Знакомое а, Нина?
| Вид материала | Документы |
- Мир огненный часть вторая, 1387.24kb.
- Бари Нина Карловна (1901 1961), 184.55kb.
- Кузнецова Нина Владимировна методические рекомендации, 625.25kb.
- Средства: 1 сделать знакомое незнакомым, 92.51kb.
- Онкурса «Лучший профорг-2011», организованный профкомом студентов (руководитель проекта, 16.08kb.
- Тупотилова Нина Васильевна учитель начальных классов мбоу оош №27 Х. Кадухина. Тема:, 55.45kb.
- Маркина Нина Николаевна, учитель химии моу сош №31, г. Новочеркасск, Ростовская область., 92.63kb.
- Виктор Демин Взлет и падение, 32.22kb.
- Кургина Нина Ивановна, учитель начальных классов, школа №73, 280.74kb.
- Маркелова Нина Константиновна заведующая отделом истории Полярных Олимпиад государственного, 102.92kb.
- Матерь сокровищных видений - душисто-горькая трава материнка с холмов моей родины! (упоминается в заварке крутым кипятком зверобой, тысячелистник и... материнка. Какие-то травы с Василь Иванчем собирали на лугу в Мамонове. Кажется, баранник что ли? )
Николай Родин. «Остаюсь в Ивакине».
– Лидия Андреевна тоже угощалась. Она держала перед собой стакан с томатным соком, чокалась с мужиками, вкусно отхлёбывала и после каждого глотка облизывала сочные красные губы. «Приласкать бы! »- подумал повеселевший от вина и сытного обеда Михайлин. И когда выходили из кафе, он задержался в полутёмных сенях, подождал её, притиснул слегка, вроде бы невзначай... Лидия спокойно сняла со своей талии его руку, и не сильно, но вразумляюще постукала пальцем по его крепкому носу, и он понял – тут успеха не будет. «И хотелось бы лося, да не задалося».
ЛГ, фев-1 марта, 2005. «Слово - пуще стрелы».
– Все мы знаем пословицу «горбатого исправит могила», но у Татищева она имеет продолжение: «А прямого – дубина».
А вот как будто о недавней выборной кампании на Украине– «Осёл в Киеве конём не будет». Не в бровь, а в глаз бьёт русский глагол.
Там же. Лариса Сорокина, посетитель. Реплика по поводу
... Трудно было удержаться от искушения посетить основной проект Первой Московской международной БИЕННАЛЕ современного искусства, о котором так вдохновенно трубили СМИ всех мастей. Своего десятилетнего сына прихватила с собой - пусть любопытствующий отпрыск узнает, чем дышит сегодняшний художественный мир. И вспомнилось бессмертное райкинское: «Дурят людей! »Не покидало ощущение какого-то грубо сработанного розыгрыша... Голые люди пляшут, прыгают, кривляются на «экранах»... В одном из них люди с раздвинутыми ногами по-щенячьи визжат, потому что по их голым гениталиям ударяет теннисный мячик. Какая польза душе от видеоролика Сантьяго Сьерра «Нанесение полиуретана на 18 женщин», где довольно объёмистые дамы встают на четвереньки и на их, простите, зады наливают беловатую жидкость? Иначе как оскорблением и унижением женского пола это назвать нельзя. . Экспонаты эти покруче кинофильмов запрещённых для показа детям до шестнадцати.
Там же. Ал-др Звягинцев. Из трилогии «Сармат».
- Светом в окошке для нас со времён царя Петра был немецкий бюргер, потом французский буржуа, а теперь вот американский ковбой, у которого «кольт» и одна извилина на двоих с лошадью.
... С наполненными ветром парусами и горящим взором рвётся из гавани в открытый океан юноша. С рваными парусами и потухшими глазами тащится из океана в родную гавань старик. (Так или примерно так сказал вели кий Гёте).
Там же. Аркадий Соснов.
– К счастью, на берегах Невы искали и нашли других героев... Ещё один настоящий герой – подросток Серёжа Антошкин, от рождения лишённый рук. Мальчик учится в обычной школе, плавает, рисует, работает на компьютере, управляясь с мышкой пальцами ног. После смерти отца его воспитывает бабушка. Эти двое, стар и млад, не... в экзотическом антураже, стремясь любой ценой сорвать приз, -они живут. Достойно наперекор всему.
Там же. Олег Михайлов.
- И опять неотступные мысли о судьбе, которая словно приходила на память семье Ерёменко, казалось бы в самых безвыходных положениях. Рассказчика ранило, а его Костю «изрешетило миной, когда он вышел с трехлетней сестрёнкой Катей на руках. У Кости сорок семь ран, а у Катьки ни царапинки». Или, уже находясь под немцами: «Мы с мамой попадаем под залп катюш, а тётя Лиза Зуева идёт за водою на коршуновский колодец и гибнет, когда в посёлке наконец установилась тишина. Её убило невесть откуда взявшейся шальной пулей». Но как сказал один мудрый человек, «не надо путать судьбу с Богом... »
... Трудно без волнения читать о переживаниях героя, когда на его глазах расстреливают юного ушастого солдатика, который заснул на посту. Так автор узнаёт о грозном сталинском приказе N227(глава «Ни шагу назад! »).
Солдатик должен сам выкопать для себя могилу: «Разгибался, когда выбрасывал землю, и опять нырял. Мокрая, в грязных подтёках пока голова-арбуз и торчащие уши отбивают поклон за поклоном. Такие головы и уши у стриженных под машинку детей, когда они купаются в Волге».
Там же. Ст. Звягинцев, писатель.
- Юная псковичка. 17 годков: «Я уже три года живу самостоятельной половой жизнью»... У неё постоянные клиенты, солидные на «мерсах»и «ауди», она их кличет, разумеется, спонсорами. И гордится этим. Ну что, осудим юную путану из града святой Ольги? ... А меж тем она заканчивает учёбу в одиннадцатом классе вечерней школы. Думает поступить в вуз, тоже на вечернее отделение. И, по сути, является настоящей рабочей молодёжью: трудится не за кассовым окошечком, не за прилавком и даже не за компьютером – за станком в цеху... Вот так. А ещё у неё на руках аж трое детей: её родные братик и сестрёнка, младшеклассники, и подросток-племянник, сын её спившейся старшей сестры (родители тоже умерли от чёрной пьянки). И всех троих она кормит-одевает и довольно-таки строго «жучит», воспитывает в спартанском духе. Но они её любят безмерно. Ну что, будем восхищаться юной труженицей?
Жизнь... Наша! Рассейская... Ни на один вопрос нет ответа.
Там же. Вадим Дементьев.
– Есть у Виктора Астафьева короткий рассказ «Видение». Автор рассказывает о зимней рыбалке на Кубенском озере и о потрясшей его картине, когда разошёлся утренний туман. «И вдруг над эти движущимся, белым в отдалении и серым вблизи льдом я увидел парящий в воздухе храм. Он, как лёгкая, сделанная из папье-маше игрушка, колыхался и подрагивал в солнечном мареве, а туманы подплавляли его и покачивали на волнах своих. Храм этот плыл навстречу мне, лёгкий, белый, сказочно прекрасный. Я отложил удочку, заворожённый (Преображенский собор этот, первое на Севере каменное сооружение, возведённое в конце ХУ века, был в 1937 году взорван...
Епископ Вологодский и Великоустюжский Максимилиан(не спутать с Максимилианом Марковым! ), который помогает восстановлению всем чем может, сделав монастырь подворьем действующей Спасо-Прилуцкой обители, рассказывал мне, что с годами к Ал-дру Николаевичу (первому энтузиасту по расчистке и восстановлению собора) пришло глубокое религиозное чувство. Красота окружающей природы, святость, которой так и дышит это место, причём «дышит»в прямом смысле, так как через руины Спасо-Преображенского собора от МОЩЕЙ СВЯТЫХ ПРАВЕДНИКОВ выходит на поверхность даже в крещенские морозы тёплый воздух...
* * *
Юрий Полухин. «Свет багульника».
– Ещё бы ему первому! - И тут же наливает себе в перевёрнутую крышку бидона спирт, пьёт залпом, жадно хватает горстью, ртом снег и замирает на секунду, закрыв глаза.
- Ох, словно Христос босыми ножками по душе прошёлся!
. . Разводи костёр! Живо! Шевели ногами, коль мозгов мало!
... Ну, о плане думайте сами! . . Да поймите же вы: ни один поп проповедуя добродетель, не станет на паперти ругаться матом.
- Света мало! Федя засмеялся, довольный. - Это не беда, когда во ржи лебеда. Беда – когда ни ржи, ни лебеды!
И вот я думаю: может, одиночество – оттого, что много в себя смотришь, а мало вокруг?
Мы всё могём: налить, подать и в уходать, -невесело пошутил Федя(по прозвищу Ондатра, глаз на охоте потерял)
... Миша Огудалов оскалил белые зубы в улыбке – улыбка простецкая: вот я весь тут, душа нараспашку. - А что? Наше дело петушиное: прокукарекал, а там хоть не рассветай.
... И, наверное, Шадрин почувствовал его обиду- Ну что набычился? Всё равно ж у тебя получилось как у того цыгана, который мёд покупал. Мякиш из булки выскреб, говорит: «Наливай сюда». Налили, попробовал –плохой мёд. Вылил обратно и ушёл... Миша Огудалов, улыбаясь, крикнул: «Аврал, ребятишки! Лапти растеряли, по дворам искали – было шесть, нашли семь! »
... - Коньяк с резьбой, - ответил хрипловатый. - Да разве можно дрянь эту! Отравишься! -«Одеколон пьют», - догадался Куприянов и хотел уже встать, пойти к ним, выругать, но хрипловатый ответил: «Ишь ты, разборчивый ... А мы люди русские: нам бы хлеб почерствей, щи покислей, водку покрепше.
Иван Петрович улыбнулся: «Чёрт с ними. У них и радости тут... »- Не нальёшь так, -заговорил третий, гундосый басистый. -Отбей ножом горлышко. Только с маху бей, чтоб осколков не было... Ну-ка, дай... (И был случай, когда этот «хрипловатый»-Бондаренко-кружку бензина выпил из-под сиденья машины другого водителя, вместо спирта)
... Что машины? То ли будут, то ли нет. Знаешь три заповеди солдата: не попадайся на глаза начальству, не отставай от кухни, при непонятной обстановке–ложись спать.
... Куприянов бьёт без промаха. Важно, чтоб отдавать себя всего, до донышка, без остатка. Ни секунды сомнения.
Сомнение как червь в яблоке: закрадётся, и никакой дуст не поможет.
Юрий Полухин. «Улица Грановского, 2».
-Физиологи давно уже писали о двух видах памяти, присущих человеку, - кратковременной(та, что необходима лишь в повседневной жизни, ненадолго: запомнить для определённой цели, чтобы достигнув её, забыть) и долговременной (та, что нужна человеку на всю жизнь).
... Сперва я милостыню просил у церковного ящика, рядом с монашкой, которая свечками торгует, а потом она меня стала гнать, и я уж на паперть перебрался: играл на ложках, песни пел – на веселье-то больше заработаешь. – Какие же песни, не помните? – Да разные... »Как на кладбище Митрофановом отец дочку зарезал свою... »
Ну, эта – на жалость была, а то ещё, вот, частушки помню:
- Скажи-ка, Манечка, Клавочке, Когда уйдут меньшевики?
- А Манечка, значит, отвечает:
- Ты не кумекай, не кукарекай,
А то придут большевики.
Чепуха, конечно. Но на ложках я здорово играл, потому, наверно, и подавали... У него и сейчас маленькие, оплывшие глаза заблестели весело, он не жаловался, а подсмеивался над собой, прежним, нищим мальцом, одетым в рваную женскую кофту длиной ниже колен, ах, как зябко было, наверное, на осеннем ветру, на холодных, совсем не гулких камнях соборной майкопской паперти выбивать чечётку босыми чёрными пятками. (В голодный, 33-й, сбежал из детдома, и очутился на Кубани).
. . За это время ящик на полу почти совсем опустел, лицо Долгова побагровело, ещё больше стало в нём мяса, и казалось: пиво сейчас хлынет у него из ушей. (Это тот самый детдомовец – Долгов. В командировке вместе с корреспондентом, в Краснодаре, в поисках своей настоя щей, отцовской фамилии).
... Что ты всё прёшь, как танк: факты, голые факты! Факты сами по себе ничего не значат! – Я думал: это–против себе значат мало их можно повернуть и так и этак. Куда важнее связь между ними, которая подчас настолько неуловима, что её иначе, как междометиями, и не определишь. Как говорят физики, важна не сила, а вектор силы.
... - Выжить и не сойти с ума – вот что трудно, Маша...
Помните у Пушкина?
Не дай мне Бог сойти с ума
Нет, лучше посох и сума;
Нет, лучше труд и глад...
-Помните? глаза у него стали сумеречные. Она кивнула, поёжившись.
Да вот беда: сойди с ума, ник мой, а оказалось: сторонник. И теперь понял: важнее фактов СВЯЗИ между ними. Голых-то фактов вообще не бывает. Это мы их бреем своим незнанием. А они всё курчавые: обросли связями... мелочей в жизни нет, есть только мелочные люди, занятые собой, а потому, дескать, не могут они углядеть СВЯЗИ между фактами, которые порой важней самих фактов.
Ведь что там ни говори, в одном он прав, и я это тоже знаю по своей газетной практике: факты сами по
И страшен будешь, как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь, дурака,
И сквозь решётку как зверька
Дразнить тебя придут.
* * *
... Токарев пояснил: помню, он оборвал одного, который жаловался, что «жена – плохая хозяйка и из-за того у них жизнь рушится. - Владимир ему сказал: «Знаете, исповедь – это жизнь сердца, а не урчание в животе. Помолчите! »
... - Ну, а ты-то что? Ты что – Штапову? –Я ему говорю: «Алексей Егорович, я хочу счастливым быть. А чтобы быть им, нужно обладать самым необходимым, таким, чего потерять нельзя – это моя религия»... - Ну? - нетерпеливо проговорил Пасечник. – Он ругается: «Религиозную пропаганду вы мне не устраивайте, очки не втирайте! » Послал его к чёрту. Что же ещё? - буркнул Токарев.
... Вот, к примеру, придумали мы формулы: «от каждого по способности», «каждому по потребности». Они, конечно, верные. Но ведь если их с другой стороны повернуть, что получится? Куда бы там общество ни шло, всегда будет существовать закон умеренности: свобода не безгранична.
И может быть, идеальный человек – это человек, который может ограничивать свои желания. Высшая добродетель – умеренность, так? -спросил он настойчиво.
... Он шофёром был. На грузовике. Попивать начал. Я сперва за него боялась: в ночь рейсы, мало ли что! . . А потом дружки его, которые ко мне же липли – они все ко мне липли, -донесли: он, как поддаст, вовсе не в рейс едет, а тут... к лахудре одной. Проверила: так оно и есть. Ну и уж сорвалась пружина-то. - Жалеешь? Она не ответила, только шмыгнула носом виновато. Плачет? . . Я обнял её, она не двинулась, а только попросила неожиданно низким голосом: - Не надо. Ну что ты, баб, что ль, не знал? Или я – мужиков? . . Раз уж сразу, в баньке-то, не захотел – я видела, - не надо. Не стоит меня жалеть, я жилистая.
Я все же не убрал руку, и она повысила голос: - Дай хоть раз по-человечески полежать, ну? - и легла посвободней, я убрал руку. - Вот так... Я чую, с тобой этак можно.
... Ты зачем к отцу-то? Я тоже лёг на спину. Рассказал.
Она слушала молча. В окне совсем рассвело. - Господи! - произнесла Дина совсем по-бабьи. -Что только жизнь с людьми не делает! . . Пойду я спать, ладно? Я промолчал.
Она приподнялась на локте и, склонившись, стала целовать меня в лоб, глаза, щеку. Губы у неё были тихие, сухие. Целовала и говорила: Спасибо тебе! Спасибо, миленький! .
- Да за что? – Не ответив, она улыбнулась и, выскользнув из-под моей руки, за ней потянувшейся, убежала в свою комнату. И больше уже я её не увидел. До вечера мы просидели с Анисимом Петровичем вдвоём.
* * *
Разлил водку в стаканы, выпил первый и радостно воскликнул: -Как говорил один мой знакомый святой отец: «Могий вместити да вместит! » Пей! Чего задумался?
... У памяти есть одно, может быть, спасительное, а может и губительное для человека свойство – выталкивать в небытие всё, ужаснувшее безмерно, с чем трудно жить. А если не выталкивать вовсе, то хотя бы – стирать контуры, бездумно подтасовывать эмоциональную окраску одних и тех же вещей. Впрочем, иногда память так же невольно, беспощадно воскрешает вроде б ушедшее.
... Даже вчерашний день зачеркнуть, который уже переполнил и воображение, и память. Иначе – не выжить. И вдруг- без памяти! Как хорошо. Как удобно-то! Каждый день - будто вновь рождаешься. Каждый день – с чистого листа, девственного, как только что выпавший снег. Не здешний снег, который на земле мгновенно превращается в грязную кашицу, а российский...
... Но знаете, думать так мне было бы, наверное, легче. Думать так – в какой-то мере защищать круговую ответственность. А тогда конкретного виновника не найти. Несложный силлогизм: нет никого в ответе, потому что в ответе все, а все не могут быть виноваты. Немцы лишь втянуты в движение; цепь действий, поступков, событий непрерывна, и изменить направление этих событий никто не в силах – получается так? - он усмехнулся. - Как раз этим многие успокаивают себя.
... Нет, вы действительно совсем прежний! . . Да не хмурьтесь, Владимир Евгеньевич. Сейчас и на Западе пишут – доктор Спек, например, читали? -ребёнка нельзя сдерживать в его желаньях, обрывать на каждом шагу. Этак можно только затормозить развитие или даже приучить мальчика жить исподтишка.
... Машенька! Не забудь чего-нибудь горнего в графинчике, кавказского, из подвалов царицы Тамары – чем она Демона поила? . . Воспарим, братцы, ещё раз! Сегодня всё дозволяется! . .
... Но ты тогда просто остался жить один после смерти матери, тебе хотелось чужого участия и тепла – не случайного, а изо дня в день, «чужого», которое стало бы своим, больше, чем своим! - потому что, казалось тебе, вдвоём всё хорошее множится минимум на два.
... Не женщины обманывают нас, а наше собственное воображение. Так уж будь добр, теперь-то одного себя и казни! . .
Да, если б можно было как у гадалки: это –«для дома», а это «для души»... Мне так и мнилось: Ленка–«для дома», покой, уют – чего уж лучше искать! - а «для души» – работа, призвание. Но не получилось так-то...
. . Он-то знал Борькин грех: на неделе раз пять малец тайком съедал конфеты младшей сестрёнки, заворачивал потом в фантики хлебный мякиш и объяснял ей: мол, такие особые конфеты «хлебные». И та верила: несмышлёныш ещё. Оттого и казнил себя Борька (в классе заявил учительнице, что он недостоин «пятёрки», так как у него плохое поведение).
... И почему его там бросили, когда всех нас, и Токарева тоже, выгнали на «тотенвег»? - вообще непонятно. Ведь они заметали следы, как шлюха от мужа после попойки с любовником, крематорий взорвали, сожгли архив, несмотря на спешку, весь лагерь с собаками-ищейками облазили. А тут- человека потеряли!
... Я (Ронкин) понимал немецкий, потому что у него общие корни с нашим идишем, на котором говорили в еврейских местечках в Белоруссии.
... Позвонил домой (из машины по радиотелефону): - Мария, я сегодня к обеду не буду. Да есть у меня там в холодильнике в кабинете, и яйца сырые, и ветчина, зелень какая-то. Саша(водитель)приготовил. Ну вот, подтверждает железно. . Да не всё ли равно, где это сварится – в животе или в кастрюле! Не сердись, никак не успеваю...
... Он (Панин, биолог) говорил о том, что у птиц вообще отсутствуют структуры новой коры мозга – большие полушария, а память, тем не менее, бывает феноменальной. Кедровка осенью раз по сто набивает свой подъязычный мешок орехами и прячет их под мох, в пни, колодины старые–сотня кладовых в день. Подсчитали: чтоб прокормить себя и будущих птенцов, ей нужно спрятать тысяч семьдесят орехов в шести тысячах кладовых. И их надо запомнить, все эти шесть тысяч тайников, иначе – гибель.
ЛГ, 2-8 марта 2005.
-Кому он это кричит? Мужских криков женщина не слышит и реагирует только на приглушённый прерывистый шёпот. Винить её в расточительности, ветрености, непостоянстве – всё равно, что пенять пантере на то, что она чёрная и с хвостом.
Валентин Гагарин. «Мой брат Юрий».
- Юра скомандовал: Раз, два, три! Скажи: а-а-а...
- А...
- Ф-фу!
Облачко пушинок летит в открытый Борискин рот с белоголового одуванчика.
Там же.
– Он, припоминаю, рассказывал: в те мгновения, когда ракета с кораблём отрывается от Земли, нагрузки на космонавта возрастают в десятки раз. Скажем, американский астронавт Алан Шепард во время первого своего «суборбитального» полёта по баллистической кривой в течение нескольких секунд весил 900 килограммов...
Но, думается, нагрузки эти – не самое страшное. Куда тяжелее груз славы, ожидающий космонавта по возвращении на твёрдую землю: лавина признаний, шквал восторгов, восхищение и любопытство, гордость и зависть, «крещение» аплодисментами и «крещение» многочисленными, подчас коварными, вопросами на пресс-конференциях.
Ему мало досталось жить после полёта–всего семь лет, и погиб он молодым, в возрасте любимого им Валерия Чкалова.
«Восток» с космонавтом на борту приземлился на поле близ деревни Смеловки, что в Терновском районе Саратовской области.
Жена лесника Тахтарова сажала в огороде картошку. Тут же у межи пасся телёнок, возле играла Рита – шестилетняя внучка...
Вечером, в доме на берегу Волги, где Юра отдыхал под наблюдением врачей, Сергей Павлович Королёв сказал ему:
- Спасибо, Юра, - и, растроганный, обнял его. - Дорогу в космос вы открыли, теперь за вами другие пойдут...
Минёт несколько месяцев, и в этом же самом двухэтажном доме на берегу Волги Юра, прилетев с Кубы, радостно поздравит с благополучным приземлением космонавта – два Германа Титова. (Мне однажды довелось поздороваться с ним за руку. Вот так-то. Знай наших! )
В январе 1965 года на торжественном собрании в клубе колхоза имени Тараса Шевченко Юре вручили трудовую книжку колхозника за номером 805. Редкая для колхозника специальность значилась в графе «Профессия»: летчик -космонавт...
Родные Юры были на трибуне (на Внуковском аэродроме) и Валентин заметил, что у Юры, шагающего строевым от трапа самолёта к правительственной трибуне, на ботинке шнурок развязался... «Наступит – упадёт – стремительно пронеслось в голове. - В небе... а тут - на тебе! И смеху будет, и позору не оберёшься (на виду у всего мира)
... Потом Юру представили дипломатам, аккредитованным в нашей стране. - Жена одного африканского дипломата... стремительно сорвала с пальца обручальное кольцо и вложила в протянутую для приветствия руку космонавта. Муж на какие-то доли секунды растерялся, но- как истинный дипломат –быстро сыскал выход из положения: на глазах у всех крепко поцеловал жену. Кольцо Юра тут же вернул хозяйке. А товарищи по Звёздному, вспоминая позже эту историю, весело шутили над братом: ты, мол, был близок к тому, чтобы осложнить международные отношения...
Чехословакия была первой из 30 стран, которые посетил Юра. Командир экипажа Михайлов увёл Юру из салона к себе в кабину и передал ему управление ТУ-104. Пошутил:
«Хотите, Юрий Алексеевич, зачислим вас в наш экипаж? Для начала – вторым пилотом... »
Шестью годами позже Юра будет гостить в Вешенской, у М. А. Шолохова. И снова пилот доверит штурвал Юре, чтобы он, прощаясь с писателем, сделал несколько кругов над станицей, покачал крылами над домом Михаила Александровича.
А вот ещё одно «чудо», но совершенно иного порядка. В Индии по пути в президентский дворец кортежу машин преградила дорогу КОРОВА: она лежала посреди площади, и хозяева огромной страны, включая его превосходительство президента, не смели... Так и стояли машины с пассажирами, пока... Чуть ли не через час корова соизволила подняться и, махнув хвостом на прощанье, величественно удалилась.
В Лондоне Юра посетил Хайгетское кладбище, возложил на могилу Карла Маркса венок из красных и белых гвоздик: «От майора Юрия Гагарина»... Королева ответила недоброжелателям, и, надо сказать, не без юмора: мол, сделайте и вы то, что сделал этот русский коммунист, и вы удостоитесь таких же почестей».
Тут он увидел этих самых пигмеев (опустив стёкла броневика): в набедренных повязках, с копьями и луками в руках, они недвижно стояли вдоль дороги, и лица их были свирепо-отчуждённы. . «Мне ничего не оставалось делать, как улыбаться им, - рассказывал Юра. - Смотрю, и они понемногу-помаленьку заулыбались в ответ, и вся свирепость вроде как слиняла с их лиц. Добрые такие, тихие, симпатичные. Вот тебе и дикий нрав! . . Люди они, обижать их не надо... » (Юра воспротивился: зачем, мол, я везде и всегда ездил в открытой машине. - моё прим. )
Через час о предстоящем приезде Юры говорил весь город. Молодёжь, среди которой было немало друзей его детства, преисполнилась намерением встретить машину на магистрали Москва-Минск и внести космонавта в город на руках, как когда-то, полтора столетия назад, наши предки на руках внесли в Гжатск победителя французов Михаила Илларионовича Кутузова...
- Юра, там к тебе делегация божьих старушек припожаловала... Юра узнал их, своих односельчанок.
- Юра, сынок, ты скажи нам: видел ли ты Его? - Кого? – Ну, Его... Господа Бога нашего, - решилась наконец тетя Маня. - И как Он допустил тебя туда? Юра громко рассмеялся: «Нет, не видел, бабушки, и думаю, вы только не обижайтесь, но думаю я, что Его совсем в природе не существует». Они и фуражку заставили снять, ощупывали голову...
- Знаете, бабушки, - весело пообещал он, - вот чуть-чуть подучимся летать – и вашего батюшку в космос пригласим. Пусть сам убедится, что к чему.
Владимир Михайлович докладывает с орбиты, что корабль ведёт себя превосходно, системы управления – автоматическая и ручная – работают безотказно. На 19-м витке, выполняя команду с Земли, Комаров включил тормозную установку. И вскоре связь с ним оборвалась... Космонавт погиб почти у самой земли: отказала парашютная система.
Многим, наверно, запомнилось, как к скорбной урне подошла немолодая женщина с букетом алых гвоздик. Это была вдова Валерия Павловича Чкалова – Ольга Эразмовна.
... Вёл он и большую общественную работу. То есть, если хотите, трудился – на твёрдой земле – с космическими перегрузками.
... - Валентин Алексеевич, - слышу за спиной. Оборачиваюсь: Вера Адоян, наша работница. Рядом Люда, старшая дочь Она недавно пришла на завод (Рязань, радиозавод – моё прим. ), трудится монтажницей. Глаза у обеих заплаканы.
- Юра погиб, Валентин Алексеевич, говорит Вера.
- Папа, по радио передали: дядя Юра погиб... разбился.
С грохотом выпадает у меня из рук лампа, я теряю сознание...
... А потом открылась дверь в палату, вошли Валентина Терешкова, Андриян Николаев и Павел Попович. Один вид их всё сказал Валентине Ивановне (жене - моё прим. ).
- С Юрой несчастье? Что? Когда?
- Вчера утром...
В Звёздный приехали родители, брат ( Борис - моё прим. ), сестра. Я держал маму под руку – она едва стояла на ногах – и вдруг услышал сквозь сдавленное рыдание:
- Какой он месяц – март... Дал Юру и взял его...
Каждый год мы ездим сюда, на владимирскую землю, и в день 27 марта – это уже традиция, и в другие дни... Вот она, лесная поляна близ деревни Новосёлово, что в нескольких километрах от Киржача.
В тот страшный день шестьдесят восьмого, услышав о катастрофе, тотчас приехал на эту поляну Александр Иванович Муравьёв, первый секретарь Киржачского райкома партии. Он увидел изуродованные страшным взрывом деревья, увидел зияющую рану на земле – свежевырытую воронку, место падения самолёта.
Через семь лет, в 1975 году, ту воронку опоясало кольцо из чёрного гранита, и пятиконечная звезда навеки обозначила место последнего приземления Юры и Владимира Серёгина. Над звездой взметнулась вверх стела из красного гранита, похожая сразу и на лопасть пропеллера и на крыло самолёта.
... Вспоминается случай, который произошёл в шахтёрском городе Ровеньки. В тот день, когда столица встречала космонавта, в местном роддоме увидели свет шесть мальчиков. И их матери, не раздумывая долго, не дожидаясь согласия отцов, единодушно заявили, что назовут младенцев одним и тем же именем: Юрий.
... Миллионы американцев, пристально следя за экранами телевизоров, услышали: в ту минуту, когда «Союз» и «Апполон» пошли на стыковку, Алан Шепард – в неистовом восторге! - по-русски произнёс знаменитое гагаринское:
- Поехали!
... А из северных краёв России пришла в дом родителей «Былина о Гагарине». И начинается она, как положено всякой былине, запевом:
Как на земле на святой на русской
Во славном городе да во Гжатске
Родился добрый молодец
По прозванию Гагарин Юрий свет Алексеевич...
А заканчивалась былина так:
... на Руси славу поют ему,
Гагарину Юрию свет Алексеевичу,
Ай славу поют век по веку,
Да и будут петь её в е ч н о... Отпечатано 11. 03. 05
Константин Воробьёв. «Тётка Егориха». – Сём, а Сём!
А! - готовно и доверчиво отозвался тот. – Хрен на! -сказал Кулебяка. - А завтра придёшь, остальное возьмёшь.
... - Ивгень! А чего остальное аж завтра? Пускай бы всё разом забирал! - крикнул Зюзя. Уже сквозь сон я слыхал, как одна коммунарка говорила другой: - Не бугородица, а
бо-го-родица. Бога потому что родила, а не бугор...
... Когда я подошёл, Кулебяка кинул тяпку и сказал: А ну-ка, Сашок, показывай свой рожок, годится ли он для спевки нашим бабам и девкам! Он подморгнул мне-дескать, молчок а я подморгнул ему.
... от сельсовета прямо на корогод помчался Голуб. Он мчался, как на картинке из книжки, и переливчато свиристел в свисток, - я давно подглядел его–маленький, роговой, засунутый в кожаное гнездо на левом переплечном ремне.
Если б Голуб свистел через кулак или просто по-пастушечьи, тогда б дело другое, а тут... Голуб не погнался за бабами, - они и так хорошо бегали, и налетел на одну её - плотную. Тётка не отступила и даже не присела, она только вскинула руки к морде голубовского коня, и он встал на дыбы, а Голуб... он что-то крикнул, пригнулся-прилип к холке вздыбленного коня и выстрелил из нагана незвонко и хрупко, будто сломал сухую ракитовую хворостину. Я на всю жизнь запомнил подкинуто-летящие в воздухе рукава тёткиного тулупа, когда она падала, запомнил круглый, с куце обрубленным хвостом серый круп голубовского коня, в подбрыке, с ярым овсяным гуком пересигнувшего через тётку, запомнил согнутые спины Митяры и Андрияна, убегавших с площади в разные стороны...
Момич сидел перед лавкой на опрокинутой мерке и чинил пахотный хомут, когда я отворил дверь и крикнул:
- Голуб тётку убил! Он не бросил хомут и сам крикнул на меня сидя: - Ты чего брешешь такое? А?
- Из нагана! Возле церкви! – опять прокричал я, и он поверил, -я это понял потому, как откинул он в угол хомут и отшвырнул ногой мерку.
... Голуб повстречался ему сам, нечаянно. Кроме их самих никому не известно, о чём они там говорили. А может, они и совсем не говорили, потому что Голуб, наверно, сразу схватился за наган, когда Момич спросил, за что он убил тётку Егориху... Конечно, Голуб схватился, да в Момича, вишь, не стрельнешь, как в тётку... и Момич молчком связал Голуба, а потом посадил на седло и отпустил.
Константин Воробьёв. «К Р И К».
- Между прочим, тут есть валяльня, - сказал он. - Полный амбар набит валенками. И никого, кроме кладовщицы... Бабец, между прочим, под твой, товарищ лейтенант, рост, а под мою...
- Господи! Что ты говоришь? - воскликнула Маринка, и в эту минуту она была очень похожа на свою мать, когда та увидела лошадь в сенцах и сказала: «Господи».
- У меня же тоже двадцать второго ноября день рождения! Ты вправду?
- Ну да. Двадцать один стукнет. Ты думаешь, я молоденький? – Не-ет, я и не думала...
А мне тоже восемнадцать стукнет. А ты думал, сколько?
–Пятьдесят шесть, -сказал я.
- Что ты! Маме и то сорок пять только! . . -Дурочка ты! .
... Васюков зарылся с головой в солому и оттуда не сказал, а выкрикнул: -Махал я их! Слышишь? Махал! - Кого это? - спросил я. - Ты знаешь. особистов твоих! . . Вот теперь взять нас... Ну скажи, за каким хреном нас посылали, а? Что мы могли разведать? Как? – Боем. Огневые точки врага, - сказал я. - Ты не прикидывайся дурачком, сказал Васюков. -Пускай бы он своей задницей разведал эти точки, а потом доложил нам –кисло было бы или как?
... Не подымай фост! - ответил Васюков. - Что, с самолёта нельзя разведать, да?
- А если его нету? - спросил я. - Куда ж он делся? - А его и не было! – Да мы ж с тобой всю жизнь летали выше всех! Ну? - фальцетом выкрикнул Васюков.
... Мы упали плашмя, и я остался лежать, а он поднялся, разогнался и плечом ударился в ворота. Потом ещё и ещё. То правым плечом, то левым.
- Откройте! Мать вашу в гроб! В причастие! . .
Константин Воробьёв. «Генка, брат мой... »
- Я снова выбрался на центральную улицу и ехал медленно, у самого тротуара. Мне подумалось, что такси надо бы как-нибудь украшать внутри и снаружи чем-нибудь устойчиво-радостным, чтобы людей тянуло к ним как на праздник, -недаром же гондольеры в Венеции сплошь гитаристы и песенники.
... когда я вижу прямоугольную мощь её спины, мне никак не постичь, что нужно этой развратной барабанно-пустой махине от моего Генки – малосильного мужичонки-девственника! О том, что она глупа и лжива, - кричит в ней всё: круглые сизые глаза, растопыренные щётки намастикованных ресниц, какая-то стеариновая сальность щёк, маленький некрепкий лоб под поветью волос, выкрашенных в красный цвет, развально-потягушечья походка, чтоб волновался зад. Когда она так идёт-мучается, мне хочется схватить её и сломать в руках, как зловредную куклу-робота.
Да где ей, шкыдле и добровольной беспризорнице, понять это! И я не дам ей зачумливать Генку, не дам! Я его не на помойке нашёл.
Каждая буква заключена у него в квадрат клетки как в карцер: сидит там маленькая, загнанная, детдомовская какая-то, черти б её взяли! То же самое было и в этой тетрадке, - даже своё имя и фамилию на заглавном листе Генка не решился вывести покрупней, и я взял ручку и на две клетки подтянул буквы вверх. Я подумал об аварии и спросил, где машина. Он сел на мою койку и ознобно сказал: - Во дворе. Там деревенская женщина... - Ну и херувим с ней! - сказал я. - Она, надеюсь, не укусила тебя? – Она везёт домой мужа из морга, сказал он, не шевелясь и не моргая. - В оба конца около ста километров... Может, поедем вместе, а? Они сзади сидят. - Как сидят? - не понял я. - Прямо, - сказал Генка. Он без внутренностей. Их у мертвецов в моргах выбирают для учёбы студентов... - Ну и пусть! - крикнул я. –Какое это имеет значение. Она два дня искала подводу или машину, - сказал Генка.
- Говорит, просят восемьдесят, а у неё всего сорок три с копейками... - Ну и что? И повезём, раз взялся, - сказал я. - Подумаешь, развёл сантименты! Дорогу знаешь? (Их гаишник хотел завернуть назад... ) Как только мы рванулись вперёд, женщина заголосила кручинно и как-то раздольно-облегчённо, будто была уже дома. Генка с натужным усилием приподнялся на сиденье и, как тиролец, прокричал в зеркало: Мамаша, не надо так убиваться, слышите? Что ж теперь поделаешь! . . Вот и у нас... и маму и отца... (Оба беспризорника, детдомовцы)
-А мы с вас и денег не возьмем ни копейки, правда, Вов?
Я выключил счётчик и поглядел в зеркало. Дорога позади нас была пустынна.
Константин Воробьёв. «Почём в Ракитном радости»
... и я сказал: - В тридцать седьмом году в нашем дворе я... украл петуха. Красный такой... Случайно не знаете, чей он был? – Да это небось дядин Васин... Дворника. Теперь он померши давно, царство ему небесное... А вы что ж, с нужды али так на что... взяли-то? Я объяснил. - А кочеток ничего себе был? Справный?
- По-моему, ничего... Весёлый такой, - сказал я.
- Я думал... может, заплатить кому-нибудь... или вообще как-то уладить всё, - сказал я.
- Бог знает, что вы буровите! - суеверно прошептала старушка... Это кто ж от вас примет деньги... заместо мёртвого-то! Да и зачем нужно? Ну взяли когдась кочетка и взяли! Ить небось на пользу вышло? . . Не стыдись. Мы люди свои... Садись и поезжай куда тебе надо! . .
- Следя за ним и за собой, я окончательно понял, что детство – посох, с которым человек входит в жизнь.
... ударил руками по коленям и сообщил старику с восхищенной завистью: -Семую, дядь Саш! Ну что ты скажешь, а? !
- Эть, дурак головастый, -сказал старик, не прекращая работу, -у тебя только одно на уме...
- Так семую же за каких-нибудь полчаса, чуешь? И хоть бы хны ему! . . Ты давай погляди, погляди, что он выкаблучивает! – Ай позавидовал? - усмехнулся старик. – Вроде бы не вовремя... (Этот молодой плотник наблюдал за петухом).
- Ты что, дядь Мирон, шуток не признаёшь? - осторожно спросил я.
- Индюк, милок, тоже однова пошутил, - сказал дядя Мирон и разнял руки, будто готовясь к чему-то. - Он пошутил, а курица снеслась...
- А он, завмаг Филипп Женеев, был сыто невозмутим и сонно припух, и глаза у него были круглые, серые и бессмысленные, как шляпки новых гвоздей.
Константин Воробьёв. «... И всему роду твоему» (повесть осталась незаконченной и была посмертно напечатана в журнале «Наш современник», N 11, 1975 г.
- Он не стал рассуждать о причине этого странного своего желания (о встрече с степняком-овцеводом, с которым отдыхал в прошлый раз, и тот предпочитал любиться не в своей кровати... ), так как к нему примешивалась горечь какой-то неосознанной утраты, а печаль о прошлом – первый признак старости, и больше ничего. - Но как же я узнаю, спохватился Сыромуков, что должно быть вслед за этим! Я, скажем, застопорюсь, а на эти мёртвые для меня мгновения жизнью, возможно, намечалось ещё лучшее! Выходит, что я в таком случае лишусь его? Нет, это не годится! Аппарат времени не нужен! С ним можно уготовать для себя чёрт знает какие необратимые утраты! Надо, чтобы всегда, каждую секунду человек ждал и хотел прихода нового. Недаром ведь кто-то из великих писателей сказал, что день опять обрадует меня людьми и солнцем и опять надолго обманет меня...
«... но что они будут говорить о нас, Господи! Неужели станут стыдиться, как стыжусь я сам Смутного времени, Малюты Скуратова, Гришки Отрепьева – да мало ли! Но Куликовская битва, но Бородино, но полковник Пестель, дворцы Варфоломея Растрелли, разгром фашизма, полёт Гагарина... Нет, чёрт вас там подери со своими аппаратами времени, нет! Вы только тем и будете знамениты, что мы жили на земле раньше вас и доводимся вам роднёй! »
... Здесь же, по всей видимости, был особый, немного грустный и комичный случай, как в старинной притче о старухе, которая всю жизнь обижалась на Новгород, а он и не знал об этом.
... Но неужели ж жалость и зависть уживаются в человеке разом? Наверно, всё-таки уживаются. Зачем? Кто это определил для нас? Жизнь со смертью? . . Они ведь тоже родственницы-антиподы! . . Итак, добро и зло сосуществуют рядом. Значит, если вообразить, что грядущие поколения уничтожат на земле зло, то, стало быть, и добру придётся худо: его лишат арены битвы, противника не станет, и оно захиреет в бездействии? Что же тогда будет? Ни добра, ни зла, а что? Всесветная сытая скука и равнодушие? . . Впрочем, почему же непременно это? Люди, очевидно, вырвутся из оков земного притяжения, возродят для себя дополнительные виды и формы искусства, доступные участия каждому, откроют новые миры и галактики, которые надо будет осваивать и, может быть, побеждать...
- Слышь, Петро, а ить чей бы бычок ни сигал, а телёночек наш! Как думаешь? - А я... всё простил и забыл, - не сразу отвечает отец в стол. - Ты ж, почитай, семь годов пропадал без вести! Так што... - Да я ж ничего, Денис Григорьевич, - отзывается отец и кладёт руку тебе на голову. - Ну, тада всё! Тада и рассусоливать нечего! А то мы с своей Андревной наладились, ежели чего, то забрать малого.
- А я хотела призвать на помощь Достоевского. Ведь он будто специально для вас сказал: «Смелей, человек, и будь горд! Не ты виноват! »
- Не молоти мне рожь на обухе и не плети из мякины кружева, - сказал старик. - Будто не знаешь про чешское в баре? Двенадцать градусов как-нибудь!
- Хиппи, это, кажется, американские или английские парни с проснувшейся совестью, - многозначительно сказал он.
- Которые возмутились действительностью, да? – Возможно, -сказал он, - но дело в том, что они не знают, как и в какую сторону им плыть от этой действительности, вот в чём беда.
- ... бестактность, грубость и хамство – оружие ничтожных и слабых, неспособных иначе достичь своего превосходства над другими; нельзя было победить русских Наполеону, потому что наши солдаты надевали чистые рубахи и молились Богу перед боем...
Константин Воробьёв. «Синель» (рассказ).
- Наверно, оттого, что лучи встающего солнца падали на наш двор косо, глаза у Синели были тёмные, а щёки – как кумач. (Настоящее имя её – Даша).
- Я был томительно и радостно взволнован, сочиняя сердцем очередной тайный стишок, где были рифмы: «Синель Лель» и целые куски из лермонтовского «Демона». Синель тихо грустила о чём-то своём... Скоро вот закончим среднюю школу... Ты уедешь в институт, в большой город, а я
... - Вместе же поедем!
- За эти два года я написал ворох стихов и отослал их Синели, а перед самыми выпускными экзаменами получил и от неё недлинное стихотворение. Я запомнил только конец его, взятый в кавычки:
И мучит всё меня один вопрос тревожный:
Что в будущем сулит роскошный твой расцвет,
Сокровища ль живые силы плодотворной,
Иль только пышный пустоцвет?
- Стихи о пустоцвете, оказывается, написал Вересаев...
- Я исступлённо поклялся, что ни в чём перед ней не виноват, что с Надей Плетнёвой разговаривал всего лишь раз, и зря она чёрт знает что думает об этом... Синель заплакала, и я почти насильно увёл её домой.
Константин Воробьёв. «Седой тополь»(быль).
- Разве ты не знаешь, что «их» стреляют там... перед тем, как зарыть?
– Мёртвых, - спросил Климов. - Зачем? . .
- Не ты первый захотел воскреснуть... Кто-то бежал уже так из шестого... (притворившись мертвым). попался и выдал!
- Сволочь! - опустошённо сказал Климов. - Сволочь!
- Нет! Он не сволочь... Он такой же, как и ты – раб! Раб, который мечтал въехать на санях в Берлин. . Малой кровью
... Могучим ударом... На чужой территории... о вот он издали увидел врагов своих, новых викингов...
- Ну? ! -таким же яростным шепотом спросил Климов, кося глаза на впалый, блестевший высохшей кожей висок соседа.
- И раб встал на колени! Отдал Россию... Москву... Забился в лагеря - жить! Но тут смерть, и он, как и подобает рабу, захотел вернуться... в подлую жизнь через братскую могилу... из-под трупов! А зачем? Для чего? Всё ведь кончено! России уже нет! И никогда не будет... Никогда!
/// - А леса? А реки? А всё наше? Где всё это будет? -едва выдохнул Климов. - Где всё? . . Пусть нас, людей, не останется
Пусть! А Россия-то будет? Будет? Куда же она денется? !
Очень долго они молча и враждебно дышали, потом капитан привстал и проговорил за два раза: -Колхозный... баран! Климов приподнялся: -Я тебя... гад вшивый... Я тебя сейчас...
- Не спи! Слышишь? Сейчас принесут баланду... Ты съешь и мою порцию... Не спи! Но баланду не принесли... По нарам беззвучно запрыгало слово – акция! Это значит – ни крошки пищи. Это значит – ни капли воды. Может, только день. Может, два. А может, пять! Акция – чужое слово, но знакомый смысл: серый комок смерти, выплодок лагерей и эсесовцев! . .
А перед заходом солнца явились полицейские. – Ходячим строиться! С вещами! Быстро! С вещами? Это значит - взять с собой котелки. Или банки из-под консервов. Или каски, как у Климова. Ходячим? Это значит – на отправку. Может, в Германию. В шахты... полицейские ускоряли сборы.
- Ей ты, в мешке! Орденоносец! . . Целыми днями по лагерю шакалишь, а как на работу... сволочь! А ну, вылазь! Климов понял, что это ему. Он привстал и повесил на плечо каску
- По очереди... Сейчас – я! -сказал Климов и властно забрал ремень в свои руки. Множество чьих-то рук помогли ему подтянуться к окну и протиснуться, и он повис на ремне, глядя вперёд, в голову состава. Климов видел его весь сразу – длинный, стремительно изогнувшийся на повороте, освещённый луной. Подобрав ноги, он упёрся в прохладную обшивку вагона, оттолкнулся и полетел навзничь чуть клонясь головой вниз, к земле. Климов глядел в небо и видел, что вместе с ним и на него падали и звёзды и пронзительная луна, рассыпавшаяся на мелкие сверкающие осколки, на лету вдруг ставшие седой тополиной листвой...
Константин Воробьёв. «Уха без соли»
– А ведь мы тебя, пожалуй, знаем! Гость поднял голову и, щурясь через костёр, отчего казалось, что глаза у него смеются, оглядел нас вскользь и без интереса. - Знаем ведь, лётчик? Это опять сказал Денис Иванович, обратясь ко мне, и тогда опознанный нами человек засмеялся на самом деле, коротко и квохчуще, будто охал.
- Где ты служил летом сорок второго года? Мне, пожалуй не следовало сбиваться на крик, но так уж вышло. Зато он тоже спросил нас прежним, тем , визгливо осатаневшим голосом: -А вы сами тогда где были? В Вяземском лагере, выходит, отсиживались, да? Шкуры берегли, а потом мученья себе выдумывали, чтобы оправдаться? ! – Слыхал? –поражен но сказал мне Денис Иванов. - Ты понимаешь, чьи слова он повторяет, свол... сволочь?
Константин Воробьёв. «Чёртов палец».
- Поля уже были голы, и по жнивью серыми тучами метались скворцы, собираясь в отлёт, но по обочинам дороги ещё цвёл репейник и на его малиновых пупырках ворочались большие, лохматые шмели. Кондратьев вспомнил, как в детстве он ловко ловил их двумя пальцами за крылья, всовывал в зад соломинку с вышулешенным колоском, и шмель улетал с этим украшением, и надо было ловить второго и третьего.
- Ему вспомнилась старинная притча о двух сыновьях, посланных стариком отцом в город на зимние заработки и вернувшихся домой на пасху. Младший, как только вошёл в хату, приткнулся у дверей на край лавки и стал гладить приласкавшуюся к нему кошку: «Кисынька, кисынька», а когда она подошла к старшему, севшему за стол в святом углу, тот крикнул: «Брысь! », и отец понял, кто из сыновей явился с деньгами, а кто с пустыми руками. С какой-то тёплой, родственной симпатией Кондратьев представил себе мягкие русые волосы и голубые глаза младшего и почему-то обозлился на его брата. «Подумаешь, брысь! »
- Чем он тогда захворал? Простудился, кажись? – Нет, был был уже май... Отец умер с голоду, -нехотя ответил. Кондратьев.
- Да брось ты буровить! Голод проходил у нас раньше, в тридцать третьем! -сказал Кочеток на полукрике. -Тогда, спрашивается, а чего ж ты не помер? – Не знаю, Яков Семёнович, -шепеляво сказал Кондратьев. - Впрочем, отец, ведь лежал, а я как-никак... то чибисиное яйцо, то щавель, то вьюна...
- Слышь? Погоди-ка! . . А ты знаешь, к примеру, чем коза бедна? - таинственно спросил он, и глаза у него ожили и встали торчмя. - Не знаю, -раздражённо сказал Кондратьев. - В ваши годы надо бы задумываться над другим.
- А не знаешь, так и говори! -ошалело вскинулся Кочеток
- У ей же вымя видна, понятно?
... и Кондратьев вспомнил, как однажды они – «Бузука» тогда точь-в-точь также держал свой картуз без козырька – бродили по болоту в поисках чибисиных гнёзд. Холщёвые портки свои они сложили на берегу у родника, и кто-то плотно набил их свежим зелёным коровяком и поставил стоймя.
- Дуже надо! Захочу и сам куплю... -Ну что ж, -миролюбиво сказал Васюк, -значит, сыта тёща, коли гущи не ест!
- Могила на моём огороде... цела? . . - Могила, говорю...
- Да знаю, знаю! - перебил Васюк, - Там колхозный коровник давно...
- А что это? - издали спросил Кондратьев. - Да «чёртов палец»! Помнишь, ты подарил мне его на святой? Когда овечек стерёг с ребятишками на выгоне? (Два года подряд я стерёг овец частных и колхозных –одним стадом до войны, во время летних каникул).
- На святой... Забыл? -виновато сказал Кондратьев.
- Вы ж тогда, дураки, догоняли меня, повалили и... - И я тоже? – А то либо нет! – После того, как подарил «чёртов палец»? – Не-е. Его ты после мне дал. Покликал и дал... Ты тогда был в голубой рубахе в белую полоску. .
- Кондратьев распахнул полы своего пиджака и накрыл, укутал ими голову Стенюхи, туго обняв её плоские, неподатливые плечи. Она совсем ушла к нему под мышку и плакала там уже в голос - благодарно, щедро и неуёмно, и сам Кондратьев рыдал судорожно, редко и трудно и в то же время думал, что уехать надо ему нынче же, до ночи...
(Он знал, что скоро умрёт, а там, в Прибалтике, сын Денис один остался... )
- Писатель тонко разбирался в психологических коллизиях и показал характер особого душевного склада - человека легко уязвимого, открытого красоте, обладающего высоким чувством личного достоинства. И при этом герой Воробьёва яростно нетерпим ко всякой несправедливости. Это человек, который обострённо чувствует горе, беду другого и воспринимает их не отстранённо, а как свою собственную боль и беду.
В создании такого характера книги Воробьёва созвучны лучшим образцам отечественной словесности, ведь именно русской литературе, как никакой другой, свойственно не развлекать читателя, а побуждать его и к решению самых глубинных нравственных проблем.
Константин Дмитриевич Воробьёв:
«Если книга возвышает душу, вселяя в неё мужество и благородные порывы, судите её только по этим чувствам: она превосходна и создана рукой мастера».
Константин Воробьёв. «Сказание о моём ровеснике».
-Из аннотации Вс. Сурганова: «В глазах Антона (да и Воробьёва, видимо, тоже) пигмейские душонки потому, собственно, и пигмейские что они вообще лишены каких-либо сложностей и глубин, -не съежены искусственно, а примитивны по самой своей природе. У них нет чувства юмора, поэзии, вкуса, способности к любви и сомнениям и – чем чёрт не шутит! – быть может, даже и способности к страданию! . .
* * *