Мир принадлежит вам и в то же время нам, но, в конечном счете, вам

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16

Слава предложил отметить день рождения Маши на следующий день. Дети насобирали по всему острову вкусностей, причем обнаружили ананас и хлебное дерево, которое в диком виде растет в Индонезии, но давно окультурено на Маскаренских островах, поэтому нет ничего удивительного, что оно оказалось здесь – посреди Индийского океана. Хлебные плоды нажарили (по вкусу они напоминали очень сладкую сдобную булку), а в кольцо ананаса воткнули семнадцать палочек и зажгли их. Маша задула их, расчувствовалась, ее все поцеловали – по семнадцать раз (а Вадик даже восемнадцать), и она сказала, что это ее лучший день рождения – не смотря ни на что. Ели, слушали весь вечер музыку, танцевали медленные танцы – нашли соответствующую радиостанцию. Игорь рассказал о своей задумке насчет брожения кокосового «лимонада». Решили попробовать, как только дождь перестанет, и добавить для коктейля апельсиновый сок («Свежевыжатый! – подчеркивал Петя, -- такой у нас сто рублей стакан в кафе!»)

Дожди продолжались, хотя временами небо прояснялось, а однажды – как раз в тот день, когда справляли Машины семнадцать лет – прояснилось на несколько часов подряд, и они разбрелись по скалам и пляжу у их подножия, распугивая птиц и собирая разноцветные яйца. А Ксюша попробовала рисовать на мокром песке почти у самых волн, и через пять минут, громко плача, звала Петю – когда она лежала на песке, ей в ухо заползло какое-то местное насекомое. Петя вспомнил, как мама рассказывала ему – семилетнему – на ялтинском пляже, отвлекая его внимание от девушки топ-лесс, которая прошла мимо с двумя крутыми парнями в пляжных шортах, что есть такое пляжное насекомое, которое заползает в ухо, и человек может навсегда оглохнуть, но решил пока не пугать маленькую Ксюшу, с которой вечно что-то случалось – то простудится, то занозу загонит. Он сразу начал их универсальным лекарством – морской водой – промывать ей ухо, и выковыривал оттуда насекомое тонкой палочкой. Его опыты удались – насекомое он достал, хотя и поцарапал Ксюше ухо, и она потом долго промывала его водой из раковины и скакала на левой ножке, вытряхивая воду. Но слышала хорошо.

Через два дня Юда нагнала на них страху, вдруг схватившись за живот, и заявив, что у нее, кажется, приступ аппендицита. Слава предвидел это и боялся этого. Он помнил, как их одноклассника – Юру Арапова увезли на скорой помощи прямо с занятий. И он был тоже не худенький, как и Юда, которая за все два с лишним месяца на острове не похудела ни на грамм, - впрочем, они неплохо питались.

--Что будем делать? – спросил он у Пети (Игорь как раз ушел в лес за добычей).

У них начался врачебный консилиум, на котором Петя заявил, что не надо ждать милости от природы, а самим можно вырезать аппендицит.

--Как ты, козел, собираешься вырезать аппендицит!? – у Славы глаза на лоб полезли. – Ты хоть знаешь, что это за кишка, и где она?

Петя же предложил просто разрезать живот в соответствующем месте, а там видно будет. А сам лихорадочно вспоминал схему кишечника человека из учебника анатомии. Об анестезии, и как потом останавливать кровь, и чем зашивать или хотя бы заклеивать рану, они вообще не подумали. Потом Петя мог бы оправдать себя тем, что и так померла бы, а тут был шанс. Для операции нужен был кинжал Игоря, поэтому Вадика срочно отрядили за ним – куда-то в сторону того места на Северном Берегу, где они нашли ананас. Но у Юды оказался банальный понос (опять что-то не то съела), и она едва успела добежать до отхожего места. Петя и Слава дружно ржали, показывая на нее пальцами, скрывая свой страх перед необходимым решением, которое не понадобилось.

Игорь со Славой еще раз обследовали эту часть, острова, которую они знали хуже, чем ту – прилегающую к лагерю. Нашли вышеупомянутый ананас и хлебное дерево, а также выловили на побережье удивительную – правда, дохлую уже – рыбу: шарообразное тело, покрытое костяным панцирем с шипами, растопыренные плавники, морда удивленного дикообраза. Решили подарить Машке на день рождения, но Петя подумал, что это надо бы подарить их старой химичке – она ему всегда напоминала эту рыбу – такая же неприятная. Уж на что историк – старый козел, в районе полтинника ему, в поношенной одежде ходит, и иногда от него, действительно, несет козлом, но какой интересный преподаватель! Чего бы ни спросили: все знает! И если спросишь, блуждая взглядом по разноцветной современной карте мира: «Сергей Никифорович, скажите, а что сейчас в Бразилии делается?» – ответит без запинки. А эта… И еще и одевалась – ужас! – самой уже далеко за… за… за… ну, семьдесят лет ей точно будет, и передвигалась – шкандыбала еле-еле, а носила молодежные блузки и полупрозрачные чулки (из под юбки видать). Петя даже однажды случайно стал свидетелем их размолвки с историком: стоя у большого стенда с расписаниями, историк заметил, что уже не молод, и все такое. А она ему: «Вы еще молодой человек». Тут стоящая рядом литераторша не выдержала и: «Мы же не звезды шоу-бизнеса! Надо себя адекватнее оценивать». Химоза очень на них обиделась. Можно себе представить, кем был тогда для нее Петя! Это как некоторые девчонки, которые, чтобы снять комплекс своей неполноценности, всех подряд называют «молодой человек», типа, ты моложе меня.

А у Маши окончательно испортились отношения с КиШем. Причем взаимно. Маше надоел Сергей, его плоские шутки, постоянные попытки склонить ее к КиШевскому фанатству (она считала эту группу «признанно отстойной» - так и сказала ему). А Сергей уже не находил в ней той восхищенной девочки первых дней их сожительства, которая стесняется всего до самого последнего момента, но потом едва не теряет сознание и готова на все. Она постоянно была в дурном настроении, постоянно чем-то недовольна, постоянно предъявляла ему какие-то мелочные претензии. И Сергей все чаще стал вспоминать ту одиннадцатилетнюю девчонку, с которой он так непредусмотрительно расстался. Конечно она – а она была совсем из другой школы – не могла поехать с ними в круиз, но как только он вернется домой, КиШ решил обязательно возобновить знакомство, сводить ее на «Мадагаскар» или еще куда. Вот она – другое дело! Она никогда не выясняла с ним отношений, не смеялась над его музыкальными вкусами (родители Сергея – молодые рокеры предыдущего поколения, которые и в тридцать пять лет продолжали вести, в принципе, тот же образ жизни – привили ему самые причудливые музыкальные вкусы) и даже однажды пошла с ним на рок-концерт, где они в фантастических лучах прожекторов сумели пролезть поближе к эстраде и подпевали про «маску рыжей обезьяны» и «знаю я, ничего в жизни не вернуть», а потом солист, перекрывая свист, детские возгласы и визги, обратился к ним: «Ну что ж, ребят!? До встречи! До встречи у вас в Москве! А пока слушайте наш новый альбом «Продавец кошмаров». Рррр! Это наш любимый альбом. На данный момент. И увидимся! Удачи!» А потом Сергей провожал девочку домой прекрасной московской апрельской ночью. Хорошо все-таки, когда тебе четырнадцать лет, и у тебя одиннадцатилетняя подружка.

Однажды утром – было уже 26 октября – Маша проснулась в особенно скверном расположении духа. Ее сон, протекавший в форме рассуждения, касался девчонок, которые оказались вместе с ней на острове. Еще засыпая, она задала себе тот вопрос, который ей как-то раньше не приходил в голову: если мальчишки, не смотря на все – что они редкий день не дрались, ежедневно просто собачились, не смотря на судьбу изгнанного Димы – были и есть дружная группа, почему девчонки ни разу не выступали вместе, наоборот, держались порознь и в итоге оказались в полной власти парней? Обычно девчонки держатся тесной стайкой и вместе отражают посягательства (во всех смыслах) парней… Мырзя!.. Эта змея! Она начала сразу же вертеть задом перед всеми мальчишками. И это началось еще во время круиза. Дура она или как? Разве можно так себя вести с парнями? Им только этого и надо. Понятно, почему они так поступили – просто разделили девчонок. Верка ее игнорировала, а вот младшие девчонки поддались ее чарам и сами стали ей подражать (особенно, Ксюха). А Верке все равно. У нее есть Слава, и все остальное ее не волнует. Но ведь так же нельзя! Еще неизвестно, а вдруг Мырзя успела перепихнуться и со Славкой? И Игорь это узнает?.. Тут смертоубийство будет. А что с парней взять? Все они одинаковы. В декабре прошлого года – когда они были еще в десятом классе, а Маша еще не была сиротой – неделю в их классе обучалась настоящая мулатка – ее мама когда-то работала переводчицей еще в советском представительстве в ООН в Нью-Йорке. Ее потом перевели в другую школу, но эта неделя была поистине ужасной: все парни – девять человек – во главе с главным сексуально озабоченным класса – Славой – только вокруг нее и вились, провожали ее до дому, набивались в гости, снимались с нею на мобильник, давали ей списывать – она не шибко умная оказалась; Петя даже стихи ей написал и перевел на английский, причем с ошибками, и она смеялась и их исправляла. И только о ней и было разговоров. И она тоже не хотела водиться с девчонками, а спокойно принимала все ухаживания парней, как будто так и надо! Только Витька Римский – он скинхед – заявил, что с черными не водится принципиально. Остальные шесть девчонок класса, когда ее, наконец, забрали, только тогда и вздохнули спокойно.

В общем, Маша критически переоценила свое поведение в последние месяцы и пришла к выводу, что Сергей ей совершенно не нужен: живет же Валька одна и ничего – проявила характер. Правда, она лезбиянка, но что это меняет?

Проснувшись и приведя себя в порядок – с неба все еще моросил дождик, но солнечные лучи дважды прорвались сквозь тучи и осветили опушку леса напротив пещеры – Маша заявила всем – и в первую очередь КиШу, что она хочет с ним развестись, расстаться. Для Славы, который задумал сложную комбинацию, в результате которой Игорь должен был расстаться с Мырзей и взять себе Вальку, утреннее заявление Маши стало полной неожиданностью. «Ну и дура психическая! Неужели повторяется история с Димкой?» -- подумал он. Но Сергей по прозвищу Король и Шут отнесся к этому очень спокойно и сразу сказал:

--Да ну тебя, Машка, к черту! Надоела ты мне тоже. У меня девчонки были классные, не такие как ты.

--Все, развод на полкровати! – хихикнул Вадик.

Петя, отмечавший острым камнем на мягкой стене текущее число, написал рядом с ним: «Развелись Маша и Сергей». Сергей и Маша разворошили свое общее ложе и переложили каждый свою часть в разные концы пещеры. Так буднично разошлись те, кто только благодаря друг другу стали мужчиной и женщиной.

Расставание Маши и КиШа создало для Славы дополнительную проблему: в их племени оказывалось уже трое свободных людей – целое поле для возможных конфликтов и домогательств. Стройная система, которую он создал в самом начале своего правления, разлагалась на глазах. А если Мара последует примеру Маши, да еще и попробует вернуть себе Игоря, к которому по прежнему не скрывала симпатии и часто ее демонстрировала назло Вадику? Но если свести Машу с Игорем, то тогда Мырзя может быть свободна… «А х…й с ними всеми!» -- Слава подумал, что никогда не урегулирует все конфликты, все обиды, симпатии, антипатии, желания. Он устал от власти, от постоянного понукания и побуждения. В Большом Мире вожаку какой-нибудь компании было не в пример легче – там люди все-таки хоть когда-то расходились по домам, а тут он нес ответственность за все – даже следил, где Вадик справляет нужду – вот уж этого только ему не хватало для счастья в личной жизни!

Идею провести новую жеребьевку «мальчик-девочка» Слава тут же отверг. Во-первых, он ни за что не расстанется с Веркой (хмурой, раздражительной, неласковой, но такой любимой и привычной, что он не находил себе места, если она там – в Большом Мире – хоть раз в день не присылала ему хотя бы смс-ку), причем, эта мысль вполне уживалась у него с желанием овладеть Мырзей, раз уж она так этого желает. Во-вторых, Петя никогда не расстанется с Ксюшей (а ведь его и посадить могут, между нами мальчиками), да и Ксюша – с ним (достаточно посмотреть, как она доверчиво прижимается к нему, сидя рядом; так вот в обнимку и будут ехать в вагоне метро, а весь вагон будет смотреть на них с завистью). Да и во время первой жеребьевки Слава откровенно мухлевал: запутал парней с количеством бумажек с именами девчонок, ведь там не было бумажки с именем «Вера», а когда Дима последним тянул жребий, он видел, что бумажка только одна, но ничего не сказал. Просто не понял, наверное. Нет.

Диму они после того, как его изгнали, ни разу не видели и даже не заметили следов его пребывания на острове. Но искать его специально ни у кого желания не возникло. Да и дождь шел всю неделю.

На берегу по-прежнему находили иногда выброшенные океаном отдельные предметы цивилизации – иногда совершенно ненужные и бессмысленные, но новых лодок с топорами, магнитофонами и мертвыми владельцами всего этого больше не приплывало. Петя даже подумал, что если над островом на большой высоте летают самолеты, могли бы что-то выбросить, и это что-то упало бы на остров. Но прикинул, что с высоты в десять тысяч метров от самой прочной вещи ничего уже не останется, даже от батареек – а вдруг нужного фасона! – да и если выкинут, то уже использованные.

Дети познали скуку экваториальных стран, неизбежную в периоды дождей. Спасала пещера. Сюда не заливал дождь, и здесь почти не слышны были крики колониальных птиц. Целыми днями они сидели вокруг очага и трепались обо всем, что приходило в голову: прикалывались друг над другом, рассказывали анекдоты, ржали, лишь изредка кто-то выходил в сторону отхожего места. Попытка сделать из одинаковых листьев игральные карты провалилась: они быстро научились узнавать карту по рисунку листа на обратной стороне, и Игорь это первым заметил. Он играл по особенному: вычислял в уме, какие карты кто взял, какие уже вышли, какие еще могут быть в колоде (сказывался математический склад ума). Он почти всегда выигрывал, особенно, когда играли пара на пару – а он в паре с Мырзей: выиграют партию и стукнут друг друга наискось сидящих кулаком об кулак. Петя же – как и полагается стопроцентному гуманитарию – играл нахраписто, авантюрно, карт не жалел и руководствовался принципом: чем больше карт через меня прошло, тем лучше. Но когда оказалось, что карты узнаваемы по деталям сетки сосудов на изнанке листа, их забросили. А Петя отметил на белой стене очередной день – 27 октября и заметил:

--А ведь уже конец первой четверти, -- его менталитет, годами натренированный циклически, начал проявлять аллергическую обеспокоенность – обычно в это время идут первые крупные контрольные и проверочные работы.

--Нет, Ботан, тебя надо сейчас заставить учиться. Насильно. Знаешь: такой садо-мазо процесс – так, чтоб прочувствовал до конца, -- Слава натачивал топор о специально принесенный им камень и вообще ничего не думал о физике с литературой.

--А нам… зачтут? – Петя, наверное, в первый раз подумал о Большом Мире не как о своей уютной комнате, которая, когда он вернется, покажется ему маленькой и незнакомой – так всегда бывает, когда возвращаешься с юга: он будет лежать на софе и читать – он ведь уже два, даже больше, месяца ничего не читал, а Ксюша будет сидеть за компьютером и играть в какую-нибудь игру или рисовать в Painte, а о том, что надо же будет вернуться в школу – к каждодневной учебе, заданным на дом урокам (впрочем, Петя их почти никогда не делал), уже забывающимся одноклассникам – и как это все будет?

--Ну, знаешь!.. По географии-то точно всем нам надо поставить пятерку с пятью плюсами – уж ее мы сдали на совесть.

--И по ОБЖ тоже! – подсказал КиШ.

--Точно!

--А у нас там уже снега лежат наверно, -- Маша в большой раковине с водой пыталась вымыть закопченные на огне раковины поменьше. Мара помогала ей.

--Не обязательно.

--Очень может быть, -- Петя закончил выгравировку на стене даты и сел рядом с ними. – Когда мне покупали компьютер – это было в 2002 году девятнадцатого октября. Хорошо помню – тогда уже сугробы лежали.

Засыпая в тот день, Петя не придумал, как его обозвать – День, Когда Ничего не Случилось, наверное, но под утро они проснулись от некого колебания, достаточно слабого, но разбудившего почти всех.

--Что там такое? – КиШ поднялся и хотел идти к выходу, но тут толчок повторился вновь, причем сильнее первого.

Слава сначала ничего не понял; Верка еще спала, где-то за пределами пещеры светало, но тут его пронзила мысль!

--Землетрясение!!! Быстро все из пещеры!

Дети вскакивали и выбегали. Кто-то не успел одеться и даже захватить одежду, но Петя успел надеть очки, одной рукой схватил Ксюшу, а второй – магнитофон, и помчался к выходу. Выскочил, перецепился через им же самим установленный камень – чтоб никто не упал в расселину, упал на живот и ударился подбородком о другой камень, но не сильно – зубы целы. Игорь успел захватить с собой кинжал, но выскочил без трусов, а Слава выгонял последних детей – Вадика пришлось растолкать, он сладко спал в дальнем углу пещеры.

Они вырвались из закоулков ущелья, ведущего в пещеру, и добрались до небольшой ровной площадки на склоне скалы, а Слава на полдороги недосчитался Юды и Эндрю и, размахивая своим атрибутом власти, повернул к пещере. В отсветах гаснущего очага и предрассветных сумерках он заметил, что они еще в пещере и приличия ради одеваются:

--Быстро сюда!!! Мать вашу!!! Все рухнет сейчас, н…й! – Слава все-таки ударил ручкой топора пробежавшего мимо него Эндрю.

Толчки не повторялись. Восток красиво заалел, и тут только они заметили, что дождя уже нет, и небо почти все очистилось – только кое-где перистые облака – значит, дождя еще долго не будет.

--Сходить, принести вещи? – Игорь передал крис Пете. Они с Мырзей выскочили первыми – в чем мать родила.

--Нет!!! – Слава вновь угрожающе подался к нему. – Надо ждать. Будут новые толчки.

Но новых толчков не было. Они сидели лицом к ярко-розовой, местами желтоватого оттенка заре, выступавшей из-за скал. Ксюша опять чихала. Все зевали. Девчонки обматывали ноги листьями, чтоб не поранить при ходьбе. Прошло довольно много времени. Тут Петя, который пошел к берегу умыться в набегающих волнах, прибежал с громкими возгласами:

--Сюда! Сюда! Смотрите!

Дети бросились за ним и вскоре выбежали на пляж у подножия Птичьих Скал – на том месте, где они еще в первый раз собирали яйца чаек. Птицы, потревоженные землетрясением, еще вились над скалами и громко орали. Гнезд на самом берегу стало гораздо меньше – то ли они распугали, то ли сезон гнездования заканчивался. Не то чтобы безветрие, но и ветра сильного не было. Дети сначала даже не поняли, в чем дело, но Петя подсказал:

--Вода уходит.

Они и раньше видели отливы, но здесь их амплитуды были очень невелики – вода отступала на два-три метра, и они иногда собирали на обнажившемся дне раковины и водоросли, еще когда жили в лагере на другом конце острова. Но тут вода убежала метров на десять, а беспокойство птиц усилилось. Солнце уже выглянуло, когда Слава и Игорь – самые дальнозоркие – заметили сплошную темно-синюю полосу на востоке. Она со скоростью гоночного автомобиля приближалась.

«Цунами! Бежать! Б…ь!» - заметались Славины мысли. Он вспомнил о площадке, с которой они еще в первый раз с Петькой обозревали эту часть острова и моря, на скале, и быстро повел всех туда, но со стороны леса, где не надо было карабкаться по скале, а шел более-менее доступный подъем. И они вновь увидели море с высоты десятиэтажного дома. Отсюда было видно, что волн цунами несколько, все они идут друг за другой с небольшими интервалами, а первая не слишком велика – может, метра три-четыре в высоту (обычные буруны здесь доходили до полутора метров, и дети полюбили бегать в мелких коридорах между ними, а потом вздыматься на высокой и мощной волне по направлению к берегу), но зато от горизонта до горизонта. До нее уже оставалось полмили, не больше. Ветер усиливался: видимо, подземные подвижки всколыхнули не только водную, но и воздушную стихию. Петя вспомнил кадры трехлетней давности – цунами в Азии (он видел их по TV-tunery; только-только поставили на компьютер, и даже кадры сохранил на жестком диске). Минута, и волна захлестнула пляж. Новые тучи птиц поднялись в воздух. Там, где они стояли десять минут назад, волны сдвинули пару крупных камней черного цвета. В затылок первой волне ударила вторая, но гораздо слабее. Вода грозила прорваться в расселины и проходы между скалами, но отхлынула, унося с собой птичьи гнезда, ветки и небольшие камни. Солнце уже почти вышло из-за горизонта, и ярко-синие воды океана красиво блестели в его лучах. Слава – как юный бог этого утра – стоял на самом краю почти отвесной скалы и смотрел на восток.


XVII


Слава и Петя подходили вдоль Южного Берега к их бывшему лагерю. Позади был Большой Совет, на котором все девчонки дружно (и когда только сговорились?) заявили, что в пещеру они больше не вернутся. Особенно Машка разошлась: не пойду и все! Обрушится, и погибнем все. Она даже сказала, что лучше будет спать под дождем, чем там. И другие девчонки ее единодушно поддержали. Даже Юда. Игорь и Петя сходили в пещеру, осмотрели ее: действительно кое-где обозначились трещины, но не такие, чтобы свод обрушился. Хотя, да, пещера как раз была под самой высокой скалой – той, с которой они смотрели на цунами. Так что, если свод обрушится и хотя бы замурует только выход, откопаться будет почти невозможно. Безоблачное небо, с которого как обычно жарило солнце (даже еще жарче, чем в августе, ибо наступало лето южного полушария, и солнце стояло почти в зените), тоже оказалось на стороне девчонок: они показывали на него и говорили, что период дождей уже кончился, а если и не кончился, то парни же не безрукие – пусть нарубят крепких стволов и сделают хороший навес. И т.д. и т.п. Парни тоже колебались, да и самому Славе ничуть не хотелось каждый раз засыпать с мыслью, что он уже не проснется под глыбами скальной породы. Пришлось забрать все вещи из пещеры и временно расположиться на пляже под Птичьими Скалами, где еще журчала в песочных руслах весенними ручейками вода схлынувшей цунами. Позавтракали птичьими яйцами и бананами, а потом Петя и Слава отправились осмотреть, в каком состоянии после недельного дождя их лагерь. Петя опять выбился из календаря, но отложил это дело до нового обустройства и прослушки радио.