Протоиерей геннадий фаст валентина майстренко небесная лествица диалоги
| Вид материала | Документы |
- Япредлагаю провести конкурс на лучшего знатока истории возникновения Дня Святого Валентина., 57.46kb.
- Майстренко В. С., Корнєв О. В. Антиукраїнський терор після декларованої «українізації»:, 234.38kb.
- России Геннадий Евстафьев. Ныне независимые эксперты. Валентин Фалин, Геннадий Евстафьев., 182.08kb.
- Геннадий Шичко, 967.97kb.
- Лествица иоанн Лествичник, 2885.12kb.
- Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
- Библиографический указатель книг, поступивших в конб им. В. Г. Белинского в 2010, 319.58kb.
- Тенетилова Валентина Сергеевна доцент кафедры технологии и предпринимательства Вид, 105.73kb.
- Абрамова Валентина Михайлівна, 246.09kb.
- Протоиерей Серафим Соколов. История Христианской Церкви (начиная с 4-го века) Глава, 356.72kb.
«Как молния, когда осветит чертоги пира, то после нее жалкими кажутся огни светильников. Так Ты внезапно блистал в душе моей во время самых сильных радостей жизни. И после молниеносного света Твоего какими бесцветными, темными, призрачными казались они. Душа гналась за Тобою...
...Окрыляет и живит молитва к Тебе, каким трепетом тогда наполняется сердце и как величава и разумна становится природа и жизнь! Где нет Тебя — там пустота. Где Ты, там богатство души, там живым потоком изливается песнь: Аллилуиа!»
Из акафиста «Слава Богу за все».
+++
— Сложный вы, однако ж, вопрос поставили перед нами, говорю я отцу Геннадию, — найти, себя в этом царском окружении... Одно скажу: среди нас и. окружения нашего Суламифь отыскать не удалось...
— Ничего страшного. Мы-то, зная это, должны стремиться к восхождению. От одного духовного состояния к другому. Если кто среди «девиц без числа»
— постарайся войти в «чертог наложниц», если «наложницы» — постарайтесь войти к «царицам». А если «воцарились», так постарайтесь же стать Сулампфью. И не беда, если ваш путь начался, может, не с любви к Богу, а пусть даже и страха ради. Ну а те, кто изначально подвигнулся к Богу по любви к Нему, — это избранники Божий. Они достигают наибольшего просветления.
— Да, рассказывают, каким несказанным светом сиял Серафим Саровский. А обращался-то как к любому, кто входил к нему: «радость моя», «драгоценность моя». И искренне радовался каждому входящему.
— Именно этих избранников Божиих к первую ''очередь причисляет к лику святых Церковь.
— А вы встречали подобных в своей жизни?
— Ну, «Божий избранник» — это,конечно,великое слово,я бы чуть-чуть смягчил остроту выражения. Я встречал людей, которые шли к Богу по любви, не из страха, а из радости. Один из моих знакомых священников всегда, когда речь идет о причине прихода к Богу, отмечает, что пришел не по нужде, не из-за болезни или безвыходности положения, но от радости, которую дарила ему вера. А каков свет от почитаемых во всей России и даже за ее пределами ныне еще здравствующих старцев: отца Кирилла (Троице-Сергиевая Лавра), отца Иоанна Крестьянкина (Псково-Печерский монастырь), о. Николая (остров на Псковском озере)... Уже не одно десятилетие отовсюду стекаются к ним люди, чающие утешения, укрепления веры, ищущие решения своих жгучих вопросов.
— Л чем отличаются они от пас всех, современников их?
— А чем отличается Суламифь, допустим, от цариц и наложниц? Эти люди радостно совершают все ради Господа. Остальные же люди как приходят в храм? Одним надо отслужить молебен о путешествующих или учащихся, другим отпеть усопшего, третьим обвенчаться. Так вот, люди эти приходят ради Царства Небесного в лучшем случае, ибо они приходят в храм потому, что им что-то от Бога надо. Есть и другие, кто ради страха пришел,- приходят и говорят иногда: «Батюшка, больше мне идти некуда, это последнее, так дальше невозможно жить». Или говорят: «Все перепробовал, ничего не помогает, может, церковь поможет?» Так вот, как раз «царицы и наложницы» — это большинство наших прихожан. Ну а «девицы без числа» — это наш народ, который все-таки еще не отрекся от Бога, что-то в себе хранит и помнит, кто он такой, но в Церкви его нет. А вот тех, кто пришел по любви к Богу, мало, но есть они такие, есть. Это те, кто составляет, собственно, стержень, суть Церкви.
— В основном священники?
— Я бы этого не сказал. Среди них есть и не священники, а среди священников есть те, кто пришел как раз не ради любви к Богу. Это определяется не священным саном и даже не монашеским постригом. Как в молитвах говорится о суде Божьем: ни царь, ни воин, ни владыка, ни раб — все в равном достоинстве перед Богом. Потому что наша земная видимая иерархия — она далеко не всегда соответствует духовной иерархии. Потому в Евангелии и сказа-но: «Будут последние первыми, а первые последними». Будет такая перестановка, что мы очень удивимся.
— А наш современный мир? В каком он состоянии, если говорить о любви?
— В страшном, конечно. И это все написано в Евангелии. Христос о последних временах говорит:
«По причине умножения беззакония во многих охладеет любовь». И конечно, умножение беззакония и следующее за ним охлаждение любви налицо. Это — и в великом и в малом, начиная с семьи. Ведь только в исключительных случаях жены умеют жить без ссор и без распрей, в любви, чтобы дома был уют, мир, лад. К сожалению, это касается и верующих. В редкой семье мы находим образец подлинно христианского мира и любви. А уж в миру и вовсе. В Енисейске, например, половина браков распадается. А дальше больше. Возьмем производство. Раньше слуга мог отдать за барина свою жизнь, и на примерах нашей русской литературы, на примере исторических свидетельств можно сказать: много было таких случаев. Представьте, барин и извозчик едут домой, их настигают волки, они уже все скинули с саней, что можно было, отдают одну лошадь, другую, остается последняя. Деревня близка, но по всему видно, что волки одолеют. Тогда извозчик передает вожжи барину, сам прыгает в стаю волков и кричит: «Езжай, барин!» А на следующий день тот собирает косточки своего верного и преданного слуги. Покажите мне сегодня того рабочего, который за своего директора или главного инженера так бы вот жизнь положил.
— Главный инженер, наверное, и косточки не пошел бы собирать. Но откуда было столько самопожертвования в том же слуге?
— А от любви. Потому что Бог есть Любовь, а православие и.вера в первую очередь ценились в обществе, Русь-то была святая. Ведь не назвали ее ни великой, ни державной, а святой. Потому что на вере и православии все строилось. Допустим, человек был прислугой в доме барском, ведь он в некотором смысле входил в семью. Сейчас все это разрушено, семья оыла разрушена и названа буржуазным предрассудком, общественные институты, все семейное, любовное сметено, все стали товарищи, и ушла любовь из отношений людских. Зато прислуги нет! Вот она, свободная, независимая техничка самого свободного (до недавних пор социалистического) государства на самом свободном производстве. Так есть разница: вытирать полы и подоконники в том доме., где ты сама родилась, и твои дети родились, и твои внуки родятся, где все согрето семейным теплом и любовью, или просто ходить на работу за какую-то зарплату и на какое-то предприятие и там вытирать пыль? Там все холодно, там все пусто, там нет любви. Там есть зарплата.
Конечно, люди есть люди, они начинают тянуться друг к другу, появляется дружба, да и любовь появляется, все это бывает, но оно существует как бы вопреки этому бездушному устроению. А тогда само устроение к этому вело. И само государство. Царь-то был батюшка — не генеральный секретарь, не избранный президент, а помазанник Божий и батюшка пароду своему. А царица была матушка. Все это носило семейный характер: вот мать, отец, дети, чада. И присягал-то царь не на Конституции, а на Евангелии. И вырастал еще когда мальчишкой, царевичем бегал, он уже знал — это его народ. Он рос уже в любви к тому народу. Он знал, что сам принадлежит ему. Если брать высшую сферу дворян, помещиков, крестьян, то семейное устройство было во всем. Лошадка-то твоя, а это уже не колхозный конь, от которого идет зарплата и все. А это твоя коняшка, твоя кровинушка, родимушка твоя. И ты уж ухаживаешь за ней, лелеешь ее. А потом она будет лелеять тебя, кормить (а в колхозе не конь кормит, деньги или трудодни). Но так было во времена той, Святой руси.
— А сейчас как?
Сейчас? Умножение беззаконий, ибо нет духовного закона, который бы сейчас не был нарушен. Скажете, мол, и раньше нарушали. Да. Но есть разница. Или был закон и его нарушали, зная, что переступают дозволенную грань. Или сейчас беззаконие стало нормой, а закон существует в виде исключения. Ну коль беззаконие умножилось и стало нормой — любовь иссякла.
Но человек не может жить без любви, а достичь ее трудно, и вот тогда приходят всякие искушения, как к той женщине, рванувшейся к йогам, о которой мы тут говорили. Ложные пути и ложные чувства...
— Я об этом думала. Мне кажется, это от страха пустоты. Любой человек, живя вне Бога, ощущает ее сознательно или бессознательно и стремится заполнить. Идолом ли, кумиром... Храм вон в Санкт-Петербурге поставили певцу Джону Леннону, Именно храм! Потрясающее язычество. Так заполнение пустоты обретает зачастую страшную уродливую форму. Отсюда и. все трагедии, что с нами происходят, в том числе и трагедии любви двух — его и. ее. Ищут Бога вне храма... Но ведь и в храм идут! Вот к вам в Енисейск приехали мальчишки, из Иркутска помогать восстанавливать монастырь. Наставник их рассказывал, что многие ходят в церковь вопреки воле родителей. Ничто их не останавливает. Ч то это?
— Это Господь призывает. Когда-то призовет последнего.
— Когда же? Простите за столь наивный вопрос...
— А сказано, когда войдет полное число язычников ко Христу. У Бога есть число, и оно исполнится. Как определенное число ангелов отпало от Бога, так, по мнению некоторых отцов, именно такое число людей должно обратиться к Богу, восполнить число падших ангелов. Поэтому каждый из нас должен поспешать собою восполнить это число, чтобы войти в чертог Небесного Царя, войти в чертог Царства любви...
— Иногда спрашивают: а что было, когда еще не было начальных пылинок Вселенной?
— Была Святая Троица: Бог-Отец, Бог-Сын, и витал между ними Бог-Дух Святой. Там, где нет Троицы, там нет любви. Я, может, повторюсь, но в тех религиях, где Бог не в Троице прославляется, Он сразу же превращается в какого-то далекого, неприступного, неведомого, праведного Судию. Он управляет, предопределяет, и над человеком — фатум, рок и человек — ничто пред всемогущим Богом. При такой религии любовь уже не может развиваться во всей своей полноте. Вот отсюда порой крутой, не исполненный терпения и доброты нрав мусульманской, иудейской религии.
— А слова «Бог есть любовь» произнесены только с пришествием Христа?
— Да, ветхозаветные люди чувствовали это, но оно еще было сокрыто от них. И хотя праведники и пророки чувствовали своим сердцем Бога-Любовь, Он открылся с пришествием в мир Христа Спасителя. Произошло Богоявление. Явился Бог и явилась Любовь Божья. Бог стал не просто Владыкой, он стал Отцом. То есть то, что я говорил о семейных отношениях, приняло мировой, вселенский масштаб. Ведь в основной молитве мы сыновне обращаемся: «Отче наш», не Владыка, не Господин, не Судия...
— В молитвах и в богослужениях обращение на «вы», кстати, отсутствует... И это как-то сокращает огромное пространство между нами и Богом. И все-таки я не могу смириться вот с чем: пришел Христос, просиял Любовью. В осиянном свете Его христиане ликовали, погибали за любовь. Божье сияние это было настолько велико, что было очевидным даже для тех, кто не принял Его. Но вот прошло два тысячелетия, чуть меньше, и свет померк в христианах, я не говорю о подвижниках...
—— И Христос говорит: «Блажен, кто не соблазнится о Мне». Он предчувствовал это. Да, было время, когда говорили: «Смотрите, как они любят друг друга». Сейчас не скажешь этого.
— Вот именно... Люди идут в церковь, молятся, исполняют обряды. Ноя не сказала бы, что все они преисполнены света любви. Они почти так же одержимы страстями, как и безбожные люди...
— Значит, к нам и относятся эти слова: «И блажен, кто не соблазнится о Мне». Вот та женщина соблазнилась и, не найдя быстро в церкви то, что искала, пошла искать любовь на ложный свет. Это можно сравнить опять же с семьей. Ведь может жена не увидеть любви со стороны мужа, той идеальной, о которой мечтается, и тогда, если она сделает вывод, что надо искать ее на стороне, и пойдет искать, то мы назовем это прелюбодейством. Вот так же и здесь, когда люди бегут из церкви.
— Но ведь со стороны Христа любовь к нам не оскудевает и не может оскудеть? В чем же дело?
— Но мы-то люди земные. Люди не могут сейчас духовно видеть Христа. Но они могут увидеть Его в первую очередь в христианах. Ведь Христос говорит своим ученикам: «Вы свет мира. Меня люди не будут видеть, но они будут видеть вас».
Он говорит еще своим ученикам: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного». Не вас прославили, а Отца. Раз вы так друг друга любите, то какова же тогда любовь Божия! И если люди, обращаясь к нам, не видят в нас этой христианской любви и потому не прославляют Отца Небесного и начинают искать других отцов, тогда, если провести аналогию с семьей, они начинают прелюбодействовать.
И это укор нам — христианам. И это должно побудить нас к покаянию, покаянию каждого христианина, входящего в церковь, ибо часто не осознаем мы этой своей вины перед людьми и Богом.
С другой стороны, надо понимать и объективный ход истории. Когда я вижу старушку, то было бы странным спрашивать ее, где ее коса и где ее краса. Если я говорил о юности, о зрелости церкви, то теперь, если это не погрешительно, можно сказать и о преклонном возрасте. Мы подходим уже к старушке-Церкви, и искать ее юную красу, которую она имела когда-то, может, не совсем оправданно будет исторически. При этом хочу оговориться: Иисус Христос вчера, сегодня и вовеки тот же. Сам Христос в Царстве Небесном, сама Церковь в своей природе изнутри столь же прекрасна и не утратила своей красоты, своей чистоты и своей любви. Она невестой и осталась. Но в историческом своем земном осуществлении...
— Через нас — людей?..
— Да, через нас, она приходит к своему времени, о котором Жених говорит: «Когда Я приду, найду ли веру на земле?» А уж если веры не найдет, то любви не найдет и подавно. Ведь слова «по причине умножения беззаконий во многих охладеет любовь» в первую очередь относятся к церкви, не к миру. Бессмысленно говорить о беззакониях в миру, ибо они с людьми с тех пор, как они отреклись от Бога. Но именно к христианам обращены эти слова. Христос говорил: «Когда будут войны, военные слухи, смотрите, не ужасайтесь, вот Я наперед сказал вам...»
— Да, сбываются до каждого слова предсказания из Священного Писания. Воцарились у нас безбожие и сребролюбие, непочитание родителей и надменность, похотливость и поклонение кумирам, процветают лжеучения и колдовство. И несть числа нашим грехам.
— И когда вы видите это, смотрите и не ужасайтесь, — сему надлежит быть. И блажен, кто останется верен Христу, кто сохранит до конца верность Церкви Христовой.
— Если раньше первохристиан мог отвращать от Христа страх физической расправы (вспомним показательные устрашающие казни), то сейчас что пугает человека, не дает ему прийти ко Христу?
— Да, страшными были мучения первохристиан: их колесовали, рубили, железными когтями клочья плоти вырывали... А вот, если возьмем гонения большевиков, там тоже есть физическое насилие, издевательство, но главной была не физическая расправа, а в первую очередь они подавляли душу.
— Они пришли, отнять любовь у нас...
— Большевики пришли разрушить уже саму душу христианства, когда не только благотворительные общества, но даже сами понятия милосердия, благотворительности уничтожались. И уже, благодаря их пропаганде, каким-то «поповским душком» веяло от этих слов. И гонения антихриста тоже будут духовного характера, хотя не без крови, но главная суть его — уничтожение души человека, гонения и преследование души человеческой и всех ее божественных свойств, преследование божественного начала в человеке, коль он его окончательно не растерял.
— И многие прельстятся тогда, многие дрогнут. И страшная пустота заполнит мир, ибо мир без любви, без Бога — пустыня...
+++
«Не страшны бури житейские тому, у кого в сердце сияет светильник Твоего огня. Кругом непогода и тьма, ужас и завывание ветра. А в душе у него тишина и свет. Там Христос! ...Как Ты прекрасен в торжестве весны. Когда воскресает вся тварь и на тысячи ладов радостно взывает к Тебе: Ты источник жизни, Ты победитель смерти.
При свете месяца и песне соловья стоят долины и леса в своих белоснежных подвенечных уборах. Вся земля — невеста Твоя, она ждет нетленного Жениха. Если Ты траву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения, как просветятся наши тела,как засияют души!»
Из акафиста «Слава Богу за все».
ЭТО Я, ГОСПОДИ, ЭТО Я!
Это я, Господи, это я...
Я на земле своей — человек.
Света и тьмы полна жизнь моя,
Неприкаянный весь мой век.
Ты брось грехи мои на весы.
Отпущенья жду от Тебя.
Кто на плаху шел на Руси?
Это я, Господи, это я!..
Это я, Господи, это я.
Катится по снегу голова.
Криком заходится жизнь моя,
Кровь на губах моих и словах.
Позабыл давно, где Твой храм.
И Твой колокол звал не меня.
Кто винил Тебя, проклинал?
Это я, Господи, это я...
Это я. Господи, это я,
Любовью срезанный на лету,
За этой женщиной сквозь года
Летел без памяти и лечу.
Я знал, что грешница, Ты прости,
Но не каясь и не тая,
Богом кто ее окрестил?
Это я, Господи, это я!..
Это я. Господи, это я
Кричу родной своей стороне:
Не был ангелом я, знаю сам,
Но Иудин грех не на мне!
Дай кару лютую — все стерплю.
Только знать бы мне, что не зря.
Кто у пропасти на краю?
Это я, Господи, это я!
Господи Иисусе Сыне Божий, помилуй меня грешного...
Песня из репертуара А.Малинина, на стихи А.Вратарева.
+++
Когда я размышляла о предстоящей нашей беседе, не случайно, наверное, пришла мне на память именно эта песня. В нынешнем хаосе, реве, блуде я вижу героя ее и с ним многих из нас — тех, кто пришел к краю пропасти и над этой бездной вспомнил наконец о Боге. Сейчас немало мыслящих людей испытывают те же самые трагические чувства. Может, потому, что нет полной обращенности к Богу, нет защищенности истинно верующего человека, традиционно верующего, сызмалу. В таком состоянии можно возвыситься духом, а можно и пасть, ведь по краю пропасти идем. И когда заглядываешь в себя — в эту бездну адову, понимаешь одно — нам всем не хватает любви. Вот Господь Бог заповедал нам: возлюби ближнего, как самого себя. А я, например, не знаю, как любить себя. И почему отношение к себе является мерилом отношения к ближнему?
— Было время, когда я произносил: «Возлюби ближнего своего» и на этом останавливался. Я знал: дальше сказано «как самого себя», но меня что-то удерживало, не давало произносить эти слова. Вроде точнее было бы сказать: возлюби ближнего более, чем самого себя, вот это бы звучало по-евангельски, по-христиански. Поэтому как только надо было произнести «как самого себя», я спотыкался, прикусывал язык и останавливался. И, могу теперь признаться, не произносил этой фразы потому, что не понимал. А потом задумался, послушал других и понял: нет, Господь не оговорился и не ошибся, делая именно это сравнение.
Кто-нибудь скажет: но ведь Христос говорит и другое: кто хочет следовать за Мной, отвергнись себя, возьми свой крест и следуй за Мной. На первый взгляд, полное противоречие. Так что же надо, отвергнуть себя или любить себя? И не является ли в таком случае любовь к ближнему, как к самому себе, чем-то меркантильным, чуть ли не сделкой своего рода?
И еще вопрос. Почему монахи-аскеты дают обет послушания исполнять только волю духовника и ничего не делать по собственной воле, разве свободная воля каждого из нас не Божественный дар? Разве это не то, что делает нас подобными Богу? Так не является ли отречение от своей воли отречением от Божественного дара?
И запутываются все эти вопросы в крепкий клубок...
Конечно, Богу не нужны «оловянные солдатики», которые бы слепо исполняли чью-то волю, пусть даже Божью. И свободная воля действительно признак образа Божия в каждом из нас. Поэтому любить себя, с точки зрения христианина, — это любить в себе этот образ Божий. А в человеке, увы, помимо свободной воли есть своеволие, есть самолюбие, это когда он ставит себя вместо Бога.
— В духовной литературе я встречала схемки такие: круг, в центре его — Христос, а рядом, в большем или меньшем отдалении от Него, наше «я». И другая схема: тот же круг, только в центре это самое «я», а подле него где-то Христос. Ну еще бывает, когда «я» в центре, а Христос вообще вне круга — это уже явное безбожие, не о нем сегодня речь...
— Так вот, если я следую двум самым первым заповедям Господним: «Я Господь твой и не будут тебе Бози иные» и «Не сотвори себе кумира», — то и любить я буду в себе только образ Божий. Это сродни иконопочитанию. Почему я люблю икону? Потому что люблю того, кто на ней изображен.
А вот когда я в себе люблю себя, это уже идолопоклонство, это уже сотворение кумира, строительство капища внутри себя. Но такое возникает только тогда, когда я себя люблю вместо Бога. Не Бога в себе, а себя вместо Бога. Вот такая перестановка, и она совершена была еще в раю — в Эдемском саду, когда змий сказал Еве: «И будете, как боги». И вместо Бога возлюбил человек себя, как Бога.
Вот оно главное наше грехопадение, главная болезнь. И вот для того, чтобы исцелиться от этой болезни, и предлагается в монашестве отречение от своей воли, чем ушибся, тем и лечись. Заболел человек преслушанием, ослушавшись Бога, пусть исцеляется послушанием, слушаясь Бога, причем конкретно в образе своего духовника...
— Ну чем эти иноки не «оловянные солдатики»? — спросят вполне резонно скептики. И с точки зрения многих будут правы.
— Ну хорошо. У вас дети есть?
— Есть.
— Вы хотите, чтобы они исполняли то, что вы им говорите?
— Конечно.
— Но вы обратили внимание, что слепое послушание не приносит вам радости? Вам хочется, чтобы ребенок исполнял то, что вы ему говорите, не потому, что так вами приказано, а потому, что он сам хочет того же, что от него хотите вы. Вот от такого послушания радостно на душе и вам, и ему.
Вывести себя из центра того самого круга, отречься от своеволия и научиться познавать волю Божью — это и значит научиться хотеть того, чего хочет от нас Бог. Как написано было на Апостольском соборе, «и было угодно Духу Святому и нам». Это значит две воли согласовались. Сначала на соборе были разногласия, но, молясь и отрекаясь от своеволия, желая познать волю Божью, апостолы ее и познали и вывели эти слова.
— То есть когда мы отсекаем своеволие, то взамен получаем возможность познать волю Божию, и получается, что мы уже сами хотим того, что от час хочет Господь. И проявляется эта наша воля свободно, без какого бы то ни было насилия...
— И когда приходит это понимание, понятным тогда становится, что значит возлюбить себя. Это значит возлюбить в себе образ Божий.
— Л для того, чтобы понять, что есть образ Божий, надо прежде всего верить в то, что есть в человеке душа, что она так же бессмертна, как вечен Бог. Так трактуют святые отцы. И коль Господь премудр и всеведущ, то и в душе человеческой отразилась эта способность помнить прошлое, познавать настоящее, предвидеть будущее. Видеть образ Божий в себе, в других — это значит верить и в то, что душа человеческая способна любить других, жертвовать собою, впитав в себя часть великой, и безграничной милости и доброты Божьей. Бог — Творец. Он создал час по образу и подобию своему, и. душа тоже способна творить, мыслить, создавать...
Я специально даю это пояснение, потому что мы редко заглядываем в Закон Божий, по которому учились наши прадеды.
— В старину много чему хорошему учили. По старинным обычаям, если идет человек, то должно ему поклониться. И не просто головой кивали, а действительно в пояс кланялись, а то и земно. Почему? В первую очередь потому, что в каждом человеке христианин видит образ Божий — икону Бога. И встретив человека, сотворенного по образу Божьему, он поклоняется его Творцу и Создателю, то есть первообразу этого человека.
— Мы кивнуть-то иногда боимся, чтоб себя не уронить. Я сейчас вспомнила рассказ другого священника о том, как князь Александр Невский ездил в Золотую Орду, говоря современным языком, с дипломатической миссией. Не поклонился он там ни одному идолу, разъярив этим татар. Зато, войдя к хану, пал ниц, чрезвычайно удивив ордынцев. Но не хину поклонялся благоверный князь, а образу Божьему. Невский причислен к лику святых. И я думаю, только святым, наверное, и под силу вот такое отношение к ближнему, ибо они прежде всего в себе образ Божий лелеют, ломая тщеславное, ненасытное, самолюбивое «я». А нас, наоборот, это «я» крутит, ломает, делает несчастными— и нас самих, и окружающих. Гордыня царствует над родом человеческим, и редко кому удается ее сломать в себе, потому и гордыни этой становится все больше и больше...
— Вот и получается, как только люди перестали видеть в каждом человеке Бога, они перестали и кланяться друг другу...
— Ну почему же, иногда просто ниц падают перед сановным лицом, но только перед ним.
— А это уже идолопоклонство, когда кланяются в человеке не образу Божьему, а самому человеку.
— Но что закономерно, если нет Бога в душе, нет и свободы в человеке, те же низкопоклонники так жалки. Дух язычника, видимо, просит идола, и он уже ничего не может поделать с собой.
— Сердце христианина всегда страдает, когда он видит, в какую грязь втоптан образ Божий. Помните, я вам рассказывал о монахе, что плакал у дома блудницы? Он видел образ Божий, доведенный до такой степени поругания, что это вызывало у него слезы, он плакал и молился о том, чтоб образ Божий был восстановлен. Так же молятся истинные христиане и-за врагов.
— Опять же, увы, не многим из нас дана такая способность сострадать ближнему, впавшему в грех и тем более причинившему зло.
— А вот у монаха того она была, потому что он любил эту грешницу, как самого себя, и в себе, и в ней он любил образ Божий. Это была любовь в Боге. А мы и в себе себя любим, а не Бога, и в ближних любим их, а не Бога. И тогда любовь наша становится страстной, нездоровой, иногда даже уродливой.
— Потому так и часта в нашей жизни любовь, приносящая несчастье. Помнится, известный актер и режиссер, рассуждая о том, как возвышает и оживляет ниши сердца любовь, с недоумением восклицал: любовь такой дар Божий, но почему она непременно приносит несчастье? Я тоже задумалась — почему? И только сейчас, кажется, начинаю понимать. И этим бесценным даром Божьим — способностью наших сердец, любить — не можем мы распорядиться. Забыли Бога. Так сказал Александр Исаевич Солженицын о причинах наших бед. А когда забыт Бог — тогда страсти врываются в жизнь, правят нами, опустошают души, сея несчастье... Помню, в студенческие годы мы дружно заносили в свои «скрижали» совсем иные заповеди. Одну из них приведу дословно: жить надо страстями, все, мол, остальное скука и серость. Господи, какими мы были слепцами. И все от безверия.
— Кстати, слово страсти (загляните в церковнославянский словарь), кроме значения «страдания, муки» (возьмем страсти Христовы на Кресте), обозначает еще и неразумное чувственное хотение. Это мы часто видим и в любви мужчины и женщины, и в любви матери к ребенку. Если в любви нет Бога, то эта любовь непременно примет страстные формы, а это ведет к трагическим исходам, к отчаянию, панике, иногда даже петле.
— Кстати, песня, с которой мы начинали разговор, заканчивается в малининской трактовке трагически — в финале звучит выстрел. Так и в жизни случается. Человек понимает, что над пропастью стоит, что отойти надо, но срывается и падает в бездну. Песня эта для меня как крик трагической безысходности, пугающей безысходности, которая живет нынче во многих из нас. Устали мы, видать, и от страстей и от «ненавистен»...
— В том-то и дело, что страстная любовь, в которой нет Бога, столь же легко, как воспламенилась, так и гаснет. Сегодня он ей клялся, что без нее жить не может...
— Простите, так в этот момент он и ощущал, ч то в самом деле жить не может. Это же не ложь!
— Конечно, он не лжет, это все искренне. Но через год он столь же искренне на суде говорит, что с ней жить не может и что надо срочно разводиться, любовь превратилась в ненависть. Значит, была не любовь, а идолопоклонство, а потом, когда идол пал, идол разрушился, нечего стало любить.
А если в себе и в ближнем любить Бога, то эта любовь приобретает очертания ровные, глубокие, прочные, целомудренные, святые. И тогда и отношения между любящими другие.
Бывает и так, полюбил в ближнем образ Божий, а потом узнаешь, что образ этот поколеблен, но не разочарование от этого наступит, а скорбь о ближнем — как у того монаха была скорбь о той грешной женщине, — и начнешь помогать ближнему. А если полюбил человека, именно его, а не образ Божий в нем, создал кумира, а потом узнал, что человек этот не Бог, тогда наступает разочарование.
Кстати, «очарование и разочарование», сопоставьте эти два слова. Корень, из которого они произрастают, один — чары, то есть действие демоническое. такая любовь действительно демоническая. А у христианина не должно быть ни очарования, ни разочарования. И если он любит в человеке образ Божий, этого и не происходит. Но если кто любит человека самого по себе или более того — собственную фантазию, которую отождествил с ним, и потом. оказалось, что тот не соответствует ей, тогда и наступает разочарование, ибо он фантазию любил. Старец Зосима говорит: люби человека в грехе его. Не грех человека, а человека в грехе, то есть люби в нем образ Божий и помоги ему, грешному, стать подобным своему первообразу, каким изначально сотворил нас Господь.
— А вот еще часто говорят с похвалой: он любит ее до самозабвения, или она его. И вдруг встречаю в одной молитве обращение к Господу: не дай мне впасть в самозабвение. Как быть тогда с самозабвенным служением Богу, Отечеству, ближним?
— Сложный вопрос. Смотря как разуметь это слово. В притче о блудном сыне в Евангелии поворотный момент какой? Вот блудный сын берет часть имущества, бросает отца, живет распутно. И он был слеп, пока все не растерял, пока не оказался свинопасом и не позавидовал свиньям, которым давали рожки, а ему нет. И вот тут сказано: «И он пришел в себя». Когда он пришел в себя, он вспомнил, что у отца даже наемники живут лучше, и сын решает вернуться к отцу...
Первая часть притчи повествует поэтапно, как сын уходил от отца, вторая, тоже поэтапно, как он возвращается к отцу. А поворотный момент — вот он: «И он пришел в себя». А есть еще такое выражение: он вышел из себя. Нехорошее тогда происходит. Так вот, христианство, вера, Господь возвращают нас к себе, то есть к тому исконному началу, к образу Божьему в нас.
Когда же наступает самозабвение — тут речь идет о страстном выходе из себя, — то это то, чего не допусти Господь.
Но есть самозабвение, о котором Господь говорит: Кто сбережет душу (жизнь) свою, тот потеряет ее, а кто потеряет ради Меня ее, тот обретет. Тут другое самозабвение: человек должен быть готовым жертвовать собою ради Господа и ближнего, забыть себя, свой эгоизм, свою самость, свое «я» ради ближнего, в коем видит образ Божий.
А то самозабвение, которое просят не допустить в молитве, это как раз то самое страстное самозабвение, когда человек, обуреваемый страстями, выходит из себя, как река выходит из берегов. И начинается беда, все затопляется и губится. Ибо человек вышел из тех берегов, которые положил ему Бог. Это беда. Человека надо вернуть в себя, в то русло, в котором должна протекать внутренняя жизнь души человеческой.
Господь как говорил, когда учил молиться: войди в клеть свою и затвори дверь и молись так... далее Он приводит молитву «Отче наш».
То есть человек должен войти в клеть своего сердца внутрь себя, запереть дверь — отрешиться от этого суетного мира, вернуться к себе, познать себя и уже оттуда взывать к Господу. А чтобы так войти в себя, для этого надо любить себя — ту бессмертную душу, которою вверил нам Господь и которую ты должен спасти. А спасая себя, мы спасаем и других. В Евангелии приводятся слова: «Врачу, исцелися сам», то есть пока ты не спас своего внутреннего человека, ты не спасаешь людей, находящихся вне, равно как и если ты не научишься любить себя, ты не сможешь любить других. И пока ты не войдешь в клеть своего сердца, ты не войдешь в сердца других. Значит, в путь по трудновосходимой, но знакомой уже нам небесной лестнице...
+++
'Так он и сделал. Встал и пошел домой, к отцу своему. И когда он был еще далеко, отец увидел его и сжалился над ним. Отец сам побежал навстречу сыну, пал ему на шею, целовал его.
Сын же начал говорить: «Отче! Я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим».
А отец сказал слугам своим: «Принесите лучшую одежду и оденьте его; дайте ему перстень на руку и обувь на ноги и заколите откормленного теленка: станем есть и веселиться! Потому что этот сын мой был мертв и ожил: пропадал и нашелся». И начали веселиться...
Притча о блудном сыне.
Евангелие от Луки.
НЕБО И ЗЕМЛЯ
«Каждый человек имеет свое небо и землю, дух и плоть, внутреннее и внешнее, остаток первобытного (райского — В.М.) совершенства и хаос греховного растления. И хаос закрывает глубину сердца... а нагрешили так много, что сиявшая прежде в душе нашей печать дара Духа Святого стала засыпанною в нас, как сором каким негодным, и не видно следов ее. Наши небо и земля смешались, образовался хаос. ...Ударит, наконец, час смертный, душа разлучится с телом и пойдет на суд Божий. Тогда среди неба и ада, между Ангелами и Духами отверженными что будешь чувствовать ты, бедная душа моя?»
«Размышления и исповедь кающегося грешника».
Издание русского Пантелеимонова монастыря. 1909 г.
+++
— Отец, Геннадий, вы как священник волею Божией заглядываете в самые глубины наших душ. А каждая душа — это вселенная. И, как правило, вселенная, уставшая от собственного хаоса. Но где хаос — там разрушение, и тогда наступает гибель вселенной. Преждевременные нелепые смерти, трагическая статистика самоубийств, когда на себя накладывают руки даже дети, наркомания говорят о том, как обесценилась жизнь, и прежде всего в наших собственных глазах. Люди всякими способами убегают от нее. Один ученый, который уверяет, что нашел эликсир долгожительства, сетовал недавно по радио, что россияне не бросились толпами, за его рецептом продления нашего земного существования. И неудивительно: устали люди, хватает им с лихвой и нескольких десятков лет хаоса, именуемого жизнью.
Но христианство не признает безысходности, тьмы и тем более хаоса в душах. Да, говорят святые отцы, небо и земля в нас смешались, образовали хаос, и нужны слезные воды покаяния, нужен Дух Святой, Слово Божье, нужны светила, чтобы душу — эту бесконечную вселенную нашу, очистить, омыть, заполнить светом и спасти. Для того и. стоят храмы Божий с их очищающими таинствами исповеди и покаяния. И если продолжить предыдущий наш разговор о любви к себе и ближнему, чего больше в душах кающихся наших современников — любви к себе или любви к Богу?
— В исповеди как раз и раскрывается, что человек в первую очередь болен самолюбием, тем, от которого мы должны отрешиться, о котором Господь говорит: отвергнись себя. И редко-редко кто любит себя по евангельской заповеди о любви. Мы берем сейчас лучший пример: человек все-таки пришел к исповеди. А о другом что уж говорить: там — гибель и царство дьявола.
Но здесь, казалось бы, уже исповедь, человек по доброй воле говорит о грехах. Но как он о них говорит? Он стыдится говорить о своих грехах и из ложного стыда утаивает или говорит не все и не до конца. Почему? Да потому, что любит себя. И не хочет выглядеть плохо в глазах священника. Вот это-то и есть то самолюбие и себялюбие, от которого надо отречься. Сделать это очень нелегко, ибо он сам для себя идол, поклоняется самому себе, и ему трудно распроститься с этим идолом, трудно его сокрушить, сокрушить это капище — храм языческий — внутри себя самого.
Когда христианин действительно любит себя, тогда он исповедуется беспощадно. Как, скажем, хирург, который оперирует больного и с любовью, и со знанием дела, но оперирует беспощадно, ибо жалость послужит во вред. Так же и садовник довольно беспощадно обрезает виноград, если он этого не сделает, потом не будет плода. Но такое полное беспощадное к себе исповедание почти отсутствует. Даже когда человек ничего не утаивает, он начинает говорить, оправдываясь. Он называет грех, но не столько в нем кается, сколько в нем оправдывается. И опять здесь присутствует любовь к себе — кумиру и идолу. А если б он любил себя как образ Божий, то он этих самооправданий и объяснений своего греха уже бы не приводил, а искал бы причину греха, чтобы не повторить, не согрешить вновь и тем вернуть себе утраченный образ Божий.
Или еще есть такое самооправдание: человек на исповеди приводит свой грех, а потом сам с ужасом говорит: «Даже не знаю, как это могло случиться, как я могла (мог) сделать это!» И опять самолюбие греховное, то есть человек считает, что он, конечно же, гораздо выше и лучше, но почему-то случился этот грех, даже непонятно как, вроде случайного эпизода. А случайностей в жизни нет. В ней все закономерно. И при истинном покаянии человек в подобном случае не греху своему удивится, а тому, что не сделал худшего. «Это благодать Божия удержала, потому что я на самом деле хуже, и благодарение Богу, что не сотворил я еще большего греха», — вот как должен он оценивать себя.
— Но, позвольте, разве не случается иногда, что человек действительно совершает несвойственное ему, разве он не может удивиться этому падению?
— Это гордыня. Он не знает себя. Точнее, он знает себя только хорошим и удивляется, как же случилось с ним нечто нехорошее. Но это же опять любовь к себе, к идолу, что внутри, а к нему надо быть безжалостным.
— Я поняла: надо знать ту бездну греховную, что внутри нас, всю ее опасность, чтобы не пасть. Понимаю, что и самоуничижение должно быть беспощадным. Но нет ли тут крайности? Когда святой человек в молитве, обращаясь к Богу, говорит о себе: «грешнейший наипаче всех человек», то тут я перестаю понимать. Получается, что он считает себя грешнее всякого рода откровенных подлецов, грабителей, убийц... Я не могу заподозрить его в лицемерии, но какое-то чувство протеста против такого самоуничижения в моей душе, например, рождается... Вот вы и я. Мы же разные люди?
— Так.
— Уж я-то знаю, что я грешнее вас.
— А я тоже знаю, что я грешнее вас.
— Нет уж. Я не согласна. Я уверяю, что я вас грешнее. Как бы то ни было, но человек все равно дает оценку себе, сколько в нем дьявольского и есть ли в нем Божье...
— Был такой физик — Лев Давидович Ландау, он чертил график и располагал по этому графику ученых. На первом месте у него, кажется, Эйнштейн стоял, он и себе там место нашел. После очередного научного открытия он подвигал себя выше. Вот вам человек, который считал, что он способен трезво оценивать со стороны научную значимость и ценность открытий различных ученых. И вот нашел он себя на этом графике и время от времени даже передвигал себя.
— Все выше и. выше...
— Так вы предлагаете нечто подобное. Казалось бы, такой человек, как апостол Павел, которому и принадлежат слова о том, что он «грешнейший наипаче всех человек», или другие святые, уж они-то, имея духовное звание, могли бы начертить такой же график и на нем разместить грешников и поместить себя. И тогда получается так: после какого-то духовного подвига святой передвигал бы себя — ну все, вот я теперь повыше, а после какого-то греха отбрасывал бы себя. Так и играл бы в это «лото»...
Но это, конечно же, глубоко неправославно и не по-христиански, неприемлема вот такая «трезвая» оценка себя.
Видение себя для православного человека грешнее всех других — это реальность, это не позерство, это искреннее чувствование, которое есть в душе. Я понимаю вас. Если с объективной точки зрения смотреть, в конце концов Бог расположит нас по этому «графику». Но то дело Божье. И у апостола тоже сказано, что звезда от звезды разнится... Есть такое понятие, как точка зрения. С точки зрения Божией все выглядит таким образом. С точки зрения вашей такие-то люди выглядят таким образом. Но есть еще и собственная точка зрения. Вот с собственной точки зрения христианина оценка самого себя должна быть однозначная.
Кстати, апостол Павел однажды провел оценку апостолов, и причем наподобие Ландау, нисколько не смущаясь, он себя поставил на первое место, сказав, что потрудился больше других, но потом, разумеется, добавил: «Впрочем, не я, но благодать, которая во мне». И если какое-то доброе дело через меня совершилось, то я тут же сознаю: что это не я, а благодать, которая во мне. То есть эта звездная величина не мне принадлежит, хотя звезда от звезды действительно разнится.
— Это ясно, что где свет, добро, истина, там Бог. И если все это есть в сердце человека, то оно Богом даровано и Богу принадлежит. И человеку кичиться этим грешно. Можно только порадоваться, что Бог так милосерден к тебе. Это ясно. А вот как быть со степенью греховного в себе?
— Если звездная величина мне не принадлежит, то глубина греха, в которой я очутился, это уже мое...
— Ибо грех не от Бога и. не может быть от Бога. Но грех сатанинский может быть мной отринут, а может быть принят. И он тогда действительно мой, ведь это я и только я либо сопротивляюсь ему, либо впускаю его в себя. Так ведь?
— Да. Вот почему оценка христианином самого себя однозначна и заключается в том, чтобы он познал всю тяжесть своей греховности.
Ну и еще добавлю, чтоб понятней было. Вот, допустим, вы знаете, что люди разного роста, и вы знаете, что вы не самый высокий человек и не самый низкий. Но когда вы смотрите вокруг, когда все остальные люди на расстоянии, они уже меньше вас, и получается, что самый большой человек — это вы. Почему? Потому что между вами как наблюдателем и вам как наблюдаемым расстояние — вообще ноль. Так и духовный взор: с моей точки зрения я самый большой грешник, я ближе, чем кто-либо, к себе, и мои грехи — они во всей ужасной реальности и величине — предо мной. В моих глазах самый большой грешник я. А каков я в глазах Бога и ближних — об этом мне не дано судить...
Потом не забывайте: кому больше Богом дано, с того больше и спросится. Кто-то убивал, крал, грабил. Этого, конечно же, не делал Серафим Саровский, но он говорил: «Боже, милостив буди мне, грешнику». И считал себя хуже тех разбойников, которые на него напали и его избили. Почему? А вот давайте поразмышляем.
Есть притча такая: две отроковицы попадают в рабство. Одна из них попадает к доброй госпоже, другая — к худой. Они выросли и обе сотворили одно и то же доброе дело и обе сотворили один и тот же грех. Старец спрашивает ученика: чей грех более судим Богом? Ученик верно отвечает: большим будет тот грех, который сотворила воспитанная у доброй госпожи. А чья добродетель будет более награждена? — спрашивает старец. И отвечает ученик: добродетель той, которая воспитывалась у худой госпожи. Хотя со стороны, объективно, совершенно одинаковы были у обеих грех и добродетель, но субъективно — разные. Вот так же и здесь. Преподобный Серафим, может быть, в своем сознании осудил своего настоятеля. И для него, имевшего такую благодать Божью, это осуждение могло быть большим грехом, чем грех разбойников, которые его избили. Понятие величины греха, как и величины добродетели, не измеряется объективным внешним фактором. Вот вам еще пример: два человека, тот и другой дали милостыню 100 рублей. Но один отдал последнее от нищеты, другой — от избытка. Теперь и судите о добродетели.
Вот почему в словах «грешнее наипаче всех человек» нет никакого позерства, а есть реальное видение себя в свете Божьей правды со своей точки зрения. Мы всегда должны судить себя не с внешней точки зрения, а со своей... Да, я самый грешный. И никто не причинил моей душе столько зла, сколько я сам. Если этого чувства нет, значит, нетеще христианского настроя, есть гордыня, самоутверждение и нет самоотречения.
Но, слава Богу, есть люди, в которых живет сознание своей великой греховности, в их исповедях нет самооправдания, потому что они действительно каются и действительно желают очиститься от своих грехов. Вот они-то и любят себя по-настоящему, по-христиански. Но таковых не так уж много.
— Я согласна, что подобное самоуничижение спасительно. Но наблюдаю я за людьми, которые недавно пришли, к вере, и тревожно. Им теперь дано увидеть то, что по слепоте духовной прежде они не могли узреть. И первое, что они видят во всей своей беспощадности, глыбу грехов своих. Как прозревшему слепому больно видеть свет, так и прозревшему духовно больно видеть свои согрешения, и некоторые впадают в транс, а христианским языком говоря, в уныние и отчаяние. То есть, страшась одних грехов, человек впадает в другие смертные грехи. Почему случается такое с душой? Ведь человек устремился к храму, пришел к нему со своею исповедью и оказался вдруг на краю пропасти, как и тот, кто пренебрег дорогой к храму.
— С любого коня можно упасть по обе стороны. У одного — нераскаянность и падение. У другого уныние от видения собственных грехов и тоже падение, но уже с другой стороны. Отчего может появиться такое уныние? Вот перед вами два человека, познавших свой тяжкий грех перед Христом, Иуда и Петр. , Оба согрешили примерно одинаково. Предательство Иуды и отречение Петра... Кто будет измерять, какой из этих грехов тяжелей? Оба они признались сами себе в своем грехе. Но Иуда кончил жизнь самоубийством — удавился, а Петр очистился и был возвращен в апостольский чин. Важно не абстрактное покаяние, а важно покаяние именно перед Христом. Петр, когда после отречения увидел Христа, и их взгляды встретились, вспомнил предостережение Учителя. «Пропел петух, и вышед он плакал горько». То есть Петр покаялся о тяжком грехе отречения перед очами Христа. А Иуда? Иуда понял, что он предал кровь невинную, он понял весь ужас, всю тяжесть своего греха, но его взор со взором Христовым не встретился. Когда он понял, когда осознал весь ужас содеянного, он пошел к убийцам Христовым и перед ними каялся, а не перед Христом. Между Петром и его грехом стоял Христос. Между Иудой и его грехом Христа не было. Вот когда мы один на один с грехом без Христа в душе, тогда и наступает уныние, отчаяние и гибель. А когда между мной и грехом Христос, распятый за этот грех. Искупитель, взявший его на себя, тогда — слезы вины, покаяния и радость прощения.
А между Иудой и его грехом не было Христа, хотя Христос еще был жив и Иуда мог посмотреть ему покаянно в глаза, как Петр. Более того, между Иудой и его грехом стали убийцы Христовы...
Дьявол не дремлет. Он сначала человека от покаяния удерживает, но когда видит, что бесполезно, что человек кается, тогда он действует иначе. К себе тянул — не получилось, тогда он толкает от себя. А какая дьяволу разница, с какой стороны человек упадет? Лишь бы сбросить его с коня.
Сначала он говорит: «Да ничего страшного, у тебя нет грехов. Какие это грехи?! Пустое, вздор. И все, что ты сделал, имеет естественное оправдание». Но не послушался его человек, совесть верх взяла, тогда дьявол действует наоборот: «Каешься? А посмотри вот у тебя еще какой грех, а вот еще какой. А это что? А это? И ты еще на что-то надеешься? Да ты посмотри на себя!»
И он — убийца Христов — заваливает вас этими грехами, как камнями. Когда между грешником и его грехами стоит дьявол, Каиафы стоят — убийцы Христовы, тогда и приходят отчаяние и гибель.
А мы должны знать об этом и только пред Христом каяться, тогда не будет отчаяния. И величайшее самоуничижение святых, которые каялись так, что на лицах их были борозды от слез, не приводило их к отчаянию. И чем более они каялись, тем более просветлялись, ибо обретали радость прощения и возвращения в свой первозданный чин — чин сынов Божьих. Это очень важно, что должно быть не просто покаяние, а покаяние пред Христом, на себя наши грехи взявшем. Ведь Христос сказал не просто «отвергнись себя». Он сказал еще и «следуй за Мной».
А если заниматься самоанализом, самокопанием, самоотречением без следования за Христом, то это значит идти по пути Иуды, он тоже самоотречением занялся, но за Христом не пошел. А в общем-то мог бы. Ведь Христос еще был жив. Но он этого не сделал.
— А вам Иуду жалко?
— Это вопрос очень серьезный. Есть у Юрия Нагибина небольшая повесть или рассказ, который вызывает жалость к Иуде и даже отвращение к Петру. Это страшное сатанинское произведение.
Что значит пожалеть Иуду? У одной английской писательницы есть очень сильная с художественной точки зрения повесть «Печаль сатаны». И я сам слышал, верующие, которые познакомились с этим произведением, говорили: а мы теперь не боимся сатаны, нам его жалко...
Важно, что пожалеть. Пожалеть человека? Да. Если говорить об Иуде как о человеке из Кариота, то естественна жалость к этому человеку. Но ведь сказано в Евангелии, что во время тайной вечери вошел в него сатана.
— Л сатану надо ненавидеть. Единственно кого должен ненавидеть христианин, — сатана и его легион.
— Вот именно. А не печалиться и не жалеть. Ведь поступок Иуды — это поступок сатаны. А Господь говорит: соблазны должны прийти в мир, но горе тому, через кого. Поэтому пожалеть человека, который не прободрствовал над своей душой, став орудием сатаны, это можно и должно. Но есть здесь тонкий момент: как бы, жалея этого человека, не пожалеть сатану, как бы с жалостью такой самому не войти в это сообщество дьявольское. Вот с этой точки зрения Иуду должно ненавидеть. Не так, что: ох, встреть я его, я ему бы отомстил! Кстати, есть такое художественное произведение «Камо грядеши», и там один христианин с огромной физической силой услышал, что Иуда, оказывается, остался жив, так он был готов добить его. Подобных чувств у нас, конечно, не должно быть. Мы должны жалеть о том, что человек стал орудием дьявола, но мы не должны жалеть дьявола, дабы не стать соучастником зла. Зло мы должны ненавидеть.
Кстати, у Некрасова есть такие хорошие слова: «Тот не научится любить, кто не умеет ненавидеть»...
— Мне теперь, когда на многое открылись глаза, кажется, что слова эти роковую роль сыграли. Ненависть взяли на вооружение революционеры и сделали, все, чтобы она победила. Не буду идти по историческим и лагерным этапам бедного нашего Отечества, но очевидно, что через кровь и ненависть учили нас любить социализм. И крах сегодняшний за то расплата.
— Эти некрасовские слова следует дополнить: тот не научится любить Бога, кто не научится ненавидеть сатану...
— Но дело в том, что революционеры, взяв некрасовские слова на вооружение (без Бога и сатаны), очень успешно учили ненавидеть.
— Позволю тогда уточнить, в чем разница между революционерами и христианами. Это четко сформулировал Александр Исаевич Солженицын. Он говорит, что революционеры всех времен (берем их в самом лучшем, «благородном» варианте) всегда ненавидели носителей зла и боролись с ними. А христиане ненавидят само зло и борются против него за спасение этих носителей зла, за спасение образа Божьего в человеке. И как результат — революционеры губят носителя зла, но зло как в жертве, так и в палаче продолжает свое существование.
А христианин, ненавидя зло в человеке, до последнего любит человека и сражается за него. Вот и получаются разные совсем миссии. Задача революционера — уничтожить, а задача христианина — спасти. Революционером движет злоба и ожесточение, христианином — любовь. Но, повторяю, тот не научится любить Бога, кто не умеет ненавидеть сатану. Вот она, формула любви к ближним, к миру и к себе. Ум свой опусти в сердце и уже оттуда воззови к Богу — вот он, путь к гармонии, путь от руин и хаоса к небу.
+++
«Познавши свою греховность, не будь холодным ее зрителем, не проходи мимо с таким же равнодушием, как ходят по чужому, запущенному и заросшему дурною травою полю...
Сердце огрубевает от греха. Как чернорабочий человек естественно грубеет от свойства своих работ, так грубеет сердце человека, который сам себя предает на черную работу греху.
А ты возбуди чувства, составляющие сущность истинного покаяния: печаль, что оскорбил Бога, стыд, что довел себя до того, жаление, что мог, да не воздержался, и досаду на себя и свой произвол... Пусть горит в них душа, как в огне; чем больше будет гореть и чем сильнее горение, тем счастливее».
Размышления и исповедь кающегося грешника.
Издание Русского Пантелеимонова монастыря. 1909 г.