деятельности профсоюзов и других рабочих организаций. Характерная черта времени  выдвиженчество нашла отражение в массовых призывах в партию "рабочих от станка" для создания кадров управленческого аппарата. Подобная политика вела к тому, что работа на производстве стала рассматриваться как временная, но очень важная ступень в жизненной карьере, в то время как труд на фабриках и заводах – сам по себе общественно не престижный и не привлекательный.

От приспособления к нэповским рыночным условиям зависела оплата труда рабочих. Выход предприятий на более или менее свободный рынок, требовал их независимости и оперативной самостоятельности, в том числе и в вопросах стимулирования труда. Одним из условий роста производительности мог бы стать стимул к повышению квалификации. Линия на дифференциацию оплаты труда в зависимости от квалификации наиболее последовательно проводилась хозяйственными органами, тогда как политическое и профсоюзное руководство вынуждено было отвечать на уравнительные настроения, бытующие среди рабочих. Гарантированные, как правило, более высокие ставки, и особенно премии специалистам, вызывали острое недовольство. Уравнительные тенденции в оплате труда оказывали негативное влияние на рост его производительности. В основном политика стимулирования труда свелась к совершенствованию структуры заработной платы - принцип, который прослеживается весь советский период. Одновременно обозначилось основное противоречие советской системы вознаграждения за труд: рост заработной платы постоянно опережал увеличение его производительности, несмотря на аксиому в теории заработной платы: производительность должна расти быстрее, чем оплата труда.

Рабочим обеспечивалось преимущество в доступе к высшему и среднему образованию через рабфаки, что способствовало устойчивой установке на продолжение образования, прежде всего, среди молодых рабочих. Но в целом, однако, рабочие после революции в массе своей сохраняли деревенскую подоснову, низкий уровень образования и культуры. Несмотря на то что среди выходцев из деревни преобладала молодежь, они несли с собой традиционные крестьянские представления о трудовом ритме, буднях и праздниках, плохих и хороших «хозяевах» на производстве, эгалитаристские настроения. Они, в первую очередь, заботились об улучшении своего положения, перед предприятиями же стояла задача увеличения выпуска продукции. Далеко не всегда и во всем эти задачи совпадали. Недостаток средств на оплату труда вел к тому, что вознаграждение за труд сочеталось с применением повседневных практик патерналистского типа. Они были направлены на организацию социальной сферы предприятий, которая должна была иметь стимулирующую функцию.


V


Период ускоренной индустриализации и связанные с нею процессы строительства новых заводов, реконструкции старых и переделки трудовых отношений на новый лад оказались самыми примечательными в истории тысяч предприятий, в том числе московского «Серпа и молота», не случайно названного «Магниткой близ Садового кольца». Основное содержание периода – апелляция к моральным обязательствам и общественные призывы. Их можно выразить речевыми практиками времени, в частности: «Жарь Ваня! До социализма одна верста осталась!». Были, конечно, попытки стимулировать более производительный труд путем увеличения заработков, применения других способов вознаграждения. Были попытки усилить принудительные методы, был ГУЛАГ, но история большинства предприятий того времени говорит о том, что на первое место в эти годы выдвигалась вторая группа стимулов с явным уклоном в идеологию.

В рамках советского планового хозяйства закладывалось его основное противоречие: между амбициозностью провозглашаемых планов и реальными возможностями их выполнения. Нацеливание профсоюзов на выполнение производственных программ, плановых заданий закрепляло за ними организацию новых форм труда, пропаганду трудовых достижений и социалистического соревнования, а на практике выливалось в свертывание каких-либо самостоятельных функций профсоюзов, превращение их в придаток государственных органов. Социалистическое соревнование должно было стать краеугольной основой выработки нового отношения к труду, главным стимулом повышения его производительности. На фоне отсутствия квалифицированных кадров, отвечающих требованиям современного производства, и огромного притока не обладающих навыками индустриального труда выходцев из деревни, с началом сплошной коллективизации хлынувших в город, сталинскому руководству удалось заразить духом соревнования значительную часть рабочих, особенно молодежь.

В социалистическом соревновании отчетливо прослеживаются две волны: ударная и стахановская. Первая – ударная. Пропаганда тех лет была направлена на подвижных, молодых, физически выносливых людей, ещё не обремененных семьей, домашним хозяйством, к каковым относились деревенские парни и девушки. Ударный труд обнаруживал сходство с традиционными способами работы, свойственными России (артельность, навал, штурмовщина). Вместе с тем ударничество с самого начала приобрело характер кампанейщины, показухи и рекордомании. Естественным было возникновение отчуждения между теми, кто ударно трудился, и остальными рабочими.

Среди пропагандистских мероприятий 1930-х годов заметна попытка изменить представление о труде и превратить его из «проклятого» в радостный созидательный труд на благо общества. Всеми доступными средствами активно пропагандировался архетип труда-борьбы, битвы, подвига: «Труд наш есть дело чести,/Есть подвиг доблести и подвиг славы...». На примере отдельных “трудовых подвигов”, на “лучших примерах” ставилась задача перевоспитать слои рабочих, которые вливались в производство из деревни..

Стахановское движение, которое представляло собой вторую волну социалистического соревнования, нацеленную на трудовые достижения. Оно было тесно связано с изменениями, которые стали происходить на производстве (строительство более технически оснащенных заводов, их реконструкция и пр.). В стахановском движении поначалу прослеживались попытки соединить принципы морального и материального вознаграждения. Оно провозглашалось движением новаторов производства, достигающих успехов за счет улучшения организации труда, более совершенного владения техникой.

Движение с самого начала вошло в противоречие с логикой утверждающейся планово-распределительной системы. Основная масса рабочих выступала против рекордомании. Сложилось негласное организованное сопротивление подрыву существующих норм, доказывающее существование рабочей солидарности на производстве. Движение вело к нарушению планового производственного процесса, перерасходу сырья и материалов, износу оборудования. Оно не могло вызывать большого энтузиазма у руководителей предприятий и ИТР. Пока сохранялись действующие нормы и расценки и увеличивался фонд заработной платы стахановское движение могло давать эффект. Их пересмотр в сторону повышения интенсивности труда вел к спаду движения и выхолащиванию его содержания.

Довольно быстро повседневные нужды и заботы сменяли “будни великих строек”, и это составляет одну из сущностных черт советской истории. С неудачей ударнического и стахановского движения связана и общая судьба социалистического соревнования в стране как способа стимулирования труда. По форме оно долго оставалось пропагандистским инструментом в политике руководства, но, несмотря на высокие официальные цифры участников, происходила постепенная его маргинализация. Ни повышения производительности труда, ни его новых форм организации, ни нового к нему отношения оно в массовом масштабе не принесло. Рабочие вырабатывают свою тактику, суть которой состояла в том, как и где получить компенсацию за труд, не прикладывая особенных трудовых усилий и не идя на постоянные конфликты с администрацией и остальными рабочими.

Гораздо более весомую роль в трудовых отношениях играли другие изменения, связанные с индустриализацией и реконструкцией предприятий. Наиболее очевидное – повышение роли промышленных предприятий не только в экономической, но и во всей жизни советского общества. Эта роль прослеживалась не обязательно прямо, а косвенно, через выдвижение людей, прошедших производственную школу в различные эшелоны партийного, государственного и прочего руководства, откуда проводилась трудовая политика. Предприятие стало основной ячейкой, через которую она осуществлялась, определяя занятость, организацию труда, жизнь и быт работников. Следует сразу отметить, какие из них отвечали интересам большинства, а какие – нет, чтобы понять, чем была обусловлена поддержка режима, какие противоречия на этой почве возникали и как медленно, но необратимо снизу начал накапливаться взрывной потенциал, приведший к падению советского строя. Советские предприятия, вокруг которых шла повседневная жизнь советских городов (градообразующие предприятия), были многофункциональными. Это вело к разрастанию трудовых коллективов, усложнению задач управления, где, помимо производственных целей, ставились многие другие, с которыми, ввиду недостатка средств и ресурсов, без соответствующей государственной поддержки, справиться было невозможно. К концу советского строя многие заводы и фабрики и их объединения сложились в гигантские трудноуправляемые структуры с многочисленными функциями производственного и непроизводственного характера. Естественно, это влияло на эффективность труда, рост его производительности, на отношение к трудовым обязанностям и дисциплину.

Создание вокруг предприятия разветвленной социальной сферы, а также многочисленных социальных гарантий по линии государства и профсоюзов, воспринималось в советском обществе как должный и естественный процесс, существенно не влиявший на отношение к труду каждого отдельного работника. Этот процесс имел двоякие следствия. С одной стороны, он служил основой социальной поддержки, но вел также к социальному иждивенчеству, падению индивидуальной инициативы в труде, к уравниловке, в особых отношениях, установившихся между администрацией и работниками. С другой стороны, он служил причиной социального недовольства, неудовлетворенности получаемыми компенсациями за труд, отстранению от таких форм приложения трудовых усилий, которые не дают прямых материальных выгод, за исключением карьерных побуждений. История предприятий говорит о том, что они прилагали немало усилий, чтобы компенсировать тяжелые условия работы и обеспечить необходимое, как казалось их руководителям, число работников. В этих условиях вопросы обеспечения занятости и стабильности трудовых коллективов неизбежно выдвигались на первое место по сравнению с стимулированием роста производительности труда. Но деньги и возможность их зарабатывать оставались важным стимулом работы на производстве. В действие вступали личностные факторы: забота о своих интересах, о семье, о своих близких, отвечать которым ни у предприятий, ни у государства не хватало ни средств, ни ресурсов. Не подкрепленное ими увеличение плановых заданий вело к обострению противоречий на производстве, текучести кадров, ставшей бичом советского производства. Текучесть кадров была ответом работников на неудовлетворенность условиями работы, неустроенность, низкую оплату труда. Это был своеобразный рынок труда в советских условиях. Текучесть имела позитивный аспект, связанный с быстрым продвижением наверх и жизненной карьерой. Но, как правило, в понятие текучести вкладывалось негативное содержание как в явление, препятствующее нормальной организации трудового процесса. Традиционный рисковый характер крестьянской работы, присущий выходцам из деревни, внедрение новой техники, недостаточная квалификация вели также к увеличению брака, травматизма на производстве, которые превращались в реальную производственную проблему, решить которую руководство рассчитывало укреплением трудовой дисциплины. Текучесть ставилась в один ряд с ее нарушениями: прогулами, опозданиями и пр.


VI


Накануне войны государство решило пойти по пути ужесточения принудительных мер на производстве, приняв серию “чрезвычайных” указов, которые, однако, действовали в течение длительного времени. Как показывает опыт других стран, само по себе стремление укрепить дисциплину и порядок на производстве в целом не противоречит процессам, происходящим в странах, переживающих период бурной индустриализации, когда нужно привить работнику представление о промышленном труде как обязательном и необходимом процессе, любой ценой привязать его к рабочему месту с целью выработки нужных для современного производства навыков и квалификации. Поворот к принуждению был усилен в период войны 1941-1945 гг. Одновременно везде наблюдалась апелляция к долгу и патриотизму как способу мотивации труда. Сразу после войны руководство намеревалось решать многие производственные и прочие проблемы прежними методами принуждения - «дисциплиной страха», очередным нажимом на деревню. Однако жизнь брала свое. Крайне низкий уровень потребления, характерный для военного времени, вызывал стремление жить лучше, лучше не только по сравнению с войной, но и довоенными стандартами как воздаяние за великую победу. Возвращение предприятий к нормальному рабочему ритму требовало отмены наиболее одиозных чрезвычайных указов. Начали оказывать свое воздействие факторы, связанные с индустриализацией и превращением страны в индустриальное общество, которые требовали отказа от принудительных мер и их замещению другими способами стимулирования труда. От планового распределения рабочей силы, от прикрепления рабочих, мобилизаций и репрессий в послевоенные годы пришлось фактически отказаться. План подготовки квалифицированных кадров для промышленности не выполнялся. Образование как стимул повышения квалификации не играло особой роли, и перед руководством вставала проблема приведения системы образования и подготовки кадров в соответствие с современными требованиями производства. Жильё, предоставляемое в централизованном порядке не привязывало работника к конкретному предприятию, и многие работники продолжали поиски более подходящей работы. Явные признаки вырождения обнаруживало социалистическое соревнование. Советское производство сохраняло неровный, рваный ритм, к тому же постепенно утрачивало военно-мобилизационный характер. Рабочее время, свободное от штурмовщины, отмечалось частыми простоями, которые государство вынуждено было оплачивать. Таким образом, уже в рамках сталинской системы явно обнаруживались черты кризиса принуждения на всех участках производства и общественной жизни, в том числе, как показывают новейшие исследования в сфере “чисто принудительного” труда, т.е. в ГУЛАГе. Насилие и принуждение исчерпали себя, и в рамках советской системы нужно было искать иные стимулы и побуждения к труду.


VII


Советская экономика после смерти Сталина представляла собой средоточие сложных и взаимосвязанных противоречий. Жесткий централизм, привязывание к плановым директивам из центра любого мало-мальски значимого решения не отвечали возрастающей сложности производства, вели к выстраиванию и консервации хозяйственных связей предшествующего времени, борьбе за приоритеты в распределении имеющихся ресурсов и капиталовложений. Продвижение происходило лишь на тех участках, где удавалось сосредоточить финансовые, технологические и трудовые ресурсы. Отставание одних участков производства на фоне других способствовало тому, что последние начинали возвышать свой голос в борьбе за приоритеты. В конечном счете это способствовало установлению уравнительного принципа: “всем сестрам по серьгам”, и большинство предприятий, даже принадлежавших к ВПК, работало в условиях постоянного дефицита сырья и материалов и недостатка средств, необходимых для обновления производства. Начинаясь сверху, уравнительный эффект распространялся на всю сферу экономических и социальных отношений, в том числе и на стимулирование труда. Естественный принцип “если хочешь, чтобы люди работали, – надо платить” вступал в противоречие с директивными основами планирования и экстенсивными формами использования трудовых ресурсов, поскольку между оплатой труда, количеством и качеством произведенной продукции не было прямой зависимости.

Мероприятия в области стимулирования труда во многом велись по тем направлениям, которые сложились в 1930-е годы, за исключением практически полного отказа от методов прямого принуждения и насилия. Они начались с реформирования заработной платы, попыток применить более гибкие формы вознаграждения за труд, исходя из задачи повышения производительности труда и уровня мастерства работников. Но заработная плата была самым строгим показателем советского планирования. Деньги, выделяемые в фонд заработной платы, жестко фиксировались, переброска средств в фонд оплаты труда запрещалась на фоне других более мягких бюджетных ограничений. Такая политика вынуждала экономить не только фонд, но и каждый рубль, выделенный на оплату труда. Поэтому вознаграждение за труд часто подменялось моральным поощрением. Щедрой рукой рассыпались всякие формы такого поощрения, обесценивая их до предела. Если зарплата устанавливается централизованно и везде одинаково, то в действие вступают другие факторы мотивации труда.

Изменения в заработной плате “наверху” всегда происходили с запаздыванием, с проволочками, а не с упреждением, растягивались на длительный срок, не изменяли кардинально ситуацию, что также становилось причиной общественного недовольства. В конечном счете разница в оплате труда различных категорий работников сократилась до предела. Особенно резкое поравнение произошло на предприятиях с тяжелыми и опасными видами труда. Падал прежний высокий статус высококвалифицированных профессий. К концу советской эпохи различия в оплате труда между отраслями, между работниками различной квалификации, между рабочими и специалистами на производстве практически сгладились. Упор был сделан на премиальную систему, находившуюся в зависимости от степени выполнения плана всем коллективом предприятия, т.е. премии подвергались ограничению и уравнению, усиливая значение централизованного контроля над оплатой труда. Упор на рост общественных фондов потребления не оказывал влияния на индивидуальные стимулы к труду, поскольку они тоже имели уравнительный характер для всех советских граждан. Уравниловка формально осуждалась, но сопрягалась с постоянной пропагандой равенства.

Между тем набирали силу ценности иного рода. Они разворачивались в условиях набиравшей силу потребительской революции, которая охватила мир. В рамках этой системы подспудно развивались явления и процессы, приведшие к краху советской модели социализма и свойственной ему организации трудовых отношений. Отдельные попытки усовершенствовать систему трудовых стимулов не удались. Инерция планово-распределительной экономики, созданной в предшествующие годы, оказалась сильнее, чем давление новых тенденций и обстоятельств.

Жесткое и упрямое требование выполнять плановые задания, как и раньше, вело к штурмовщине, неизбежному и неоправданному перерасходу ресурсов, к замещениям, ведущим к снижению качества продукции, интенсивной эксплуатации станков и оборудования, суете с криками “давай-давай”, нервозной обстановкой, конфликтами и стрессами. Причем, чем ограниченнее были ресурсы, тем сильнее оказывалась напряженность на производстве. Нередкими бывали простои, которые предприятие вынуждено было оплачивать, причем в таких размерах, чтобы удержать рабочих на производстве. Такая обстановка оказывала разлагающее воздействие на стимулирование труда, не только экономическое, но и морально-психологическое.

Высокая степень занятости населения породила феномен скрытой “внутризаводской безработицы”. Ее существование составляло основу для взаимозаменяемости и замещения в советской экономике. Вместе с тем она также негативно и развращающе действовала на стимулирование труда, трудовую дисциплину, снижало качество работы. И чем больше был дефицит рабочих, тем зримее и очевиднее становились эти явления вследствие истощения трудовых ресурсов для экстенсивного роста экономики.

Большую роль играло перераспределение рабочей силы по территориям, отраслям и предприятиям. Везде висели объявления, приглашающие рабочих: требуются, требуются, требуются... Побудительные мотивы для более высокой производительности труда в этой системе неизменно оказывались на заднем плане. Руководители предприятий вели постоянную борьбу за рабочих, обещая различные льготы и преимущества. Задержка, неисполнение этих обещаний влекли за собой уход с производства. Утрачивали какое-либо значение плановое распределение работников, общественные призывы, апелляция к производственной активности по политическим и моральным побуждениям.

Система постоянно воспроизводила условия, способствующие падению стимулов в труде. Чем острее был дефицит, тем сильнее было желание рабочих уволиться. Если же они не увольнялись, то прогуливали, а если не прогуливали, то зачастую манкировали своими обязанностями, воздействуя на других рабочих, вели длительные разговоры в “курилках, «делили на троих» и т.д. К увольнениям администрация прибегала в крайнем случае, так как опасалась урезания штатного расписания, сокращения фонда заработной платы и резерва для маневрирования рабочей силой.

Вместе с тем, углубление потребительской революции стало именно той благодатной почвой, на которой вырастали новые представления о труде. Застывшая идеология стала причиной того, что современные установки в области труда стали “прятаться” в сфере теневых отношений. Дефицит товаров и услуг с неизбежностью вел к расширению “теневой” экономики. Наиболее открытой “законной” сферой, через которую она распространялась в обществе было огородничество и садоводство, где труд, по идее, должен был осуществляться в свободное от основной работы время. Но по мере выравнивания условий на производстве и падения стимулов в труде наблюдались различные формы совмещения: использование рабочего времени для личных нужд, часто путем негласного соглашения с администрацией, а также хитрости или обмана, оказание ремонтных или иных услуг на стороне – “халтурка”, использование заводского оборудования, сырья и материалов для своих целей, мелкие хищения, пьянство на работе и т.п. Коллективные (бригадные) формы дополнительных заработков часто были сопряжены с пьянством.


VIII


Общественные настроения 1970-80-х годов были характерны нарастающим чувством недовольства дефицитами, заменами, подменами, очередями. Падало значение профессиональной гордости и престижа как стимула к труду. Общество подходит к границе терпения и, в случае ухудшения ситуации, как это случилось с началом горбачевских реформ, недовольство выплеснулось наружу и приобрело массовые масштабы. В принципе к концу советского периода произошла атрофия практически всех трудовых стимулов.

Что же оказалось “в осадке” от продолжительных социалистических экспериментов в области труда и как они влияют на современную ситуацию в России? Изучение стимулов к работе на ряде предприятий говорит, что советский опыт, вопреки нынешним представлениям о нем, не прошел бесследно. Он оказывает не только негативное, но и позитивное воздействие на выработку политики в области трудовых отношений. Они приводятся в действие, если предприятие освобождается от чрезмерной централизованной опеки, от сковывающих пут административного планирования, и от запуска реальных, а не фиктивных рыночных механизмов. Работники на практике довольно равнодушны к формам собственности. Для них главное, чтобы находили удовлетворение их потребности и интересы. Справедливое материальное вознаграждение за труд, дополненное другими способами его стимулирования, может принести удовлетворение работникам, но ставка на моральное побуждение, тем более подчиненное эфемерным идеологическим задачам, не даст, в конечном счете, ни экономического, ни политического эффекта.

На примере истории предприятий наглядно видно, как с течением времени менялось отношение к индустриальному труду, причем на разных этапах истории наблюдалось любопытное сочетание методов материального стимулирования, принуждения, апелляции к сознательности и долгу. С момента своего основания многие заводы и фабрики отличались далеко не в лучшую сторону по привлекательности труда. Но существование безработицы и жесткие условия рынка не создавали их владельцам особых проблем с рабочей силой и позволяли обеспечивать ею даже самые непривлекательные, тяжелые и грязные участки работы, не требующие особой квалификации. Советский опыт привлечения к индустриальному труду больших масс населения из деревни на какое-то время мог стать побудительным стимулом для работы на таких предприятиях как способ приобщения и адаптации людей к городской жизни и культуре, но не долговременной и надежной мотивацией труда. Главное в трудовых отношениях сегодня во многом зависит от того, насколько успешно будут преодолеваться тяжесть и опасность работы, внедряться новые современные технологии, освобождающие работника от наиболее непривлекательных рутинных операций, насколько сохранят свой творческий характер отдельные группы ведущих профессий и специальностей, каким образом будут вознаграждаться инициативы, направленные на совершенствование производственного процесса. Изучение советского опыта помогает понять, при каких условиях могут быть достигнуты результаты в этом направлении.


1 Проект осуществлялся при содействии Международного института социальной истории (Амстердам) и финансовой поддержке фонда “Nederlandse Organizatie voor Wetenschappelijk Onderzoek”.

2 Tilly Charles and Chris. Work under Capitalism. Oxford, 1998.

3 Маркевич А.М., Соколов А.К. «Магнитка близ Садового кольца» Стимулы к работе на московском заводе «Серп и молот». 1883-2001. М., 2005.