Geum.ru

Валерий Сабитов принципрудр ы

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22
8. Святилище в Оронго.

После знаменательного завтрака-обеда в губернаторском доме Тайменев ощущал прилив внутренних сил, горячее желание защищаться и нападать. Но зловредный объект, готовящий ему западню, отсутствовал. Бороться было не с кем. Силы тьмы, если и продолжали свое черное дело, то весьма закулисно, умело обходя сферу бытия Николая Васильевича. Два дня он изо всех сил отдыхал: загорал, плавал, на тренировках дважды в день гонял до пота свою команду. Но нагрузки недоставало, а безмятежности не хотелось. Заново перебирая события последних недель, располагая их в разной последовательности, Тайменев пытался вскрыть их глубинную подоплеку, уловить какую-то систему. Но по-прежнему не виделось и намека на чью-то организующую скрытую волю.

На третий день он узнал, что следствие по делу пропажи археолога и неизвестного закрыто, и решил еще раз посетить Оронго, имея твердую цель добиться фотоэффектов, аналогичных имеющимся на фотографиях, подаренных одним из пропавших. На сей раз он решил идти туда пешком, а обратно возвратиться на машине с Ко Анга Теа.

Договорившись с водителем, Тайменев собрал все необходимое и со средней пешеходной скоростью отправился к Рано-Као путем, параллельным дороге от Анакены до Ханга-Роа. Три часа пешей прогулки... И необъяснимый приступ слабости у южной опушки рощи Вайтеаа. Полежав на покрытых седым мхом камнях, он двинулся дальше, сожалея, что камни не говорят. А Хету по этому поводу мог бы заметить, что Тайменев просто не понимает языка камней. Потому-то они для него молчат; в противном случае Николай узнал бы причину короткого недомогания.

Добрался он в Оронго к середине дня. Не останавливаясь, миновал поселение птицелюдей, по пути бросив настороженный взгляд на пустующий каменный «экран».

Остатки обсерватории и храма еще не подверглись воздействию реставраторов, реанимировавших столь многое из былого величия острова. Храм внешне выглядел просто: стены и потолок из грубо обработанных каменных плит, выщербленных, изрезанных трещинами.

Но обманчивая простота исчезала при близком контакте. От камней прямо струилось неприятие. Одряхлевший, но не потерявший вложенной в него энергетики, храм встревожился приходом непонятного существа, столь не похожего на его строителей. Дух зодчих витал в стенах и тяжко давил на Тайменева. Пробыв минуту-две внутри, он покинул строение.

Из болотистого озера в жерле вулкана потянуло терпким застоявшимся запахом, дурной дух закружил голову.

Тени былого среди камней настороженно застыли, охраняя покой уснувших сотни лет назад людей; их неясные мечты обвились вокруг горла Тайменева, желая проникнуть к нему внутрь и вновь ожить, заструиться в живой красной крови... Из лабиринтов каменных глубин, где застыло ожидание жертвы, донесся шепот: «Кто ты? Зачем? Зачем... Ты ли тот, кого мы ждем..?»

Со стороны Моту-Нуи задул отрезвляющий морской ветерок, шепот затих, удушающие голоса вернулись в свои истлевшие вместилища.

Тайменев глубоко и судорожно вздохнул и, пошатываясь, отошел подальше от храма, от его обманчивой привлекательности, скрывающей языческое желание чужой крови.

Промелькнул оранжевый закатный луч, опустились сумерки. Николай понял: если возвратиться в Анакену с Ко Анга Теа, как планировалось, он ничего не успеет. Ведь еще надо найти примерные точки съемок, использованные Те Каки Хива. А снимал он, вне сомнения, ранним утром или вечером.

Вновь из глубины Рано-Као дохнуло теплой волной, смесью настоянных в неподвижной пресной воде камыша и трав. Спящий вулкан шевелил полуторакилометровыми легкими, освобождаясь от накопленного за день зноя, приглашая в теплую ласковую ночь, полную звезд и открытий. К Тайменеву вернулись легкость и полнота существования, понимание незряшности собственного бытия перед лицом мироздания.

Все-таки в прошлый приезд сюда надо было начинать осмотр с Харе-пуре. Детская привычка: оставлять «на потом» самое интересное и вкусное, будь то книга, еда или игра. Да и сегодня можно было не пешим ходом, а транспортом. Каприз или глупость... Ну да ладно, с фонариком еще и интереснее. Ночами иногда можно отыскать-узнать такое, что днем с огнем не привидится.

Тайменев еще раз заглянул через входной проем в главное строение Харе-пуре. Где-то здесь стояла Хоа-хака-мана-па, - малая по здешнему размаху, чуть выше среднего человеческого роста статуя из черного базальта; одна из немногих вещей, дошедших из Белого времени, она сейчас хранится в Британском музее. С нее ведется отсчет Второго периода, эры исполинов, периода постепенной неуклонной деградации и упадка. Утверждают, что черная статуя, - прототип гигантов.

А что принесли с собой колоссы? Уж лучше б остров не заселялся после Первого периода. Человек с Большой земли принес на цветущую тогда почву Пупа Земли ужасы и преступления. В итоге, - и черной статуи нет, и языческое святилище в запустении. А внизу, в Ханга-Роа, проходят католические службы, собирающие все население острова. Что же он, человек со стороны, хочет отыскать тут и зачем это ему?

Николай Васильевич повернулся кругом и двинулся вдоль стены храмового здания к востоку, и через несколько шагов споткнулся о несколько связок камыша тотора. Из связок можно соорудить и постель, и кресло, и он перенес их внутрь храма, бросив рядом со входом, напротив места, где должен бы гореть в свое время ритуальный огонь. В глубь храма ему не хотелось, сдерживал тайный страх, оставшийся от первого впечатления. На острове уже никто не спит на камышовых циновках; пусть же он, гость из дальних земель, поддержит старые традиции. Впрочем, кто-то же доставил циновки на вершину, так что он не одинок.

...Что днем, что с фонарем в темноте, никакой разницы. На голых скалах и стенах, - все те же птицелюди, плачущие глаза, камышовые лодки... Изредка человеческие маски с перьями-лучами над головой. Ничего другого. Да тени в кустах махуте и хау-хау, из которых делают веревки и ремни для обвязки камыша, сгустились в зловещих очертаниях.

Делать было нечего, кроме как поужинать и ждать утра. Николай вернулся в центральное здание Харе-пуре и удобно устроился на камыше. Есть не хотелось. Он выпил немного воды из фляжки, вынул фотоаппарат, собрал треногу, проверил работу вспышки. Установил аппарат на треножнике, сделал пробный снимок и оставил все как есть, - утром легче будет собраться.

Волнами накатывала усталость, но он боялся крепко уснуть и пропустить восход. Да и растущее внутреннее беспокойство не давало сомкнуть глаза. Он то проваливался в короткое забытье, то возвращался к мыслям об истории острова, той истории, без которой невозможно понять все то, что сейчас на нем происходит. Тайменев полностью согласен с губернатором Ко-Ара-а-те-Хету в том, что на острове в древности обитала высокоразвитая цивилизация разумных существ. Тех существ, что построили аху, возвели «солнечную» обсерваторию, делали реалистические скульптуры. Названия обнаруженным сооружениям дали в новейшее время, приписав им понятные функции. Обновленная старая традиция, меняющаяся со временем только внешне.

Есть бесспорные параллели-совпадения остатков культуры Белого времени с доинкской в Тиауанако. Там тоже ворочали мегалиты весом в сотни тонн как дети игрушечные кубики. Мастерство, не достигнутое впоследствии инками ни в Южной Америке, ни в Рапа-нуи. А ведь инки считаются инициаторами прогресса, архитекторами подножия цивилизованного развития. Так ли это? А вдруг они просто наследники культуры несравненно более яркой и мощной? Наследники, не сумевшие овладеть наследством, сохранить и передать его потомкам...

Тайменев никак не мог понять: зачем людям, способным легко оперировать камнями любого веса и резать их как масло, делать громадные календари на вершинах гор и вулканов? Неужто они были так односторонни, что кроме работы с камнем ничего не знали и не умели?

Любое здание или сооружение при закладке ориентируют в пространстве. Так поступают муравьи, пчелы, бобры... И если открывается, что отдельные элементы сооружения привязаны к фазам движения Солнца или Луны, означает ли этот факт, что мы видим календарь либо обсерваторию? С таким же успехом через сотни лет можно сказать, что дома, построенные в двадцатом веке, намеренно ориентировали по сторонам света, причем в одних случаях углами, в других стенами. Единственное, что помешает такой оценке: от этих домов едва ли что-то останется к тому времени.

Скорее всего, человек Белого периода был просто другим, не таким, как Тайменев. Настолько другим, что можно думать о нем как о чужом, как об инопланетянине. Какие же они были? Если ориентироваться на статую Хоа-хака-мана-па, это красивые мощные люди, превосходящие людей современных. Едва ли они строили и ваяли бессмысленные вещи. Не собственное ли величие их погубило?

Разведчики Хоту-Матуа встретили на острове каких-то людей, беседовали с ними. Как они нашли общий язык, о чем говорили? Легенды сохранили малую толику сведений.

Не из унаследованного ли гибельного стремления к величию исходит строительство исполинов, продолжавшееся шестьсот лет? В начале, - сознательное желание достичь павших вершин; затем, - фанатичное безумство продолжателей; и, наконец, - логичное завершение эпопеи: бессильная злоба проигравших игру, вылившаяся в уничтожение остатков прежнего могучего общества, секреты которого так и не удалось скопировать!

Тайменев допускал, что первым «длинноухим» были известны какие-то тайны прежних поколений, привезенные с ними на остров и зашифрованные письмом ронго-ронго. Они смогли заставить гигантские статуи-моаи самостоятельно занять места на приготовленных постаментах! Но им хотелось чего-то неизмеримо большего.

История повторяется. На Рапа-Нуи период реставрации, его ландшафт приближается к тому, каким он был во время Второго периода. Но цели восстановления, скорее всего, другие. Впрочем, и здесь не все ясно. Фирма «Тангароа» может использовать туристический бизнес как ширму, прикрывающую истинные задачи. Уже затрачено столько средств, что самый удачный туризм не окупит затраты и за десяток лет. Суперцель, сверхзадача инков Рапа-Нуи, она погибла в борьбе их потомков с полинезийцами, «короткоухими». Страх перед чужим прошлым заставил «короткоухих» низвергнуть истуканов, превратить аху в могилы. Правда, гибели в агонии своего мира не избежали и они. Агония продолжается. Что может противопоставить ей губернатор Хету с кучкой сторонников?

Ночь накрыла Пуп Земли, уравняв в правах живое и мертвое, существующее и прошедшее. И Тайменев сравнялся по знаниям с мертвым камнем, ему стало ясно, что по поводу истории острова Пасхи ему ничего не ясно. Камень несет на себе отпечаток былого и молчит; человек же, лишенный информации, говорит о ней с другими людьми и с собой. Какова несправедливость! Почему бы им не обменяться друг с другом недостающим? Не так уж много ему надо из того, о чем помнит миллиардолетняя твердь.


То ли сон не шел, то ли во сне не спалось...

В небе ворожила луна, ткала паутину волшебства. Ночь качала и баюкала, где-то шумело живое море, мертвый ночной храм дышал тишиной. Не было даже насекомых, к жужжанию которых за тканью палатки так привык Тайменев. Неслышной поступью пришло ожидание, стало легко и покойно.

...Коля Тайменев лежал в кровати, в своей маленькой комнатке, под мягким теплым одеялом. Из-за занавески, заменяющей дверь в его комнату, слышались тихие шаги и приглушенные голоса. Коля высунул ухо из-под одеяла и попытался расслышать или хоть отгадать: о чем таком важном шепчутся в гостиной? Голос мамы: она говорит о нем, Николеньке, - в словах легкое недовольство (вчера он что-то натворил), но голос ее ласков и он уверен, что она улыбается. Маме отвечает мужчина, строгий и чуть страшный. Коле шесть лет.

Да, в тот день и появилась статуэтка с далекого острова Пасхи! Николай так и не удосужился спросить, кто ее принес. А теперь поздно...

Преддверие зрелости, детство... Как у подводников, - переходная камера из одной среды в другую, из воды в воздух и наоборот. Оставшаяся от сновидения детская дрожь напряженного ожидания пронзила Николая Васильевича. Преддверие - еще не дверь, но уже начало входа. Здесь-то все и начинается. Что есть сама дверь? Незримая граница, соединяюще-разъединяющая линия, та же пустота. Все ключи - в преддверии, в детстве. Если бы это знать и понимать вовремя!

И неважно, сон ли к нему явился, или явь обрела очертания сна.

Важно что-то другое...

Хету говорит: «Мой остров». Мой... Я не говорю «мой». Я говорю: «Я и есть остров». Вот кто Я ... Остров в фокусе мира, светлая линза, плачущий глаз... И все это - Я. Линза мира может увеличить малое, способна унизить великое. Как повернуть...

Какие-то сумасшедшие мысли! Они тянутся от него и к нему вибрирующими струнами, уходят в космос, приходят из земных глубин. И всюду пустота, и в ней узлы напряжения, рассыпанные по лицу Земли. Где же эта самая ноосфера? Что же она молчит и не поможет плачущей Земле? Только посмотрите в Ее глаза!

Странное место Харе-пуре в Оронго. Откуда взялся костер? Пламя пылает ровно, уверенно: костер разожжен давно, не вчера даже, много раньше; бледноват, но ничего, греет.

Стены потерялись в темноте, разлилась серая однотонная пелена, мир раздвинулся в бесконечность. Сгущения темноты и света не имели четких контуров, как на недопроявленном снимке. Видимое не имеет цвета, всюду серое и светлое во взаимных плавных переходах.

Лунная мелодия... Сгущения света и тьмы колеблются на ее волнах, сжимаются и разжижаются.

Течение мыслей подчинилось лунному ритму. Пламя костра росло, раздвигая пространство готовящегося действа, выделяя первые грани вокруг сгустков темноты, плавающих в блеклом тумане.

Да какие сгустки?! Это же люди, их более десятка, они ритмично движутся вокруг костра. Темнокожие, темноволосые, в набедренных повязках из листьев. Они слышат лунную музыку и единым движением через каждые два шага выбрасывают вперед и вверх правые руки, вооруженные боевыми копьями. То останавливаясь, то приседая, танцоры свершают неведомый Тайменеву ритуал. Круг их танца расширяется, и ему пришлось вжаться в камышовые связки, чтобы случайно не помешать копьеносцам.

Мелодия усложнялась, в нее вплетались новые ритмы и звуки, вместе с тем прояснялось сознание Тайменева. Пришло понимание: исполняется боевой танец последнего свободного поколения рапануйцев, последнего перед пришествием европейцев. На зазубренных наконечниках копий сверкают белые искры, глухо постукивают амулеты на груди, звенят браслеты на руках, колышутся листья на бедрах. Готовится жертвоприношение для успеха в предстоящей охоте? Предстоит охота на людей из другого рода, которых накануне изгнали из этого святилища, но еще не уничтожили?

Страх стать невинной жертвой проник в душу Николая, несмотря на знание разновременности действа у костра и его пребывания в Харе-пуре. Понятный и объяснимый страх: вокруг костра кружились не люди, а ненависть, ужас, голод, жажда, безнравственность, невежество и безверие... В стае волков не найти столько кровожадного эгоизма.

Из темной глубины за костром выступил вперед еще один туземец, ранее Тайменевым не замеченный. От пляшущих охотников на людей он отличался высоким ростом, рельефной мускулатурой. Он двинулся к пламени мелкими плавными шагами, неся на вытянутых руках моаи кава-кава, - скульптуру сантиметров тридцати в высоту. Тайменев узнал статуэтку. Худой бородатый мужчина, сидящий на корточках, самая модная в лавках Анакены фигурка.

Подойдя вплотную к пламени, абориген со статуей на ладонях плавно опустился на корточки, повторив позу моаи. Руки его полностью скрылись в огне костра.

Тайменева осенило: сквозь Харе-пуре летит стрела времени, обращенная обратно, в прошлое. А картины у костра: иллюстрации к важнейшим вехам истории острова Рапа-Нуи. Дальнейшее развитие событий подтвердило догадку.

Танцующие при появлении человека со статуэткой моаи кава-кава остановились и замерли; после того, как статуэтка исчезла в пламени костра, тот почти погас. Тьма господствовала недолго. Пламя вновь набрало силу, осветив возникшую вдруг рядом с ним большую фигуру.

И эту статую Тайменев узнал: экспонат Британского музея. Каменный человек стоял в одиночестве, Николаю хорошо было видно и его спину, и пространство между статуей и костром. Из темноты вышли пять человек, внешне похожих на того, кто принес и положил в огонь моаи кава-кава.

Они сели на корточки перед каменной фигурой, устремив глаза на каменное лицо. Освещение оживилось, костер потерял мертвенную бесцветность; как будто холодные люминесцентные лампы заменили на источник, имитирующий солнечный свет.

Внутреннее напряжение ослабло; мелодия, задающая ритм изменений, стала менее строгой и более лиричной; появились алые, голубые и зеленые тона, пока не насыщенные, но различимые. Черно-белая фотография медленно превращалась в цветную. Но по-прежнему не чувствовалось объемности, спектакль проходил в двухмерном пространстве театра теней.

Мочки ушей сидящих у статуи, утяжеленные металлическими серьгами, вытянуты до плеч. У всех маленький, чутко очерченный рот, большие удлиненные глаза, крупный нос с едва заметной горбинкой. На головах перевязанные повыше лба алой ленточкой цветные перья. Люди начала Второго периода истории острова! Соотечественники инки Хоту-Матуа, ступившего на берег Анакены для того, чтобы вернуть утерянное могущество.

Средний из сидящих вдруг натянул на голову маску в виде птичьей головы с длинным черным клювом, почти достающим каменный пол святилища. Тайменева поразили птичьи глаза маски: крупные, голубоватые с черным зрачком, они жили собственной, самостоятельной жизнью. На птичьей голове радужный хохолок; перьевые веера на головах людей явно имитировали его. Эти люди подражали птице, поклонение Солнцу пришло после. А поскольку птичьи лапы имели четыре пальца-когтя, то и руки людей стали изображать четырехпалыми. Лишнее просто перестали замечать, и оно пропало. Возможно, они искренне считали себя четырехпалыми.

Океанский родственник древнеегипетского птицечеловека Гора продолжал неподвижно сидеть. Остальные длинноухие покачивались вперед-назад, перенося центр тяжести с пятки на носок и обратно, наклоняя и поднимая головы. Мочки ушей в тяжелых серьгах качались маятниками.

Темп замедлился, глаза длинноухих приобрели живой блеск и смысл. Тени становились фигурами трехмерного мира.

Тайменев замер, не дыша. Стрела обратного времени вот-вот достигнет Белого периода и принесет ему тайное знание о главном.

Засияла радуга на спине каменной статуи, цветные сполохи скрыли длинноухих, птицечеловека, костер и саму статую. Когда хаотичная игра цвета прекратилась, на месте костра возникло громадное, объемное изображение человеческого глаза, висящего в воздухе. Николай отчетливо видел все: влажный блеск выпуклой поверхности глазного яблока, серо-коричневые пятна, разбросанные по кольцу радужки; красные ответвления капилляров, пересекающие голубоватые белки...

Тайменев встретил взгляд висящего одинокого глаза и ему стало жутко. Более жутко, чем в детстве, когда он представлял рядом говорящую голову профессора Доуэля. Нечеловечески проницательный, глаз проник в него, заставил оцепенеть. Нет, не увидеть ему секретов Белого времени, не познакомиться с его обитателями. Не для того здесь Тайменев. А затем, чтобы суперглаз смог заглянуть к Тайменеву туда, куда он и сам не имел доступа, узнать о нем все, что можно узнать о человеке через самого человека.

Что же это такое? Кто и зачем остановил стрелу времени и не дал ему увидеть начало истории Рапа-Нуи? Символом чего, какой силы является глаз? С трудом удерживая себя во внешнем спокойствии, Тайменев еще не понимал, проснулся или продолжает видеть сон. Он изо всех сил пытался заглянуть в осмысленные глубины противостоящего ему зрачка.

Глаз... Самое красивое из всех живых существ, самое прекрасное орудие чувств человека. Символ его души и сердца. Все, что есть в человеке и будет в нем, - обо всем можно прочитать в глазах. Можно даже сказать так (и ненамного ошибиться): глаз человека, - это сам человек.

Но чей глаз перед ним? Что он хочет узнать и что можно выяснить у него? Если бы только понять, как это делается! Нет, не случайно изображения глаз рассыпаны по всему острову.

Печаль и мудрость, понимание и вопрос, - вот что он встретил, заглянув в окруженный коричневым кольцом зрачок. Это уже не видение, это реальность! Самому такое не придумать. Даже в кошмарном сне. Из этого и надо исходить.

Тайменев напряг все свои силы, чтобы выйти на уровень понимания. Некий разум использует его интерес к истории Рапа-Нуи, чтобы проникнуть в него. Что может интересовать прячущегося за глазом? Николай Васильевич не знал за собой ничего, что служило бы предметом подобного любопытства. Но все ли он знал о себе? Нет. Не все знал, не все помнил. Не эта ли спрятанная вне памяти область нужна загадочному глазу? Тайна появления в его жизни статуэтки дракона... О ней Николай просто не может ничего знать. А вдруг наоборот, ему хотят раскрыть эту и другие загадки его судьбы? Вложить в него знание, которого нет?

Тогда он согласен. Если бы заодно узнать, откуда пришел глаз, что или кто за ним стоит. Не сам же он по себе существует! Или сам?

Крутнулось рыжиной кольцо радужки, и Тайменев провалился в красное пламя костра...


9. Эмиссар МСПЧС.

Тайменев не заметил прихода утра, не запомнил, как нашедший его Ко Ара Теа собрал фотоаппарат и все вещи, помог ему, обессиленному, добраться до машины, где напоил целебным настоем местных трав, как доставил его до палатки., где ожидал Франсуа Марэн, оповещенный губернатором.

Весь день Николай провалялся в постели, равнодушно регистрируя приходы и уходы Франсуа, во время периодов забытья слышал еще чей-то знакомый голос. К вечеру беспорядок в голове сделался более-менее выносимым и впечатления дня стали укладываться на свои места-полочки в хранилище памяти, ослабив болезненное воздействие.

Ранним вечером явился товарищ Франсуа по «Хамсину» Пол Брэйер. Тайменев не встречал Пола больше недели и заметно обрадовался. Несмотря на непохожесть с Марэном, Брэйер относился к тому же классу людей, излучающих надежность, само присутствие которых придает уверенность и устойчивость зыбким дням жизни. А как раз этого сегодня не хватало.

Брэйер прикоснулся ладонью ко лбу Николая, улыбнулся, и поднял вверх большой палец правой руки. О кей! Тайменев с трудом растянул губы, ощущая, как силы потихоньку возвращаются к нему.

- А мы с Франсуа начали было беспокоиться. Не ест человек, не пьет.., - Пол пригладил руками ежик коротких светлых, почти седых волос.

Так вот чей голос прорывался к нему сквозь беспамятство! Выходит, не один Франсуа заботился о нем. Николай вновь, как всегда при встречах с Брэйером, чуть удивился. Любопытнейшей внешностью обладал Пол: ничего резкого, отличительного во всем. Ничто в нем не выделялось, не было особенно заметно, не привлекало. «Без особых примет», пишется о таких в детективах. И тем не менее, - кладезь обаяния! Когда захочет.

- Стечение обстоятельств, - голос Тайменева был еще слаб, - Я вызвал беспокойство. Прошу простить, я реабилитируюсь. Все уже в порядке. Просто слабость. Бывает.

- О, какая прекрасная формула и как редко приходится ее слышать с местоимением «я», - и Пол с наслаждением повторил, - «Я реабилитируюсь». Давай, Франсуа, настал торжественный момент.

Пол хитро подмигнул вошедшему в палатку Марэну, и в рекордный срок был приготовлен столик с едой и питьем, не столь роскошный, как у губернатора, но в данную минуту не менее нужный. Запахи и вид закусок помогли Тайменеву преодолеть слабость и занять ближайшее кресло.

Франсуа, перебросившись взглядом с Полом, налил полную рюмку водки и протянул ее Николаю, всем своим видом выражая непреклонность. Прокатившись горящим комом по пищеводу, живая вода организовала в желудке обжигающее огнище, и Николай почти задохнулся, в глазах заблестели слезы. Пол и Франсуа громко и с удовольствием захохотали. Тайменев понял, - именно этого ему не хватало в последнее время: дружеского доброго хохота. Нет, не только хохота недоставало, а такого вот застолья с друзьями и обжигающе хмельной, родной по происхождению водки. Хватит с него заокеанской экзотики с ее чрезвычайностями, хватит полумистического общения с его величеством Хету. Докатился! Домой! Отдохнуть, выспаться в родной постельке, и опять втянуться в привычный ритм. Дом, работа, спортзал, изредка такие вот встречи-развлечения. В прямой и обратной последовательности, неважно. Главное, - устойчиво, понятно, без стрессов и перенапряжений. Еще лучше, - в деревню, в материнский дом. Если бы еще дом не был пуст... Он тряхнул головой, отгоняя нахлынувшую тоску. Нельзя, слишком все далеко. Километры можно преодолеть. Но время, - его не вернуть. Будем здесь и сейчас.

Пользуясь тем, что Пол с Франсуа увлеклись разговором, Николай с жадностью набросился на тарелки и тарелочки, не забывая при этом изредка доливать в рюмку.

Чтобы утолить первый голод, понадобилось немало усилий. Только освободившись от гипнотического влияния Оронго и придя в естественное состояние, Тайменев смог прислушаться к застольной беседе, негромкие слова которой не без труда пробивались сквозь музыку любительской радиостанции, передающей без пауз песню за песней без комментариев и новостей. Любимая волна Брэйера. Когда смысл разговора дошел до сознания, - а это произошло как-то вдруг, - Николай застыл, раскрыв рот с непроглоченным куском сыра. Ну что за безобразие! Нет, не кончаются невероятности, они сгруппированы вокруг него и обрушиваются на голову одна за другой. Хорошо хоть не все разом. И ведь, в том не было сомнения, говорилось с расчетом, чтобы он услышал и понял. Чтобы слова проникли в его мозг, и без того находящийся в состоянии неустойчивости. А маскирующая музыкальная волна не случайно любима ошеломляющим Брэйером...

Тайменев отодвинул в сторону рюмку, налил водки до краев в бокал и одним глотком осушил его, после чего нижняя челюсть вернулась в нормальное положение. Поведение его не осталось без внимания. Брэйер как раз делился с Марэном подробностями детективной истории, происшедшей с ним в неназываемой стране и приведшей там к государственному перевороту. Судя по информированности и манере изложения, Пол Брэйер занимал в детективной иерархии не последнее место. Вот только наименование организации Николаю определить не удалось. Скорее всего, Интерпол либо скрытое направление в рамках ООН. О прочих международных вариантах думать не хотелось.

- Мы с Франсуа ожидали, что вас удивит услышанное. Небольшой шок, вызванный открытием, вытеснил предстоящее потрясение? Так? Что и требовалось, - Пол повернулся к Франсуа, тот утвердительно кивнул, одобрительно шевельнув усами, - Пора открывать карты, это никому не повредит. Правда, я и не старался в вашем обществе что-либо утаивать. Прежде уточню: Франсуа Марэн, ваша опора и надежда, - тут Пол улыбнулся, - не входит в организацию, к которой принадлежу я. Он вообще никуда не входит. Мы ему можем доверять и доверяем. И только.

Продолжая улыбаться, Брэйер достал из сумочки на поясе пластиковый квадратик и протянул Тайменеву. Тот взял документ и внимательно ознакомился с ним. Все складывалось как в фильмах о великих подвигах незаметных героев. Запаянное в толстый целлофан удостоверение гласило, что его обладатель, - полномочный эмиссар МСПЧС: Международной Службы Предупреждения Чрезвычайных Ситуаций. Слухи об этой фирме в разное время доходили до Тайменева. Говорили всякое: суперполиция; набор кандидатов производится в раннем детстве, воспитывают их где-то в Гималаях; имена работников известны только высшим чинам государств, и то не всех... И многое подобное. Для себя он давно решил: МСПЧС легенда для успокоения общественности. Или наоборот, для возбуждения того же общественного мнения, чтобы под прикрытием полуправды протащить какой-нибудь сомнительный проект, требующий более-менее широкого одобрения. Никак не думал он о встрече с представителем полумифической структуры. Мало ли сказок гуляет по миру. А обернулось вот как.

Откашлявшись после расправы с бокалом, Николай Васильевич проглотил кусочек ананаса и спросил:

- Но что вы делаете здесь, на крошечном островке? Отдых? Ведь ваша работа, я думаю, любит масштабы. Простой криминал вряд ли вас заинтересует. Например, пропажа археолога. Ведь так?

Спрятав удостоверение, Пол обрел внешнюю серьезность; Франсуа не обращал на них внимания, увлеченно пил и жевал, жевал и пил, не пьянея и не наедаясь. Марэн за столом всегда действовал как вечный застольный двигатель, образец для римлянина-аристократа эпохи упадка империи.

- Да, согласен, масштабы. Может быть, - Пол нахмурился, помолчал, сосредоточиваясь, - Конечно. Наш масштаб - преступления против человечества. Отсюда и особенности работы. В том числе и полномочия.

- Но причем все-таки остров Пасхи? - Тайменев никак не мог понять, каким образом он сам понадобился интернациональной службе, действующей в интересах планетарных, - Какое остров имеет отношение к глобальным преступлениям? Ведь планетарное, - это экология, всякие отравляющие вещества, бактерии, космос.

Франсуа внезапно остановил процесс поглощения содержимого столика и положил левую руку на плечо Николая.

- Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, - Марэн разлил водку по рюмкам, - Предлагаю маленький тост за твое большое планетарное будущее, мой друг. Причем здесь остров, в самом деле!

- Я не вербовщик. Речь лишь о том, что мы можем вам доверять, - Пол, подчинившись насаждаемому Франсуа настрою, опрокинул рюмку в свой маленький бледный рот, - Как доверяем Франсуа Марэну. Подчеркиваю, мы ему доверяем, но не сотрудничаем с ним. Испытайте его на детекторе лжи, проверьте как угодно. Для вас, в силу полученного образования, особенностей национального воспитания, сказанное звучит непривычно. У вас исторический опыт утверждает: доверять можно только сотрудникам. Причем проверенным. Так? А?

- Я польщен! - пропустив национально-исторический укол мимо, ответил Тайменев, - Но какой вам прок от такого ко мне доверия? Если б я еще был преступником...

- К счастью, для вас такое практически невозможно. В том числе и по Ломброзо. Но замечу: все без исключения потенциалы нашего мира расположены на шкале вероятностей, не касаясь ее пределов, нуля либо единицы, то есть «да» либо «нет». Практически невозможное теоретически допустимо. Подозреваю, вы почувствовали ветер близости такого допущения.

Франсуа, выслушав столь поэтически построенное предложение, чуть слышно хохотнул, выражая то ли удовольствие, то ли иронию.

Пол продолжал:

- Вы, друг мой, оказались в таком сгущении событий, что поневоле будете замешаны в чем-нибудь. И не только по неосторожности. Пятачок-то очень мал, а уйти некуда. Но если другие участвуют в событиях в силу территориальной, так сказать, предопределенности, у вас причины иные: образ жизни и сфера личных приоритетов. Тут уж ничего не поделаешь, как ни сопротивляйся. Наш разговор вызван и тем, что вы уже находитесь в фокусе напряжений. И мы вправе предложить свою помощь открыто. О взаимности не будем, ведь мы... Как вы на это смотрите?

Тайменев задумался. Не так все просто, как диктует логика Пола Брэйера. Но надо согласиться: на острове неспокойно. Он, Тайменев, замечает одну сторону происходящего, даже частичку оной. Но где тут сферы общечеловеческие, глобальные? Что на малом клочке суши может иметь прямое отношение к каждому землянину? Или все-таки его ожидает элементарная вербовка? Правда, нет ни шантажа, ни подкупа, ни намеренного искажения информации, все вполне понятно.

Словно уловив его колебания и сомнения, Пол коротко спросил:

- Хотите еще данных? Вам ведь не хватает информации для принятия решения.

Николай молча кивнул.

- Хорошо. Все, что могу сейчас. В соответствии с первопринципом ненанесения вреда. Договорились?

- Договорились, - отозвался Тайменев.

- Тогда слушайте. Если что-то вам покажется не так, выслушайте сначала, а вопросы после.

- Действительно, остров Пасхи в политическом смысле почти равен нулю. Стрелка политической погоды на нем показывает «штиль». Журналистам тут не интересно, и потому они ударились в разгул. Остров предоставлен самому себе. И, таким образом, бесправен. Губернатор не имеет должного веса в столице, несмотря на связи и знатное происхождение. Финансы «Тангароа» решили все! Остров на сегодняшний день почти колонизирован этой так называемой научно-туристической фирмой. «Хамсин», ходящий под ливанским флагом, принадлежит «Тангароа». Ее экипаж - тоже. Еще год-другой, и все на острове, каждый клочок почвы, каждый камешек станут частью фирмы. Станут самой фирмой «Тангароа».

- Чем же это так плохо? - не удержался от восклицания Николай, - Ведь сколько сделано фирмой на острове, начиная с озеленения.

И тут же вспомнил слова Хету, - их созвучие с мнением Брэйера поразительно. Откуда такое сходство взглядов?

Пол понял суть вопроса Тайменева.

- Как ни парадоксально прозвучит для вас, я с полной ответственностью заявляю: подобные перемены в обществе, и не только в здешнем, практически всегда ведут к худшему. Внешне вмешательство выглядит как внедрение прогресса, подъема по восходящей линии. Думаю, для двухтысячного населения острова «Тангароа» может создать комфортабельнейшие условия. Приятная перспектива, по-вашему ведь так? Уже сегодня половина рапануйцев на постоянной или временной службе в фирме, - Пол сделал несколько маленьких глотков пепси-колы, - Добавлю к сказанному. Вся новая инфраструктура, в том числе очистные сооружения, склады и прочее, - в стадии завершения. Это и многое, слишком многое другое прячется в глубинах острова, в естественных и искусственных полостях и пещерах. Тоже плюс? Напротив гостиницы, что на островке птицечеловеков, под вашим любимым Оронго, можно с моря видеть туннели-входы. И сейчас, в эту минуту туда идет доставка оборудования. Что завозят, - никто не знает, ни рядовой туземец, ни губернатор. Вы не заметили туннели при обходе острова на «Хамсине», они открываются когда надо. Как и морские проходы к ним.

Мост, фуникулеры... В нескольких милях от кусочка рая, - Анакены, на северо-востоке, в стадии перевода в эксплуатацию пристань и аэродром в море. Невиданные сооружения! Взлетно-посадочная полоса способна принять не только «шаттл», но звездолет любой внеземной цивилизации. Я перечислил то, что бросается в глаза. Ради чего все это? Франсуа не смог найти подходящего разумного объяснения. Туристический бум, которого, между прочим, не будет, не сможет всего окупить и за сто лет. Кто стоит за немыслимыми затратами и чего они хотят? Но это вопрос не к вам, а ко мне...

Перед Тайменевым встала во весь рост фигура «Тангароа», могучая и уверенная в себе. По-прежнему без головы, без лица. Неужели и Брэйер не видит ее? Николай одернул себя: в чем тут проблема!? Через месяц он, раскрывая студентам законы исторического процесса, будет приводить примеры из прошлого и настоящего острова Пасхи. Зачем ему голова «Тангароа»?

- ... А к чему полное моделирование на острове древности? - продолжал развивать аргументацию Пол Брэйер, - Но вернемся к пристани и аэродрому. Видите-ли, их должны были завершить в прошлом году. Да внимание мировой общественности изменило направление работ. Потребовалась перегруппировка сил и средств. Они и у «Тангароа» не беспредельны.

Наряду с внезапным для фирмы давлением прессы начались необъяснимые задержки на строительстве плавучих сооружений. Подозрения пали на аборигенов, которые в основном и были заняты там. Ведущие специалисты, конечно, привозились, они, - свои. О туризме в то время и речи не было, кстати. Руководство фирмы отказалось от услуг рапануйцев, законсервировало работы на самом острове. Бросили все силы на пристань и аэродром. Рабочую силу доставляют с материка. Там теперь усиленная охрана, никто не может пробраться незамеченным ни с воздуха, ин под водой. В прошлом году приняли решение об организации туристического маршрута, закупили лайнер, - подчеркиваю, закупили, а не зафрахтовали! - и направили сюда. Вы наверняка заметили, что среди туристов много газетчиков и телевизионщиков по спецприглашениям. От них ждут «правдивой» информации по всему миру о благотворительной деятельности фирмы, не преследующей никаких закулисных целей. Сказанное, - не на уровне доказательств документального характера. Можете и не верить. У меня нет в кармане неопровержимых улик. Я пока не знаю ни одной фамилии, стоящей за вывеской.

А если обратиться к другим граням вопроса? Не станет ли яснее причина тревоги? С точки зрения геофизики, остров Пасхи, - система, равновесие которой налаживалось тысячелетиями. Кто гарантирует, что равновесие не сдвинется? Ведь планируется активное включение в жизненные циклы подземной неисследованной части острова, заполнение ее пресной водой, продуктами метаболизма, и кто знает чем еще. Пуп Земли! А ненайденные ценности? Что может храниться в забытых островитянами пещерах? Таких вопросов и дилетант наберет десяток-другой за час размышлений. Ясно, что фирму «Тангароа» эти проблемы не волнуют, а ведь там не дилетанты, они наверняка предварительно все прокрутили. В общем, фирма для меня большая загадка.

Но пойдем дальше. На островке действует известная нам солидная наднациональная группа, главная цель которой, - отыскать ключ к супервласти, к мировому господству. Обстановка на планете в нынешнее время такова, что ни экономическое превосходство, ни известные виды оружия такой власти в безопасном для властителя варианте не гарантируют. Означенная группа Икс проводит на острове предварительную рекогносцировку. Похоже, о «Тангароа» они не осведомлены, если только не служат ей прикрытием. И что они ищут на Рапа-Нуи? Что? Но пусть их!

«Мана! - сверкнула в сознании Тайменева мысль, - Вот что они ищут! Им нужна мана! Ключи к ней».

- Кроме группы Икс, - очень могущественной, об этом надо помнить, на острове находятся представители еще одного тайного синдиката. Обозначим его буквой Игрек. Видите, сколько набирается? А вы говорите: «маленький остров». Вторая группа не столь сильна как первая, но в хитрости не уступает конкуренту. У Икса и Игрека образовался симбиоз. Они знают друг о друге, но взаимное присутствие выносят спокойно, без обид. Парни из группы Игрек идут вслед за парнями из группы Икс, ступая след в след и стараясь выведать уже выведанное. А заодно прикрывают тех. Но пусть и их!..

Внимательно слушая Брэйера, Тайменев лихорадочно обдумывал собственные приключения в новом свете. Наверное, это свойство любого человека: искать в происходящем, даже в простом разговоре то, что непосредственно касается лично его персоны. Но говорить о своих неясных подозрениях не будучи уверенным... Пожалуй, это смешно. Да и какое он имеет право? Где основания? Прежде самому надо убедиться. Он доверял Полу, но... Тот оперирует явно проверенными фактами, просто не считает нужным всем делиться с ним, человеком случайным. Резонно. А что Николай предложит взамен? Мистику, почерпнутую из самых разных, не связанных между собой источников?

Тайменев все более склонялся к четкому выводу: миф пробивает дорогу в реальность. Похоже, мана, да и загадочные аку-аку не вымысел, не фикция. Только вот то, что дорога пробивается рядом с ним, в непосредственной близости, а иногда и прямо через него, не очень радовало.

- ...Все стремятся к благополучию в ближайшем будущем. Как можно быстрее! Каждый понимает благополучие по-своему. Средства и пути его достижения, - тоже по-своему, - Пол даже поморщился, очень, видимо, ему не нравилось, что люди все понимают и делают «по-своему», - В организации Икс решили: успех в Прошлом. Не в личном, а в общечеловеческом. Именно в мире исторической неясности видят они истоки всех тайн и загадок дня сегодняшнего. Уверен, что в «Тангароа» служат специалисты не хуже. И известно им не меньше.

Брэйер заставил Тайменева подумать о телепатии, о других причинах совпадения выводов у людей, думающих совсем по-разному. Чем дальше шел разговор, тем больше его поражал Пол Брэйер.

- Путь к психической энергии. Энергии, имеющей выход на бесконечность... Субстанция жизни! Вот оно, супероружие! Вот она, супервласть! Какими словами ни называй, есть за что бороться, за что платить.

Тайменев выхватывал из монолога Брэйера отдельные предложения, восприятие притупилось. Пол заметил скованность Николая и остановился.

Фантастика входила в повседневность, что требовало паузы. Франсуа не собирался вступать в дискуссию, Брэйер еще не сказал всего. Тайменев думал о колдовской силе слова.

Можно долго размышлять о беспокоящей тебя вещи, - и ничего! А как только выскажешь проблему вслух: все сразу меняется, и воздух делается другим, свежим и звонким. И нужно время, чтобы привыкнуть, только потом можно продолжать жить. Только вот по каким теперь правилам?

- Как видите, вопрос многосторонен. Человек, обладающий интеллектом, никак не станет отрицать всю его важность. Но действовать?! Нет! Ведь тогда придется признать миф былью, стать смешным в чьих-то глазах. Потому-то нет на острове Пасхи ни Интерпола, ни представителей прочих подобных органов. В том числе национально-государственных. Нужны доказательства, улики, наконец! Пока же у меня почти ничего! Требуется сказку превратить в прозу бытия, только тогда завертится колесо общественного реагирования. Мои возможности ограничены, а поле боя громадно и скрыто в миражах... Я ищу зацепку! Должен быть криминал! Теперь вы понимаете, почему я доверяю вам.

Пол возбужденно укорачивал фразы, сыпал восклицательные знаки.

- Должен быть криминал! Только концы они хорошо завязали. Мастера работают. Если я успею собрать доказательства, освоение острова будет приостановлено! А теперь подведем итоги. С двумя группами, их мы условно назвали Икс и Игрек, более-менее ясно. Они информированы пока хуже нас. «Тангароа», - очень темное пятно, ширма. Я рискую. Если меня раскроют, когда я влезу крутым парням во внутренности, меня выбросят с острова. В лучшем случае по варианту Робинзона. В худшем... Путей исчезновения много. А сценарий, неизвестно чей, уже работает. Пропали двое, по одному из групп Икс и Игрек. В наличии третья сила. В ней все дело! Она близка к финишу, об этом говорит решительность действий.

Детективная линия, обнаженная Полом Брэйером, смогла плотно скрепить фантастику и действительность, мифы прошлого и напряженную реальность предстоящего в понимании Тайменевым мира и собственной жизни. Через день после ночного посещения Оронго он отметил, что резко изменил способ восприятия окружающего. Детски восторженная любопытность сменилась аналитической трезвостью человека, понимающего, что за наблюдаемой панорамой бытия скрывается второй план. И этот-то второй невидимый план главный, он-то и определяет движение фигур перед глазами.

Вернулась подозрительность. Ведь, если исходить из информации Брэйера, по самым грубым прикидкам следует, что на острове никак не менее одного шпиона, диверсанта или бандита на километр квадратный. Слишком большая удельная плотность, и ее осознание заставляло смотреть на каждого предубежденно и настороженно.

Итак, эмиссар-детектив Пол Брэйер желает помочь ему, оказавшемуся в опасной близости от чужой игры. Зачем это ему? Ведь и сам не в безопасности. Бескорыстие, подобное бескорыстию Те Каки Хива? Игрек-туземец рассчитывал на выгоду в отношениях с Тайменевым, да не дали ему продолжить их. И Франсуа! Каков! - подчеркнутое спокойствие, нарочитая незаинтересованность. Как он ошибся во французе! Не случайно интуиция указывала то на взгляд, то на слово хитрого пьяницы.

Но пусть их, как выражается Пол. Если началась финишная драка за ману, то жизнь человеческая потеряла всякую ценность, как во времена каннибализма. А хотелось бы оказаться в числе первых... Да где искать? Не в подземельях же таится утерянная в веках энергия живого? Нет, не видит он системы. Как слепой, он рискует сломать ногу в первой же канаве. И если б только ногу. Они запросто уничтожают своих, что же говорить о нем...

Разобрав наконец свою походную сумку, наспех упакованную утром в Оронго Ко Анга Теа, Николай вдруг обнаружил, что фотопленка в его «Поляроиде» перемещена в правую кассету. Либо ее кто-то перемотал, либо он ухитрился ночью что-то сфотографировать. Последний вариант не исключался, и он решил побыстрее проверить кассету в фотостудии. Тем более, что фотостудией заведует островитянин - доверенное лицо губернатора Хету. Не будет лишних вопросов. Кругу приближенных Хету можно довериться.

Но добраться до студии оказалось непросто. Только он миновал круглую стену культурного центра, как среди бодро снующих в разных направлениях туристов, аборигенов, шпионов и диверсантов увидел руку, поднятую в приветственном жесте. Оглядевшись, Тайменев оставил последние сомнения, рука сигнализировала ему. Резко изменить траекторию передвижения? Оценив шансы, Николай понял напрасность попытки, - Эмилия умело выбрала время и место захвата. Он понял, что самообманулся, уверив себя, что на суше освободился от попыток Эмилии перевести их отношения в максимально приближенные к ее распаленным желаниям.

На «Хамсине» он ей сочувствовал: плывущий рядом мужской контингент не подходил ее непрерывно горящему темпераменту. Искатели экзотических приключений и на острове предпочитали водку-виски женским чарам. Да и островитянки привлекали их больше, чем тривиальные белые женщины. Так что он понимал ее, избравшую на роль морского любовника единственного трезвенника на судне. В море Николай устоял: общечеловеческий закон «Чем больше виски, тем красивее партнерша» на него не распространялся. Отвращение и страх для Тайменева всегда стояли рядом, находиться добровольно у их источника было выше его сил. «Что же такое делается?» - тоскливо спросил он себя, растерянно осматриваясь. Ведь остров не корабль, здесь столько развлечений, нет запретов и условностей плавания, природа наконец... Да и аборигены в сравнении со спутниками Эмилии по круизу выглядят как кинозвезды либо каскадеры рядом со случайными участниками массовки. Оставалось надеяться, что любовная тоска Эмилии за время пребывания на острове поутихла.

Но человеку свойственно ошибаться. Неразделенная любовь агрессивна; агрессия реализует себя обязательно, если не вовне, то вовнутрь, в зависимости от склада личности. Что, если Эмилия испытывала по отношению к нему настоящую классическую неразделенную любовь? Свои страдания она во что бы то ни стало желает разделить именно с предметом своей любви. Но она могла, предположил Тайменев, относиться к другому классу женщин, поведение которых сродни поведению алкоголика, которому для полного счастья всегда недостает одной-единственной бутылки виски, даже тогда, когда в его личном и безраздельном распоряжении полная цистерна «Белой лошади». В таком случае Николай для Эмилии играл роль недостающей бутылки. Своеобразный десерт! Не исключал он и третью версию. Почему бы ей не входить в число неучтенных шпионов-разведчиков одной из трех действующих на острове сторон? Не считая, конечно, брэйеровской МСПЧС.

И еще, - это помрачающее сочетание синего и красного! Неужели она не знает о существовании других цветов!

Он уже слышал ее чуть хриплый голос и напряженно искал пути немедленного разоблачения резидента международной мафиозной структуры, скрывающегося под образом Эмилии. От неравной борьбы с превосходящим противником его спас Теаве, староста Ханга-Роа. Он появился за спиной Эмилии, готовящейся к захвату близкой цели, понимающе улыбнулся и подмигнул Тайменеву, сделал непроницаемо вежливое лицо и предстал перед Эмилией в поклоне. Нет, есть все-таки для женщины вещи, действующие сильнее любви и даже страсти. Обостренный слух Николая позволил понять главное в испано-английской речи старосты: от имени всего местного населения он предложил Эмилии выступить в качестве модели фоторекламы. Как только до нее дошло, что население ею восхищено и пленено, она тут же позабыла о Тайменеве. Стало немного обидно, что от него так легко отказались. Но, представив, что могло произойти, не окажись поблизости Теаве с его сумасшедшей идеей, Николай облегченно вздохнул и вернулся в свою палатку, даже не подумав, откуда местному вождю известно о его отношении к Эмилии. Поглощенный мыслями о возможных планах итальянки, Тайменев никак не мог настроить себя на какое-нибудь полезно дело.

Единственное, чего хотелось, - поблагодарить Теаве. Маленький староста маленького острова выручил его вторично. Заботливая рука Хету не оставляла на любом расстоянии от губернаторской резиденции. Зачем ему?