Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 47 |

Древнегреческий язык не имеет эквивалентасовременных понятий "воля" или "личность" как индивидуального и целостногосубъекта деятельности. В старом философско-лингвистическом споре о том, какоевыражение точнее – "ядумаю" (подчеркивающее активность, субъективность процесса мышления) или "мнедумается" (подчеркивающее его непроизвольность), античность явно воплощаетпассивное начало. Античные герои не столько совершают свои подвиги, сколькосоздаются ими. Мифы илегенды никогда не рассказывают об этих подвигах с точки зрения самого героякак деятеля: как он задумывает подвиг, что переживает в момент и после егосвершения и т.д. Да и сам подвиг не является в полной мере личной заслугойгероя, ибо всегда совершается при помощи каких-то внешних божественных сил.Герой осуществляет предначертанное судьбою, и только. Человек не становитсягероем, а рождается им по воле богов.

Древнегреческое слово "просопон",встречающееся уже у Гомера и этимологически родственное латинскому "персона",обозначало сначала ритуальную маску, затем – маску, которую одевал актер втеатре, и, наконец, исполняемую им роль. Лишь в поздней античности, у Полибия иособенно у Эпиктета, причем, как полагают исследователи, под влиянием латыни,слово "просопон" стало обозначать также социальный аспект индивида – то, чем он является для других, апотом и его самого как индивидуальное целое [3].

Боги и люди, изображаемые Гомером, обладаютопределенными характерами и устойчивыми личными свойствами. Но исследователиГомера (Б.Снелл, В.Н.Ярхо и другие) единодушно отмечают резкое преобладание вего описаниях людей общих черт над индивидуальными и физических надпсихическими. Особенно расплывчатым выглядит внутренний мир человека. У Гомеравообще нет термина, обозначающего целостность духовной жизни человека; яркоживописуя быстрые ноги и мускулистые руки, он не находит слов дляхарактеристики духа; все свои поступки герои Гомера объясняют прямымвмешательством и волей богов.

Как замечает основатель французской школыисторической психологии И.Мейерсон, "для нас действие совершенно естественнопредполагает деятеля, а деятель означает лицо; деятель находится некоторымобразом вне действия; качество деятеля – важный атрибут лица, и наоборот.Древнегреческая, равно как и древнеиндийская, мысль не всегда рассматриваетдействие и деятеля таким образом; их интересует действие как таковое, егоморальное и метафизическое оправдание; они не склонны индивидуализироватьдеятеля, считая его находящимся "внутри" действия" [4].

Этот принцип характерен и длядревнегреческой трагедии. Хотя греческая культура классического периода ужеразличает намерения имотивы человеческих действийи не зависящие от индивида условия и последствияего поступков, трагедия противопоставляет не субъективную свободу объективнойнеобходимости, а скорее два разных способы детерминации поведения, которые обав конечном счете восходят к богам и судьбе: и внешняя детерминация событий(столкновение человеческих воль, непредвидимые последствия поступков и т.д.), ивнутренняя детерминация мотивов одинаково внушены богами. Человек хочет того, чего от него требуют боги. Причем, в отличие отхристианского предопределения, в котором есть какой-то высший, хотя инепонятный человеку, смысл, древнегреческая судьба мыслится как слепая, темная.Она действует не только извне, но присутствует и в самом человеке как егодвойник ("даймон"), от которого индивид не может избавиться. Герой Эсхила неможет пожелать другой доли, так как для этого сам должен был бы радикальноизмениться.

Отсюда и ограниченность древнегреческогопонимания индивидуальной ответственности. Царь Эдип из трагедии Софоклапризнает свою ответственность за поступок, последствий которого он не могпредвидеть. Но греческая трагедия обсуждает эту проблему не в привычном наминдивидуально-психологическом, а в космическом ключе. Понятие ответственности,связанное с внутренней нравственной мотивацией, в то время еще не вполнеотделилось от понятия обязанности, продиктованной извне. Трагедийный герой невыбирает из нескольких открытых ему возможностей: перед ним только один путь.Его признание своей, ответственности, как и само его преступление, следствие неморальной рефлексии, а железной необходимости, безысходности, диктуемойустановленным порядком вещей.

Трагедийный герой предстает то какответственная причина своих действий, поскольку они выражают его характер какчеловека, то как простая игрушка в руках богов и жертва судьбы. Трагическоедействие предполагает, что человеческие и божественные планы не совпадают имогут столкнуться, но эти два плана остаются в трагедии принципиальнонесовместимыми. Индивид уже не растворяется в собственном деянии, но и не сталеще его полновластным автором. Поскольку его действие вписывается в порядоквремени, над которым он не властен и которому пассивно подчиняется, значениеего поступков ускользает от него и пре восходит его. Это представлениехарактерно не только для трагедии, но и для обыденного сознания той эпохи. Людине считали тогда художника или ремесленника творцами своих произведений,полагая, что мастер лишь воплощает в материи предшествующую и независящую отнего форму. "Творение обладает большим совершенством, чем работник, человекменьше своего дела" [5].

Однако древнегреческий канон человека неоставался неизменным на разных стадиях развития античной цивилизации. Хотяобщие черты древнегреческой культуры – ее телесность, статуарность,ориентация на космос, а не на историю – в основном сохраняются,усложнение взаимоотношений индивида и социума вносит в них существенныекоррективы.

Один из показателей этого – эволюция психологическогословаря, отражающая постепенную дифференциацию и автономизацию сознания имотивационной сферы человека, становление "внутреннего" регулятивногомеханизма, от личного от "внешнего" поведения [6]. Древнегреческие слова"сома", "псюхе", "тюмос" и "фюсис" переводятся соответственно как "тело","душа", "дух" ("чувство") и "природа". Но перевод этот весьма условен.Древнейшие греческие тексты не знают ни идеи нематериальной души, ни понятияиндивидуального тела. "Сома" раннегреческих текстов – скорее совокупность органов,каждый из которых выполняет определенные физические и психические функции."Псюхе" у Гомера обозначает дыхание, покидающее человека в момент смерти, живоесущество и, наконец, самое жизнь; ни каких особых эмоциональных илирегулятивных функций ей не приписывается. Материальной частью тела остается"псюхе" и у раннегреческих философов. Правда, функции ее постепеннодифференцируются. В VII в. до н. э. "псюхе" уже трактуется как активныйисточник жизни, "жизненная сила", в VI в. до н.э. – и как источник эмоциональныхпереживаний. В учении Пифагора о переселении душ "псюхе" впервые обретаетиндивидуальность одна и та же душа воплощается в разных телах. В V в. до н.э.функции "псюхе" становятся еще более разнообразными: она противопоставляетсятелу, испытывает чувства, является органом смелости и отваги, выступает каксамая ценная часть человека и даже как синоним его целостности. Древнегреческиетрагедии уже отличают морально-психологические качества от их внутреннегоисточника, которым является "псюхе".

Но эта дифференциация не была у греков, каки у других народов, вполне однозначной. Уже у Гомера эмоционально-волевыепроцессы передаются не только словом "псюхе", но и словом "тюмос", которое (каки латинское "фумус" и санскритское "дхумас") первоначально обозначало дым, азатем – чувства, атакже словами "крадие" (позднейшее "кардиа"), "этор" и "кэр", означавшими"сердце". Интеллектуальные, мыслительные процессы обозначаются словом "фрэн"(множественное число –"фрэнес") и локализуются в грудобрюшной преграде или в легких или "нус"(разум), местопребыванием которого считается грудь. Позднейшие греческиефилософы также расходятся в этих вопросах. Гиппон считал местопребыванием"псюхе" голову, пифагореец Филолай – сердце, Протагор и Аполлодор– грудь, а Демокритполагал, что "псюхе" распределена по всему телу [7].

Эволюция психологического словаря отражаетпостепенное формирование идеи субъекта, но ничего не говорит о развитиисобственно самосознания.

Более информативна в этом смысле историявозвратно-определительных местоимений, слов с приставкой "сам" ("аутос" или"авт") и рефлексивных оборотов речи, подразумевающих обращение субъекта ксамому себе, обобщенная югославским филологом К.Гантаром [8].

У гомеровского человека понятие "самости"как чего-то внутреннего, исключительно своего еще отсутствует, он не можетговорить "сам с собой". Изречение дельфийского оракула "Познай самого себя!"первоначально, по-видимому, просто напоминало человеку о его бессилии передлицом богов. В древнегреческой философии эта формула постепенно наполняется всеболее богатым содержанием. Уже Гераклит говорит о "поисках себя" и "познаниисебя". Демокрит подчеркивает автономию души и "собственного Я" как критериянравственных оценок. У софиста Горгия появляются выражения "предать самогосебя", "причинить зло себе", которые, хотя и не являются интроспективными,подчеркивают субъективность "Я". Современник Горгия Антифон говорит онеобходимости "властвовать собой" и "преодолевать себя", видя в самообладаниинеобходимую предпосылку справедливого отношения к ближнему. Сократическаяфилософия уже прямо подразумевает внутренний диалог. Антисфен усматриваетпользу философии в том, что она помогает человеку обходиться с самим собой,"освобождая себя" в духовном смысле. Среди рефлексивных формул, употребляемыхПлатоном, встречаются и "самопознание", и речь, обращенная к самому себе, ивнутренняя удовлетворенность, и "самопреодоление", доходящее в некоторыхслучаях до "войны" с собой, и "самосовершенствование".

Эти рефлексивные обороты, подчеркиваетГантар, не образуют, однако, последовательной логической системы, поскольку под"самостью" в разных контекстах понимаются разные вещи.

Индивидуально-личностное начало раньше всегоскладывается и проявляется в поэзии, особенно в лирике (начиная уже сАрхилоха). Напряженность чувств, будь то любовный экстаз или ненависть к врагу,позволяет поэту выразить свою индивидуальность ярче и сильнее, чем это сумеетсделать философ. Удивление силой собственного чувства толкает к новым, болеесложным формам рефлексии. Особенно наглядно это видно на примере дружбы.

Важный показатель становленияиндивидуального самосознания развитие этических категорий. Нравственноесознание всегда предполагает какую-то личную автономию. Как писаО.Г.Дробницкий, "типичный представитель родоплеменного и традиционалистскогосознания мыслит установленный в его общности порядок как единственно правильныйи возможный. Существующийобычай отождествляется с тем, как должнобыть (как только и может быть). И если происходитстолкновение с чужеродными обычаями, то они просто считаются "неистинными",неприемлемыми или даже "несуществующими" [9]. В классовом обществе этоединообразие нарушается, появляется множественность социальных и нравственныхнорм и принципов, которые не только не тождественны, но даже противоречат другдругу. Перед индивидом стоит теперь вопрос не просто о том, соблюдать или несоблюдать норму, нарушение которой поставило бы его практически вне общины, а отом, какая норма правильна и почему. Возникает целая серия вопросов. Что такоеправильная жизнь Что такое добро Какой из многих путей и стилей жизнинадлежит выбрать Но нравственный выбор, в каких бы терминах он ниформулировался, всегда предполагает личную автономию.

Выше уже говорилось о культурологическойоппозиции стыда и вины как видов социального контроля. Точнее, существует двесистемы оппозиций: Ю.М.Лотман противопоставляет страх и стыд [10], а Р.Бенедикт– стыд и вину.Думается, эти оппозиции могут быть поняты как элементы единой, более общейсистемы, в которой каждой отрицательной санкции, какими являются страх, стыд ивина, соответствует определенное положительное начало, причем между нимисуществует как генетическая, так и функциональная связь.

Чувство страха имеет инстинктивно-биологическиеосновы, оно присуще всем животным и выражает отношение к каким-то внешнимсилам. В положительном смысле ему противостоит чувство уверенности, безопасности, защищенности.В системе культуры страх регулирует отношения с чужими, посторонними,потенциально враждебными "они".

Стыд – более сложное, специфическикультурное образование, гарантирующее соблюдение групповых норм, обязанностейпо отношению к "своим". Его положительный коррелят – честь, слава, признание иодобрение со стороны "своих". Чувство стыда психологически сложнее чувствастраха, предполагает более высокий уровень осознанности. Однако оно остаетсяпартикуляристским, действуя только внутри определенной человеческой группы:стыдиться можно только "своих". Стыд – механизм общинно групповой. Хотяэто "внутреннее" переживание, оно предполагает постоянную оглядку наокружающих: что скажут или сказали бы они В переживании стыда еще нетразграничения поступка и мотива: стыдиться можно даже случайных, не зависящихот человека обстоятельств, которые ставят его в невыгодное положение в глазахокружающих.

Более высокий уровень интериоризациисоциальных норм означает появление индивидуально – личностного контрольногомеханизма совести.Негативный полюс ее –чувство и сознание вины. Вотличие от стыда, побуждающего человека смотреть на себя глазами каких-то"значимых других", чувство вины является внутренним и субъективным, означая суднад самим собой. Виновным признает себя лишь тот, кто осознает себя субъектомдеятельности, и только в пределах своей реальной ответственности. Зато эточувство распространяется не только на поступки, но и на тайные помыслы. Крометого, оно более универсально по содержанию: сфера моральной ответственностигораздо шире прямых обязанностей по отношению к членам своей общины, здесьгораздо больше индивидуальных различий и вариаций. Положительный коррелят вины– чувство собственногодостоинства – отличается от славы опять-такииндивидуальностью и внутренним характером: славу воздают и могут отнять учеловека другие, достоинство же свое человек создает сам, не нуждаясь вовнешнем подтверждении. Антитеза чести, понимаемой как сословная привилегия, иличного достоинства была впервые четко сформулирована просветителями XVIII в.,но ее идейные истоки уходят уже в древние этические концепции.

Какой же тип регуляции преобладал вантичности По единодушному мнению исследователей, древнегреческая культура,даже в пору ее расцвета, – классический пример "культуры стыда". Как пишет А.Адкинс, "дляпобедителя сам факт победы означает kalon (нечто прекрасное, достойное похвалы. – И.К.), как для побежденного фактпоражения – всегдаaischron (нечто постыдное,низкое. – И.К.), каковы бы ни были обстоятельствапобеды и поражения или права сторон" [11].

Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 47 |    Книги по разным темам