Літературна кіровоградщина литературная кировоградщина поезiя проза гумор сатира публiцистика альманах кІровоградської обласної організації конгресу літераторів україни українська поезія алла Ковалішина

Вид материалаДокументы

Содержание


Приметы времени
Серый кардинал
Прости меня!
Сила и слабость
Тополиный снег
Николай Ильин
Соединяя лед и пламень
Февраль. Достать чернил и плакать!
Ефим Авруцкий
Пролетели года...
Старая мельница
Земля наших предков.
Время начинать
Гимн альпиниста
Зимний этюд
Навстречу счастью…
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Приметы времени


Я поведу сейчас рассказ,

О веке, что покинул нас,

Но вы найдёте сразу тут,

Ему присущий атрибут.

Ещё в созвучии имён

Настоян аромат времён.


Был фиговый листок вначале,

И двум, не ведавшим печали,

Что обожали райский сад,

Запретный плод подсунул гад,

Сорвав его с познанья древа.

Праматерь нашу звали – Ева.


Потом – туники, арфы, лиры,

Весталки, вакхи и сатиры…

И гладь дорических колонн

Была свидетелем времён.

А женщин звали – Персефона,

Медея, Таис, Антигона.


Мечи, доспехи, звон металла,

Триумф костров и розы алой,

Интриги царского двора,

Кареты, пажи, веера…

Тогда царили в мире этом

Гертруды и Елизаветы.


Тачанки, кепки, пулемёты,

Дворцовые перевороты,

Концлагеря и душегубки…

Дуняши, Маньки, Мурки, Любки,

Забыв о перстнях и нарядах,

Орали матом в продотрядах.


Авто, мобилки, суета,

Парады геев, наркота,

Бои политиков-кретинов

И Интернета паутина…

А женщин нынче не зовут,

Они без зова вверх идут:

Елены, Киры и Наташи…

Что завтра ждёт, что будет дальше,

Какие новые приметы

Оставим мы… в пыли планеты?


Паводок


Не одиночеством я мучаюсь, о, нет!

Открыла двери – не была б одна!

Мою любовь за эти много лет

Сковала льдом забвенья тишина.


Как я могу кого-то в дом впустить,

Когда в душе ни капельки тепла?

И кто возьмётся льдину растопить

Или разбить хотя бы пополам?


Огонь в своём камине разведу,

Согрею сердце хладное в ночи…

Придёт на свет по тоненькому льду

Продрогший путник, в двери постучит.


И мы утонем вместе, наконец,

В обильном паводке оттаявших сердец.


Серый кардинал


Я – шаг за шагом, к цели, не спеша,

Я – помаленьку, чтоб не задавили,

Решаю я проблемы, не круша

Чужих квартир, чужих автомобилей.


Мне слово неприемлемо «террор»,

Я не стрелял, не пользовался ядом,

Я просто выношу свой приговор

Условным жестом или полувзглядом.


Я неприметным в обществе слыву,

Безгласным, невезучим и усталым…

…Молите Бога, что вас не зову

На светский раут серых кардиналов!


Прости меня!


Прости меня, прости меня, не злись!

Тебе я ничего не обещала.

Я просто оторвалась от причала,

Моя любовь – мой маленький каприз.


Прости, что грела на твоём огне

И душу, и озябшие ладони.

Забудь меня, но если хочешь, помни,

Хоть иногда, но помни обо мне.


Ты слишком юн, азартен и красив…

Но был чужой размытой, блеклой тенью…

Я поддалась невольно искушенью,

Тобой былые чувства воскресив.


Играть с любовью подло и грешно,

Но дважды полюбить мне не дано.


Чаша лет


Из молодости выпита роса,

Из зрелости шампанское разлито,

А к старости настоянный напиток,

Как брага позабытая, скисал.


Из чаши лет исчерпаны года

Былой любви, страданий и покоя.

Стекла в лиман замшелого отстоя

Из горных рек хрустальная вода.


Отшелестели вёснами сады,

Отплодоносили и обронили листья.

Калины замороженные кисти

Кровавые оставили следы.


И в каждой капсуле калины красной есть

Росы, шампанского и старой браги смесь.


Сила и слабость


Для женской слабости есть тысячи причин,

Но скрыта в ней огромнейшая сила,

Что на корню безжалостно косила

Самоуверенность доверчивых мужчин.


Нет слаще яблока, где соком брызжет лесть,

Средь райских кущ созревшего на древе.

Нет мести изощрённее, чем месть,

Придуманная женщиной во гневе.


Кто, как ни женщина, умеет тонко вить

Коварную Арахны паутину,

Или спасать заблудшего мужчину,

Дав в лабиринте Ариадны нить?


Наивен тот, кто слабостью пленён,

Из племени героев и титанов.

Кто, правдой жертвуя, утешился обманом,

Тот будет женщиной дотла испепелён!


Судьба жестокости давно предрешена,

Ей женский мир противиться умеет.

Не сомневайтесь – женщина сильна,

А мудростью своей – она вдвойне сильнее!


Тополиный снег

Романс


В зелени каштанов догорают свечи,

Ветерок устало кроны шевелит,

Дышит ароматом тёплый майский вечер

И усыпан звёздным бисером зенит.


Мы с тобой гуляли по аллеям парка,

Шли неторопливо рядышком с тобой.

Освещал дорожку сквозь деревьев арку

Свет луны холодный, бледно-голубой.


И слова сплетались и сплетались руки,

Замедляло время свой неспешный бег.

Старенького вальса растворяя звуки,

На асфальт ложился тополиный снег.


Мы с тобой расстались в этот майский вечер…

Сквозь годов лавину вижу как сейчас:

В зелени каштанов догорают свечи,

Тополиным снегом тает старый вальс.


Маме


Не дождалась она тепла…

Февраль вовсю гонял метели.

В тот вечер в стынущей постели

Тихонько мама умерла.


Соседский пёс полночи выл

Под завывание метели.

А руки мамы холодели

И губ румянец блеклый стыл.


И в этот миг с последним вздохом

Разверзлась бездны тишина.

Ушла любимая. Она,

С кем в бездну канула эпоха.


Николай Ильин


Родился на Урале в семье польских цыган. В 1998 г. переехал в Украину, живет и работает в г. Кировограде, печатается в периодике. Н.Н. Ильин – единственный в мире первым перевел сказки Пушкина и Ершова на цыганский язык. Автор поэтического сборника «Миг жизни».

Член Конгресса литераторов Украины.


Соединяя лед и пламень


Дух свободы


Свободы дух! Не рви меня на части!

Я – человек: и я могу упасть

В огонь страстей, в натянутые снасти

И в пустоты разинутую пасть;


Закрыть все чувства, чтобы без размена

О прошлом не жалеть, не вспоминать,

Творя судьбу из горечи и тлена,

Себя же на своем кресте распять…


Не верю больше в искренность признаний,

В мир тайны плотно закрываю дверь,

Чтоб уколоться болью ожиданий,

Уйти во мрак, как в ночь уходит зверь…


Осень


Я бреду в одиночестве сквозь предосеннюю дымку пожара,

Льется красное пламя настуженных листьев с ветвей,

И помятое небо нависло как зимняя кара,

Над горой зацепившись за черные грани камней.


И хрусталики брызг застучат барабанною дробью.

Отзвенит листопад в затухающих искрах огня.

Хлынут ливни, и осень плечами покатыми вздрогнет

И с мольбою и болью посмотрит в упор на меня.


Это зарево глаз обрамляют тревожные тени,

Льются сизою дымкой на бархат ее покрывал.

…Листопад обнимал золотые от солнца колени,

А вокруг этот мир увядал и уже остывал.


Мечта


Писать стихи отточенным пером –

Слова любви, стило врезая в камень,

Склоняясь над распластанным столом,

Соединяя вместе лед и пламень.


Быть может, правды больше между строк,

Печально-бесконечной, даже зримой,

Как тайна неисхоженных дорог,

Которым ворожат седые зимы.


И если б встать на краешек зари

И прыгнуть вниз, заламывая тело,

Догнать и возвратить все январи,

Которые, как птицы, пролетели,


И выпить всю тревогу прежних дней,

Бездонность, бесконечность темной ночи…

Коснуться бы проталины теней

И россыпи забытых всуе строчек…


Тайна


Нам не дано постичь самих себя,

Чтоб ночью встать у смерти за плечами,

В бессоннице, былое теребя,

Припасть к стеклу стучащими висками…


По тонкому безжизненному льду

Скользит звезда на спящий мирно город.

Кому-то прочит радость и беду…

Гудит в натуге телефонный провод…


И яблоко надкушенной луны

В утробе ночи катится в тревоге…

Глотками пью прохладу тишины

У бытия на каменном пороге.


Фиаско


И была ты печальной и гибкой,

Только, может быть, слишком бледна.

Губы в горькой сжимая улыбке,

Замерла в силуэте окна.


Ничего в этот миг не хотела.

Просто молча любила меня.

Отдала мне послушное тело,

Но лишила тепла и огня.


Мы сложили в углу свои крылья

И упали в провал пустоты…

Нас накрыли любовь и… бессилье –

Мы остались как дети чисты.


Об одном я сегодня жалею,

Тупо глядя в горящий камин –

В этот день ты не стала моею

И опять я остался один.


Амок


Сегодня – ясно это понимаю –

Иду босым по лезвию ножа

В пустынный мир, по самому по краю...

Под дулом сплетен мается душа.


Моя душа растленна и измята.

Ну как мне с ней до вечности дойти,

Где тишина над бездною распята

И черный крест у каменной плиты?..


Погаснет день. Колеблющейся тенью

Уйду опять в причудливую ночь

Искать любви среди грехопаденья,

И здравый смысл отбрасывая прочь.


Я верю в риск – без страха и обмана.

В хмельном угаре ясно вижу цель…

Но в пологе тяжелого дурмана

Меня колышет пьяная постель.


Я кровь согрел тягучими глотками,

Стремясь себя кому-нибудь отдать…

Но заблудился в яви между снами

И принял этот бред за благодать.


… Блуждает миг любви в трущобах ночи.

О нем болит и мается душа…

Исчезла тень... И снова между строчек

Иду босым по лезвию ножа.


Утро


Раскрасив окна под иконы,

Залив собой вчерашний зной,

Явило утро взгляд бездонный

И обожгло голубизной.


Полей нечесаные гривы

Накроет солнечный парик.

На дне оврага тьмы обрывы

В прохладе спрятали свой лик.


А солнце правило делами

И женщин с белыми телами,

Запутав в рыжих волосах,

Держало нежно на руках.


Возвращение


Вытру ноги у порога,

Одиночеством томим,

Помолюсь неспешно Богу

И войду, как пилигрим.


Опустив устало плечи,

Отпустив дневную сушь,

Вслед за мной войдет и вечер,

Разливая всюду тушь.


Возвращая всё к началу,

Ты откроешь мне сама,

Чтобы нас с тобой венчала

В хладном городе зима.


Дежа вю


Февраль. Достать чернил и плакать!

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит.


Борис Пастернак.


Разбавив водкою чернила,

Писать стихи тебе навзрыд

И, взяв балясину–перила,

Прогнивший опрокинуть быт.


И на последнюю пятерку

Шабить до тысяч от рубля,

И самой дохлою шестеркой

Побить крутого короля.


Покуролесив, горько плакать,

Припав кому-нибудь на грудь.

Потом уйти в ночную слякоть,

По звездам проверяя путь.


Ефим Авруцкий


Авруцкий Ефим Яковлевич

Родился в Кировограде в 1936 г. В 1941 г., за день до вступления фашистских войск, с матерью пешком ушел из города. Отец погиб в 1942 г. под Харьковом.

После освобождения возвратился в родной город. В 1954 г. окончил среднюю школу. В этом же году в газете «Кировоградская правда» впервые напечатано его стихотворение. Тогда же Ефим прошел творческий конкурс в Литературном институте им. Горького. Но не был допущен к вступительным экзаменам по пресловутой «пятой графе» (как еврей).

Окончил техникум, а затем институт сельхозмашино-строения. Прошел путь от фрезеровщика до начальника КБ модернизации оборудования (завод «Гидросила») и старшего научного сотрудника (институт сельхозмашиностроения). В 1994 г. выехал к детям, живет в Дортмунде (Германия).

Член Конгресса литераторов Украины.


ПРОЛЕТЕЛИ ГОДА...


Молитва


Не прошу

ни богатства вздорного,

Ни судьбы счастливой –

иной.

Дай мне Боже

дожить до вторника,

До пятнадцати

ноль-ноль!

Дай взглянуть мне,

и дай ослепнуть

От сиянья

огней – очей,

И сгореть,

и осыпаться пеплом

На веснушки

твоих свечей!

Дай расплавиться,

раствориться

Ярким заревом

на заре,

Дай

с блаженством великим

слиться

На святом твоем

алтаре!

Разреши

окунуться по уши

В красоте,

не испитой никем,

Дай омыть

мою грешную душу


В золотом твоем

роднике!

Сделай это

всесильный Боже!

Внемли просьбе,

сердце скрепя,

Сделай это!

Тогда быть может,

Я,

как прадед,

поверю в тебя…


А пока

лишь прошу покорненько

Переплавить

в блаженство

боль!

Боже!

Дай мне дожить до вторника,

До пятнадцати

ноль-ноль!


Меланхолия


Неба ночного

дуршлаг

С луны

недомытым блюдцем…

Ты от меня

ушла

Неосвещенной

улицей.

В сей суете сует

Истина есть

простая –

Стройный

твой силуэт

В чреве ночи

растаял.

Так

через несколько лет

В чреве

ночного неба

Мой

оборвется след

Гранью

меж «быль»

и «небыль»…

Неба ночного

блудь…

Сумрак

неисчерпаем…

Кряжистый

Млечный путь

Вымощен

черепами…


* * *


В этот

полночный бред

Ринулся

неспроста я –

Стройный

твой силуэт

В чреве ночи

растаял!


2009 г.


Хайфа


Прав Юлий Ким – такому кайфу

Нет на земле другого места –

Гора Кармель одета в Хайфу,

Как в платье белое невеста.


Старая мельница


Мне сейчас почему-то верится:

Все изменится – переменится,

Мы с тобою опять вернемся

К той разрушенной старой мельнице,

Что уснула на бугском плесе.


Закивают деревьев верхушки нам,

Обласкает нас солнце жаркое…

Из воды, как из сказки Пушкина,

Ты на берег выйдешь русалкою.


С золотой чешуей бликов радостных,

На плечах, как снежинки, тающих,

И с гирляндой жемчужин радужных,

На прибрежный песок опадающих.


Два алмаза в бровей излучине

Излучают улыбку светлую,

И большой букет солнечных лучиков,

На затылке стянуты лентою.


И еще две ленточки синие

след на теле твоем оставили,

Защитив твою грудь красивую,

Чуть пониже точеной талии…


И в кустах я в порыве радостей

Погружался в омут прелюдий…

Ты в испуге шептала – не надо здесь,

Нас ведь могут увидеть люди…


* * *


Пролетели года, как вороны,

Разметала нас жизни вьюга,

Разлетелись мы в разные стороны:

Я – на Западе, ты – на Юге.


Надо мною сейчас небо синее,

И дожди здесь в Европе не редкость,

Над тобою «кассамы» с хамсинами.

Под тобою –

ЗЕМЛЯ НАШИХ ПРЕДКОВ.


Но я верю, что все изменится,

Переменится, перемелется –

Хоть на день мы с тобой вернемся

В Рiдну Неньку, где старая мельница

Заждалась нас на бугском плесе.


Сергей Шпудейко


Родился 3 июля 1946 года в Брестской области. Остался сиротой в три года. Отец, Макар Макарович, инвалид Великой Отечественной войны, весной 1950 года, на 43-м году жизни, при вспашке огорода загнал плуг в пенек и, вырывая его одной здоровой рукой, получил заворот кишечника. До больницы довезти не успели. Мама, Марина Никитична, осталась с семью детьми, мал-мала меньше. Старшему сыну, Василию, студенту Духовной семинарии, исполнилось всего лишь 18 лет, младшему, Николаю, не было и годика. Дети, особенно младшие, познали все «прелести» сиротства. Семья переселилась в Кировоградскую область, в пригородное село Бережинка, в том же 1950 году. Мама тянула две постоянные работы на ферме. Дети помогали ей как могли, чтобы как-то выжить…

Сергей с детства много читал, в том числе ночами – в маленькой комнатушке, при свече. Уже во втором классе прочел «Тихий Дон». Множество других книг из школьной, сельской и городских библиотек проглотил за школьные годы. Учиться пришлось в системе вечернего образования: вечерняя школа рабочей молодежи, машиностроительный институт. Служил на флоте. Имеет солидный перечень профессий и должностей.

Сочинять стихи начал с 12-ти лет. Первое стихотворение напечатал в 1974 году. Издал поэтический сборник «Сквозь призму Любви», книгу духовных стихов и мистических рассказов «Откровение высшего Разума» (на украинском языке). Готовы к изданию лирические сборники поэзии и духовной прозы на русском языке.

Член Конгресса литераторов Украины.


Время начинать

с белого листа


Ах, морские дали

 

Нас морские дали

Просто обожали –

Шквалами встречали.

Ветрами обнимали.


На волнах-качелях

Качали по неделе,

А если уставали –

Бризом угощали


И сменяли летний зной

Синеглазою волной.

И бездну открывали,

Чтоб… не тосковали.


…Ах, морские дали!

Ну вы нас и достали!


Гимн альпиниста

 

Слепят глаза нам наши горы!

Там – ни тропинки, ни следа…

Идем вперед, назад – не скоро,

А может вовсе никогда!


Нам у подножья бы остаться.

Кто упрекнет за это нас?!

Да горы будут насмехаться,

Ведь там высоты – высший класс!


И сколько можно здесь толкаться,

Друг другу ножки подставлять?

А горы будут возвышаться

И сильных духом вдохновлять.


А там разительное солнце

И небо чище, чем слеза.

И звездопад на вас прольется,

Звезда заглянет вам в глаза!


А потому смелее, братцы, –

Кому здесь нечего терять, –

Красой небесной упиваться,

Вершины духа покорять!


Зимний этюд

 

День, слегка морозный яркий,

В нежном белом полушалке;

За окошком минус два.

Ветерок слегка, едва

Ветки в инее, колышет.

Белый мир покоем дышит.


Солнце, в санках облаков,

Убаюкано, сонливо.

Детворы галдеж счастливый

Звонкий, - слышен далеко.


И бывалого меня

Горки снежные манят.

Ноги – сами лыжи просят.

Я на лыжи… эх, понесся!

 


Навстречу счастью…

 

Ах, эти кошмарные ночи!..

Сердце смириться не хочет:

Жизнь в одиночестве – пытка.

Сделаем снова попытку!


Сами напомним счастью

Номер свой телефонный.

Это ведь в нашей власти,

И даже порой резонно


Ему оказать вниманье

Словом или намеком.

В молчании мало проку,

И в стонах, да воздыханьях.


Быть может, за наши старанья

Счастье нам явит признанье.