Александр Паничев Бикин Тайга и люди

Вид материалаКнига

Содержание


Рис.1. Маршруты первых исследователей Бикина
Первобытный коммунизм
Советский период истории
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

Рис.1. Маршруты первых исследователей Бикина:

1 - маршрут В.К.Арсеньева зимой 1907-1908 гг.; 2 – маршрут А.И.Куренцова летом 1948 г.


Бикинские удэгейцы


Первобытный коммунизм


Современные этнографы относят удэгейцев к тунгусо-манчжурской группе народов, древней прародиной которых считается территория, прилегающая к озеру Байкал. Помимо удэгейцев к этой же группе относятся манчжуры, нанайцы, орочи, ульчи, эвены, эвенки и некоторые другие народы, расселенные ныне в Сибири и на Дальнем Востоке. Ближайшими прародителями юго-восточной группы народов, к которой относятся и удэгейцы и нанайцы, считаются племена мохэ, которые когда-то населяли практически весь бассейн р. Амур, а также реки морского побережья от устья Амура на севере и до современной Кореи на юге. Появление тунгусо-манчжурских племен мохэ на территории Сихотэ-Алиня большинство историков и археологов относит к рубежу новой эры.

В формировании генетического портрета современных коренных малочисленных народов, которые проживают на юге Дальнего Востока России, принимали участие гены многих великих народов, населяющих или населявших ранее этот регион. Вероятно, наибольшее влияние в древнее время (на рубеже 2-2,5 тыс. лет назад) оказали японцы, затем корейцы и китайцы, наконец, в последнее время сильнейшее влияние оказал и продолжает оказывать российский этнос, основу которого составляют, как известно, славяне.

Начало формирования этнической общности современных представителей коренных малочисленных народов Сихотэ-Алиня, одна из которых до сих пор проживает на Бикине, часть историков относит к XII в., к периоду завоевания монголами государства чжурчженей-удихэ – Алчун (Шавкунов, 1990). Остатки чжурчженьских крепостей и селищ широко распространены на территории Приморья, известны они, как показано выше, и в долине Бикина, в частности, в нижней и средней части. Согласно этой версии, считается, что уцелевшие чжурчжени укрылись от захватчиков в недоступных для монгольской конницы дебрях уссурийской тайги. После разрушения основных атрибутов государства (структуры власти и коммуникаций) в условиях труднодоступной таежной территории у чжурчженей постепенно произошла смена производящей экономики на присваивающую. В результате возникшей между группами беженцев пространственной разобщенности, а также кровосмешения их с переселенцами, которые периодически волнами приходили на эти территории, постепенно сформировались удэгейцы, орочи, нанайцы и другие близкие им этнические общности, представляющие ныне всю гамму коренных малочисленных народов Сихотэ-Алиня.

Существует и другая версия истории формирования народа удэге. Ее поддерживают большинство археологов, в том числе А.П.Окладников, Е.И.Деревянко, В.И.Дьяков, О.В.Дьякова и ряд других. Согласно этой версии, удэгейцы никогда не входили в чжурчженьское государство в качестве полноценных граждан. Они были лишь аборигенным этническим субстратом, появление и формирование которого происходило задолго до возникновения государства Алчун, а быть может и Бохая.

Какая из этих точек зрения ближе к истине, со временем ученые разберутся. Пока же более или менее уверенно можно говорить лишь о том, как давно живут предки удэгейцев на территории современного Приморского края. Очевидно столько же, сколько живут в этом регионе тунгусо-манчжурские племена, т.е. около двух, двух с половиной тысяч лет.

Из всех исследователей досоветского периода наиболее основательный след в изучении истории и культуры удэгейцев оставил С.Н.Браиловский (1901). Он же впервые выявил этноним удихэ, которым называли себя сами удэгейцы. В конце 20-х гг. В.К.Арсеньев (1948) преобразовал удихе в удэге, в итоге появились удэгейцы. Это название закрепилось в научной литературе и используется до настоящего времени.

С некоторых пор термин «удэгейцы» объединяет представителей всех, сохранившихся до настоящего времени, коренных малочисленных народов, проживающих на территории Приморского края. Общая их численность в крае около тысячи человек. Приблизительно столько же представителей коренных малочисленных народов отождествляет себя с удэгейцами в Хабаровском крае. Еще совсем недавно коренные народы, проживающие на Бикине, делили себя на представителей двух приблизительно равных по численности этнических групп – на удэгейцев и нанайцев (гольдов). Была также третья этническая группа, существенно меньшая по численности, – это орочи, или тунгусы, как их называли до 50-х гг. В последние годы из-за активного кровосмешения между этими народами такое разделение перестало иметь смысл.

К середине XIX в., когда Уссурийский край окончательно отошел к России, его аборигенное население едва достигало численности нескольких тысяч человек. Оно было расселено по долине и крупным притокам реки Уссури, по некоторым притокам Амура, а также по рекам морского бассейна, начиная от устья Амура на севере и до залива Посьет на юге. Все удэгейцы жили небольшими обособленными группами, включавшими в свой состав по одному или по нескольку родов.

К началу XX в. таких территориальных групп сохранялось еще восемь: хунгарийская, анюйская, хорская, бикинская, самаргинская, иманская, при­морская и кур-урмийская (Ларькин, 1958).

Наиболее полные сведения о расселении и численности удэ­гейцев в дореволюционный период содержатся в данных Всероссийской переписи населения 1897 г. Всего по данным переписи было зарегистрировано 1842 человека, называвших себя удихэ. В начале XX в., начиная с 1906 по 1910 гг., вследствие эпидемий оспы и голода численность удэгейцев сократи­лась приблизительно на 500 человек (Старцев, 2000).

Главным пищевым ресурсом всех коренных жителей Сихотэ-Алиня была рыба лосось (из проходных видов – кета, горбуша, сима и голец, из постоянных обитателей рек – ленок и таймень). Рыба была не только пищевым ресурсом, из рыбьих кож делали одежду и обувь. Делали также клей, с помощью которого подшивали к лыжам камус, применяли его в столярной работе и при изготовлении одежды. В жизни удэгейцев рыба имела настолько важное значение, что китайцы называли этот народ не иначе, как юй-пхи-тадзы, что в переводе означает «инородцы, одевающиеся в одежду из рыбьей кожы».

Охотничью обувь и одежду из рыбьих кож на удэгейских охотниках автору этой книги приходилось видеть в верховьях реки Самарги еще совсем недавно, в 1974 г.

О значении рыбы в питании туземцев, проживавших в долине р. Уссури, очень метко записал в своем дневнике французский миссионер Де ла Брюнер, посетивший этот край в 1846 г.: «На Уссури ловля кеты соответствует нашей уборке хлеба: при недостатке ее голод опустошает страну» (Сем, 1978).

Помимо рыбы существенное значение в питании удэгейцев, нанайцев и орочей, обитавших на залесенной территории, имело также мясо диких животных. Основной товарной продукцией практически всех лесных аборигенных жителей в таежном Сихотэ-Алине была пушнина, которую они выменивали у купцов на муку, соль, текстиль, инструменты, оружие и другие товары. В меньшей мере доход приносили шкуры и лечебные дериваты диких животных, а также лечебные растения.

Удэгейцы (как и нанайцы, и орочи) сообща владели промысловыми участками охоты, рыбо­ловства и собирательства. Индивидуальной собственностью являлись только ору­дия труда - ножи, копья, луки, ловушки и т.д., изготовленные самими охотниками, или огнестрельное оружие, которое стало приобретаться в 70-х гг. XIX столетия, сначала у маньчжуров и китайцев, а затем у русских.

На протяжении многих сотен лет (по меньшей мере) до включения в состав России все эти народы не знали над собой го­сударственной власти. Поступки людей регламентировались родовыми обычаями, которые во многих случаях имели силу неписаного за­кона. Управление каждым родом осуществлялось на основе первобытно­общинной демократии. Общее собрание взрослых членов семей сооб­ща решало вопросы, касающиеся охоты, рыболовства или кров­ной мести. При выборе решения предпочтение отдавалось доводам самых уважаемых, умных, опытных и знающих сородичей.

Коллективизм в распределении добытого был необходимым условием выживания людей при низкой производительности труда и частой нехватке пищи.

Чем совершеннее становились орудия труда у коренных таежных народов Сихотэ-Алиня, чем боль­ше они могли добыть зверя, рыбы, пушнины, тем меньше нужда­лись в совместных действиях членов всего рода. В результате экономически крепкие се­мьи постепенно начали обособляться. Этот процесс резко активизировался во второй половине XIX в. - начале XX вв., когда среди аборигенных народов русскими властями стали утверждаться территориальные старшины, приравненные в правах к деревенским старостам. В своих руках старшины сосредоточили не только власть на местах, они быстро превратились в наиболее зажиточных людей среди своих соплеменников.

Имущественное расслоение способствовало разложению родового строя и образованию общин по территориальному признаку. Меняется при этом и система их самоуправления. Если раньше во главе рода стоял старейший член рода, то старши­ной территориальной общины мог быть человек из любого рода или народа, и его власть распространялась на всех участников общины.

В первое время территориальные старшины осуще­ствляли правосудие по родовым законам и обычаям. Со временем, контактируя с русскими, туземное население стало понимать, что законы государ­ства менее суровы, чем родовые, поэтому уже в начале XX в. стали требовать от старшин вершить суд по русским законам (Старцев, 2000).

По мере освоения Уссурийского края переселенцами из России наиболее пред­приимчивые из них вблизи мест проживания туземного населения открывали свои торговые лавки, занимались скупкой пушнины и раз­возным торгом. Российские предприниматели старались не допускать в рай­оны своей деятельности китайских конкурентов - торговцев и скупщиков пушнины.

Это обстоятельство быстро и благоприят­но преобразило быт коренных народов Сихотэ-Алиня. Торговые отношения их с русскими были более открытыми и успешными, чем с китайскими купцами. В итоге аборигенное население довольно быстро приспособилось носить русскую одежду, обувь, освещать помещение свечами и покупными керосиновыми лампами. Некоторые даже начинали строить дома на русский лад.

Экспансия переселенцев из России имела, разумеется, и негативные стороны. Активный рост населения, появление промышленных производств отрицательно влияло на традицион­ные промыслы, все меньше рыбы доходило до мест расселения аборигенов, все больше ценных рыболовных участков, находившихся в непосредственной близости от русских поселений, отчуждалось.

Несмотря на все издержки, связанные с наплывом российских переселенцев, все же общение с ними аборигенного населения носило исключительно доброжелательный характер. Представители коренного населения в русских людях видели не только продавцов и покупателей товара, но также и своих учителей - носителей новой информации в широком смысле, в том числе новых прогрессивных технологий, наконец, - спасителей в голодные годы.

Хочется отметить особо, что за всю историю существования удэгей­цев в составе Российского государства (да и не только их, это относится к большинству представителей коренных меньшинств) практически не было слу­чая, чтобы русские крестьяне и аборигены умышленно убивали друг друга. Благодаря именно этому обстоятельству большая часть коренных малочисленных народов, проживавших на территории России, сумела сохраниться до настоящего времени. Между тем, известно, что многие, даже крупные, аборигенные народы в период колонизации Юго-Восточной Азии, Американского континента, Африки подверглись не просто притеснению со стороны европейцев, но и массовому физическому уничтожению.

После социалистической революции в России на Дальнем Востоке начинается период нестабильности. Как всегда бывает: безвластие периодически сменяется властью бандитов, мужики воюют, бабы горе мыкают, в итоге – наваливается голод, обнищание и болезни.

Туземное население с Хора и с побережья оказалось ближе к центрам цивилизации, поэтому быстрее попало в политический «водоворот». Еще в начале 20-х гг. некоторые из них начинают принимать активное участие в борьбе с противниками Советской власти. В их числе был удэгеец Джанси Кимонко, ставший впоследствии известным писателем.

Бикинские удэгейцы, жившие в отдаленном таежном углу, в этот период почти не вмешиваются в «разборки» между «белыми собратьями». Они по-прежнему живут в местах традиционного расселения, кочуя по таежным рекам в поисках пищи и других жизненно необходимых природных ресурсов.

На Бикине в этот период проживала разнородная по своему составу территориальная группа удэгейцев, большинство из которых были сороди­чами Канчуга, Суляндзига, Геонка, Амулинка, Сундига, Суанка, Кья, Пеонка, Кукчинка и других родов. Вместе с ними жили и нанайцы рода Дункай, Уза и других, которые под давлением переселенцев из России откочевали сюда с низовьев реки. Представители удэгейского рода Симанчуков приехали на Бикин с побережья Хабаровского края.

Можно отметить, что большинство удэгейских фамилий образованы от названий родов, которые, в свою очередь, большей частью происходят от названий рек, где данный род обитал. Поскольку такие роды, как Пеонка (от реки Пея), Кимонко (р. Киму), Куинка (р. Куи), Кукчинка (р. Кукси), Амулинка (р. Амули ), Аянка (р. Ая), Суанка (р. Суа) получили название от рек, впадающих в Японское море, из этого следует, что большая часть удэгейцев на Бикин пришла с морского побережья. Это же подтверждает тот факт, что в удэгейском устном фольклоре сохранилось много слов и легенд о море и морских обитателях. Существует даже легенда о том, что прародительницей всего сущего была морская раковина кяхта силянкуни (Подмаскин, 1998). В одной из легенд, которую в виде рассказа о далеком прошлом своих предков приводит в автобиографической повести Александр Александрович Канчуга (удэгейский писатель, его повесть напечатана в 2002 г. в Японии на трех языках: японском, русском и удэгейском), рассказывается, как удэгейцы, жившие в одной из долин прибрежных рек, опасаясь мести за убитых ими людей, вынуждены были уйти через перевал в верховья реки Има, и далее на Бикин.

Фактически до середины 30-х гг. бикинские удэгейцы, как и в стародавние времена, летом разбредались по тайге, довольствуясь временными жилищами, а на зиму концентрировались в районах постоянных стойбищ. Их стойбища по Бикину, согласно переписи 1897 г., находились в районе уже существовавших в то время поселков Нижний Перевал (ранее Табандо), Олон и Сяин, а также в районе урочищ: «Ладигоу, Валикан, Танга, Ульма, Митахеза, Сыдунга, Ганготу и Улунга». (Места расположения населенных пунктов и долговременных стойбищ, где жили удэгейцы, показаны на рис.2).

Большая часть территории верховий Бикина, от устья реки Улунги (ныне р. Светловодная) и выше долгое время оставалась не заселенной вплоть до прихода туда в конце ΧΙΧ в. русских переселенцев - старообрядцев. К началу ΧΧ в. в верховьях Бикина уже существовал старообрядческий поселок Улунга, где проживало около 300 человек. Помимо поселка старообрядцы основали больше десятка хуторов, которые были разбросаны как по самому Бикину (от устья р. Террасная до р. Ада), так и по всем крупным бикинским притокам, таким как Большая и Малая Светловодная, Зева, Плотникова, Килоу, Новожиловка, Ада. Как и везде по России, старообрядцы выращивали хлебные злаки, держали скот, занимались бортничеством, ловили рыбу и охотились. Судьба бикинских старообрядцев была трагичной. Подробнее об этом мы расскажем в следующем очерке, пока же продолжим краткое изложение истории жизни удэгейцев в советский период.


Советский период истории


До начала всеобщей коллективизации в СССР, которая пришлась на период 1929-1932 гг., Советская власть не имела возможности обращать слишком много внимания на малочисленных аборигенов. «Колесико судьбы» коренных народов Уссурийского края еще не успело достаточно прочно сцепиться с судьбоносным механизмом российского этноса. Удэгейцы и нанайцы, проживавшие по Бикину, по-прежнему основную часть времени занимались таежными промыслами. Их зимние стойбища по-прежнему были рассредоточены по Бикину, часть жила в поселках Верхний Перевал, Олон и Сяин, где вместе с ними по-прежнему жили несколько семей китайцев и корейцев.

Обновление жизни в этих поселках начало ощущаться лишь в обустройстве старых и строительстве новых школ. Начали также отправлять детей на учебу в города. В эти же годы на Бикине появились пер­вые научные экспедиции медицинских работников, занимавшихся ос­мотром местного населения. Иногда в поселки средней части Бикина приезжали люди с наганами вербовать местных жителей на службу в армии и частях НКВД.

На первых порах колхозного строительства в Приморье все внимание властей было приковано к южным и центральным районам края. К 1932 г. волна коллективизации докатывается до отдаленных северо-восточных районов. В этот период пристальное внимание власти переключили на старообрядцев, проживавших в верховьях реки Бикин, а также на морском побережье от р. Самарги на севере и до р. Амгу на юге. В глазах советских начальников той поры плотный куст старообрядческих поселений в этом районе воспринимался как «осиное гнездо» религиозных фанатиков, ярых противников советского строя и колхозного строительства. Для уничтожения этого «гнезда» была организована специальная карательная экспедиция ОГПУ. Более детально этой истории мы коснемся позднее. Здесь лишь отметим, что в этот же период в орбиту политической жизни страны начали активно вовлекаться многие удэгейцы. Часть из них помогала органам ОГПУ очищать страну от «бандитов», другая попала под тяжелый, «уравнивающий людское поле» каток советского режима. Под лозунгом борьбы с вредным наследием религиозного фанатизма одновременно со старообрядцами были репрессированы некоторые наиболее активные в удэгейской среде шаманы.

После расправы над «религиозными фанатиками» в Улунгу были заселены «проверенные люди», в основном переселенцы с Амура, которые легко образовали колхоз. Удовлетворенные власти с легким сердцем принялись коллективизировать аборигенное население. Все оно довольно быстро было сконцентрировано в трех населенных пунктах: в Олоне, Сяине и Метахезе.

Для того, чтобы лучше представить, как все происходило в те далекие годы в Метахезе, обратимся к рассказу Леонида Ульянова - очевидца событий (маленькая книжка его воспоминаний издана в Лучегорске в 2004 г.).

«Строительство Метахезы было запланировано на 1934 год. Осенью 1933 г. перед охотничьим сезоном объявили, чтобы охотники не задерживались в тайге, возвращались пораньше, будут строить себе деревянные дома, как у русских. Возглавить эту стройку должен был мой отец, Ульянов Александр Николаевич… Начали строить в первую очередь магазин. Для строительства магазина лес брали рядом. Для подвозки бревен были лошади, их пригнали из города Бикина… Для строительства поселка лес заготовляли выше по реке. Пилили вручную пилами, шкурили и складывали на берегу реки Хуйтун. Из бревен делали плоты… Все население помогало переплавлять бревна…После того, как построили магазин, отец поставил печь под навес, чтобы можно было выпекать хлеб для тех, кто работал на стройке… Хлеб давали по норме. Потом стали строить дома. В строительстве участвовало все население… Полностью построили Метахезу в 1936 г.» (Ульянов, 2004. С.8).

В упомянутой книжке Л.Ульянова необычайно интересен, на мой взгляд, рассказ о праздновании на Метахезе дня 1 мая 1936 г. Ныне покойный Ульянов, возможно, даже и не подозревал, что в своем маленьком рассказе вместил суть целой эпохи «великого разлома жизни».

Непосредственно перед праздником молодой охотник Дмитрий Симанчук убил тигра на Хуйтунской сопке. Повезло. Пошел на охоту, чтобы заработать денег (поскольку пропил деньги своего брата и пообещал их вернуть ему) и надо же, такая удача - попал тигру разрывной пулей прямо в голову. Тигр оказался большим самцом, килограммов под двести. Когда появились нарты с тушей тигра в Метахезе, некоторые старые люди в страхе разбежались, убоялись гнева богов. Но коммунист военрук Жуйко (в Метахезе этот человек появился недавно) был не из пугливых, он быстро организовал лошадей, и тигра повезли в город Бикин. С обозом в город смелый удэгеец поехал вместе с тов. Жуйко. Обоз быстро вернулся. На вырученные от тигра деньги накупили подарков, в том числе пионерский горн, штуку красного кумача, а также красные пилотки и галстуки для пионеров. Перед праздником все удэгейцы заучивали и тренировались петь куплет из песни: «Смело мы в бой пойдем…». И вот наступило утро праздника.

«…Чуть свет на площади перед трибуной появились нарядные люди. Все ждали военрука Жуйко. Он пришел в 8.30 и громко сыграл в пионерский горн. Люди бежали на площадь. Даже очень старые пришли посмотреть на чудо… Трибуна была вся покрыта красным материалом. Половина столов около трибуны тоже было застелено красным материалом. На трибуну вышли председатель сельсовета Канчуга Михаил Тахеевич и коммунист Жуйко. Жуйко поздравил всех по-русски с праздником 1 Мая, Канчуга по-удэгейски. После поздравления колонны молодежи и учеников прошли несколько раз у трибуны, пели и кричали «Ура»… После митинга все пошли на Бикин… была стрельба по мишеням. Когда вернулись, на столах стояли ящики с конфетами и печеньем…Взрослым поставили водку и талу…»

На следующий день происходят не менее важные события. Оказывается, что «…все взрослые мужчины пошли на старую пашню, хозяин этой пашни был Кукченко Дасун. Вдоль огорода выстроили людей, всем раздали мотыги. Дасун показал, как нужно садить кукурузу. После этого каждой семье определили задание посадить и обработать по 15 соток…» (Ульянов, 2004. С.7-10).

Если вспомнить, что день 1 мая - это не только светлый праздник коммунистов, но и всемирный день колдунов и магов, то все произошедшее в Метахезе выглядит на удивление символичным.

После первомайского праздника 1936 г. для большинства удэгейцев начался долгий, затянувшийся на десятилетие, период суровых будней. Во всех поселках до середины 40-х гг. существовали колхозы. Таежных людей заставляли распахивать землю, выращивать овощи, строить птицефермы, свинарники, стойла для скота. Охотой тоже разрешали заниматься, но только после выполнения трудовой повинности на земле. После многолетних попыток силой привить удэгейцам любовь к сельскому хозяйству у начальников возникла, наконец, здравая идея создать промысловую артель. Первая такая артель, которая называлась «Охотник», была создана лишь в начале 50-х гг. С этого момента удэгейцы задышали свободнее.

В 50-е гг. охотничья артель с переменным успехом конкурировала с сельскохозяйственным сектором. Примерно в этот же период недалеко от Олона, на высоком левом берегу Бикина строился новый поселок Красный Яр. После того, как поселок был отстроен, Сяин и Метазеза прекратили свое существование. Здесь можно отметить, что название Красный Яр придумал Николай Семенович Дункай, первый местный писатель. Отныне бикинские удэгейцы обрели незатопляемый во время половодий, довольно благоустроенный поселок, превратившийся со временем в столицу коренных малочисленных народов Приморского края.

В 1962 г. в Красном Яре на базе артели «Охотник» было создано государственное промысловое хозяйство (госпромхоз). Развитие госпромхоза способствовало реальному возрождению традиционной экономики удэгейцев. К середине 70-х гг. в нем с успехом трудилось уже около 120 охотников, том числе около 90 на постоянной основе.

Явно удачнее все это время шли дела на образовательном фронте. Школа как центр народного просвещения уже с конца 30-х гг. завоевала огромный и непререкаемый авторитет среди коренного населения. Удэгейцы практически сразу прониклись уважением к русским учителям. Стремление таежных людей к знаниям и к русской культуре хорошо передала в нескольких строках писательница Ю.А.Шестакова: «Страсть ко всему русскому, советскому проявлялась у них тем сильнее, чем больше жизнь открывала перед ними новые явления и вещи. … видя, как русские делают покупки, жители стойбища тоже спешили за ними, иногда не зная, где и как применить купленную вещь. …шли к учителю, и он объяснял все - вплоть до того как сварить компот или кисель, как пользоваться часами, для чего нужно мыло и как стирать белье» (Старцев, 2000).

Властные органы, всегда ощущавшие политическую значимость приобщения к новой жизни представителей коренных меньшинств, строго следили за выполнением Закона о всеобуче в национальных селах. При каждом таком селе продолжала функционировать начальная школа, росла сеть и семилетних школ. В Сяине школа-семилетка была открыта еще в 1950 г., при ней был интернат на 50 человек, в котором дети находились на полном государственном обеспечении.

Преподавание в школах велось на русском языке. Уже к середине 30-х гг. большинство детей владело русской разговорной речью намного лучше, чем своим родным языком. Вскоре отпала необходимость в организации подготовительных классов по изучению русского языка, которые существовали в первые годы школьного строительства.

В послевоенные годы тяга удэгейской молодежи к знаниям усилилась, большинство юношей и девушек не довольствовались получением семилетнего образования. Многие из них продолжали обучение в учебных заведениях Дальнего Востока и всей страны. Так, на начало 1957/58 учебного года в высших и средних специальных учебных за­ведениях Советского Союза обучалось более 60 удэгейских юношей и девушек (Старцев, 2000). Во всех вузах, техникумах, училищах удэгейцы, как и представители других народов Севера, находились на полном государственном обеспечении.

В 70-е гг. значительно укрепилась учебно-материальная база удэгейских школ, вырос уровень педагогического мастерства учи­телей и воспитателей.

В итоге в 70-80-х гг. специалисты с высшим и средним специальным образованием из числа коренного населения заня­ли ключевые позиции в школах, клубах, библиотеках, больницах, государственных и кооперативных предприятиях национальных сел, а также в органах местного управления. В 1977 г. из пятисот коренных жителей, проживавших в с. Красный Яр, сорок два человека работали специалистами с высшим и средним специальным образованием.

Практика народного образования, развернувшаяся в годы советс­кой власти, была уникальной не только для национальных сел, но и для всей страны, она, несомненно, позво­лила за короткий срок ликвидировать массовую неграмотность и подготовить необходимое коли­чество высокообразованных кадров для армии, народного хозяйства, образования, здравоохранения и культуры.

Впрочем, уникальность не означает идеальности. Разумеется, были и издержки в образовании, в том числе по отношению к коренным малочисленным народам. Главное упущение, которое, вероятно, трудно было спрогнозировать, состоит в том, что многие коренные малочисленные народы к настоящему времени утратили собственные языки. Еще во время переписи населения 1989 г. из 2000 учтенных удэгейцев родным языком владело не более 500 человек. Сегодня практически все удэгейцы, кому меньше 40 лет, родным языком уже не владеют (Гирфанова, 1997).

Это не означает, что удэгейская культура безвозвратно потеряна. Во-первых, не только язык является ее носителем. Гораздо важнее национальная память образов, которую способны воспроизводить люди, подключенные к духовному наследию предков. Во-вторых, язык можно восстановить, было бы желание. Начиная с середины 80-х гг. и до недавнего времени велась успешная работа по созданию полноценного букваря и учебников удэгейского языка, которую провели ученые из Новосибирска и Санкт-Петербурга при активном участии удэгейки из с. Гвасюги В.Т.Кялундзига. Работа в этом направлении может и должна быть закончена.