Итика и экономическая динамика евразии: история, современность, перспективы материалы II евразийского научного форума (1-3 июля 2009 года) том I
| Вид материала | Документы |
СодержаниеПрофессиональна языковая подготовка История и современность Источники и литература Ii. политические и социально-экономические процессы на постсоветском пространстве Объяснительных дискурсов |
- Имеем честь пригласить вас к участию в проведении Евразийского научного форума, 69.07kb.
- Темы докладов и сообщений участников конференции должны быть представлены в оргкомитет, 25.46kb.
- Русской Онтологической Школы в г. Новосибирске, 13-17 июля 2011 года, в том числе лекции, 643.67kb.
- Программа 11-го Международного Славяно-Балтийского научного форума «Санкт-Петербург, 580.66kb.
- Научная программа очередного Форума отражает новые стратегии, направления и достижения, 449.53kb.
- Реферат по дисциплине "История таможенного дела" на тему: «Правовые основы создания, 1071.53kb.
- Научный Молодёжный ежегодник. Выпуск IV. Материалы открытого международного молодёжного, 82.96kb.
- Н. П. Рязанцев Материалы Музейного отдела Наркомпроса, 2113.36kb.
- Iii евразийский Радиологический Форум Казахстан, г. Астана, 20.76kb.
- Программа 9-го Международного Славяно-Балтийского научного форума "Санкт-Петербург, 1095.92kb.
ПРОФЕССИОНАЛЬНА ЯЗЫКОВАЯ ПОДГОТОВКА СОТРУДНИКОВ МИД КАК ОТРАЖЕНИЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ И ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСОВ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ В связи с тем, что по территории, населению и разнообразию этнокультур Российское государство является евразийским, Российское внешнеполитическое ведомство всегда рассматривало языковую подготовку дипломатов как один из способов освоения новых территорий и продвижения российских политико-экономических интересов в зарубежных странах. В зависимости от вектора внешней политики, приоритет получали западные (европейские) языки или восточные языки. В начале XVIII века внешняя политика России была ориентирована, преимущественно, на развитие отношений с Западной Европой. Это было обусловлено необходимостью заявить о России как о государстве европейского типа. Для строительства флота и налаживания промышленности Петр I приглашал на службу иностранцев, но одновременно занимался подготовкой образованных российских специалистов. Весь XVIII век Россия заключала и разрывала союзы и воевала – на Балтике, с Османской империей и с Персией. В сферу российских политических и торговых интересов в Европе входили Голландия, Пруссия, Саксония, Англия, Австрия, Франция. Из этого ясно, что востребованными были, одной стороны, немецкий язык и латынь – международный язык дипломатии, а с другой стороны – восточные языки. В 1717 г. Коллегия иностранных дел отправила группу из тридцати трех студентов в Кёнигсберг для изучения иностранных языков (немецкого, латинского, французского) и других наук. К сожалению, обучение было организовано без учета интересов Российского государства. Тем не менее, через 3 года выпускников определили на службу в Коллегию Иностранных Дел и Адмиралтейскую Коллегию. [1, л, 13] Более удачно было организовано обучение российских студентов во второй половине XVIII века (1765-1774) в Оксфорде, Лейдене и Геттинге, где 14 российских студентов обучались греческому, еврейскому, французскому, арабскому языкам и языку страны пребывания, а также другим наукам. Правительство придавало особое значение европейской подготовке российских студентов: инструкцию для студентов написал сам руководитель внешнеполитического ведомства Н.И. Панин. Особое внимание обращалось на приобщение к социокультурным особенностям страны пребывания. Студенты должны были «для перемены в их ндравах и наречии ездить всякое воскресенье в город, чтоб приобыкнуть могли к светскому общению». [2, л. 19–19 об.] В силу разных причин по возвращении лишь половина молодых ученых смогла приступить к государственной службе. В дальнейшем необходимость подготовки кадров за рубежом отпала – КИД стала брать на службу выпускников Московского, Казанского и Санкт-Петербургского университетов. Открытие в России университетов и гимназий в значительной степени упростило процесс подготовки специалистов для дипломатического ведомства. В XVIII веке востребованным был немецкий язык (союзы с Пруссией, Саксонией и Австрией). Великая Французская революция (1789-1794) и последовавшие затем Наполеоновские войны стимулировали интерес к изучению французского языка. Поскольку упомянутые языки преподавались в гимназиях и университетах, отпала необходимость осуществлять специальную подготовку для сотрудников дипломатического ведомства. К началу XIX века французский язык превратился в язык дипломатии. Теперь посмотрим на Восток. Кяхтинский договор, подписанный в 1727 представителями России и Китая, не только зафиксировал границу и разграничил торговлю между двумя странами, но и юридически оформил существование в Пекине Российской духовной миссии. Отметим, что много лет духовная миссия выполняла и дипломатические поручения. Но основной задачей членов миссии было изучение китайского и маньчжурского языков, а также быта, традиций и культуры Китая. При Пекинской духовной миссии постоянно находилось несколько учеников от КИД. Там получили образование многие переводчики КИД, в том числе Илларион Рассохин и Алексей Леонтьев – выдающиеся отечественные синологи. [3, л. 3] Российская внешняя политика на Востоке во многом определялась отношениями с могущественными соседями. Напомним, что Османская империя в то время занимала территорию не только современной Турции, но и всего Балканского полуострова, а также части Северной Африки. Поэтому на юге и юго-западе Россия граничила с могущественной восточной империей, а на юго-востоке – с претендовавшей на Закавказье Персией. В то же время, расширение границ Российской империи привело к освоению новых земель между Каспийским и Черным морями, за Уралом и к интенсивному развитию торговли. Но для эффективной работы государственных служащих с местным населением и функционирования российских миссий за рубежом были необходимы переводчики и толмачи, владевшие восточными языками. По решению Сената в 1747 г. в Астрахани и Кизляре были открыты школы Азиатских языков, которые готовили переводчиков со знанием калмыцкого, татарского, турецкого, персидского и армянского языков для государственной службы в КИД и Военной коллегии. Астрахань была очень удачным местом для школы – учащиеся могли получать языковую практику, выйдя за ворота школы. Cоциальный и национальный состав учащихся менялся в зависимости от наличия требуемых кандидатов и владения нерусскими учащимися русским языком: от дворянских до солдатских детей. В 1753 г. был определен в ученики татарин Юсуп Китаев, который позже стал известным переводчиком и служил в КИД. [4, л. 50] По прошению вдовы переводчика Ибраима Бодирова в школу был зачислен его сын Халиль, которого отец научил читать и писать на татарском, русском, персидском и арабском языках. Обучали мальчиков профессиональные переводчики, но для занятий не хватало учебных материалов. Помогала практика, которую учащиеся проходили в калмыцких улусах и в Астраханской Губернской канцелярии, где их обязывали выполнять переводы. Лучших учеников посылали на стажировку в Персию. Многие выпускники стали хорошими переводчиками и достигли высокого положения. Илья Муратов службу закончил Действительным Статским Советником КИД. [5, л. 2–5] Школа Азиатских языков в Астрахани существовала до конца 60-х годов XVIII века. Но подготовка переводчиков-ориенталистов не прекращалась в течение всего XIX века. Выпускники училищ, владеющие татарским, турецким и персидским языками требовались для службы в МВД, в Губернских канцеляриях, в судах, на таможнях и пр. Если вспомнить, что Россия осваивала не только калмыцкие степи и прикаспийские территории, но и Крым, Бессарабию, Сибирь, станет ясно, каков был вектор внутренней политики империи: приучить местное население жить по законам Российской Империи. Вопрос об организации школ и училищ восточных языков находился в ведении Министерства Народного Просвещения, деятельность которого курировалась МИДом. Подготовка переводчиков восточных языков (в первую очередь – татарского) осуществлялась в специальных классах, открытых в 1800 г. при Казанской гимназии, и в 1803 г. при главном Народном училище в Казани. Классы татарского языка были также открыты при Оренбургском и Тобольском Главных Народных Училищах. При Иркутской гимназии имелся класс японского языка. [6, л. 26–27] В 1804 г. открылся Казанский Университет, который, с появлением Восточного факультета, стал признанным центром востоковедения. Регулярно трех находящихся на казенном содержании студентов Казанского Университета готовили к службе в МИД: в год открытия университета КИД запросила «для снабжения Коллегии искусными переводчиками Татарскаго языка распорядить так, чтобы всегда трое находящихся на казенном содержании Студентов Казанскаго Университета по склонности своей и по выбору Начальства особливо приготовляемы были для оной должности». [6, л. 96] С появлением Восточного факультета была реализована идея создания Училища восточных языков в Казани. В 1823 г. при Азиатском Департаменте МИД было открыто принципиально новое учебное заведение – Учебное отделение Восточных языков, учрежденное «с целью приготовления молодых людей к драгоманской службе при Императорских миссиях и Консульствах на Востоке». [7, л. 6] Квалифицированный драгоман не только владел языком, но также знал «нравы и обычаи» стран Востока, что позволяло эффективно осуществлять переговоры и отстаивать интересы Российского государства. В разное время в Учебном Отделении работали такие профессора как Барон Демезон, Мирза Казем-бек, Мирза Джафар Топчибашев, Селим Нофаль, Жан Франсуа Деманж, и др. В первые годы в Отделении преподавалось шесть предметов: арабский, персидский, турецкий, новогреческий и французский языки и мусульманское право. Преподавание велось по-французски и по французским учебным пособиям до тех пор, пока не появились пособия, написанные российскими профессорами-востоковедами: Болдыревым, Казем-Беком, Гирсом, Демезоном и др. За свой фундаментальный труд «Свод мусульманских законов» Барон Демезон был награжден Орденом Св. Владимира 3 степени. Позже добавились татарский (1888), итальянский, английский языки, международное право и нумизматика. Изучение пяти языков было обязательным для всех студентов Отделения. Учебное Отделение Восточных языков стало первым в истории российского внешнеполитического ведомства высшим учебным заведением, получив этот статус в 1835 году. Возникает вопрос: зачем было открывать специальное учебное заведение для подготовки дипломатов-востоковедов, если существовали Восточные Факультеты в университетах Санкт-Петербурга и Казани, а также Лазаревский Институт Восточных языков? Дело в том, что в университетах основное внимание уделялось теории и истории языка, изучению классической литературы. Приходя на дипломатическую службу, выпускники были вынуждены, практически, заново учить языки и особенности их профессионального применения. Уже в XIX – начале XX века ученые и опытные дипломаты утверждали, что иностранные языки для профессиональных целей необходимо изучать параллельно с изучением культуры народов, говорящих на этих языках, формируя у студентов понимание социокультурных особенностей страны изучаемого языка. Что касается Востока, то здесь рекомендовалось начинать с изучения истории, географии, политического и экономического развития всего региона, а не только отдельно взятых стран. В 1913 году Инспектор русско-китайской школы в Пекине Брандт отмечал, что «растущия с каждым годом наши сношения» и деловые связи с Китаем все более и более вызывают потребность в специально подготовленных для сего лицах, которые своим знанием китайскаго языка, страны и местных условий облегчали бы эти сношения и способствовали их развитию» [8, л. 71] В конце XIX века положение на Дальневосточных границах империи заставило МИД в очередной раз открыть 2 школы переводчиков и толмачей при российских консульствах – в Урге (Улан Баторе) и Кульдже для подготовки переводчиков китайского, монгольского и маньчжурского языков. Ученики набирались «не моложе 16 лет из окончивших курс в низших учебных заведениях», в основном, из казачьего сословия. Обучение длялось пять лет. [9, л. 28–28 об.] Переводчики и толмачи были необходимы в губернаторствах Восточной и Западной Сибири, Семиреченской области, Приамурье, Забайкалье – везде, где проходила граница и шла торговля. Военное ведомство, на случай войны, направляло на учебу офицеров. Российский консул в Урге Шишмарев писал 13 мая 1907 г. Посланнику в Пекине: «В виду такого положения выступает действительно настоятельная необходимость, ради русских политико-экономических требований, а тем более в предвидении будущаго, учредить значительную щколуи именно в Урге, для подготовки переводчиков и толмачей и вообще для лиц, желающих изучать языки монгольский, китайский и маньчжурский, могущих своею деятельностью приносить пользу на поприще официальных торговых и других сношений». [10, л. 159 об.] С 1864 г. по 1914 г. школу переводчиков и толмачей в Урге окончили 85 человек, из них 84 работали по специальности. [10, л. 183–186] Статистических данных по Кульдже, к сожалению, нет, но известно, что после 1917 г. в Кульдже осталось много русских, часть школ для русских детей продолжала работать. Сейчас в Кульдже действует русско-китайская школа для русских китайцев. [11] Октябрьская революция 1917 г. нарушила работу многих учебных заведений, в т.ч. УОВЯ. После двух лет бездействия в 1919 г. возобновилась языковая подготовка сотрудников, и были созданы Курсы иностранных языков для переподготовки дипломатов, но молодых специалистов стали набирать из университетов. В 1944 г. Международный факультет МГУ был преобразован в МГИМО. Через 2 года в институте появились первые иностранные студенты. Все они дополнительно изучали русский язык и культуру. Русский язык, преподаваемый как иностранный, стал еще одним инструментом в продвижении геополитических интересов СССР. В 1954 г. МГИМО объединили с Московским институтом востоковедения и передали уникальную библиотеку Лазаревского института. А в 1958 г. на базе Института Внешней торговли в МГИМО был открыт факультет Мкждународных экономических отношений. Геополитические и экономические интересы государства, как и прежде, определяют выбор языков, которые предлагаются студентам для изучения. Сегодня, когда английский язык превратился в глобальный, его изучение является обязательным для всех студентов МГИМО. Однако сегодня, когда процесс глобализации экономики вызвал процесс обостренной самоидентификации, знание языка и культуры страны пребывания особенно важно для достижения взаимопонимания между партнерами по переговорам. Поэтому в МГИМО, где сегодня изучается 52 языка, все студенты обязательно учат 2 иностранных языка (один из них – английский). Новое в нашей работе – это изучение редких языков, в том числе – языков стран СНГ и Прибалтики. Как и прежде, многие студенты выражают желание изучать восточные языки. Одним из способов эффективной подготовки специалистов со знанием восточных языков является подготовка абитуриентов на Курсах редких языков, где школьники во второй половине дня изучают один из восточных языков и европейский язык. В 2009 г. был проведен набор слушателей в группы арабского, китайского и турецкого языков на двухгодичную программу и в группу персидского языка на одногодичную программу. Основные направления в профессиональной языковой подготовке специалистов-международников следующие: формирование профессионально значимых компетенций, подготовка к межкультурной коммуникации, использование информационных технологий. ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:
II. ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ АНДРЕЙ БОЛЬШАКОВ ИНТЕГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ: ВОЗМОЖНОСТИ И ИЗДЕРЖКИ ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫХ ДИСКУРСОВ Постсоветское пространство прошло в своем развитии несколько основных периодов. Первый может быть назван стадией дифференциации, второй – стадией диверсификации, третий – стадией новой структуризации. Стадия дифференциации означала распад союзного государства – СССР, разделение территории на 15 признанных государств и целый ряд непризнанных государств, увеличение конфликтности. Интеграция постсоветского государства понималась как объединение вокруг России, основой которого должно было стать активное сотрудничество Российской Федерации, Белоруссии, Казахстана и Украины. В реальности интеграционные проекты оставались преимущественно на бумаге. Диверсификация постсоветского пространства пришла на смену его дифференциации и «бумажной» интеграции. Последствиями диверсификации стало образование локальных организаций, многовекторность внешней политики большинства постсоветских государств, уменьшение территории пространства (вступление государств Балтии в Европейский Союз). На современной стадии на постсоветском пространстве происходят многочисленные локальные интеграции. Завершения этого процесса будет означать замену диверсифицированного постсоветского пространства его устойчивой региональной структуризацией. Само постсоветское пространство перестанет существовать как целостный феномен. Политическое, экономическое, культурное сотрудничество между постсоветскими странами продолжает развиваться, несмотря на наличие целого ряда серьезных противоречий и конфликтов. В последние годы этнические и религиозные конфликты на постсоветском пространстве стали менее многочисленными и интенсивными, чем в предшествующее десятилетие. На первый план выходят межгосударственные противостояния, собственно политические противоборства, некоторые интернационализированные конфликты самоопределения. Россия, несмотря на определенное усиление за последние годы, в настоящее время может лишь имитировать «имперское возрождение», поскольку ее ресурсы ограничены. Уязвимость амбиций российского политического класса доказывает тот факт, что независимость Абхазии и Южной Осетии не была поддержана до настоящего времени ни одной страной СНГ и даже ОДКБ, кроме самой Российской Федерации. Факторы, которые способствовали прежнему единству постсоветского пространства, почти перестали воздействовать на современную ситуацию [3, 14-33]. Существуют несколько основных причин, делающих невозможным общую интеграцию постсоветского пространства. Во-первых, сотрудничество на постсоветском пространстве почти не переходит в реальную интеграцию, поскольку та требует действительного объединения экономик, потери части политического суверенитета, создания наднациональных структур, а этого не происходит, подобные процессы тормозятся. Во-вторых, Россия не может предложить привлекательных интеграционных проектов для всех постсоветских стран, а постоянные военные, информационные, экономические конфликты российского государства с элитами бывших советских республик только отдаляют от нее страны СНГ. В-третьих, отсутствие интеграции на постсоветском пространстве определяется геополитическим противостоянием США, Европейского Союза, Китая, России [1; 73-87]. Американцы претендуют на влияние на всем постсоветском пространстве, хотя в реальности почти ничего не делают для этого, ЕС уже включил в свой состав страны Балтии и высказывает явную заинтересованность процессами в европейских странах СНГ. В последнее время объединенная Европа активно влияет на регион Южного Кавказа и налаживает сотрудничество со странами Центральной Азии [2; 303-313]. Последний регион давно находится в сфере влияния Китая, который прилагает значительные усилия для доминирования в бывших восточных советских республиках. Внешнее воздействие на постсоветское пространство и отдельные его регионы оказывают такие крупные региональные государства как Иран и Турция. Россия рассматривает постсоветское пространство как сферу своих «особых интересов», что достаточно естественно. Однако российская стратегия поведения во многом определяется коммерческими интересами элиты и не служит объединительным целям. Советский Союз представлял собой империю особого образца, где метрополия оказывала значительные преференции окраинам с целью удержания их в составе социалистического государства и проведения единой геостратегической и военной политики. Уровень жизни окраин в империи советского образца в значительной степени отличался в лучшую сторону по сравнению с метрополией. После распада СССР положение изменилось. Россия является доминирующей страной в экономическом и военном плане на постсоветском пространстве, но ресурсов для интеграции бывших окраин и обеспечения им высокого уровня жизни у нее уже явно недостаточно. В настоящее время государства постсоветского пространства или имеют прозападную ориентацию, или проводят многовекторную политику. В последнее время даже самые лояльные к России страны постсоветского пространства (Белоруссия, Таджикистан, Узбекистан) постоянно конфликтуют с ней по ряду вопросов. Необходимо учитывать и то, что многие государства постсоветского пространства объективно являются экономическими конкурентами друг другу. Так, слабые экономики Таджикистана и Киргизии обладают только водными ресурсами, а Узбекистан, Туркмения и Азербайджан имеют значительные запасы газа и полезных ископаемых. В мировой и региональной экономике интересы этих государств постоянно противоречат друг другу. На современном этапе развивать инновационные экономики невозможно только в рамках технологически отсталых постсоветских государств, чьи экономические системы связаны, прежде всего, с добычей и поставкой полезных ископаемых и ресурсов для мировой экономики. В этой связи перспективна интеграция государств СНГ с динамично развивающимся экономиками Европы и Юго-Восточной Азии. Наглядным примером подобного объединения является «Восточное партнерство» Европейского Союза со странами СНГ, которое заинтересовало ряд постсоветских государств, в том числе и союзную Российской Федерации – Белоруссию. Россия не может в этой сфере противостоять своим геополитическим конкурентам, поскольку не имеет инновационной экономики и новейших технологий. Проблема интеграции постсоветского пространства вызывает уже длительное время неподдельный интерес со стороны российской политической элиты и экспертного сообщества. За последние годы можно вспомнить несколько объяснительных дискурсов этого явления. В начале 90-х гг. XX века в умах российских политиков и экспертов господствовала идея интеграции постсоветского пространства «вокруг новой, демократической России», при этом эталоном объединения для стран СНГ считался Европейский Союз. В тот период активно обсуждался вопрос техники принятия решений в рамках СНГ: консенсусом всех или просто большинством голосов. Принцип консенсуса подразумевал равенство всех участников Содружества и возможность одной страны блокировать решения остальных. Принцип большинства подразумевал, что голоса в новом союзе распределяются, учитывая вклад каждого государства в СНГ. Выбор той или иной модели напрямую затрагивал не только механизм политического управления, но и возможность новых независимых государств в структурах Содружества полноценно реализовывать и отстаивать свои интересы на равных с Россией. В первые месяцы существования Содружества многие политики как в России, так и в сопредельных странах надеялись на сохранение общей советской инфраструктуры под единым управлением. Несмотря на многочисленные конфликты самоопределения, считалось, что геополитических и прочих трений у бывших республик в дальнейшем не будет и интеграция неизбежна. Идеи общей интеграции на основе российских социально-политических и гуманитарных стандартов, общей системы безопасности и единого экономического пространства, второго государственного языка – русского и двойного гражданства до сих пор находят своих приверженцев в российском истеблишменте. Противоречивость европейской модели интеграции и сохранившихся советских установок сознания элит и масс была достаточно быстро осознанна государствами СНГ. Российская Федерация полностью отказалась от равноправного объединения существующих государств, говоря об объективном экономическом и военно-политическом доминировании российской политии на бывшем советском пространстве. Определенную роль в обосновании постсоветской интеграции сыграл «евразийский объяснительный дискурс», хотя он сам значительно отличался от классического варианта евразийства1. Неоевразийство постсоветского периода (например, А.Дугин) воспринимается как определенная школа геополитической мысли, его содержательная база размыта, а предмет научного обсуждения – отсутствует. В политической сфере неоевразийство обнаруживает себя как набор идеологических тезисов и политтехнологический продукт, призванный выполнить текущие и перспективные задачи его авторов. В марте 1994 года президент Казахстана Н. Назарбаев выступил в МГУ с концептуальной речью о евразийском объединении бывших республик СССР – стран СНГ. «Евразийское единство» подводило обоснование под механизм равновесного с Россией участия субъектов в СНГ, а также необходимость консенсусного голосования. Казахстанский политик понимал, что все постсоветские президенты легко согласятся с этим выгодным принципом, он надеялся, что они окажут хотя бы общую риторическую поддержку его политтехнологическому «евразийству». Сам автор инициативы получал роль модератора политэкономических процессов и статус неформального лидера Содружества. Дискурс евразийства, в интерпретации Н. Назарбаева, имел определенный романтический смысл возвращения к утраченному на новом витке развития и мог принести реальные политические дивиденды. Казахстанская версия евразийства отличалась от российской тем, что снимала острые вопросы российского лидерства. Оно оказалось странным сплавом единого экономического пространства в сочетании с независимым национальным строительством и суверенной внешней политикой каждого участника СНГ. В настоящий момент «евразийство» Н. Назарбаева сведено до технологий региональной интеграции. Известны, например, инициативы президента Казахстана о создании единой валюты в рамках ЕврАзЭС и формировании единого образовательного пространства. Равноправие в СНГ слабо согласуется с интересами российской элиты, поэтому «евразийство» Н. Назырбаева почти не было реализовано на практике. Существенный рост цен на энергоносители с 1999 года повысил значение энергетической политики Российской Федерации. Она стала иметь мировое значение, соответственно повысилась значимость регионов Восточной Европы, Южного Кавказа, Центральной Азии. В отсутствии инновационной составляющей у российской экономики, ее развитие осуществлялось только за счет продажи энергоресурсов. Большие доходы позволили обеспечить финансовую, экономическую и политическую стабильность. Однако временной промежуток у такой политики краткосрочный, он практически закончился с началом кризиса. В настоящее время российское общество вынуждено выбирать между экстенсивным расширением экономики для поддержания социальной стабильности и ее инновационной модернизацией. С начала 2000-х гг. риторика евразийства возвращается при обсуждении проекта ЕврАзЭС, но ведущим постепенно становится дискурс «советизации», который достигает своего апогея в 2008 году. Значительная часть российской элиты и некоторая часть экспертного сообщества начинают постулировать необходимость возврата всего постсоветского пространства в зону влияния России. Российская Федерация пытается ревизовать существующее положение дел и диктовать свою волю всем бывшим республикам СССР, включая страны Балтии. ОДКБ начинает позиционироваться как «альтернатива НАТО», вступление в ВТО должно быть осуществлено Россией, Белоруссией и Казахстаном, объединенных в таможенный союз. Однако негативная реакция российских партнеров по СНГ к подобным проектам, расширение экономического кризиса в Российской Федерации и отсутствие необходимых ресурсов по влиянию на союзников вынуждают российскую элиту в значительной степени ограничить свои амбиции. С конца 2008 года, под воздействием результатов ряда конфликтов России с государствами СНГ, частью экспертного сообщества активно выдвигается идея «построссийского пространства». Этот дискурс ряда либеральных аналитиков по своей сути является националистическим, поскольку отстаивает собственно российские национальные интересы. Однако у такого подхода очевидны и многочисленные издержки. При его реализации Российская Федерация может перестать быть великой региональной державой, поскольку уменьшит свое влияние на сопредельные территории, а переход на равноправное сотрудничество с экономиками стран СНГ значительно усугубит кризисные явления на постсоветском пространстве и может привести к социальной катастрофе. «Построссийское пространство» сделает невозможным реализацию ряда энергетических проектов, разрушит систему российской национальной безопасности. Существующее положение дел в интеграционных процессах государств СНГ может быть адекватно объяснено в рамках дискурса глобализации. Так, интеграционные связи складываются на постсоветском пространстве относительно успешно между странами с наиболее развитыми экономиками, включенными в процесс мирового разделения труда [3, 84-117]; перспективны интеграционные проекты в сфере образования и науки, дающие возможность их включения в европейские и азиатские научно-образовательные системы; объективно возможны военно-политические региональные объединения, в которых участвуют государства, обладающие значительным военным потенциалом и не имеющие возможность обеспечить собственную национальную безопасность [3, 34-83]. Локальные интеграционные проекты на постсоветском пространстве могут привести к успешным результатам. Создание реального таможенного союза между Россией, Белоруссией и Казахстаном, постепенное превращение ОДКБ в антитеррористическую, миротворческую региональную организацию представляются более эффективными интеграционными начинаниями, чем объединение всего постсоветского пространства [3; 118-146]. Реализация вышеобозначенных проектов позволит Российской Федерации поддерживать свое влияние на постсоветском пространстве. При этом данные проекты не должны претендовать на всеобщность, противоставляться НАТО, вхождению России в ВТО и т.п. России необходимо смириться с тем фактом, что территория Грузии (без Абхазии и Южной Осетии) не может быть вовлечена в сферу ее влияния. Для обеспечения национальной безопасности Российской Федерации гораздо важнее скорейшее вхождение Грузии в структуры НАТО, что станет гарантией уменьшения конфликтности на Южном Кавказе. России необходимо проводить более гибкую политику в отношении трансформирующейся Молдавии, устранить политические и торговые противоречия с Белоруссией, осуществлять более осторожное военное сотрудничество с Киргизией, чтобы полностью не лишиться партнерских отношений с Узбекистаном и Таджикистаном. Если проекты локальных интеграций докажут свою эффективность, то они могут быть распространены на другие страны СНГ и сопредельные государства. Тогда станет возможной более широкая интеграция. Таким образом, проект «имперской советизации» малореалистичен, он может быть осуществлен только через прямое насилие и большие ресурсы, которых Российская Федерация не имеет даже для внутренней модернизации. Достижимым представляется доминирование Российской Федерации на части постсоветского пространства, и интеграция небольших территорий (например, Абхазии, Южной Осетии) непосредственно в российские государственные границы. Стратегически важными для Российской Федерации является сохранение сотрудничества в «треугольнике»: Белоруссия – Казахстан – Россия и укрепление влияния в регионе Центральной Азии. Все объяснительные дискурсы интеграции на постсоветском пространстве имеют свои достоинства и недостатки. Наиболее предпочтительным представляется дискурс глобализации, который имеет самые широкие аналитические возможности и включает в себя различные модели интерпретации действительности (от либеральных до радикально социалистических). |