Книга третья

Вид материалаКнига

Содержание


Питер Брейгель Старший (мужицкий)
Феномен функциональной асимметрии в творчестве Марины Цветаевой
Барабанщик (1)
Подобный материал:
1   2   3   4   5

Питер Брейгель Старший (мужицкий)


Одна из достопримечательностей Вены, несомненно, — площадь Марии Терезии. По обеим сторонам площади расположены архитектурные шедевры-близнецы — Художественно-исторический и Природно-исторический музеи, построенные в 1871-1881 годах известными архитекторами и теоретиками искусства Готфридом Земпером и Карлом Хазенауэром в стиле итальянского Ренессанса. Гордость Художественно-исторического музея — его картинная галерея с полотнами Дюрера, Рембрандта, Рафаэля, Тициана, Веласкеса, нидерландских мастеров. Здесь — самая большая в мире коллекция картин Брейгеля.

Я побывала в Вене накануне Рождества. Перед музеем деревья и трава — все аккуратно подстрижено — были в яркой зелени. А когда вышла из залов, все было покрыто первым нежным снегом. На душе было светло, торжественно, трепетно.

Поэзия и Правда (то есть искусство и реальность), по Гете, несопоставимы и существуют параллельно, как два самостоятельных мира. По отношению друг к другу эти миры сюрреальны: если ты находишься в мире реальности и чувственно слит с ней, то поэзия с ее переживаниями воспринимается не больше чем игра воображения. Но все сразу же меняется местами, если ты живешь в мире поэзии. Так полагал Рильке, что приводило в восторг почитательницу его таланта Марину Цветаеву. Тем не менее поэтическая натура, в каких бы заоблачных высях она ни парила, никогда в глубине души своей (если душа не больна) не теряет точки опоры в сермяжной правде обыденной реальности. Об этом очень много и хорошо писал Жан Поль в своей «Пропедевтике эстетики», пытаясь обозначить ту невидимую грань, которая только одна и различает порой гения от безумца. Как у двух великих нидерландцев — Босха и Брейгеля.

Миры Босха и Брейгеля отличает завершенность: они стабильны в своей целостности. Именно это чувство целостности мироздания творений Босха и Брейгеля заставляет усомниться в реальности самой реальности. Обыденность и сермяжная правда (с реальными болью, страданиями, лишениями, болезнями и удовольствием) в сопоставлении с сюрреальностью Босха и Брейгеля становятся непрочными, зыбкими, почва уходит из-под ног. Босх и Брейгель не поражают воображения, они вообще его как бы не касаются. Они также ничего не навязывают ни сердцу, ни уму. Их полотна не надо осмысливать, объяснять, интерпретировать. Босх и Брейгель показывают миры, реальность которых находится здесь и сейчас, ну, может быть, вот там, за углом. Другое дело, что это миры со своими, так сказать, «объективными» законами и со своей математикой...

Еще один человек предложил нам нечто подобное — Льюис Кэрролл. Свое «Зазеркалье». У Босха и Брейгеля эстетические критерии бытия доминируют над всеми другими его измерениями. Истина, Добро и Бог оказываются производными Красоты. Другими словами, Идеал для Босха и Брейгеля — Красота (конечно же, со своими ипостасями: прекрасным, великим, трагическим, тенями и полутенями, безобразным, комическим, низменным, уродливым, болезненным). Пожалуй, от Босха и Брейгеля, через их творчество идет вечное: «Красота спасет мир», вернее, «красота творит мир».

Но вот что интересно. У Босха были предшественники — братья Ван Эйк Хуберт и Ян («Гентский алтарь» — обоих братьев, и Яна — «Супруги Арнольфини») и масса последователей, два из которых по крайней мере гении — Пикассо и Сальвадор Дали. У Брейгеля не было ни предшественников, ни последователей, если иметь в виду те основополагающие параметры пространства и времени, которые только эстетически реальны, в пределах которых разворачивается и существует брейгелевский мир. Кстати, пространство и время произведений Брейгеля абсолютно статичны, как фотокадр под мгновенной вспышкой. Поэтому они (эти параметры эстетического бытия) предельно напряжены с очень четкими, до пестроты и ряби в глазах, контурами.

Обычно о Брейгеле принято говорить, что он «творчески переработал уроки итальянской живописи», он «глубоко национальный художник», опирающийся на нидерландские национальные традиции и фольклор. В его произведениях сквозят юмор, гротеск; они и лиричны, и эпичны одновременно. Последователь Фрейда Жак Лакан пытался толковать их в духе ортодоксального психоанализа — как сублимацию болезненных переживаний эпилептика (Брейгель страдал эпилепсией).

Видный философ-иезуит падре Эджидио Гуидибальди, соратник Лакана, утверждал, что «Брейгель издевается над каждым, кто попытается хоть на минуту задержаться у его картины», что в «каждой картине Брейгеля есть психологическая ловушка», «капкан». Андрей Тарковский, восхищавшийся Брейгелем, одной из мизансцен «Зеркала» сделал брейгелевских «Охотников в снегу», развив деталь картины Брейгеля — доска, готовая вот-вот оборваться с крыши дома — до завершения (через целый ряд логической цепочки вероятностных событий). На переднем плане этой мизансцены у Тарковского находится мужчина. Видно, как пульсирует мозг через костный дефект черепа. Брейгелевское напряжение у Тарковского становится в один психопатологический ряд тревоги и скрытого ужаса, так часто охватывающих героев Достоевского: в «Зеркале» Идиот органически вписывается в брейгелевскую атмосферу. Из частных бесед с Андреем Тарковским известно, что Брейгель и Достоевский стояли для него рядом. Достоевский («Бесы») невольно вспоминается при созерцании «Битвы Масленицы и Поста». В брейгелевском мире уютно, даже когда он предстает таким, как на полотнах «Пасмурный день» и «Возвращение стада». Там и там неминуемая гроза, гром, молнии, дождь, возможно, что и бури грянут. Ну и что? Это жизнь! Так утверждает Брейгель. Это — реальная жизнь и поэтому она — прекрасна. Нужно адекватно, без суеты и истерии, по-деловому (как делают на указанных полотнах персонажи Брейгеля) к любым природным катаклизмам быть готовым.

По-разному толкуется «Вавилонское столпотворение». «В сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей» (Бытие, 7:11-12). У Брейгеля не как в Библии: небо чистое, кучевые облака одиночные, дождя не было и не намечается. Мир кругом достаточно организован и понятен. Башня строится, и нет и намека на то, что строение это кому-то где-то не понравится. Правда, в картине ряд несуразиц, вернее, несоизмеримостей самой башни, домов вокруг нее, людей, кораблей с мачтами, лошадей с повозками, что на берегу залива, плота и башенного пролета. По Брейгелю, нет ничего, что помешало бы этой башне быть достроенной. Также нет ничего, что указывало бы на агрессивный (точно так же на богоборческий) характер столпотворения. До вавилонского столпотворения были построены пирамиды, в которых была не угроза богам, а, наоборот, покорность им. Само вавилонское столпотворение вполне психологически понятно: оно началось после всемирного потопа, во время которого на Ноевом ковчеге спаслись от каждой твари по паре. А вдруг потоп повторится? Если внимательнее приглядеться, 2/3 башни у Брейгеля окружены водой! А корабли по сравнению с ней кажутся такими ненадежными! Их хрупкость подчеркивает плот рядом. Брейгелевская башня — отнюдь не способ выражения человеческой гордыни — разве есть это на картине? В башне, в ее опять все той же брейгелевской реальности, которая действительна в силу своей чувственной наполненности, узнаваемости, понятности, присутствует идея. И весьма, как показала история, живучая — создание чего-то грандиозного, самого, большого на Земле. Не великого, а именно Большого. Как, например, в плане создания Дворца Советов на месте Храма Христа Спасителя в Москве с огромным бронзовым Лениным на крыше. Когда великое подменяется большим — это симптом выхолащивания идеи (идеала). У Брейгеля этого нет. Мы вполне можем понять тех, кто строит башню.

Можно много говорить о двух, на мой взгляд, похожих по замыслу картинах Брейгеля: «Детские игры» и «Крестный путь». На последней — Христос, несущий свой крест, — самая маленькая фигура. Крупным планом Мария. Совершается вроде бы Событие, которое знаменует собой Новую эпоху — прощенных, спасенных Христом людей, а на окружающих процессию это не оказывает никакого влияния. Каждый занят собой по невинности (или — невиновности?), как резвящиеся в «Детских играх» персонажи (кстати, они почти все у Брейгеля взрослые!). Еще эти два полотна как бы говорят об эпохе, когда живых еще было больше, чем мертвых. Мир у Брейгеля вообще густо населен, многолюден.

Две картины Брейгеля весьма загадочны. Это самые простые картины: «Крестьянский танец» и «Крестьянская свадьба». Весьма вероятно, что крестьянская тема, общая для этих картин, также, как и время их создания (1568-1569 гг.), скрывают один и тот же авторский мотив. Настоящей головоломкой оборачивается желание разобраться, какая нога левая, а какая — правая у танцующего на переднем плане картины крестьянина! А если принять во внимание, что над асимметрией бился в свое время Леонардо да Винчи, творивший по соседству с Босхом, то Брейгель оказывается не так уж прост в своей простоте! Фундаментальный закон мироздания — асимметрию (необратимость времени, которое движется слева направо, и разворачивание пространства в одном направлении справа налево) Леонардо нарушил, и получилась улыбка Джоконды (у Кэрролла это улыбка кота, оставшаяся после того, как кот исчез). Правая половина лица Джоконды нарисована в левом пространстве, а левая — в правом (по данным современного компьютерного анализа). У Брейгеля с ногами танцующего крестьянина так же, как с улыбкой Джоконды. Тут своя математика. Кстати, где нога крестьянки, что рядом с этим танцором, в каком из двух пространств — левом или правом?

«Ножная» тема интригует и во второй картине — «Крестьянская свадьба». Два крестьянина несут на двери, оборудованной под носилки, тарелки с кушаньями на стол пирующих на свадьбе. У крестьянина на заднем плане с ногами вроде бы все в порядке. А на переднем, у того, что к нам спиной, — три ноги! Один стоит, как и должен стоять. А другой, какую бы ногу мы ни выбрали для него, оказывается в весьма неудобной позе. Если посчитать второй ногой крайнюю, виднеющуюся из-под двери, ту, что на цыпочках, то она оказывается правой, хотя находится слева... Скорее всего, все три ноги у этого крестьянина — правые и ни в каком из избранных положений он не мог бы удержать дверь с тарелками, наполненными едой. В остальном же у брейгелевских крестьян все в полном порядке.

Брейгель, повторю еще раз, воображения не поражает. Ничего не навязывает. Не осуждает и не поучает. Его творения по отдельности и все вместе — законченный мир. Мироздание. Но в жизни такого никогда не было и быть не может. Точно так же, как и с Босхом. Брейгель — чистое искусство. Поэзия, которая параллельна Правде. Всякие попытки найти точку соприкосновения мира Босха и Брейгеля с миром живых людей (когда бы они ни жили!), на мой взгляд, сродни поискам точки соприкосновения души человеческой и тела. Испокон веков для философов остается загадкой, как непротяженная душа может управлять протяженным в пространстве и во времени телом? Со времен Босха и Брейгеля появилась еще одна загадка: как искусство, создаваемое ради самого себя, может ну если не управлять Правдой, то весьма серьезно ее интересовать?

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~


«Триумф Воли» и «Олимпия» Лени Рифеншталь


Известно, что Гитлер был несостоявшимся художником. Его идиллические натюрморты и пейзажи, пользующиеся сейчас невероятным спросом на аукционах благодаря посмертной славе маэстро, поражают необязательностью (ненужностью) мельчайших деталей и подробностей, типично немецкой аккуратностью (тщательностью) и абсолютной неоригинальностью. Такие жизнерадостные картинки можно приобрести на улицах всех столиц мира.

Свои нереализовавшиеся художнические амбиции Гитлер сполна воплотил в нацистском искусстве, столь же неоригинальном, как и его собственное творчество. В специальном спиче, посвященном задачам нацистского искусства, он провозгласил: «Настоящее искусство должно нести в себе отпечаток красоты. Все, что здорово — то правильно и естественно. Всё, что правильно и естественно — то красиво. Наша задача — раскрыть эту красоту!»

Знаменитая в 20-е годы танцовщица Рифеншталь сделалась настоящей «звездой», сыграв в нескольких фильмах, воспевающих силу немецкого духа и красоту немецкого тела. В 1932 году она сняла свой первый фильм «Голубой свет». Это мистическая история в традициях немецкого киноэкспрессионизма о дикой и невинной обитательнице гор Джунде, которая знает тайну горных кристаллов, излучающих магический голубой свет. Столкнувшись с людьми и цивилизацией, она теряет свои идеалы.

Позднее Лени сравнила свою судьбу с придуманной ею судьбой Джунды.

Ее имидж героической, властной и решительной суперженщины, холодной королевы-покорительницы гор был полной противоположностью имиджа Марлен Дитрих, которая ненавидела Рифеншталь, найдя в ней достойную конкурентку.

Рифеншталь познакомилась с Гитлером до того, как он пришел к власти. Она была потрясена его выступлением на митинге и написала письмо с просьбой о встрече. Положительный ответ пришел неожиданно быстро: оказалось, что Гитлер был ее поклонником. Она так описывает впечатления от первой встречи с будущим фюрером: «До этого Гитлер казался мне страшным. Он никогда не привлекал меня как мужчина. Но при личном общении он оказался очень доброжелательным человеком. От него шла такая мощная энергетика, что собеседник просто не замечал конкретных черт его лица, его усов. Он подавлял и усыплял волю человека. Почувствовав это, я пыталась сопротивляться, но это было практически невозможно. Он сказал мне: «Ты должна снимать мои фильмы!» Я ответила: «Я — художник, актриса. Я могу делать только то, что мне интересно, в чем я могу участвовать сама». Он сказал, что когда я стану взрослее, я пойму, что он хотел от меня».

В дневниках Йозефа Геббельса, министра пропаганды, Рифеншталь упоминается неоднократно. Она сама сейчас отрицает приватные встречи с Гитлером, Геббельсом и другими представителями нацистской верхушки, как и свидетельства о том, что она была любовницей некоторых из них. «Геббельс был лживым монстром! Он возненавидел меня за то, что я отказалась стать его женой. Он был не в моем вкусе, и я прямо ему сказала об этом. Он стал моим личным врагом». Однако именно из рук Геббельса Рифеншталь получала высшие нацистские награды за «выдающийся вклад в немецкое искусство и художественное воплощение образа Фюрера».

Наглядная агитация была поставлена фашистами на невероятную высоту: многотысячные парады, факельные шествия, стройные шеренги солдат, образующие в марше гигантскую паучью свастику, красно-черные штандарты...

Весь мир увидел это зловещее великолепие в документальном фильме Лени Рифеншталь «Триумф Воли» (1935), признанном лучшим пропагандистским фильмом в истории. Фильм посвящен 6-му съезду нацистской партии в Нюрнберге в 1934 году и напоминает гигантскую постановку оперы Вагнера.

В 1936 году в Берлине прошли Олимпийские игры. По мнению нацистских идеологов, это была подходящая возможность продемонстрировать всему миру превосходство арийской расы. Гитлер был чрезвычайно огорчен, что среди победителей Олимпиады были не только немцы, но даже негры.

Рифеншталь проделала поистине титанический труд, запечатлев каждый момент игр. 21 апреля 1938 года, в 49-й день рождения Гитлера, состоялась премьера монументального четырехчасового суперфильма «Олимпия», ставшего шедевром и легендой мирового кино и до сих пор называемого критиками в десятке лучших фильмов всех времен и народов. Подсчитано, что в нем задействовано полтора миллиона персонажей.

«Олимпия» пронизана ницшеанским духом, в каждом кадре фильма воплощена идея о сверхчеловеке. Культ обнаженного мужского тела, занимающий центральное место в фильме Рифеншталь, был характерен для официального нацистского искусства. Мужчина-воин, мужчина-поработитель, сверхчеловек — излюбленный образ многих официальных нацистских художников, таких, как Арно Брекер, в чьих угрюмых, напряженных и устрашающих скульптурах отразилась гигантомания фашизма.

«Олимпия» начинается с описания истории Олимпийских игр, и античные статуи «оживают» у Рифеншталь в гомоэротичных образах обнаженных немецких атлетов и спортсменов со свастикой на груди. Спортивные снаряды в их руках выглядят не менее устрашающе, чем настоящее оружие. И, хотя сама Рифеншталь упорно отрицает свое родство с официальным фашистским искусством, характеризуя его как китч, она не просто воплотила в кинематографе фашистский стиль, но и она была одним из его создателей.

После разгрома фашизма в период денацификации Германии Рифеншталь предстала перед судом, подробно освещавшимся в западной прессе. Ей были предъявлены серьезные обвинения, в том числе и в использовании в съемках фильма «Тифланд» (1940, закончен в 1954) цыган из концлагеря. Она решительно отрицала все обвинения, заявляя, что занималась искусством, а не политикой или идеологией. Поскольку Рифеншталь не являлась членом нацистской партии, она была признана судом лишь «симпатизировавшей нацистам» и избежала тюрьмы.

Рифеншталь до сих пор не простили те пронацистские фильмы. Несмотря на то, что ее карьера на Западе была невозможна, она и по сей день получает письма от поклонников во всем мире, оставаясь самой известной женщиной-режиссером в истории. Она еще неоднократно заставляла говорить о себе весь мир: когда в 70 лет отправилась в Африку и прожила несколько месяцев среди диких племен, снимая так никогда и не законченный фильм «Черное Конго»; когда в 90 лет вступила в «Гринпис» и начала заниматься подводными съемками; когда в 1993 году вышел трехчасовой фильм Рэя Мюллера «Удивительная, ужасная жизнь Лени Рифеншталь»; когда были изданы мемуары Рифеншталь, ставшие бестселлером. «В своей жизни я не делала ничего, чего бы я не хотела делать. И ни от чего из сделанного мной я не собираюсь отказываться!» — написала она.

Тоталитарный стиль, классиком которого Рифеншталь стала в кинематографе, переживает сейчас второе рождение в шоу-бизнесе, о чем можно судить по популярным видеоклипам, в которых использованы милитаристские образы из ее фильмов. В качестве примера можно назвать впечатляющее видео к хиту «Пет Шоп Бойз» «Go West» и устрашающий рекламный ролик к последнему альбому Майкла Джексона «HIStory», в котором солдаты несут лозунги с неким мистическим заклинанием «ЖЗУЫ».

Во время недавнего интервью Джексона на ABC Дайан Сойер спросила его дрожащим голосом: «Не боишься ли ты шокировать своих поклонников имиджами, напоминающими фильмы Лени Рифеншталь? Ведь за всей этой символикой стоит совершенно определенная идеология! Неужели ты веришь в нее?!» Джексон оказался умнее Дайан Соейер, повторив вслед за Рифеншталь: «Я — артист, художник, я занимаюсь искусством, а не идеологией! И пусть люди думают, что хотят!» Старушка Рифеншталь наверняка ехидно ухмыльнулась.

Гений и злодейство совместились в ней чудным образом.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Феномен функциональной асимметрии в творчестве Марины Цветаевой


На плече моем на правом

Примостился голубь – утро.

На плече моем на левом

Примостился филин – ночь.

Прохожу, как царь казанский

И чего душе бояться –

Раз враги соединились,

Чтоб вдвоем меня хранить!


...Человек смотрит в зеркало и видит свое антиотображение: правая рука становится левой, левый глаз — правым. Он знает, что в Зазеркалье — и Он, и не Он. Это — один из феноменов явления, называемого функциональной асимметрией. Попытки понять суть этого явления предпринимаются человечеством ни одно столетие... Есть и ключевые слова к этому знанию: правый и левый, добро и зло, мужественность и женственность, прошлое и будущее. Есть философские мировоззрения, поэтические мироощущения, научные интерпретации, религиозные верования, практические решения, в основе которых находится функциональная асимметрия.

Есть учения гностиков, последователей Плотина, каббала, воззрения китайских императоров и мудрецов об Инь и Ян. Во второй половине двадцатого века функциональная асимметрия обогатилась невропатологическими и психиатрическими терминами, такими, например, как апраксо-анозогностический синдром, амбулаторный автоматизм, очаговые поражения головного мозга, амбивалентность и амбитендентность... Многие зачитываются стихами Марины Цветаевой. Безусловно — её поэзия достойна восхищения. Но, в очередной раз перечитывая её стихотворения, мы даже не представляем, насколько они глубоки. Похоже, она знала тайну функциональной асимметрии.

«РАКОВИНА»

Из лепрозория лжи и зла

Я тебя вызвала и взяла


В зори! Из мёртвого сна надгробий –

В руки, вот в эти ладони в обе,


Раковинные – расти, будь тих:

Жемчугом станешь в ладонях сих!

Спи! Застилая моря и земли,

Раковиною тебя объемлю:


Справа и слева и лбом и дном –

Раковинный колыбельный дом.

… … … … … … … … … … …

ЛАДОНЬ

Ладони! (Справочник

Юнцам и девам.)

Целуют правую,

Читают в левой.

В полночный заговор

Вступивший – ведай:

Являют правою,

Скрывают левой.


Сивилла – левая:

Вдали от славы.

Быть неким Сцеволой

Довольно – правой.


А всё же в ненависти

Час разверстый

Мы миру левую

Даём – от сердца!


А всё же, праведным

Объевшись гневом,

Рукою правою

Мы жилы – левой!


СЫН

Так, левою рукой упершись в талью

И ногу выставив вперёд,

Стоишь. Глаза блистают сталью.

Не улыбается твой рот.


БАРАБАНЩИК (1):

Барабанщик! Бедный мальчик!

Вправо-влево не гляди!

Проходи перед народом

С Божьим громом на груди.


Не наемник ты, — вся ноша

На груди, не на спине! –

Первый в глотку смерти вброшен!

На ногах – как на коне!


Как правая и левая рука –

Твоя душа моей душе близка.

Мы смежены, блаженно и тепло,

Как правое и левое крыло.


Но вихрь встаёт – и бездна пролегла

От правого – до левого крыла!

10 июля 1918.


***

А во лбу моем – знай! –

Звёзды горят.

В правой рученьке – рай,

В левой рученьке – ад.


Есть и шелковый пояс –

От всех мытарств.

Головою покоюсь

На Книге Царств.


Много ль нас таких

На святой Руси –

У ветров спроси,

У волков спроси.


Так из края в край,

Так из града в град.

В правой рученьке – рай,

В левой рученьке – ад.


Рай и ад намешала тебе в питьё,

День единый теперь – житие твое.


Проводи, жених,

До седьмой версты!

Много нас таких

На святой Руси.

июль 1919.

***

Не смущаю, не пою

Женскую отравою.

Руку верную даю –

Пишущую, правую.


Той, которою крещу,

На ночь – ненаглядную

Той, которою пишу

То, что Богом задано


Левая – она дерзка,

Льстивая, лукавая.

Вот тебе моя рука –

Праведная, правая.

23 октября 1918.

.

***

На плече моем на правом

Примостился голубь – утро,

На плече моем на левом

Примостился филин – ночь.


Прохожу, как царь казанский.

И чего душе бояться –

Раз враги соединились,

Чтоб вдвоем меня хранить!

2 ноября 1918.


ИОАНН

…(4)

…Умилительное бессилье!

Блаженная пустота!

Иоанна руки как крылья,

Висят по плечам Христа.

22-27 июня 1917.

ПЕДАЛЬ

Сколь просительная, столь же

Сглаживающая даль.

Дольше — дольше — дольше – дольше!

Это правая педаль.


После жизненных радуший

В смерть – заведомо не жаль.

Глушу – глуше – глуше – глуше

Это левая педаль.

Левую педалью гасят,

Правою педалью длят.…

24 апреля.


***

Тропинками бродили по ним,

Отделяем левую сторону от правой

Потом они снова заполняются, как Босфор

Через год не будет вычислительных машин,

Кроме как из злобы.

Мы, закрыв глаза, молчали молча и

Вслух, что рядом гусь проходной

Покачали головой, посмеялись – иметь,

Жить — проходить.

Так в волосах моих – все масти

Ведут войну!


***

Отмыкала ларец железный,

Вынимала подарок слезный:

С крупным жемчугом.

Кошкой выкралась на крыльцо,

Ветру выставила лицо.


Ветры – веяли, птицы – реяли,

Лебеди – слева, справа – вороны...

Наши дороги – в разные стороны.


***

Два дерева хотят друг к другу.

Два дерева. Напротив дом мой.

Деревья старые. Дом старый.

Я молода, а то б, пожалуй,

Чужих деревьев не жалела.


То, что поменьше, тянет руки,

Как женщина, из жил последних

Вытянулось, смотреть жестоко,

Как тянется – к тому, другому,

Что старше, стойче и – кто знает? –

Ещё несчастнее, быть может.


Два дерева: в пылу заката

И под дождём – ещё под снегом –

Всегда, всегда: одно к другому,

Таков закон: одно к другому.

Закон один: одно к другому.


***

Мой неженка! Сединой отцов.

Сей беженки не бери под кров!

Да здравствует левогрудый ков

Немудрствующих концов!


***

Лютая юдоль,

Дальняя любовь.

Руки: свет и соль.

Губы: смоль и кровь.

Левогрудый гром

Лбом подслушан бил.

Так – о камень лбом –

Кто тебя любил?


***

Слезы – на лисе моей облезлой!

Глыбой – чересплесные ремни!

Громче парового железа,

Громче левогрудой стукотни -

Дребезг подымается над щебнем

Скрежетом по рощам, по лесам,

Точно кто вгрызающимся гребнем

Рядом по семи моим сердцам!


**

Милая ты жизнь!

Жадная еще!,

Ты запомни вжим

В правое плечо.

Щебеты во тьмах.…

С птицами встаю!

Мой веселы вмах

В летопись твою.


***

Такой уж почет, что ближайшим друзьям —

Нет места. В изглавьи, в изножьи,

И справа, и слева — ручищи по швам —

Жандармские груди и рожи.

И справа и слева

Кровавые зевы:

И каждая рана — мама!..

И справа и слева

И сзади и прямо

И красный и белый — мама!


***

Табачку пыхнем гаванского

Слева вам и справа вам,

Полотняная голландская

Скатерть вам — да саваном

Коли грусть пошла по жилушкам,

Не по праву, — корочка,

Знать, из правого я крылушка

Обронила перышко.…


~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~