Книга первая (продолжение)

Вид материала

Книга

Содержание 1962—1969, Одрабаш-Казань.

Подобный материал:

• Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
• Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
• Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга, 14061.84kb.
• Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
• Мурад Аджи, 3542.22kb.
• И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
• Книга Иисуса Навина (евр: "Иешуа"), продолжение Второзакония ("и бысть"), 124.9kb.
• Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
• Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
• * книга первая глава первая, 3492.97kb.

* * *

Миром, основой которой является энергия в разных ее личинах, правит один общий закон — закон движения.

В нем три элемента. Первый — объективный, мате­риаль­ный, вечносущий, истинный, изменяющийся сам в себе. Второй — субъективный, кажущийся, представляемый нами, людьми, или другими существами, творимый и изменяемый нами. Третий — загадочный, почти незнакомый, внефизический, возможно, творящий физическую реальность.

Между ними и в них — отношения взаимопроникновения, постоянного взаимодействия, независимой зависимости.

Пунктирная линия раздела отделяет их друг от друга,­ но нет пограничных столбов; границы зыбкие, относитель­ные, условные. Субъективное в своем проникновении в объективное и объективное в своем воздействии на субъектив­ное меняются местами, меняют свои лики. Бескрайнее физическое, возможно, только малая часть трансфизического.

Жизнь мироздания — вечная игра движения. Игра субъективного и объективного, материального и духовного, физического и внефизического, детерминированного и индетерминированного, необходимого и случайного, непрерывного и дискретного — вечная игра, маскарад, когда лицо момента, возможно, не лицо, а всего лишь маска.

Основной вопрос философии — что первично, что есть Начало?

Но где, где вы проведете черту между первичным и вторичным, между некоей первосубстанцией и производными ее?

Конечно, невозможно трудно жить в мире безжалостного релятивизма, в котором нет ни одной святыни, ни одной иконы, ни одного идола, господам панпсихистам и панматериалистам, любителям мудрости панобъективистского или пансубъективистского толка. Видеть постоянно кипение страстей, участвовать в торговле, когда на прилавки выбрасываются мысли не в розницу, не поштучно, а огулом, оптом? Как тут разобраться в этой мешанине? Нельзя, невозможно видеть и ощущать этот разгул стихий. Где былой порядок, где прежняя ранжированность? Вместо седовласых мудрецов, имеющих заслуженные и всеми признанные мозоли на седалищных частях тела, какие-то самозванцы? Нет, лучше не знать ничего, не видеть. Невидимое же, не ощущаемое, не воспринимаемое не существует. Эту последнюю истину, истину не в последней инстанции, не для всех случаев, открыл для себя и других еще в XVIII веке Джордж Беркли. С тех пор его знаменитый постулат мусолят беспрестанно. Но что любопытно и парадоксально в этих нескончаемых дискуссиях — это то, что вся история позднейшей философской мысли, впрочем, и история доберклианской мысли, за редким исключением, является не более чем серией примечаний к эффектному афоризму английского епископа.

Невоспринимаемое не существует. А кого и что мы воспринимаем?

Для многих мыслителей материалистической ориентации не существует Бога, они Его не воспринимают. Для других не существует самой материальной действительности. Для третьих материя и сознание отделены друг от друга непреоборимыми переборками. Для четвертых трансфизический мир — чистое недоразумение и заблуждение ума.

Мое увлечение философией началось с того, что я как-то стал читать «Философский словарь». В словарях нет ничего лишнего. Там на весу каждое слово. И различные философские направления или учения отдельных мыслителей и философов там, по существу, отлиты в лаконичные формулы. И как же шокирующе бросился мне в глаза, какое удивление вызвал разнобо­й в этих формулах! Никто не искал Единое в мире, все зациклились на отличиях, на отмежевании друг от друга.

Натянутые, враждебные отношения панпсихистов и панматериалистов, панобъективистов и пансубъекти­вистов, детерминистов и индетерминистов поражали, ­приводили в недоумение. Отцы различных церквей в ­философии не воспринимают, принципиально не «видят» друг друга. Каждое из течений не может признать права на существование других точек зрения. Наряду со своей, конечно. Это ниже их разумения. Коктейль из разных вин им не по вкусу. Они предпочитают лишь нечто химически чистое, абсолютно беспримесное. Несколько свободнее чувствуют себя и несколько неразборчивее в своих пристрастиях дуалисты, прагматисты, неореалисты, но и им чужда универсальность. Философские компромиссы, на которые они идут, мелки, ограниченны.

Грубая базарная перебранка отцов учений меня поразила. И помню, именно над страницами «Философского словаря» ко мне пришла центральная идея моей жизни в философии и религии — мысль о Едином.

Мне было тогда двадцать четыре года. Я был автором около десятка рассказов, нигде к тому времени не опубликованных, был наивен, чист. И философски совершенно малообразован — в пределах университетского курса философии. Горы переработанных книг ради сверки своих идей были еще впереди.

Это тоже очень интересно — почему ум сразу же нашел себя в мысли о Едином, в мечте о некоем универсальном Слове, обнимающем собой все и вся? Эта идея была для меня, наверное, врожденной.

Уже априори я видел мир многообразным, многоречивым, многоистинным, многосоставным, но единым. Я видел его то плотски пластичным, вещным, то неуловимым для определения, туманным, абстрактным. Сразу же, с первой моей мысли о нем, мир предстал как нерасторжимое единство материального и духовного, как родство субъективного и объективного, как взаимозависимость конечного и бесконечного, физического и трансфизического. Почему?

Да, чего я хочу в конечном счете, что означает эта моя великая всеядность? Гильотинировать ограниченность воззрений? Казнить на эшафоте разума мелочную однобокую, плоскую, как доска, одномерную мысль?

Хватит делать из природы свое узкое подобие. Природа безмерна, и также безмерно должно быть человеческое «я».

Мир — разноликий, разнообразный, разномастный, но единый, дробится нами на части, расщепляется, ­ограничивается в своих универсальных характеристиках.

«Не трогайте, вы — убьете»,— писал Рильке. Но что нам, надутым спесью своего превосходства над природой, до этих предостережений!

Повсюду на земле знания видны границы, отбрасывающие это знание к самому себе, замыкающие его. И земля знания становится похожа на застенок, на тюрьму, в камерах которой заточен человеческий дух, осужденный на одиночество. Разве я сам не осужден на это одиночество и молчание? Сколько еще лет и десятилетий у меня будут запечатаны уста? Или мой срок бессрочен, так сказать, трансфинитен? И тот полузвериный рык, те крики и бесноватые вопли, которые доносятся порой из-за тюремной ограды — вопли страстотерпцев, безумствующих пророков, отстаивающих свою правду, но не слышимых никем, даже соседями по камерам. Среди этих воплей слышен и мой голос.

Чего же хочу я, человек прохожий в этом мире?

Довольно границ. Вместо железобетонных надолб и пограничных столбов — легкий диалектический пунктир. Диалектическая кладка легче выдержит напор времени. Она изменчива, неопределенна, гибка.

Надо выпустить сумасшедших пророков на волю, дать им право на слово. Быть может, именно в их воплях содержится зерно истины о мироздании, о природе, об Абсолюте, искомое человечеством?..

(Далее текст написан не карандашом, а пером. Сплошные синие разводы. Текст невосстановим. В самом конце погибшего листа сохранилось только несколько слов.)

...Главная песня мироздания — гимн Единому...

* * *

Увидеть главный вал событий, накат основной волны и — работать на этот процесс.

XX—XXI века — пора символической культуры. Это время собирания разбросанных камней. Все будет стягиваться в этот период в один мощный узел. Задача истории на этом этапе — собирание человечества воедино. Центростремительные силы, делающие человечество одним единым организмом, будут все более накапливаться и увеличиваться в своей мощи; центробежные силы, раздирающие организм, слабеть. Значит, и перед творцом, будь он художником слова, философом, богостроителем, мистиком, астрологом, проповедником, стоит задача объединения человечества.

Что это означает? Наверное, одно — работать не на мелкую волну, не на национальную исключительность, не на преходящий партийный интерес, не на клановый эгоизм, а на главный вал мирового движения. Быть выразителем этого движения, человеком, производящим новое общество. Сверхчеловеком. Мегачеловеком.

* * *

Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю». Как это глубоко и поразительно верно.

Когда понял я это? Я понимал эту формулу истины и раньше. Но когда понял это до конца? И понял ли я теперь это до конца? Понял ли то, что я прихожу в мир только для того, чтобы понять это?

Дело, назначенное мне, еще не исполнено, а я слышу уже мелодию конца. Когда я совершу все назначенное, я покину этот физический мир и уйду в мир трансфизический. Миссия, возложенная здесь на меня Абсолютом, будет выполнена; я передам все, что знал, тому, кто останется после меня и чьи цели будут многократно превышать мои, нынешние. Тебе или мне, оставшемуся, придется далее исполнять назначенное. Камни с поля собраны еще не все...

(Дальше текст сожжен,— следы огня. Восстановлению текст не подлежит.)

1962—1969, Одрабаш-Казань.

2000—2002, Казань.

Dias Valeyev’s Horee books «Assurance in Invisible» tells us about the life of a world’s man. His dramatic fate is given on the background of the global time and the global space.

The author freely and easily tells us about the events that took place millenium and centuries ago. Having suggested an idea of a three-structured man he has come to a conclusion that now we are in the zone of the total transmission to the civilization of the third possible level that is to state of mega or God’s mankind. In his book the author is thoroughly examining the world’s rhythms and sthyles, both symbolic and realistic ones that go through a man’s whole activity and form his character, they are being observed from the very beginning of the human culture up to the present time and even our future. Since the time between the XlX-th and the XX-th centuries, the author thinks, a new era of the IV Great symbolic culture has opened. It is characterized as well as the former symbolic cultures in the history of mankind by appearance of dictatorship, the rights and the lefts in the political sphere and by the birth of a new world religion, the seventh in succession in the spiritual sphere.

Unlike Porfiriy Ivanov’s teaching and Daniel Andreyev’s «Rose of the World» panreligion and a Korean believer San Mjun-Mun’s All Cristian Church, the views of the preachers Vissarion, Eugene Beresicov; tov, the creator of the Universal Cathedral near Kazan Ildar Hanov, Dias Valeyev is creating his teaching of Super God, or God Absolute far beyond all former world religions. His God is God for all: for the white and the black, for the red and the yellow, for educated and illiterate, for believers and atheists. His book is a cathedral that the author has been creating for forty years, it is the first temple of the future God of mankind. Any stranger irrespective of his convictions and belilves will find the word of his soul is searching in the newuniversal temple.

* * *

Dans les trois livres de «L’Assurance en Invisible» par Dias Vale`yev i1 s’agit du destin de l’homme de monde. Ce destin dramatique est represente` au fond du temps et de l’espace globaux. Librement et avec facilite` l’auteur manie les siе`cles et les pe`riodes de mille ans. Aprе`s avoir avance` l’ide`e de l’existence de trois faces ou de trois parties inte`grantes du «moi» humain, il arrive a` la conclusion qu’a` pre`sent nous sommes en zone du passage total a` la civilisation du troisiе`me niveau possible, c’est a` dire a` l’e`tat de la me`gahumanite`. Dans le livre pas mal d’attention est accorde`e a` l’examen des rythmes mondiaux, de la pulsation des styles, du symbolique et du re`alistique, a` travers toute l’activite` de l’homme, tout en de`terminant son caractе`re et que l’auteur suit a` partir des origines de la culture humaine jusqu’a` nos jours et avec regard dans l’avenir. A la limite du XIXe et du XXe siе`cles selon l’avis de l’auteur, a commence` l’e`poque de la IVe Grande culture symbolique qui se caracte`rise comme toutes les cultures symboliques pre`ce`dentes des dictatures, de droite et de gauche, dans la sphе`re politique par la naissance d’une septiе`me religion, suivant le compte, dans la sphе`re d’esprit. A la diffe`rence de la panreligion de «La Rose du Monde» par Daniel Andre`yev, de la doctrine de Porfiri Ivanov, de l’Eglise Chretienne Universelle du pre`dicateur core`en San Mune Moune des regards des pre`dicateurs Vissarion, Eugе`ne Be`re`zikov, du batisseur du Temple Universel aux environs de Kazan, Ildar Khanov, Dias Vale`yev cre`e sa doctrine sur le Super-Dieu ou sur l’Eternel Absolu en dehors de toutes les religions mondiales pre`ce`dentes.

Son Dieu c’est le Dieu pour tous: blancs et noirs, rouges et jaunes, riches et pauvres, instruits et analphabе`tes, croyants et incroyants. Le livre est le cathe`drale que l’auteur e`crivait au cours de quanante ans. C’est le premier temple du futur Dieu de l’humanite`. Chacun qui cherche la ve`rite`, quelles que soient ses croyances et ses convictions, estime Vale`yev, trouvera dans un nouveau temple universel le mot que cherche sa propre ame.