Собрание сочинений в пяти томах том четвертый
| Вид материала | Документы |
- Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 2092.28kb.
- Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 1585.13kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 751.72kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 620.01kb.
- Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения в восемнадцати, 669.46kb.
- Источник: Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения, 565.43kb.
- К. С. Станиславский Письма 1886-1917 К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.72kb.
- К. С. Станиславский Письма 1886-1917 К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.19kb.
- Лев толстой полное собрание сочинений издание осуществляется под наблюдением государственной, 1514.85kb.
- Собрание сочинений в четырех томах ~Том Стихотворения. Рассказы, 42.25kb.
29. Марина
Марина, Марина, Марина... Она знает все. Кто-то с той стороны, правда, знает больше, да никогда не скажет. Марина больше всех знает с нашей стороны. Наша сторона поредела – прибитая горем мать Старика умерла, жена с двойней в пеленках год в стрессе была... Товарищи-дипломники – кто где... Марина ходила по инстанциям, писала в учреждения, искала правосудия. Потом, говорят, обратилась к Богу, после чего ее больше никто не видел. Теперь появилась здесь, на что я, собственно говоря, после сообщения Батуры, уже и не рассчитывал.
У Марины современная модная прическа, строгий, почти официальный костюм... Огород в нем пахать ей будет неудобно... Она хоть и не тракторист, но ходить по борозде, указывать и следить нужно, а то напашут...
Ни в какой монастырь она не стриглась, хотя отношение к церкви имеет как верующая и работает в какой-то реставрационной мастерской, потому что закончила факультет российской филологии и художественную студию одновременно.
– Я, Толя, та женщина, которая внезапно осталась совсем одна – потеряла всех близких, а первым был брат. Одену, бывало, платок – и в церковь, к Богу... А куда было тогда, в те времена... Нет, ты не думай, у меня нормальное, полноценное бытие, если такая формула корректна для употребления вообще.
Мы сидели на облупленном крыльце вытоптанного когда-то нашими ногами двора, заросшего теперь одичавшим без людей спорышом.
– Что вы хотите делать с хатой?
– Сначала приведу в порядок снаружи, – ответила Марина. – А внутри родственники присматривали. Зайдем?
В доме остановилось время. Те самые высокие сволоки, незатейливая мебель, нависающие портреты могучей ретуши фотомастерской гуляйпольца Каплана... А живого духа нет... Так пахнет в музеях.
– До бумаг Максима у меня руки тогда не дошли. Все, что было, отдала его товарищам и супруге. Хорошо, что оно теперь попало к тебе, это можно сказать, приятный сюрприз. Ты не случайно за это дело взялся, все близкие его душу чувствуют... Она витает здесь, он ведь своего сделать на земле не успел…
Витает с ней и история – знакомая нам будничная действительность совсем недавнего еще прошлого, которая казалась нормой жизни, вписывалась в повседневные реалии и не вызывала никакого удивления. Об отдельных украинских регионах – зонах изгнания украиноязычных журналистов... Одни оттуда при первом случае быстро сбегали, другие привыкали, а некоторые красной тряпкой маячили…
– Я знала, что Максима как бы за националиста считали... Со своими проектами он, как говорится, самого Руденко достал… А после встречи с ним еще и письмо в Киев отослал насчет будущности нашего языка. А бумаги возвратились к Руденко... Я думаю, что Максима командировали в надежное место то ли проучить, то ли зло сорвать – а там одного удара в висок хватило. А дома как раз двойня родилась...
У меня почему-то исчезли все вопросы.
Да и Марина явно закругляла встречу. Она хоть и не манерная, но что-то протокольное чувствуется.
– Потом те же самые Руденки в тех же самых креслах начали действовать совсем наоборот... У меня уроков русской литературы не осталось... Вот такие метаморфозы... Все поняли почерк новой власти – одна и та же рука... Народ увидел, что не смог поставить у руля иных, способных на проведение реформ людей, вместо демократии у нас существует политический балаган, под шум-гам которого бывшие блестяще решают собственные проблемы...
– Ты на кого, Марина, как говорится, здесь работаешь? И почему, действительно, как резидент? Наверное, на грантах?
– Мы откроемся завтра, поэтому пока что конспирация, не стоит дразнить собак. У нас тут ведь не столько предвыборная борьба, сколько генетическое непринятие иной точки зрения, не будем вспоминать моего брата и собственную историю, основные главы которой – бесплодные либо разрушительные внутренние противоборства. Путь к демократии лежит через взаимопонимание, через единение альтернативных взглядов в доминанту государственности. Сказать тебе, что я работаю на демократию, на Украину – это слишком, но приблизительно так. И наше дело на этих выборах выиграет безусловно... В любом случае выиграет!
– Я это почувствовал: «Векторы движения – демократическое общество, консолидация интересов разрозненных и антагонистических групп»...
На двор заехала легковая автомашина. Марина пожала мне руку: «За брата!» И дала визитную карточку с номерами телефонов, электронной почтой и адресом неоткрытого еще представительства...
30. Эпилог
Гей, воли,
Бо нема коли,
А хоч ә коли,
Так ніколи *
Чумацька пісня
Антон прибыл за нами в одиннадцать. Мы попрощались с Калюжным и заехали выписаться из гостиницы. Нашли администратора.
– Вы, когда вселялись, говорили по-нашему, а мы и рты поразевали...
– ... а «цигани диню вкрали»...
– Дыню мы им сами дадим, а вам, заграничным, здесь селиться без разрешения нельзя... Требования такие – сообщать, куда нужно, а там два выходных дня...
Котовский как в воду смотрел... А я, между тем, ничего не пойму. Границу пересекали в соответствии с законом.
– Запишите, что мы местные... С Башаула...
– Ага! Поросят в номере «люкс» продавали...
– Возьмите деньги так, – цыкнул на них Антон, – и возвратите документы. Скажете, что никто не жил... Вот ведь порядки развели – цыганам можно, а своим – нет! А ну, где ваш начальник, забыл, как его...
В гуляйпольской гостинице надежная зона спутниковой связи, третий раз уже на входе меня кто-нибудь достает...
Звонил Рубинштейн с указанием сесть из Харькова в новый спальный карагандинский вагон, который прицепил на это направление его друг Виктор Попов.
– Мы из Запорожья сегодня вылетаем чартерным рейсом...
– Ясно, фирма при деньгах... Ну, хорошо. А то я в войну Харьковщину с боями прошел, так хотел передать привет...
– Передам с борта самолета.
– На пушкинский призыв откликнулся?
– На какой?
– «Пора, мой друг, пора!».
– У вас не голова, а ноутбук...
– Какой ноутбук? А-а-а, чемодан... Скажи лучше, как там с белыми шариками? Ты там за кого?
– Как это за кого? Я здесь эмигрант... А с шариками все в порядке... Тянуть собираются все... Общая активизация, тотальная политизация и небывалая мобилизация... Нет, надеются, что черного не будет... Вы уже говорили, что серых нет... Белые? Белый есть, где-то под руками лежит...
Найдется...
* Ну, пошли, быки, / Нету времени, / И хоть время есть, / Медлить некогда.
Чумацкая песня
Распрягайте,
хлопцы, коней
Антология
гуляйпольской поэзии
Гуляй-Поле – город решительно мал. Одна десятая Костаная. Но не городок. И хотя меньше в Украине, стране городов-миллионеров, не бывает, славой с ним любому мегаполису еще нужно померяться… Изволить подняться и встать рядом для выяснения…
Это при том, что Гуляй-Полю дали под дых, и оно пока не распрямилось. Никто бы не подумал: какие-то филологи, очкарики близорукие, исподтишка – прямо в солнечное сплетение. Тире из этого сплетения убрали, и не осталось того, безбрежно ветреного, буйного, неукротимого.... Не скажите только, что легенда махновской столицы здесь не при чем... И что очкарики были филологами – вон ведь как ловко и тихо переименовали: Гуляйполе…
Любому понятно, что одно, даже сложное слово, ударение, увы, имеет лишь одно и как бы теряет свою неакцентированную часть. Поэтому названия расчленяют, и не пишут, к примеру, Иванофранковск или Франкфуртнамайне. «Причесанное» Гуляйполе закрепило «наголос» на первом слове, оно и доминирует, остальное идет прицепом. Дедам нашим было понятно когда-то, а родственным душам-казахам и теперь, что поле-степь в названии далеко не второстепенное. Вот вам и вся грамматика.
Ничего… Придет время, распрямится...
В городе – маленький исторический центр, его миновали беды эпохи зодчества в стиле «барако». Но беда пришла с немцами, они недавно еще, на нашей памяти, нас за людей не держали. А мы таких тоже. Они начали и проиграли, но порушили-спалили многое в этом центре дотла… Гуляйпольцы потом все поставили на место, как было… На большее сил не хватило, и слава богу. О разрухе теперь напоминает лишь старинная, но еще дышащая громада мельницы из красного кирпича, которую гости города поначалу принимают за переживший осаду средневековый замок. Но в ветхости ее нужно винить эксплуататоров, сменивших хозяев-основателей.
При всей скромности Гуляйполе – большой Центр. Для всяких любимовцев, добропольцев, темировцев, прилучан, чьи цветущие села окружают цитадель. Есть среди них Малиновка, свадьба в которой стала известной всем благодаря тамошнему писателю Леониду Юхвиду. Есть и Варваровка сбоку, городские нас варварами обзывали. А старожилы говорили: святая Варвара – покровительница села и нашего народа. Ее отец родной за веру убил. А украинцы мощи во Владимирский Собор киевский перевезли. Как пример жертвенности за правду…
Вкупе это и есть Гуляйпольщина с ее южно-украинским колоритом и самобытным укладом жизни. Со щедрым урожаем на людей, которые пытаются осмыслить эту жизнь, как бы приподнимаясь над этим укладом. Да рассказать про все увиденное остальным, тем, кому некогда «вгору глянуть», кто ничего не замечает. Возвышенности этих людей гуляйпольцы отдавали должное... Проходя мимо дома Михайла Гайдабуры (я одно время напротив жил), многие отвешивали почтительный поклон его памяти – писатель не вернулся с войны. По Гуляйполю, в черном пальто длиннополом, Василь Диденко выхаживал, стихи новые вынашивал. Что не мешало ему отвечать на приветствия прохожих. С ним здоровались все, хотя он еще совсем молодой был…
С поэзией Гуляйполя мы знакомим наших читателей. Творчество здешних авторов, на мой взгляд, всегда отличалось смыслом прямым и конкретным. Выраженным афористично, но часто такими «загибами» в версификаторстве с украинским словом, рифмой и фразой, что голова кругом идет. Но и то и другое не пролетает мимо ушей, а по свежести и незатасканности своей остается в памяти. И весьма трудно поддается чувственному переводу на русский: порою кажется, что поэт просто виртуозно играет словом, выверяя грани возможного. Но это лишь кажется. Ибо главная особенность этих стихов – утонченное понимание великого чуда бытия, вызов будничному восприятию жизни, оттого и история Гуляйполя такая необычная. Тем более что самый знаменитый гуляйполец Нестор Махно в этой антологии оказался весьма и весьма в тему.
Впрочем, пусть о своей поэзии сами гуляйпольцы скажут.
Григорий
ЛЮТЫЙ
Полуночное письмо
Да ничего особого, мой друг.
Так – сочинил тут несколько стишат
Про степь ночную, счастье напрокат,
Про череду то взлетов, то прорух.
О том, что уже поздно все менять,
Долой хотя бы лет так двадцать пять…
«Не стоит прошлое душевной маеты», –
Сказала жизнь. А с нею мы на «ты».
К чему теперь терзаться – что да как?
Ты говоришь – у самого не так,
Ты говоришь – бывает, ночь прошла,
А в мыслях луг зеленый у села,
Соседка-девочка, весь край наш от и до,
В кустарнике – пичужкино гнездо...
Ты помнишь… Но твердишь всегда:
Не для стихов такая ерунда.
А я глобальных тем не уловлю,
Пишу о том, что знаю и люблю.
Эй, ты отчина, степь широкая…
Поэзия XIX - начала XX века
Известно, по крайней мере, о трех гуляйпольцах этого времени, заявивших о себе в литературных кругах Украины и империи. Это поэт и композитор Иван Иванович Рачинский, член Петербургского товарищества музыкальных собраний, автор нескольких сборников романсов и перевода на украинский язык поэмы Тита Лукреция Кара «О природе вещей».
Имена поэтов и переводчиков Вита Андреевича Косовцева и Григория Борисовича Кернеренка (Кернера) открыты для современников недавно, хотя фамилии их в Гуляйполе увековечены. На землях дворянского рода Вита Андреевича расположился пригород Косивцево, а отец Григория, «подслеповатый дедуган» из немецких евреев, Борис Кернер основал завод сельхозтехники для нужд освоенной целины в Таврической степи и паровую мельницу. На их подворьях и поныне продолжается жизнь.
Кернер-младший, судя по стихам «за правду» и псевдониму, оказался меж двух сословий и с двумя народами:
Тебе ж, Украҝно моя,
Я буду вік кохати:
Бо ти хоч мачуха мені,
А все ж ти мені мати!*
К слову, весьма и весьма нравоучительный пример как для матери, так и для сыновей в наши постсоветские времена.
* Тебя, Украина моя, /Буду любить вовек./ Не мачехой, как думал я, /Ты матерью стала мне/
Грицько
КЕРНЕРЕНКО
(Григорий КЕРНЕР)
1863 – 1921
Песок и звезды
Месяц и звезды в холодном сиянье,
Под небосводом свет солнца угас.
Я ночью читаю Святое Писанье,
Наверное, тысячный раз.
Вникаю в слова откровения
И голос внимаю святой:
...Народ мой, ты всюду развеешься
песчинкой прибоя, пылинкой-звездой.
Владыка небесный, твое это право,
Оно исполняться должно
И сбудется поздно иль рано,
Иного пока не дано.
Сбылись, к сожалению, раньше
Пророчества о песке,
По нему, как по судьбам нашим,
Безжалостно топчутся все.
И правда твоя: мы песок, мы каменья,
Потешилась вдоволь судьба.
Но где звездопад предреченный?
Пока лишь кромешная тьма...
Поэзия Нестора Махно
Отмечено такое явление среди весьма богатого публицистического, мемуарного и эпистолярного наследия гуляйпольского коммунара. Плодотворным в этом отношении местом стала для него тюрьма, где в щедро отпущенное время узник в режиме самообразования занимался литературными опытами. Сидевший там же и наполнивший бутырские «университеты» Махно идейным анархическим содержанием, Петр Аршинов вспоминал, что поэзия будущего батьки была лучше, чем проза.
Но от всего этого только воспоминания и остались. Сохранился подстрочник стихотворения «Степь», выношенного в голове на родной мове, а записанного вчерне по-русски. Но в родных же языковых оборотах, как, к примеру, «батька мой, степь широкая» (в украинском языке «степь» – мужского рода)…
Григорий Лютый поэтической калькой вернул стихотворение Махно на украинскую речь ее напевными рифмами. И не только: с композитором Анатолием Сердюком они осуществили порыв молодости Нестора Ивановича и сделали бутырские наброски песней.
А я из текста Григория Лютого – такое бывает – сделал обратный перевод на русский. Получилось в итоге то, что в таких случаях называется «по мотивам». Подстрочника Махно…
Нестор
МАХНО
1889-1934
(Обработка
Григория Лютого)
Степь
Эй, ты, отчина, степь широкая,
Мы остались одни с тобою…
Молодая удаль моя
Сплыла вешней водою.
Ой, вы звезды, звезды упавшие,
Мне уж тоже дорога не в милость,
Мои кудри в пути тернистом
Порошею белой покрылись.
Ой вы, ночи, черны, темнооки,
Я не вижу, куда иду,
Я ведь с юности одинокий
И таким пропаду.
Где ж вы, братья мои все, милые?
Слезам нашим никто не поверит!
Я – как дуб на кургане-могиле, –
А вокруг лишь тучи да ветер…
Бутырское поэтическое наследие Махно исчезло. Но более позднее – несколько стихов на русском языке в духе революционной лирики – осталось.
* * *
Я в бой бросался с головой
Пощады не прося у смерти,
И не виновен, что живой
Остался в этой круговерти.
Мы проливали кровь и пот,
С народом откровенны были.
Нас победили. Только вот
Идею нашу не убили.
Пускай схоронят нас сейчас,
Но наша суть не канет в Лету,
Она воспрянет в нужный час
И победит. Я верю в это!
1921
Розпрягайте, хлопцi, конi…
Поэзия военных лихолетий – предмет особого разговора. Человеческие ценности переосмысливаются. Выбрасывается фальшь и суета сует, остается вечное: то, что с Надеждой, Верой и Любовью. То, что с жизнью…
Поэтому я поверил в подлинность опубликованного недавно рассказа жены Махно, Галины Андреевны Кузьменко, надолго пережившей (у нас в Казахстане, между прочим) своего мужа. О том, что песня «Роспрягайте, хлопцi, конi» написана в самом пекле войны бойцом и песенником повстанческой армии в одном лице Иваном Негребицким. И с рукописи начитана Нестору Ивановичу, отозвавшемуся о ней в запарке между кровопролитными боями весьма положительно.
Иван Негребицкий «задокументирован», кстати, как автор гимна махновской армии «Под знаменем черным» (на русском языке):
Споемте же, братья,
Под громы ударов,
Под взрывы и пули,
Под пламя пожаров,
Под знаменем черным
Гигантской борьбы,
Под звуки набата
Призывной трубы.
Припев: Давно уж, товарищи, время настало
Проснуться рабочему люду…
Гимн сложен по всем законам жанра и классовой борьбы: четкость, лаконичность, доходчивость. И железная поступь полков в ритме «тра-та-та!». Так что, понятно, мы имеем здесь дело с поэтом.
Поверил я рассказу вдовы не в смысле сомнений в подлинности эпизода, свидетелем которого она стала. А в смысле определения авторства, которое в таких случаях часто ассоциируется с народом, с перепевами и отголосками. Словом, поверил в махновское происхождение песни.
И наоборот, песня якобы махновская «Любо, братцы, любо…» на самом деле есть обработанный музыкально и литературно вариант куплетов донских казаков. Она была вмонтирована в антураж повстанческой армии для фильма «Пархоменко» уже в советские времена.
...Итак, первозданный текст с диктовки Галины Андреевны Кузьменко. Он насколько известный и по-общеславянски прозрачный, что в переводе не нуждается.
Розпрягайте, хлопці, коні
Розпрягайте, хлопці, коні
Та й лягайте спочивать.
А я піду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.
Копав, копав криниченьку
У зеленому саду –
Чи не вийде дівчинонька
Рано-вранці по воду?
Вийшла, вийшла дівчинонька
Рано-вранці воду брать,
А за нею козаченько
Веде коня напувать.
Просив, просив відеречко,
Вона йому не дала.
Дарив, дарив ҝй колечко,
Вона його не взяла.
Знаю, знаю, моя мила,
Чим я тобі не вгодив –
Що учора із вечора
Кращу тебе полюбив.
Вона ростом невеличка,
Ще й годами молода.
Руса коса до пояса
В косі лента голуба.
Пишу о том, что знаю и люблю
Поэзия современных авторов
Василь
ДИДЕНКО
На долине туман
На долине туман,
На долине туман упал,
Цветы мака в росе,
Цветы мака в росе купал.
Стежкой девочка,
Стежкой девочка шла,
Цветы лета в очах,
Цветы лета в очах несла.
На долине туман,
На долине туман поплыл,
Ее ноги росой,
Ее ноги росою мыл.
Домой девочка,
Домой девочка шла,
Цветы лета,
Цветы лета в село несла.
И я следом,
И я следом за ней ступал,
А в долине туман,
А в долине туман пропал.
Олекса
ГАЙЧУР
(Александр
КАРПЕНКО)
Баллада про капусту
К той поре улетают гуси.
На речке тоскливо и пусто,
Рукой вослед помахав,
До дома вернусь я.
Там мама с бабусей
Солят капусту.
А мне отдадут кочан.
Хрустящее крошево
Низками-дольками
Ровно ложится в чан.
А я, наблюдая сбоку,
Молча грызу кочан.
Годы те улетели, как гуси,
Крошевом долек-дней.
А оглянешься –
В чане не густо...
Всплывает на ум капуста
И бабушкин мне совет:
А ну, загляни-ка, внучек,
Тебе там ведь видно лучше –
Нет ли где дырки на дне?
Иван
АЗАРОВ
Вечер ходит возле хаты
Вечер ходит возле хаты,
Дремлет в сумерках сирень,
Пахнет мятою примятой…
Не уснуть сегодня мне!
Свет далекий звезд лучистых
Манит в рощи до зари,
Там девчатам голосистым
Подпевают соловьи.
Я пойду лугом некошеным
Среди цвета и росы,
Выйду к вербам завороженным
Удивительной красы.
Соберу цветы росистые,
Меж девчат найду свою
И навеянными рифмами
Песню сердца изолью.
Вечер ходит возле хаты,
Дремлет в сумерках сирень...
Он не песней, он кантатой
Отзывается во мне!