Geum.ru

«духовно-нравственный путь развития россии»

Вид материалаДокументы

Содержание


Благотворительная деятельность российских флотоводцев
Хранить духовный огонь
Если люди говорят плохое о твоих детях
Список литературы
Уроки смутного времени
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   45
неповрежденным душевным организмом, который сам способен органически любить, органически стро­ить и органически воспитывать».

С позиций Меры-Мудрости: а) родитель – род создающий; родить -«раждать» (В.И. Даль), – где Ра – солнечный свет ~ Ж – (живите, жизнь) -жизни дать – дать любовь, рождать любовь, это и есть тот свет, который ос­вещает (освящает) жизненный путь; б) воспитатель – в-ось-питающий ~ ду­хом питающий (что вкладываем, чем питаем, что развиваем и растим, то и имеем; в) учитель – носитель света («знания»), созидатель человека; г) ребе­нок – постигающий и созидающий мир в себе. Критерий единства – духов­ная общность. Критерий качества жизни – наполненность ценностной со­держательностью', цена – время жизни.

Любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится ве­ра и вся культура духа. Эту идею русско-славянская душа, издревле и орга­нически предрасположенная к чувству, сочувствию и доброте. О доброте, ласковости и гостеприимстве, а также и о свободолюбии русских славян свидетельствуют единогласно древние (и византийские, и арабские) источ­ники. «Без любви русский человек есть неудавшееся существо. Цивилизи-рующие суррогаты любви (долг, дисциплина, формальная лояльность, гип­ноз внешней законопослушности) сами по себе ему мало свойственны. Без любви он или лениво прозябает, или склоняется к вседозволенности. Ни во что не веруя, русский человек становится пустым существом, без идеала, без цели. Ум и воля русского человека приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верою», – именно в этом И.А. Ильину виделся «корень» русской идеи, ее творческая сила. «Когда русский человек верует, – утверждал он, – то он верует не волею и умом, а огнем сердца. Когда его вера созерцает, то она не предается соблазнительным галлюцинациям, а стремится увидеть подлинное совершенство. Когда его вера желает, то она желает не власти над вселенною (под предлогом своего правоверия), а со­вершенного качества».

Вот, например, и русская народная сказка проникнута певучим доброду­шием; и русская песня есть прямое излияние сердечного чувства; и русский танец есть импровизация, проистекающая из переполненного чувства. Ду­хом сердечного и совестного созерцания проникнуты русские летописи. Этот дух живет в русской поэзии и литературе, в русской живописи и в рус­ской музыке. История русского правосознания свидетельствует о постепен­ном проникновении его этим духом, духом братского сочувствия и индиви­дуализирующей справедливости.

Проявлением русской любви и русской веры выступает живое созерца­ние. Созерцанию, прежде всего, нас учили наши равнинные просторы, наша природа: с ее далями, реками, лесами, грозами и метелями. Отсюда наше неутолимое взирание, наша мечтательность, и даже, как заметил А.С. Пуш­кин, наша созерцающая «лень», за которою скрывается сила творческого воображения. Русскому созерцанию давалась красота, пленявшая сердце, которая воплощалась в тканях и кружевах, в жилищах и церквях. От этого созерцания, от этой красоты русские души становились нежнее, утонченнее и глубже; созерцание вносилось и в веру, в молитву, в искусство, в науку и в философию. В основе русской культуры лежит живая очевидность сердца.

Но сердце и созерцание дышат свободно. Они требуют свободы, ибо вся-кое творчество без свободы угасает. Русскому человеку свобода присуща от природы. Она выражается в органической естественности и простоте, в импровизаторской легкости и непринужденности, отличающих славянина от западного человека. Она чувствуется в славянине и в медлительной плав­ности и певучести русской речи, и в русской походке и жестикуляции, и в русской одежде и в пляске, и в русском быту, ибо русско-славянский мир жил и рос в пространственных просторах и тяготел к просторной нестесненности. В славянско-русской культуре истинная свобода, но сути своей, глубоко нравственна, ибо «добровольное следование стезе предков» зиж­дется на любви, открывающей мир во всем его многообразии, многослож­ности и многотрудности. Вот почему, согласно НА. Ильину, русская идея есть идея свободно созерцающего сердца. И сегодня для нас важно, чтобы высокая степень свободы могла быть связана с высокой ответственностью и дисциплиной, регулироваться совестью и способностью оценить по дос­тоинству и с благодарностью результат взаимодействия.

Россия не есть пустое вместилище, в которое можно механически, по произволу, вложить все, что угодно, не считаясь с законами ее духовного организма. Россия есть живая духовная система, со своими историческими дарами и заданиями. И все это выговаривается русской идеей. Нам не следу­ет заимствовать духовную культуру у других народов, подражать им. Мы должны творить свое и по-своему: – русское, по-русски. Эта русская идея созерцающей любви и свободной предметности — сама по себе не судит и не осуждает инородные культуры. У других народов – другой характер, другой творческий уклад; у них другая вера, другая природа, другая история. Плох тот народ, который не видит того, что дано именно ему, и потому ходит по­бираться под чужими окнами. Россия имеет свои духовно-исторические да­ры и призвана творить свою особую духовную культуру – культуру сердца, созерцания, свободы и предметности. У них свои достоинства и свои недос­татки. Кто из нас захочет заимствовать их недостатки9 – вопрошал русский мыслитель, и сам же себе отвечал: «Никто! А достоинства нам даны и зада­ны наши собственные». Her единой общеобязательной «западной культу­ры», перед которой все остальное – «темнота» или «варварство». Западная культура не есть идеал совершенства. Нам незачем гнаться за Западом и де­лать себе из него образец. У Запада свои заблуждения, недуги, слабости и опасности. Нам нет спасения и в западничестве. У нас свои пути и свои за­дачи. И в этом – смысл русской идеи.

Однако в этих мыслях И.А. Ильина не следует искать горделивости или же самопревознесения. Ибо, желая идти своим путем, он вовсе не утвер­ждал, что будто всё, что в России происходит и создается, – совершенно, будто русский характер не имеет своих недостатков, будто наша культура свободна от заблуждений, опасностей, недугов и соблазнов. Он утверждал лишь, что (хороши мы, или плохи), мы призваны и обязаны идти своим пу­тем, «мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими», не заимствовать; не подражать соседям; искать русского видения, русских со­держаний и русской формы, а не собирать ото всюду на мнимую бедность. «Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Богу и учителя себе са­мим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру – из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность». И в этом ему виделся смысл русской идеи. «Ее возраст есть возраст самой России». Россия восприняла свое националь­ное задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою на­циональную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности. Этой идее будет верна и грядущая Россия.

Общение, с творческим наследием выдающегося русского мыслителя Ивана Александровича Ильина может способствовать формированию у чи­тателя умения разглядеть Чело-Века в человеке, реализации личностно-ориентированного подхода каждого к каждому, умению увидеть и вывести всех субъектов деятельности на единение и бытие. А это могучее творче­ское единение людей в общем и сообща творимом лоне – в национальной духовной культуре, где все мы одно, где все достояние нашей родины (и ду­ховное, и материальное, и человеческое, и природное, и религиозное, и хо­зяйственное) – едино для всех нас и общее всем нам: и творцы духа и труже­ники материальной культуры. Каждый из нас живет всем этим, физически питаясь и душевно воспитываясь, огражденный другими и обороняя других, получая и принимая дары во всеобщем взаимном обмене.


А.П.Беляков

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РОССИЙСКИХ ФЛОТОВОДЦЕВ


Для воспитания благочестия и нравственности у личного состава российского военного флота всегда большое значение имел личный пример командиров и особенно высшего командования. Наиболее передовые русские флотоводцы во все времена понимали, какое значение имеет уровень религиозности личного состава для боеготовности. Они понимали, что духовность является цементирующей силой, обеспечивающей дисциплину и стабильность во флоте и в обществе, что духовность является иммунитетом, предохраняющем коллективы от внутренних противоречий и от внешних «инфекций». Они понимали, что их вклад именно в духовную составляющую процесса воспитания оставит наиболее глубокий след в людских сердцах. Забота о духовно-нравственном состоянии общества являлась одной из лучших традиций среди передовой части российских флотоводцев. Она передавалась из поколения в поколение и чтилась, как священный завет предков. «Традиция, – писал адмирал Михаил Владимирович Бубнов (командир Квантунского флотского экипажа, защитник Порт-Артура, с 1911 г. товарищ морского министра), – показывает нам, как мы должны исполнять свой долг перед Родиной, вызывает к жизни в нашей психологии боязнь покрыть себя позором в случае, если мы не сумеем быть достойными этих традиций – свидетелей былой доблести наших славных предков»1.

В вооруженных силах традиции благотворительности свято чтили и соблюдали известные русские военачальники. Среди всех флотоводцев Русского военного флота особенно выделяется недавно канонизированный Православной Церковью адмирал Федор Федорович Ушаков.

Как отмечает кандидат исторических наук капитан 1 ранга В.Д. Овчинников, человеческий подвиг Ушакова сравним разве что с подвигом монаха в его служении Богу. Великий адмирал неустанно заботился о подчиненных и часто в период перебоев снабжения эскадры тратил на питание и нужды команды свои личные средства. Вот что мы читаем в его приказе от 18 октября 1792 г.: «По случаю же недостатка в деньгах по необходимости сбережения служителей в здоровье, отпускаю я из собственных денег тринадцать тысяч пятьсот рублей, из которых велено десять тысяч отпустить в контору Севастопольского порта для покупки свежих мяс, а три с половиной тысячи госпитальному подрядчику Куранцову для содержания госпиталей, который, не получая четыре месяца денег, пришел не в состояние к продовольствию больных»2. Свои деньги для снабжения матросов он давал не раз, в том числе в заморских кампаниях. Неизвестно, сколько ему вернула из них казна, но они возвращались к нему беспредельной преданностью моряков, их любовью, их желанием исполнять службу «в совершенстве». Именно они стали главным капиталом Русского адмирала Ушакова, именно они обеспечили его победы.

Федор Федорович, всегда отличавшийся религиозностью, после выхода в отставку полностью посвятил свою жизнь служению Богу. Деревня его находилась в трех верстах от Санаксарского монастыря, и адмирал каждый праздник приезжал в монастырь, выстаивая вместе с братией продолжительные службы, иногда по нескольку месяцев жил в самом монастыре. Последние восемь лет своей жизни он провел среди монастырской обстановки. В конце своего жизненного пути адмирал пришел к храму Господнему, видя в служении ему истинный смысл жизни православного человека, «оказывая к вере отцов своих чрезвычайную приверженность»1. Он молился усердно, поминая ушедших из жизни своих соратников, родственников, желал здоровья живущим. Но его религиозность не ограничивалась только молитвенным подвигом. Ф.Ф. Ушаков проявлял усердную заботу о самом монастыре и о нищих. Об этом свидетельствуют архивные документы. В письме обер-прокурору Синода в апреле 1813 г. Федор Федорович писал: «Я давно имел желание все свои деньги без изъятия раздать бедным, нищей братии, не имущим пропитания, и ныне, находя самый удобнейший и вернейший случай исполнить мое желание, пользуясь оным по содержанию. … Полученный мною от С.-Петербургского опекунского совета на вышеозначенную сумму денег двадцать тысяч рублей билет сохранной кассы, писанный 1803 года августа 27-го дня под № 453, и объявление мое на получение денег при сем препровождаю к вашему сиятельству. Прошу покорнейше все следующие мне… деньги, капитальную сумму и с процентами за все прошедшее время истребовать, принять в ваше ведение и… употребить их в пользу разоренных, страждущих от неимущества бедных людей».2 То, что это был не минутный порыв, а принцип всей жизни Ушакова подтверждает и письмо иеромонаха Нафанаила архиепископу Тамбовскому Афанасию, которое было написано через 12 лет после смерти адмирала. В этом письме сообщалось: «Оный адмирал Ушаков… и знаменитый благотворитель Санаксарской обители по прибытии своем из С.-Петербурга около 8 лет вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в своей деревне Алексеевке, расстояние от монастыря через лес версты три, который по воскресным и праздничным дням приезжал для богомоления в монастырь к служителям Божиим во всякое время, а в Великий Пост живал в монастыре в келье для своего посещения… по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выступал неукоснительно, слушая благоговейно. В послушаниях же в монастырских ни в каких не обращался, но по временам жертвовал от усердия своего значительным благоговением, тем же бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния в всепомощи. В честь и память благодетельного имени своего сделал в обитель в Соборную церковь дорогие сосуды, важное Евангелие и дорогой парчи одежды на престол и на жертвенник. Препровождал остатки дней своих крайне воздержано и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному христианину и верному сыну Святой Церкви»1. По завещанию Ф.Ф. Ушаков был и похоронен в монастыре. В 1949 г. могила адмирала была вскрыта. Мундир и мощи оказались нетленными. В период с 4-го по 5-е августа 2001 г. в Мордовии в Санаксарском Рождество-Богородичном мужском монастыре прошла торжественная церемония канонизации выдающегося русского флотоводца адмирала Федора Федоровича Ушакова. В сонме святых земли русской появился ходатай «о сущих в море далеча» – моряках, охраняющих рубежи нашей Родины.

Приемники Ушакова – адмиралы: Михаила Петровича Лазарев, Владимир Алексеевич Корнилов, Павел Степанович Нахимов, Владимир Иванович Истомин и другие также проявили себя как благотворители. Все они уделяли большое внимание духовному воспитанию, духовному просвещению русских моряков и жертвовали на эти цели немало своих личных средств.

В 1822 г., когда Черноморским флотом командовал адмирал Алексей Самуилович Грейг, по инициативе лейтенанта Василия Ивановича Мелихова (в дальнейшем адмирал, с 1955 г. член Государственного Совета) в Севастополе была основана офицерская морская библиотека. Фонды ее собирались адмиралами и офицерами флота и в значительной степени составляли духовную литературу. Решительные меры по улучшению работы библиотеки принял адмирал Михаил Петрович Лазарев, вступив в командование Черноморским флотом 31 декабря 1834 г. К этому времени библиотека уже включала в себя около 3000 экземпляров разных сочинений. Библиотека управлялась комитетом, состоявшим из 6 директоров, избиравшихся ежегодно баллотировкой преимущественно из капитанов 1 ранга. В 1834 г. старшим директором библиотеки был избран капитан 1 ранга Папахристо – командир 30-го флотского экипажа и корабля «Императрица Мария»2. Благодаря инициативе и заботам М.П. Лазарева в течение 1846-1850 гг. было построено новое здание библиотеки. В управлении библиотекой, в комплектовании ее книжного фонда активно участвовали Корнилов, Нахимов, Истомин и другие передовые адмиралы и офицеры флота1. С 1851г. директором Севастопольской библиотеки был генерал-майор по адмиралтейству Захар Андреевич Аркас – старший брат будущего командующего Черноморским флотом адмирала Николая Андреевича Аркаса. Он же перед осадой Севастополя эвакуировал библиотеку в Николаев2.

Важнейшей традицией в дореволюционной России являлось созидание храмов. Большинство воинских церквей строилось на добровольные пожертвования. И этих пожертвований было особенно много, когда храмы сооружались в честь каких-либо важных событий или подвигов русского народа. Даже бедняки стремились внести свою лепту в их строительство, не говоря уж о состоятельных людях. Храмы являлись не только культовыми сооружениями, но были местом и культурного просвещения для нижних чинов. Он заменял им и картинную галерею, и концертный зал и театр.

В архивных документах сохранился тот факт, что адмирал Владимир Алексеевич Корнилов много внимания уделял строительству собора Св. Владимира в Севастополе. После назначения командующим Черноморским флотом, во время своей первой аудиенции с императором 29 февраля 1852 г. среди других вопросов он обсуждал и вопрос постройки храма.3 Председателем комиссии по строительству с 1851 г. являлся выше упомянутый Захар Андреевич Аркас. В склепе этого храма и был похоронен после своей гибели сам Владимир Алексеевич Корнилов. Там же были похоронены адмиралы М.П. Лазарев, В.И. Истомин и П.С. Нахимов.

Верностью православным традициям отличался и вице-адмирал Степан Осипович Макаров, который был близким другом ныне прославленных Православной церковью апостола Японии архиепископа Николая (Касаткина) и святого праведного Иоанна Кронштадтского. Вернувшись в 1889 г. из трехгодичного кругосветного плавания, совершенного им в качестве командира на первом русском паровом корвете «Витязь», несмотря на свою занятость, связанную с обработкой полученных во время экспедиции научных материалов, он издает свой труд «Православие в Японии». Степан Осипович активно помогал православному делу в Стране восходящего солнца тем, что писал статьи, выпустил брошюру о соборе Воскресения Христова в Токио, искал жертвователей на его строительство. Макаров обращался за помощью к представителям разных слоев общества и, конечно, к отцу Иоанну Сергиеву, который к концу 80-х гг. XIXв. стал известным всей России молитвенником, жертвователем и благотворителем. В письме, написанном 10 (22) января 1890г., епископ Николай благодарит Макарова за хлопоты по сбору денег на православный собор в Токио и перечисляет имена людей, откликнувшихся на его нужду: «…Сколько добрых результатов Ваших хлопот! От Нечаева-Мальцева 1000 руб., от отца Иоанна – 500 р., от Самарина – 100 р., кроме того, Вы мне открыли доступ просить гр. Н.В. Орлову-Давыдову»1. Это письмо является самым ранним сохранившемся документальным свидетельством, говорящем о личном знакомстве С.О. Макарова и отца Иоанна2.

Токийский храм не единственный, в строительстве которого принимал участие Макаров. Высочайшим приказом от 6 декабря 1899 г. он был назначен главным командиром Кронштадтского порта. Одним из важнейших дел, за которое принялся новый «хозяин» города и порта, стало строительство Кронштадтского Морского Николаевского собора.

До 1841г. кронштадтские моряки посещали церковь Богоявления Господня, построенную по указу Петра I от 1728г. и освященную 24 мая 1731г. Пришедшую за сто лет в ветхость церковь в октябре 1841 г. разобрали и лишь в 1861 г. была осуществлена закладка нового деревянного здания храма, освященного 23 сентября 1862 г. Это деревянное здание рассматривалось как временное, и 26 января 1849 г. был высочайше утвержден комитет по постройке в Кронштадте новой каменной церкви Богоявления Господня3. Однако дело строительства Морского храма затянулось почти на 50 лет. Наконец, в 1897г. был высочайше разрешен всероссийский сбор пожертвований на сооружение Морского собора в Кронштадте, который должен был стать местом молитвы для моряков и памятником славных деяний русского флота. Одновременно был объявлен конкурс на лучший проект нового храма. 10 мая 1897 года отец Иоанн напечатал в газете «Котлин» письмо-обращение к российским морякам и соотечественникам. Вот его текст:

«Возлюбленные братья-моряки и все православные соотечественники!

Живя в Кронштадте сорок два года и во все это время, видя малость, скудость и ветхость Морского храма, — я снедался ревностию о нем и желанием просторного, прочного и благолепного храма, и ныне внес свою лепту на сооружение такового храма 700 руб. Благоволите и вы оказать свое посильное усердие к сооружению его»4.

Можно представить радость отца Иоанна, когда дело строительства Морского собора в Кронштадте, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Вице-адмирал Макаров стал председателем Комитета по сбору пожертвований на строительство главной морской святыни, начались строительные работы: были посажены деревья в овраге, прилегающем к месту постройки, расчищено место под фундамент. С апреля 1901 г. в личном дневнике вице-адмирала регулярно появляются записи о заседании комиссии по постройке Морского собора. Там же помещена заметка из газеты «Котлин» от 28 октября 1901 г. об освящении начала работ по сооружению собора. Первого сентября 1902 г. отец Иоанн в присутствии адмирала С.О. Макарова и многочисленных горожан совершил молебен на месте будущего храма. 8 мая 1903г. состоялось торжество по закладке собора, в котором участвовали император Николай II, главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Макаров и настоятель Кронштадтского Андреевского собора Иоанн Кронштадтский. Ни С.О. Макаров, ни отец Иоанн не дожили до освящения главного храма Российского флота, но Морской Николаевский собор стал достойным памятникам им обоим.

Следует заметить, что даже инославные военачальники, имея государственное мышление, понимали важность укрепления православия. Например, главный командир Кронштадтского порта адмирал Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, будучи лютеранином, 15 мая 1814г. ходатайствовал перед обер-прокурором Святейшего Синода Н.А. Протасовым о скорейшем освящении новой каменной церкви Успения Пресвятой Богородицы в городе Кронштадте, в строительство которой он внес свой вклад: «Просим оказать зависящее с Вашей Стороны содействие о ускорении разрешением на освящение указанной церкви, чем изволите одолжить как меня, так и все общество здешних граждан». Мусульманин генерал Хан Нахичеванский на свои средства построил церковь в Красном Селе. Было немало случаев, когда ктиторами православных военных церквей избирались неправославные офицеры.

В Петербурге через четыре года после окончания русско-японской войны, где погибло много русских моряков, было принято решение о строительстве храма в память о них, названного в народе «Спас на водах». Елена Александровна Шеина (урожденная Урусова) – жена командира крейсера «Светлана» Сергея Павловича Шеина (Сергея Павловича был потомком воеводы Шеина – легендарного защитника Смоленска от поляков в Смутное время) обратилась к греческой королеве Ольге (дочери Великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича Романова) о принятии Комитета под ее попечительство.

Деньги на строительство собирались по всей России. Многие российские адмиралы внесли свой вклад в созидание храма. Иконы и лампадки были взяты с погибших кораблей. Елена Александровна Шеина лично участвовала в вышивании ковра для верхней церкви. Ритуал освящения храма состоялся 31 июля 1911 г. К сожалению, этот храм не сохранился. В 30-е годы он был уничтожен по приказу местных властей.

Сегодня мы все больше убеждаемся в том, что наше прошлое не имеет аналогов в мире. И нам нужно беречь и преумножать славные отечественные традиции. В последние годы в этом направлении сделано уже немало. Совместное заявление о сотрудничестве в культурной, научной и благотворительной областях, подписанное министром обороны Российской Федерации и Патриархом Московский и всея Руси 2 марта 1994 г., а также Соглашения о сотрудничестве между Русской Православной Церковью и Вооруженными Силами России подписанное 4 апреля 1996 г. открыли новые возможности для возрождения православных традиций в Вооруженных Силах. В Соглашении указано, что дальнейшее развитие взаимодействия между Русской Православной Церковью и Вооруженными Силами «будет служить обогащению духовной и нравственной жизни воинских коллективов, способствовать воспитанию военнослужащих и членов их семей в духе любви к Отечеству, готовности к его защите».1 На основании вышеуказанных документов подписаны частные соглашения с командующими видами и родов войск. В том числе Главнокомандующий ВМФ РФ 16 июня 2005 г. подписал Соглашение о сотрудничестве Военно-Морского Флота с Русской Православной церковью. Таким образом, сложились все условия для возрождения былых славных традиций.

В городе Кронштадте по инициативе Кронштадтского Морского собрания, и благодаря личным усилиям председателя собрания контр-адмирала А.В. Спешилова, предпринимаются меры к возрождению Кронштадтского Морского Никольского собора – главной святыни российского флота. Эту инициативу поддержал Главнокомандующий ВМФ РФ В.С. Высоцкий. Командир Ленинградской военно-морской базы контр-адмирал Липинский Анатолий Иванович способствует возвращению православного храма во имя иконы Божией Матери «Милующая» и восстановлению храма «Спаса-на-Водах».

Но если восстановленные или вновь построенные храмы будут пустовать, то все усилия, затраченные на их созидание, будут напрасными. Кроме строительства православных церквей необходимо проводить работу по пропаганде православной культуры и по возрождению духовных основ Российского государства.

В этой связи в Военной академии Ракетных войск стратегического назначения им. Петра Великого благодаря спонсорам открыт первый в Вооруженных Силах России факультет Православной культуры, который работает уже пятнадцать лет. В Санкт-Петербурге, в Высших Специальных Офицерских Классах (Академия дополнительного профессионального образования) ВМФ в 2004 г. Центр духовного образования. Задача Центра. Аналогичная работа проводится и в других учебных заведениях МО РФ.

И закончить данное выступление мне хотелось бы словами последнего протопресвитера армии и флота Георгия Ивановича Шавельского, который писал: «Традиция в жизни – великое дело. Она передает из рода в род добрые обычаи и часто охраняет нравы. Она объединяет, воодушевляет и двигает массы».1 Так будем же и мы хранить и преумножать славные традиции наших предков!


Т.С.Бобырева

ХРАНИТЬ ДУХОВНЫЙ ОГОНЬ

(тема семьи и семейного воспитания на уроках литературы в техникуме)


Без хороших отцов нет хорошего воспитания,

несмотря на все школы, институты, пансионы.

Н.М.Карамзин


Если люди говорят плохое о твоих детях,

это значит, они говорят плохо о тебе.

В.А.Сухомлинский


Жить для души, по правде, по совести – всегда было для русского человека первейшей заповедью. Идеал праведности включает в себя благоговейное отношение к жизни, ко всему живому, к родной земле. И задача учителя – хранить духовный огонь, свято оберегать его на семи ветрах, зажигать ежедневно душеспасительную свечу в сердцах детей и награды за это, как писал Достоевский, никогда не искать, «ибо и без того уж велика тебе награда на сей земле: духовная радость твоя, которую лишь праведный обретает».

Предлагаемый ныне «новый» идеал преуспевающего энергичного супермена-миллионера, ничем не брезгующего ради обогащения, вряд ли может привиться на нашей почве. Отечественный национальный идеал никогда не сводился к успеху в материально-финансовой сфере. Не случайно тип предпринимателя в русской литературе, будь то гончаровский Штольц, чеховский Лопахин, горьковский Фома Гордеев, шишковский Прохор Громов, неизменно изображался с явным скептицизмом.

В основе отечественного идеала лежит праведничество, нестяжательство, соборность, а духовная жизнь представляет куда более важную ценность, нежели материальная. И заложить этот идеал праведности можно только в семье. Вот почему, как никогда, сегодня так необходимо на уроках литературы подходить к раскрытию темы семьи и семейного воспитания в произведениях русской литературы с точки зрения христианской морали и нравственности.

В наш сегодняшний день обращены слова великого сатирика Салтыкова-Щедрина: «По всей весёлой Руси, от Мещанских до Кунавина включительно, раздаётся один клич: идет чумазый! Идет, и на вопрос: что есть истина? твердо и неукоснительно ответит: распивочно и навынос!.. Интеллигенция, дирижирующая классы! Опомнитесь, кого вы приветствуете?! – «Разуваев, бывший холуй!»… Подумайте! Да он в ту самую минуту, как вы, публицисты, призываете его: иди и володей нами! – даже в эту торжественную минуту он пущает враскос глаза, высматривая, не лежит ли где плохо? Знает ли он, что такое отечество? слыхал ли он когда-нибудь это слово?»

Можно ли этому что-либо противопоставить? Можно. Необходимо начинать изучение творчества любого писателя с мира его детства, семьи, потому что созидание духовного мира личности только тогда происходит гармонично, когда его живительным источником оказывается дом детства и юности, «окна» которого как бы «распахнуты» в историю своей семьи и в историю своего Отечества. С этой точки зрения рассмотрим две классические повести о детстве: «Лето Господне» И.С. Шмелёва и «Детство» А.М. Горького. Тема сиротства, одиночество ребёнка, лишенного родителей, в жестоком и чужом мире – главная тема горьковского «Детства». Сюжетный рисунок повести строится на горьком чувстве тоски маленького мальчика по материнской любви, его страданиях из-за отчужденности матери. В отличие от далекой, жёсткой матери отец в воспоминаниях Алёши Пешкова – ласковый, добрый, сильный, весёлый. Он является для мальчика кумиром, идеалом мужчины. Подобное отношение к отцу роднит героев горьковского «Детства» и «Лета Господня» Шмелёва. Как известно, Шмелев боготворил своего отца и даже завещал похоронить себя рядом с его могилой на Донском кладбище. Как и Горький, он не знал в детстве материнской ласки и нежности, мать была с ним слишком суровой. Преклонение перед отцом и сложное, болезненное отношение к матери сближает концепции детства Горького и Шмелева. Но эти книги сближает и другое: в обеих одной из главных тем является тема влияния на душу ребенка религии, тема Бога. Поиски живого Бога помогали Алеше Пешкову преодолевать «свинцовые мерзости» жизни. «В те дни,- вспоминал писатель в повести «Детство, – мысли и чувства о Боге были главной пищей моей души, самым красивым в жизни… Бог был самым лучшим и светлым из всего, что окружало меня, – Бог бабушки, такой милый друг всему живому». Но рассуждения героя о двух Богах: Боге бабушки и Боге дедушки так и остаются размышлениями как бы со стороны, не претворяясь в живое чувство или действие. Чувство живого Бога так и не стало определяющим в его жизни. «Свинцовые мерзости» жизни рождали в Алеше не стремление к Богу и к посещению церкви, а чувство протеста и бунта, обостренное восприятие всякой несправедливости. Именно это коренным образом отличает повесть Горького от произведения Шмелева, которое все проникнуто глубоким религиозным чувством. Его главный герой -ребёнок- растет и развивается в радостном сознании божественной сути бытия, в ощущении живого Бога. Шмелев сознательно игнорировал «свинцовые мерзости дикой русской жизни», которые с таким пристальным и грустным вниманием описал в своём «Детстве» Горький. В «Лете Господнем» Шмелеву удалось создать свою собственную оригинальную модель счастливого детства, построенную на неразрывной связи маленького героя с семьей, стабильной окружающей жизнью и-главное-с Богом. Если Горький, пользуясь определением Д.Мережковского, в повести «Детство» замечательно показал Русь «не святую, а грешную», Россию накануне революционных потрясений, то Шмелев восстановил и явил нам сияющий облик Руси святой.

Тему семьи и семейного воспитания на уроках литературы можно раскрыть, например, исследуя такую проблему: мотив Дома в произведениях русских писателей.

Состояние души человека, его внутренняя жизнь обусловлены, прежде всего, нравственной памятью, которая созидается в первые годы жизни. Л. Толстой об этом сказал: «Разве я не жил тогда, когда учился смотреть, слушать, понимать, говорить, когда сосал и целовал грудь, и смеялся, и радовал свою мать? Я жил, я блаженно жил. Разве не тогда я приобрёл все то, чем я теперь живу, я приобрел так много, так быстро, что во всю свою остальную жизнь не приобрел и одной сотой доли этого». Это дом детства Толстого.

По воспоминаниям известного русского писателя М.А. Булгакова, дом его детства населен дорогими людьми, на стенах дома портреты предков, а предметы домашнего уюта – не просто вещи, они одушевлены и участвуют в жизни всех членов семьи. Это «шоколадный», «волшебный», «сказочный», «поэтичный» дом, где можно общаться, мечтать, размышлять, читать любимые книги, слушать музыку. Мирное, счастливое время в доме на Андреевском спуске не забылось Булгаковым и возродилось в духовном опыте писателя – в доме Турбиных (роман «Белая гвардия»). Так что же означает понятие «дом»? Это жилище, семейные устои, традиции, духовный мир, воспоминания, Отечество, мир. Именно поэтому дом, семья вносят в духовную жизнь человека добро, мир, гармонию. Уделяя столько внимания изображению жизни дома Турбиных, Булгаков защищает вечные, непреходящие ценности в своем романе – дом, родину, семью. Мы постоянно смотрим на все события как бы через восприятие жителей турбинского дома. Этот уютный дом – «живое существо», он живет, дышит, страдает, любит, дает приют Лариосику, Мышлаевскому и другим гостям. «Светлая королева» – мать передала Елене свое душевное тепло, поэтому там, в огромном и тревожном Городе, гремят пушки, а здесь перед нами цветы, белая скатерть, звучит музыка, ощущается атмосфера влюбленности, душевной близости героев. Семья Турбинных – семья чести. В финале романа автор обращается к мысли о «вечном» Доме: «Все пройдет, страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал». А это значит, что учителю необходимо донести до сердца каждого студента мысль Булгакова о том, чтобы мы помнили о принадлежности нашего духовного «дома» Вечности.

Турбины и их гости убеждены, что России необходима «вера православная». Это люди, не говорящие о Боге, но хранящие в душе Его заповеди, по ним живущие. Поэтому молитва Елены за умирающего брата совершает чудо, потому они хранимы Всевышним и награждены дружбой и любовью, которую несут сами. Образ Дома в романе многозначен. Это – жилище, островок- крепость в хаосе революционных событий; пристанище уставшей души, место её отдыха и восстановления сил; первооснова бытия, одухотворенного и обустроенного; место сбережения духовных, нравственных, культурных традиций; утверждение вечности и прочности жизни; «храм и микрокосм» (Д.С. Лихачев) человеческой души. Дом в романе «Белая гвардия» – это цитадель Добра, хранящая Справедливость, Красоту, Свет и Тепло Вечности.

Тему семьи, домашнего очага, дома можно раскрыть и на произведении Ф.Абрамова «Братья и сестры» (1958 год). Повествуя о нескольких поколениях Пряслиных и Ставровых, автор говорит с читателем о самом главном: необходимо неустанно строить дом, сохраняя семейные традиции, преодолевая немыслимые тяготы изо дня в день, потому что дом- это символ единства семьи, он защищает и оберегает. Роман называется «Братья и сестры», и это тоже определяет образ дома, домашнего очага. Считаю необходимым прочитать на уроке последние строчки романа: «Шла запоздалая осенняя гроза, и Михаил вдруг вспомнил отца, его последний наказ: «Сынок, ты понял меня? Понял?» Тридцать лет назад сказал ему эти слова отец. Сказал в тот день, когда уходил на войну, и тридцать лет он ломал голову над ними, и вот теперь он их, кажется, понял…» В этих словах отца заключена идея романа: всякий дом хозяином держится. Ссора Михаила с сестрой тоже причина беды. Одолеть невзгоды, строить дом можно только вместе. И закончить урок можно словами критика П. Рожновой: «Строить дом – есть одну хлеб-соль, говорить одну речь, жить в ладу и согласии, хранить традиции. Мудрость народа заключается именно в этой цельности».

Также обзорно на следующем уроке можно обсудить роман Ф.Абрамова «Дом» (1978 год). Это эпопея о драматической судьбе русской крестьянской деревни на протяжении трех десятилетий (от 1942 до 1972 года). Дом в романе – не только место жительства человека. Это портрет его души, воплощение жизненных стремлений и ценностей. Это семья. Развалившийся старый дом Пряслиных олицетворяет распад некогда дружной семьи, а его восстановление – возвращение прежних отношений, духовного единства. Это и храм («хоромина»), рукотворная крестьянская микровселенная для жизни не только тела, но и души. И сама душа, над созиданием которой он трудится весь свой век («Главный – то дом человек в душе у себя строит. И тот дом ни в огне не горит, ни в воде не тонет», – говорит Евсей Мошкин).

Расшатывание дома народной души показано в романе через семью Пряслиных, которая воплощала дух русского народа с присущими ему жизнестойкостью, трудолюбием, совестливостью, честностью и бескорыстностью. Но теперь в некогда крепкой семье царят разлад и недоброжелательность. И примеров в романе много. Михаил проклял сестру за незаконнорожденных детей. Петр ненавидит брата – близнеца, с которым когда-то они видели общие сны. Татьяна, живущая в Москве, – отрезанный ломоть. Федор в тюрьме. Главная причина этого разлада с собой и миром – духовно – нравственная. Каждый из героев нарушает евангельские заповеди, по которым должен жить человек, обуреваем пороками, разрушающими душу. У Михаила это гордыня за достигнутое благосостояние, самодовольное чувство превосходства над ближними, их осуждение, непрощение. У Петра – злоба до ненависти. Еще больший процесс разрушения личности происходит с Егоршей, которого злоба и зависть приводят к предательству Лизы и ставровского дома. Но может ли человек в наше трудное время жить по христианским заповедям? И в романе есть такие герои. Это Лиза, которая живет по законам своей совести, не осуждающая других, способная забыть о собственной выгоде, верная долгу и традициям, умеющая любить и прощать. Это Евсей Мошкин, видевший свое предназначение в помощи людям, покаянно переживающий свои слабости и стремящийся к очищению. Это Григорий, которого «все любили в доме». У него «не было своей жизни – он жил неотделимо от брата, от сестры, от двойнят». Заканчивая урок – лекцию по роману Ф. Абрамова «Дом», можно и нужно сделать такой вывод: старый русский Дом поставлен надежно и прочно, и отстроить, возродить его можно. Значит, выход в восстановлении народного духа, национальных ценностей, нравственных и культурных традиций. И первый шаг в этом великом духовном пути должен сделать каждый. «Сотвори мир в душе и пошли его людям» (Ф.А.Абрамов).

Завершением темы « Мотив Дома в творчестве русских писателей» может стать работа над рассказом В.Распутина «Изба» (1999 год). В образе главной героини Агафьи воплотился русский национальный характер. Часто приходится слышать, что русский человек ленив, пассивен, живет надеждой на «авось». Но эти утверждения не применимы к распутинской Агафье. Её изба – это «воплощение праведной души». А выносливость и упорство Агафьи заставляют преклоняться перед этой русской женщиной. «Родное скудным не бывает» – так можно сказать о «маленьком» рассказе В. Распутина «Изба».

Итак, мотив Дома в литературе XIX и XX века является одним из главных. И образ родного Дома в творчестве многих русских писателей прочно ассоциируется с Россией, ее укладом, ее обустройством, ее судьбой. Именно русскому человеку присуще единение с миром, вписанность его в бытие Природы, Семьи, Дома, Народа, Истории, Вселенной, Космоса. Если бы мне предложили сформулировать национальную идею, которую мучительно ищет наше общество, я бы сказала так: «Счастлив тот дом, где пребывает мир…где брат любит брата, родители пекутся о детях, дети почитают родителей! Там благодать Господня…1

Как порой такие простые истины трудно донести до студентов! Как трудно пробудить на уроке «чувства добрые»?! Как нелегко бывает им ответить на вопросы классиков литературы: «В чем смысл жизни?», «Что такое семья, любовь, терпение?» Наши дети живут в обществе с размытыми границами между добром и злом, порядочностью и бесчестием, дозволенным и недопустимым. Массовая культура навязывает потребительские установки, стремление к комфорту и удобству, девальвируя такие ценности, как порядочность, трудолюбие, любовь, семья. Именно поэтому тема семьи и семейного воспитания на уроках литературы сегодня становится едва ли не самой главной. Достоевский считал, что самые главные впечатления своей жизни человек выносит из детства, приобретая в первые три года жизни «целую треть тех идей и познаний, с которыми ляжет стариком в могилу». Вот почему так важно, какими будут эти впечатления, с каким багажом нравственных и духовных впечатлений и запросов выйдет из отчего дома человек. Устами старца Зосимы писатель говорит: «…нет драгоценнее воспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском, и это почти всегда так, если даже в семействе хоть только чуть-чуть любовь да союз…».

Наши сегодняшние студенты через пять – шесть лет (а может, и раньше) станут родителями. Но уже сегодня они должны понять, что «воспитание детей есть труд и долг» (Ф. Достоевский). И единственным условием правильного воспитания является любовь. Но любовь тоже «есть труд, даже любви надобно учиться» (Ф. Достоевский). Воспитание подрастающего поколения не только личное дело родителей, но их гражданский долг, потому что это будущее страны. «Пусть мы умрем, но останутся дети наши, а после них – их дети», – писал Достоевский в романе «Подросток».

На протяжении своей учительской деятельности (стаж 30 лет) я часто слышала однотипные ответы: не нравится Толстой, Чехов, Некрасов, Маяковский… И сразу на память приходят слова русского мыслителя Ивана Ильина: «У человека духовно неразвитого любовь начинается там, где ему «нравится» и где ему что-то приятно; она протекает в плоскости бездуховного «да» и стремится к максимальному наслаждению». Современные дети нацелены на поиски «удовольствий». И беда тут не в том, что у них не развит эстетический вкус. Она глубже, чем эстетические эмоции, она связана с ценностными установками, которые эстетическую восприимчивость определяют. Речь идет о духовной любви, которая имеет мужество отвернуться от «нравящегося» и «приятного», которая ищет не удовольствия и наслаждения, а духовного совершенства. Во имя национального спасения и во исцеление искаженных и смятенных душ, потерявших ориентиры, спутавших все понятия о добре и зле, необходим решительный поворот к изучению жизнеутверждающих, духоносных основ русской классической литературы.


СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

  1. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 т. Т.22, с.9., Т.24, с.184, Т.14, с.263-264. – Л., 1972-1991
  2. Золотусский И.П. Заметки о двух романах М. Булгакова. Литературная учеба. – 1991- №2. – с 147.
  3. Лакшин В. Мир Михаила Булгакова. Булгаков М. Собр. соч…в 5 т. – М., Художественная литература, 1989- Т-1-с 23
  4. Басинский П.В. Максим Горький. Русская литература рубежа веков (1890-е-начало1920-х годов). – М., 2000. – Кн. 1. – с.528
  5. Шмелев И.С. Избранное. – М., 1989. – с. 284.
  6. Ильин И.А. Одинокий художник. Статьи. Речи. Лекции. – М; 1993 (главы «Творчество Шмелева», «Православная Русь». «Лето Господне. Праздники»).
  7. Боборыкин В.Г. Михаил Булгаков. Кн. для учащихся ст. классов. – М., 1991.
  8. Золотусский И.П. Федор Абрамов: Личность. Книги. Судьба. – М., 1986.
  9. Красикова Е.В. Главный дом: О романе Ф. Абрамова «Дом». Русская речь. – 1990-№5



В.И.Большаков

УРОКИ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ:

ОБЩИННОЕ ЖИЗНЕУСТРОЙСТВО НА РУСИ


Община для русского народа с глубокой древности составляла социальную основу жизни, однако, наряду с общинным жизнеустройством, еще в глубокой древности мы видим у наших предков ясное монархическое начало, олицетворенное княжеской властью. Удивительное сочетание на Руси общинных традиций с монархическим правосознанием в течение всей истории находилось в диалектическом противоречии и не во всех русских землях этот спор за верховенство власти решался одинаково.

Представителем монархической власти в Древней Руси был князь. Его общественное положение раскрывается двояко. Князь – представитель знати, в кругу которой он – первый среди равных. Это обстоятельство, разумеется, накладывало свой отпечаток на его правительственную деятельность: князь не был свободен от интересов воинского братства. Но бесспорно и другое – в княжеской политике находили выражение нужды простого народа, что объясняется отсутствием антагонистических противоречий, общинным характером социального устройства. Князь и знать еще не превратились отгороженное от рядовых общинников особое сословие. Знатные выступали в качестве лидеров, правителей и защитников народа, но и получали от него «кормление».

Вече чаще всего ведало вопросами войны и мира, распоряжалось княжескими столами, финансовыми и земельными ресурсами волости, объявляло денежные сборы с волостного населения, входило в обсуждение законодательства русского, смещало неугодных представителей назначаемой князьями администрации.

Князь и городская община составляли части единого социально-политического организма. Князь не мог обойтись без общины, как и она без него. Об этом свидетельствуют выполняемые князем общественно необходимые функции. Искони ему принадлежит роль верховного судьи, военного предводителя, и в этом качестве его некому заменить, поскольку земское войско, как и любая военная организация, строится на принципе единоначалия, и только князь в глазах простых людей обладает достаточным авторитетом и сакральной силой, чтобы ее возглавить, хотя нередки были случаи, когда князь своей волей направлял с войском воеводу или своего сородича. То же следует сказать и о других властных функциях князя – законодательной, судебной, административной, дипломатической, столь же необходимых для нормальной жизнедеятельности общественного организма, требовавших постоянного личного участия правителя.

Такой же прочной и неразрывной была обратная связь князя со своими подданными, городской общиной. Приобретение стола и успех правительственной деятельности князя в первую очередь зависели от поддержки общины, обеспечить которую было его важной заботой. Община, в которой верховная власть олицетворялась с «вече», принимала князя, заключая с ним «ряд» (договор) «на всей своей воле», нарушение условий такого договора со стороны князя влекло к его изгнанию.

В ряде земель Древней Руси действовал и институт общенародного (вечевого) суда над князем: допустившего злоупотребления, а тем более совершившего преступные деяния правителя ожидала расплата – его могли лишить власти, заключить под стражу и даже предать смертной казни. Так было, например, в Новгородской земле, где верховная власть была не монархической, а вечевой. Там князь – высший исполнительный орган городской вечевой общины.

Третьим институтом общинной государственности является Боярская дума («совет»), приходящая на смену старейшин родоплеменной эпохи. Боярская дума не имеет четко зафиксированного статуса в писаном праве, однако обычай требовал от князя согласования своих действий с боярами, «лучшими мужами». Боярская дума формировалась из наиболее влиятельных представителей городской общины, земских бояр, поэтому часто боярские «советы» совпадают с принимаемыми следом вечевыми решениями, а князь, не нашедший поддержки бояр, как правило, не находит ее и на вече.

Новгородская земля, где вечевое правление получило наиболее полное развитие, являла собой слаженную систему соподчиненных общин, где можно выделить три основных звена: община старшего города, общины подчиненных ей младших городов или пригородов, сельские общины. Образующаяся на основе этой иерархии территориально-политическая структура в древнерусских источниках именуется «землей» или «волостью». Каждая такая земля получает название города: Новгород – Новгородская земля, Новгород Северский – Северская земля, Смоленск – Смоленская земля и т.д. Эти образования квалифицируются как города-земли или города-государства, обладающие всеми признаками и атрибутами внутреннего суверенитета.

Верховным органом власти общины старшего города, как и волости в целом, было вече – народное собрание, в котором участвовали все свободные и полноправные граждане из числа жителей города и прилегающей сельской округи. Участвовать в вечевых мероприятиях было не обязанностью, а правом граждан, которым они могли пользоваться по своему усмотрению. Обладающие правом главы больших семей, «мужи», как их именуют древнерусские источники: на вече принимали решения за себя и за своих «детей», вполне взрослых по годам, но не достигших еще гражданского полноправия, то есть не ставшими еще главами семейств или домовладыками.

Вечевые постановления принимались нередко в ходе острой борьбы и столкновения различных мнений. Подсчета отдельных голосов, поданных в пользу того или иного решения, не производился, необходимо было общее согласие веча для того, чтобы решение вступило в силу. Иначе и быть не могло, т. к. при неразвитости аппарата государственного принуждения того времени любое принятое постановление могло быть исполнено лишь при условии согласия с ним и поддержки всех граждан.

Важную роль в ходе вечевых прений играли общинные лидеры-бояре. Силой личного авторитета и умением убеждать или отстаивать свою правоту они увлекали за собой рядовых общинников, апеллируя к общим интересам земли, в сознании древнерусских людей стоявшим выше любых индивидуальных или групповых интересов.

Особенностью древнерусской государственности является тот факт, что носителем публичной власти выступала община старшего города, в ее руках концентрировалась принудительная власть по отношению к жителям пригородов и волости в целом. Решение столичной вечевой общины было обязательным для всех волошан – такой порядок распространялся на все важнейшие сферы общественной жизни: политическую, административную, судебную, финансовую, военную.

Подчиненное положение пригородов и их административная зависимость от старшего города выражались в том, что первым приходилось принимать от последнего посадников. Посадник принадлежал к числу высших должностных лиц русских земель, помимо распорядительных функций он, судя по всему, выполнял еще определенные полицейские обязанности. В более поздние времена в результате огрубления нравов от столкновения со степью посадники, являясь людьми пришлыми и не подотчетными местному населению, нередко допускали злоупотребления, произвол и насилие. Доведенные до крайности жители сурово расправлялись с такими правителями, что в свою очередь приводило к обострению отношений пригорода со старшим городом.

Высшими должностными лицами были также тысяцкий и воевода. Их связь с земской общиной гораздо прочнее. Тысяцкий и воевода не только осуществляли руководство военными силами общины, но и являлись выразителями политических интересов земли независимо от того, из какой среды они происходили, из княжеско-дружинной или земско-общинной среды. Принадлежность к земской военной организации и опора на ее силы обеспечивает вышеназванным деятелям высокую степень самостоятельности и независимости в отношениях с князьями, как в военной, так и в политической сфере.

Власть воеводы и тысяцкого распространялась и на подчинявшиеся старшему городу пригороды. Во время военных действий, когда земля испытывала непосредственную вражескую угрозу, эта власть приобретала чрезвычайный характер. Столичный воевода своей волей мог отменить решение веча пригорода, если таковое шло вразрез с интересами общины старшего города и ставило под вопрос территориальную целостность земли. Подобно посаднику, воевода и тысяцкий, со своей стороны, заботятся о сохранении единства земли и пресекают любые проявления сепаратизма мятежных пригородов.

По мере экономического и политического усиления, роста числа жителей, укрепления военной организации пригороды начинают тяготиться зависимостью от старших городов. Особую силу и повсеместное распространение этот процесс приобретает, начиная с середины XII в. Борьба старших городов с усиливающимися пригородами становится главным содержанием внутриволостной жизни, в ней участвуют самые широкие общественные силы – по сути дела, эта борьба носит характер межобщинного столкновения.

Все дани и платежи, разные трудовые повинности налагались княжеской властью на всю волость, а она уж на своих сходах сама решала, как разверстать эти тяготы среди крестьян: "по животам и промыслам", "по силе" каждого хозяйства, а может быть, отбывали те или иные повинности сообща, с круговой порукой всех за каждого, имущего за неимущего, хозяйственных жильцов-волошан за пустые заброшенные участки.

По древней традиции, нарушать которую впоследствии боялись даже помещики, находился нижний этаж управления – крестьянское самоуправление – староста, выборные, десятские, сотские и общий сход, который самостоятельно решал внутренние вопросы общины. Несмотря на многие попытки разрушить общинное землепользование община дожила почти в своем первозданном виде к ХХ столетию.