От возрождения до канта

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


«Критика практического разума» и кантианская этика
Моральный закон как категорический императив
Категорический императив
Моральное благо и типология суждения
«Ригоризм» и кантианский гимн долгу
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   32

«Критика практического разума» и кантианская этика

Понятие «практического разума» и цель новой «Критики»


Разум человеческий не только способен к теоретическому познанию, он способен и к моральному действию. Эту последнюю способность изучает «Критика практического разума». Цель ее не в том, чтобы критиковать разум, как это имело место в случае теоретического разума. Вспомним, что «чистым» Кант называл разум, не смешанный с элементами частного опыта, а значит, именно беспримесный разум способен действовать самостоятельно, априори. Критика была необходима, чтобы показать теоретическому разуму «его собственную территорию», нарушать границы которой незаконно.

Цель практического разума решительно иная: показать волю в действии, направленном на контакт с реальностью. Значит, достаточно доказать, что есть чистый практический разум не смешанный с импульсами, инстинктами, чувственным опытом — двигающий и определяющий волю, чтобы навсегда избавить разум от проблем, связанных с законностью его претензий. Практический разум, эмпирически обусловленный, с претензией направлять волю — всегда фатально ошибочным образом — становится предметом критики.

Ситуация любопытна парадоксальностью: выходить за пределы собственно эмпирического опыта — задача практического разума; в то время как функция теоретического разума — оставаться в собственных пределах, чтобы понять объект. Для теоретического разума недопустимо нарушать границы опыта. Задача практического, напротив — не оставаться всегда и только в связи с опытной сферой. Именно поэтому в заглавии обозначено: не «Критика чистого

«Критика практического разума» и кантианская этика 809

практического разума», а «Критика практического разума». Разум практичен, когда он не ограничен. То, что в сфере ноуменальной было теоретически неприемлемым, вполне приемлемо в сфере практики. Человеческое существо, наделенное чистой волей, оказывается в статусе «ноуменальной причины». Априорный синтез, не основанный ни на чувственной интуиции, ни на опыте, становится моральным императивом ноуменального типа, значение которого невозможно переоценить.

Моральный закон как категорический императив


Доказано, что существует чисто практический разум, настолько самодостаточный (свободный от инстинктов, чувственных импульсов), чтобы направлять волю. Более того, подчеркивает Кант, только в этом случае могут существовать моральные принципы, имеющие силу для всех без изъятия в качестве универсальной ценности. Но чтобы адекватно их понять, следует учесть некоторые тонкости. «Практическими принципами» Кант называет общие детерминации воли, в подчинении которых есть множество частных практических правил. Например, общее правило — позаботься о собственном здоровье сам — можно специфицировать: занимайся спортом; питайся умеренно, в соответствии с возрастом; избегай чрезмерных вожделений и т. п.

Кант делит практические принципы на максимы и императивы. «Максима есть субъективный принцип воления», относящийся к отдельным индивидам, а не ко всем вместе. Например, максима «отомсти за всякое нанесенное оскорбление» предполагает соответствующий тип характера, не желающий терпеть обиду; или в более близкой нам формулировке: будь хитрее обидчика. Императивы, напротив, — объективные практические принципы, значимые для всех: «Представление об объективном принципе, поскольку он принудителен для воли, называется велением разума, а формула воления называется императивом». Эти веления, или долженствования суть правила, выражающие объективную необходимость действия.

Если бы разум мог всегда направлять волю, то все действия были бы безупречными (чего на самом деле нет из-за вмешательства эмоциональных и эмпирических факторов, почти всегда коррумпирующих волю). Есть два типа императивов: гипотетический и категорический. Императив гипотетический, если он определяет волю при условии наличия определенных целей. Например, «если хочешь

810 Иммануил Кант

преуспеть, потрудись научиться», «хочешь стать чемпионом, качай мускулы», или «хочешь беспечной старости, научись экономить» и т. п. Эти императивы имеют объективную силу для всех, кто заинтересован именно в этих целях: иметь или не иметь, желать или не желать. Они относятся к воле, значит, их объективность и необходимость обусловлены. Гипотетические императивы выступают как а) правила искушенности, когда отнесены к определенным целям; б) советы предосторожности, как, например, в поисках счастья с элементом неопределенности, или: «будь вежлив с другими», «старайся быть благожелательным, дави в себе эгоиста» и т. п.

Категорический императив, напротив, детерминирует волю не в видах определенной желаемой цели, а просто волю как таковую независимо от эффектов. Не «если хочешь, то должен», а «должен просто потому, что должен», — вот формула императива как категорического предписания. Только категорические императивы безусловны как практический закон для существа, осознающего себя разумным. Никогда нельзя знать наперед, будет достигнута та или иная цель или нет, это и не важно; важна лишь чистая воля к действию по правилу, признанному в качестве закона. Детали можно обозначить следующей схемой:



Итак, ясно, что категорические императивы это моральные законы, всеобщие необходимые, но не в том смысле, в каком необходимы законы естественные. Последние нельзя обойти, но моральные законы могут и не реализоваться, ибо человеческая воля подчинена не только разуму, но и чувственным капризам, когда воля отклоняется, поэтому моральные законы императивны, выражают долженствование (немецкое слово mussen — естественная необходимость, в отличие от sollen — морального долга). Примером первой может

«Критика практического разума» и кантианская этика 811

 «Критико практического разума» и кантианская этика 815

время основанием допущения действия, чистой воли, но не в качестве предпосылки. Все, что базируется на содержании, компрометирует автономию воли, завлекая ее в тенета гетерономии. Моральные концепции своих предшественников Кант группирует в виде расположенной ниже схемы со скидкой на погрешности.



В частности, поясняет Кант, любая этика, занятая поисками счастья, всегда гетерономна, ибо вводит нечто материальное со всеми негативными последствиями. Заявка на счастье «загрязняет» волю, чистоту ее намерений, ибо фиксирует ее на определенных целях (на том, что, а не как следует делать). Отсюда гипотетические императивы, характерные для эвдемонистической этики древних греков (eudaimonia — счастье), которую Кант с легкостью переворачивает. Евангельская мораль не гедонистична, ибо акцентирует чистоту помыслов, а значит, воли. Кант усиливает ее: мы должны действовать не в видах возможного счастья, а единственно из чистого долга. Ведомый долгом, человек становится достоин счастья. Посмотрим, какие следствия из этого можно получить.

816 Иммануип Кант

Моральное благо и типология суждения


До Канта в этике привычным был ход мысли от определения морального блага и морального зла к моральному закону с его рекомендациями держаться блага и избегать зла. Кант все перевернул: понятие благого и порочного нельзя определить раньше морального закона, а только после него. Значит, моральный закон дает бытие моральному благу, но не наоборот. Теперь мы столкнулись с парадоксом: чистая воля делает благим то, к чему мы стремимся (нельзя оттолкнуться от содержания и материи желаний без того, чтобы не возмутить чистый источник воли). Так как же, спрашивается, можно перейти от строгого формализма к конкретному действию, от императива к событию, частностям? Как согласуются чистота закона с нестерильностью поступка, неизбежной при контакте с «материей»?

Заметим, что возникшее здесь осложнение аналогично проблеме «Критики чистого разума», когда речь шла о необходимости найти мост между чистыми понятиями и чувственными данными. Напомним также, что Кант вышел из переплета по жердочке «трансцендентального схематизма». Здесь ситуация сложнее: нужно опосредовать сверхчувственное (каковы закон и моральное благо) и чувственно воспринимаемое действие. Используя как «схему» понятие природы, Кант предлагает принять его как «тип» морального закона. Теперь возьмем конкретное действие в максимальном градусе, как если бы оно могло стать необходимым законом (без исключений) некой «природы», в рамках которой мы были бы вынуждены жить. Такая схема мигом обнаружит меру объективности (моральности) поступка. Если мы сочтем себя удовлетворенными жизнью в таком воображаемом мире, где наша максима станет всеобщим законом, то он соответствует долженствованию.

Поясним на примере. Разумное существо лжет, допустим, чтобы уйти от беды. Выяснить смысл его поведения проще простого, приведя поступок к максиме — «Законна ложь с благой целью». Теперь спросим: кто захотел бы жить в мире, где все должны врать по необходимости? Или в «природе», где убивают друг друга по неизбежности; в обществе, где все воруют, чтобы не пропасть, по «естественной необходимости»,— возможна ли жизнь? Возьми свои поступки в оптике универсума, и мера их моральности станет очевидна. Так комплекс рафинированных кантианских идей приводит нас к евангельской заповеди: «не сотвори другому того, чего себе не желаешь».

«Критика практического разума» и кантианская этика 817

Страница рукописи Канта


«Ригоризм» и кантианский гимн долгу


Разобравшись со всем этим, мы теперь понимаем, почему для Канта недостаточно, чтобы поступок был законосообразным. Надо еще, чтобы он был моральным, то есть чтобы воля не через чувство, а напрямую детерминирована формой закона. Вмешательство любых посторонних факторов ведет к фальши. Если я помогаю бедным из чистого долга, то это поступок моральный, если из сострадания или показывая свою щедрость, то это уже фальшь. Кант

818 Иммануил Кант

820 Иммануил Кант