Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 21 |

Последний звук в растянувшемся Сережа-а-апросочился в ухо Лукина как смутное осознание чувства, похожего назамешательство: что это было — удивление, изумление, радостная неожиданность А может быть,смущение, выплывшее из недр потревоженной, но уже опустошающейся души Вовсяком случае, как бы там ни было, он все еще продолжал находиться в состоянии,в котором обычно не думают, а просто реагируют, спросил:

—Лиза

И вскоре начали приходить слова.

— Но... чтослучилось где ты была., что произошло Я... понимаешь ли... сам не знаю, чтослучилось. Я хочу разобраться. Я поду­мал, что потерял тебя. Я попал вкакой-то ад и блуждал по его кру­гам. Я чуть не заблудился в нем.

— Неволнуйся, Сережа. Все хорошо.

— Что значитхорошо — заволновалсяЛукин. — Как ты можешьтак говорить Ведь я же чуть... — Тут он осекся, потому что чуть не сказал чуть не убил тебя, ноиспугался так говорить, хотя и понимал, что если не скажет именно так, то этотсиюминутный испуг превратит­ся в вечный страх. Впрочем, с другой стороны, он почувствовал, чтоначинает испытывать некоторое облегчение от того, что видит перед собой живую иневредимую Лизочку. Но в этот момент снова что-то тревожное и дискомфортноезашевелилось в глубине его пустого живо­та, хотя это новое ощущениеотличалось от страха, смешанного со сты­дом, или отчаяния, которыепопеременно овладевали им в течение пос­ледних часов. Это было действительноновое ощущение, хотя и не со­всем конкретное и понятное. Устал, устал, Старик, —быстро подумал Лукин про себя,— мерещится черт знаетчто. А вслух добавил:

— Лиза, давайпоговорим.

— Давай.

— Расскажимне, что случилось, когда мы... э-э... расстались.

— Простименя, Сережа.

• Я Я... прости! За что!
• Я сама не понимаю, как все это произошло.

— Но чтопроизошло!

иза прикрыла глаза, и Лукину показалось,что ее от этого еще сильнее побледневшее лицо стало похожим на мертвую маску.Он вновь ощутил неприятный толчок внутри чрева, но в этот момент она опятьзаговорила. Звук ее голоса монотонно выползал из вяло шевелящихся тонких губ,словно из заведенной механической ма­шины. По мере того, как он вслушивался в ее расказ, егонедо­умение возрастало— да это бредкакой-то!, но одновременно нечто, похожее на любопытство, заставляло еговнимание следо­вать заЛизочкиными перипетиями. Он сел в кресло рядом с ней и смотрел в окно, стараясьне глядеть на подругу. Огромная и не­подвижная луна висела напротив, словно прилипнув к черному стеклуфорточки.

*

Несколько раз ударил колокол, и гулкое эхопрокатилось над чер­нойрекой, рябью теребя гладкую поверхность воды. Всколыхнулись прибрежные огни— вспыхнули сотни,тысячи жертвенных костров, призванных возвестить Его приход. Люди некотороевремя зачаро­ванносмотрели на то, как пламя изливается в густую мглу, разрывая ночь в лохмотьятеней. Затем раздался чей-то пронзительный вопль — ночь содрогнулась, и обезумевшиетолпы повалились на землю, захлебываясь в собственных рыданиях. Плач экстазасотряс поверженные ниц тела. Стоны, всхлипывания, завывания вырыва­лись из иссушенныхглоток.

*

Стоны, всхлипывания, завывания вырывались изиссушенных глоток.

И внезапно над всем этим месивом нависланевесть откуда при­ползшая громадная, как жирная жаба, туча, рыхлая, бородавчатая,раздувшаяся. Она выбросила жало молнии — ослепительно-стре­мительный язычок облизал массукопошащихся существ и скрылся в недрах гигантского небесного зева.

Это Он, это Он! — возвестили охрипшие ртываляющихся. Сквозь марево костров проступил силуэт — маленький низкий че­ловечек словно вышел из чревачерного облака и медленно напра­вился к собравшимся. Он такой же, как мы! — заорала толпа, — Он такой же как мы! Восторженныеи алчущие глаза, разбрызги­вая экстатический блеск, устремились в пришельца.

*

Восторженные и алчущие глаза, разбрызгиваяэкстатический блеск, устремились в пришельца.

Да, я такой же, как вы, — отвечал он. — Я и есть вы. Я зачат вашимсеменем. Я оплодотворен вашими мыслями. Я пришел, что­бы отдать вам то, что взял у вас.Люди на берегу притихли. Только гул костров расстилался над равниной. Онвзглянул вверх — сквозьтрещины неба просочилась луна. Казалось, она нависала почти над самой землей,круглая, массивная, постепенно окрашиваясь багро­выми отблесками. Настало времяжертвы, — сновазазвучал его бесстрастный голос, и на тонких, чуть искривленных устахпояви­лась усмешка,впрочем, едва уловимая, и при желании ее можно было бы принять за судорогуболи.

*

Еи при желании ее можно было бы принять засудорогу боли. Кумир... вот он, Кумир... — заворожено зашептали собравшиеся.Они оставались лежать на земле, потому что Он должен был смотреть на них сверхувниз. Лунный свет капал на его плоское лицо, и чуть прикрытые глазки словновсасывали это льющееся свечение. И еще раз выговорил: Я зачат вашим семенем,оплодотворен вашими мыслями, и ваша кровь дала мне жизнь. Вы этого хотели, выстрастно желали этого — Да, Кумир, да! — взорвалась толпа надрывным криком.

Ну что ж, я отдаю вам то, что взял у вас.Однако настало время жертвы.

*

Однако настало время жертвы.

Быстро повернув голову, он сделал легкийкивок, и из мрака вышло несколько фигур в белых халатах. Их руки были занятышприцами, капельницами и какими-то поблескивающими в лунном светеинструментами. Снова легкий кивок, и некто в белом из вновь прибывшихвозвестил: Девственницы и дети следуют друг за другом в порядке очереди кнашему Пункту. Просьба не создавать ажиотажа и паники. Безмолвные и тихие, каксомнамбулы, выстроились девственницы и дети в очередь к Пункту.

*

Безмолвные и тихие, как сомнамбулы,выстроились девственни­цы и дети в очередь к Пункту.

Некто в белом, к которому обращались ПервыйФельд, повел ноздрями, словно что-то учуял в воздухе, ласково приблизил к себенежного белокурого юношу и попросил того закатать рукав. На оголенной рукевысветилось несколько синеватых валиков, в один — которых Первый Фельд и ввел иглу.Алые капельки просочились в пробирку. Довольно, — сказал Кумир, — ты можешь идти. Он взял пробиркуи попробовал на язык ее содержимое.

*

... Он взял пробирку и попробовал на язык еесодержимое.

Затем повернувшись к луне, выплеснул остатоктуда, где свет ее был наиболее ярок. У Пункта, между тем, становилось всеоживленнее и оживленнее. Пробирки, колбы, банки, бидоны поднялись пенящейсякровью. По очереди волнами пробегала, дрожь возбуждения. Девственницы рвали насебе одежду и норовили порвать символ своей невинности, но одергиваемыестро­гим окриком ПервогоФельда Не дефлорироваться!, вовремя останавливались.

*

... Но одергиваемые строгим окриком ПервогоФельда Не дефлорироваться!, вовремя останавливались.

В отдалени вновь послышался удар колокола, ичерная река зашевелилась. Дидада, — быстро обратился к кому-то Кумир,и из свиты работников Пункта отделилась женщина с гладко зачесанными назадволосами. Она сбросила забрызганный пятнами халат сверкнув голым телом,направилась к берегу. Послышался плеск воды, смешавшийся со сладострастнымистонами купальщицы. Че­рез минуту она вышла, тело ее колыхало и вибрировало — на лице, шее, груди, животе, ногахи руках повисли, извиваясь, словно в кон­вульсиях, черные пиявки. Только ротее светился оскалом острых белых зубов. К тазику, к тазику! — завопил Первый Фельд, иДи­дада рванулась калюминиевому резервуару, скорее напоминающе­му ванну, чем газ, и с размахуплюхнулась в него, погружаясь в сколь­зкую массу еще трепещущих кусковсвежей окровавленной печени. Кумир довольно улыбнулся.

*

Кумир довольно улыбнулся.

Ну вот и все, дорогие мои, — обратился он к своим поклонникам— я возвращаю вам то,что взял у вас —любовь, бездонную, безграничную, всеобъемлющую любовь. Примите ее как высший идрагоценный дар. И попируйте как следует в честь мою и во славу мою. А я к вамвскоре снова явлюсь. Торжественное прощальное напутствие Кумира высветилосьновым языком жалообразной мол­нии, и наступила тишина. Туча придвинулась к самой земле ина­крыла собою Пункт.Когда же она медленно уползла в темноту, на прибрежной поляне среди дотлевающихкостровищ находились толь­ко люди, где живые поедали своих неостывших ещемертвецов.

*

Последняя фраза прозвучала несколькоотстранение, и Лукин не мог понять, откуда она взялась, как и вся эта история— то ли из уст Лизочки,то ли откуда-то извне, из мрака неведомого пространства, то ли из егособственной головы. Лиза что-то говорила, но было ли то, что она говорила тем,что он слышал

А между тем мимо проплывала ночь, и зыбкиетени в рассеян­номлунном свете изредка вздрагивали и призрачно шевелились, как водоросли в тихойленивой реке. В этих смутных таинствен­ных водах Лукин все глубжепогружался в полусонный водоворот своих мыслей: Нет, это уже точно бредкакой-то... то ли она с ума сошла, то ли я... ну если и не с ума... то того,что произошло, впол­недостаточно, чтобы померещилась всякая дрянь... кровь... пияв­ки, луна... фу ты, господи... Онснова взглянул на улицу, этот тун­нель, уводящий в лабиринты ночного мрака — луна все так же, как вампир,прильнувший лицом к окну, висела над форточкой. Да, такое кого угодно можетвывести из колеи. Ладно, завтра разбе­ремся, что к чему. А сейчас— выкурить сигарету испать. Очень хорошо, что все обошлось. Лукин чиркнул спичкой, и еекрохот­ный, но яркий иживой пляшущий огонек высветил полустертые тьмой контуры комнаты. Тени тожесловно оживились, будто зверь­ки, выпущенные из клетки погулять и с послушнойблагодарнос­тью легливозле своих хозяев.

— Ты будешькурить — спросиЛукин, протягивая пачку Лизе.

— Нет, что-тоне хочется, — глухоотозвалась она.

В этот момент к нему вновь подкатилоощущение едва уловимой тревожности и тоскливого одиночества. Опять этостранное чувство, —дрожа догорающей спичкой, подумал Лукин. — Откуда оно Уже готовясьприкурить, он еще раз посмотрел на Лизу и уже хотел было предложить ейчто-нибудь выпить, но рот его вдруг мгно­венно пересох, и губы словнонамертво прилипли друг к другу. Боже, да у нее же нет тени! — только и успел сообразить Лукин, ив этот миг огонек спички слабо трепыхнулся и погас. И тихий сумракза­полнилквартиру.

ПУТЕШЕСТВИЯ ГЕРМАНА. ОТСТУПЛЕНИЕ ВСЕНТЯБРЬ

Нью-Йорк — Лонд

Стандартный, с прожилками гнусавости,объявляющий тон Attention! Flight number... разнесся по залу дворца,именуемого аэропортом Кеннеди, и этот холодный, равнодушный призыв не вольнозаставил организоваться разрозненную людскую массу.

Пройдя через жернова таможни, паспортногоконтроля и прочих формальностей, Герман примостился в одном из кресел ибеззаботно покуривал сигарету, мысленно прощаясь с Нью-Йорком, фантастическимспрутом, этаким Вавилоном двадцатого века. Это было его третье посещениегиганта, и он уже чувствовал себя его бездонном жерле вполне свободно, легкоориентируясь в его немыслимых ритмах, и плавно, естественно вписываясь в них.Также привыкший к ритмам далеких переездов и перелетов, он научился несуетиться и не уставать от извечной сутолоки, сопровождающей подобного родастранствия по миру. И в этот раз он не позволил увлечь себя инстинкту толпы,мысленно отделился от нее и спокойно дожидался той минуты, когда очередьпоредеет и можно будет спокойно пройти в самолет.

айнер зажужжал, завибрировал, и вскоре егогрузное тело оторвалось от земли. Герман привычно расслабился и прикрыл глаза.В подобных ситуациях он всегда вспоминал уроки по внутренней концентрации,полученные некогда у одного тибетского монаха. И теперь, погружаясь вмедитативное состояние, он как бы издалека воспринимал различные раздражители.Вот проплыла мимо мила стюардессса, элегантно покачивая попкой.

— What wouldyou like

— Water,please.

— Anythingelse

— No,thanks.

Она лучится доброжелательностью, иутонченная дымка Issey miyake окутывает ее изысканно сексуальные жесты,настолько изыс­канные,что почти и не воспринимающиеся как сексуальные. Гер­ман, погрузившись в релаксацию,отвечает полуавтоматически, од­нако, мозг его, натренированный профессией, не только смотрит, но инаблюдает. Вот ее очаровательные матовые глаза скашиваются вниз и влево— значит в данныймомент она переживает какие-то ощу­щения. Сейчас она предпочитает что-то чувствовать. Но что Онапоблескивает улыбкой, приоткрывая соблазнительную щелочку меж­ду свежими губами, но зрачки сужены— стало быть, ощущения,которые она испытывает, нельзя назвать приятными.

— YouOK

— Pardonme

— Nothing.Nothing special. Sorry.

Она задерживает на нем взгляд. Зрачки слегкарасширяются. И зачем я к ней прицепился — думает Герман и легоньковыпры­гивая из своеймедитации, пролетает через монотонный гул турбин и растворяется в таинственнойтишине сна, в глубину которой еще прокрадывается странное бормотание соседкистарухи evil... evil is coming soon, но и оно вскоре затихает.

Сон глубок, черен и пуст. Сон — нора, куда можно нырнуть,спря­тавшись от чужихпосягательств, влияний, претензий, уйти в глу­хую защиту и не пускать никого. Исвободно плавать в этом про­странстве, куда никому не дано проникнуть. И он парил невесомо вэтой исцеляющей пустоте.

Но случается и так, что в самыхглубоководных пучинах про­мелькнет, фосфорически высвечиваясь, какой-нибудь скат, да ина­рушит своимэлектрическим появлением покой затаившегося мира. И так случилось, что вглубоководном сне Германа промелькнули, подрагивая, этакие непрошенные рыбки вобразе странной старуш­ки, отстраненно бормочущей свое evil... evil is coming soon. Ине­что тревожноепроникло, проползло сквозь его защиту. Он выныр­нул на поверхность и вновь очутилсяв кресле салона. Голова слегка звенела, словно тонким отдаленным эхом вторилагулко гудящим турбинам. Его соседка старушка, раскидав причудливые букли, мирноспала, и через ее приоткрытый рот тонко прорывался посапываю­щий дискант.

Ну надо же — с интересом подумал Герман,— и с какой стати онамне приснилась

ондон

Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 21 |    Книги по разным темам