Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 33 |

Возможно также, что отрицание смерти былоподтекстом многих ее заблуждений: она — единственная причина смертей тех,кто любил ее; она несет несчастье, от нее исходит черная, ядовитая, смертельнаяаура; она зло; ее любовь убивает; ее постоянно что-то или кто-то наказывает занепростительные ошибки. Наверное, все эти заблуждения должны были скрытьжестокие факты жизни. Если она на самом деле проклята или несет ответ за всеэти смерти, это должно значить, что смерть нене­избежна; что у нее есть причины, которыхможно избе­жать; чтожизнь не каприз; что человек не является за­брошенным в этот мир одиночкой; чтоесть какой-то закон, хотя и непостижимый, космический паттерн; и что Вселеннаянаблюдает за нами и судит нас.

Временами Ирен могла говорить открыто овозника­ющем страхе ипереформулировать причины своего от­каза от новых знакомств, особенно с мужчинами. Рань­ше она утверждала, что избегаетвстреч, в том числе встреч со мной, чтобы избежать боли очередной потери.Теперь она предполагала, что боялась не столько потери других, скольконапоминания о быстротечности жизни.

Я познакомил ее с некоторыми взглядами ОттоРанка на людей со страхом смерти. Говоря, что Унекоторые ин­дивиды отказываются от ссуды жизни,чтобы не быть в долгу перед смертьюФ, Ранк, экзистенциально ориенти­рованный ученик Фрейда, предельноточно описал ди­леммуИрен. УПосмотри, как ты отказываешься от жиз­ни, — упрекал я ее, — бесконечно глядя в окно, избегаялюбви, избегая встреч, погружаясь в то, что напоминает о Джеке. По твоемумнению, никакое морское путеше­ствие не будет для тебя радостным. Зачем отдаваться чему-либо,зачем заводить друзей, проявлять интерес к кому-либо, если плавание все равнозакончится —та­ковы твои нынешниевзглядыФ.

Готовность Ирен согласиться с тем, чтосейчас ее жизнь неполноценна, предвещала перемены. Учитывая и то, что еслираньше она говорила о тайном обществе людей, которые потеряли тех, кого любили,то теперь она предложила другое сообщество, куда входили бы те посвященные,которые, как она сказала, Убыли уверены в своем предназначенииФ.

Из всех ее изменений самым приятным сталовозрас­тание интереса кнашим встречам. Я был важен для Ирен. В этом у меня не оставалось никакихсомнений: было время, когда она говорила, что живет только ради наших встреч. Идо сих пор, оставаясь близкими друг другу, как мне кажется, мы шли навстречуокольными путями. Она пыталась, как ранее рассказывала во время терапии,держать меня вне времени, знать обо мне как можно меньше, представлять, что уменя нет никакой жизненной истории. Теперь все стало иначе.

В начале терапии, во время поездки кродителям, Ирен наткнулась на старую иллюстрированную книгу Фрэнка Баума,которую она читала еще ребенком. Вер­нувшись, она сказала, что внешне ястранно похож на Волшебника страны Оз. Теперь, спустя три года после началатерапии, она вновь просмотрела иллюстрации и обнаружила, что сходство уже нетакое очевидное. Я ощущал, что происходит что-то очень важное, когда онасказала:

— Можетбыть, ты не волшебник. Может быть, вол­шебников вообще нет. Возможно,— продолжала она, какбы размышляя вслух, —мне бы следовало принять твою идею, что мы, я и ты, всего лишь попутчики,путе­шествующие по этойжизни, и мы оба прислушиваемся к звону колокола.

Я не сомневался, что начался новый период втера­пии, когда однаждына четвертом году она вошла в каби­нет, глядя прямо на меня, села, еще раз окинув меня взглядом, исказала:

— Оченьстранно, Ирв, но ты кажешься мне каким-то маленьким.

а

а

УРОК СЕДЬМОЙ:

Я ТЕБЯ ОТПУСКАЮ

а

Наша последняя встреча была ничем непримеча­тельна, кромедвух обстоятельств. Во-первых, Ирен по­звонила, чтобы уточнить времявстречи. Хотя время на­ших занятий часто менялось из-за расписания ее опера­ций, она не забыла его ни разу запять лет. Во-вторых, перед встречей у меня сильно разболелась голова. Уме­ня изредка былиголовные боли, но я подозревал, что это каким-то образом было связано сопухолью мозга Джека, которая впервые дала о себе знать серьезнойго­ловнойболью.

— Всю неделюменя интересовало вот что, — начала Ирен. — Ты планируешь написать о каком-нибудь ас­пекте нашей совместнойработы

У меня не было мысли писать об этом, потомучто в то время я думал над идеей романа. Я сказал ей об этом,добавив:

— Так илииначе, я никогда не описывал случаи из терапии, до того, как они завершились.Работая над книгой УПалач любвиФ13[13], я годами, а то и десятилетиями ожидал, прежде чем находилвозможным описать исто­рию лечения того или иного пациента. И хочу тебя заве­рить, что если когда-нибудь решу написать о тебе, то впервую очередь спрошу твоего разрешения на это...

— Нет-нет,Ирв, — перебила она,— меня небеспо­коит, что и какты пишешь. Меня волнует, что ты не пи­шешь. Яхочу, чтобы мою историю узнали. Есть столько всего, чего терапевты еще незнают, работая с людьми, пережившими утрату. Я хочу, чтобы ты поведал им не то,что я узнала, а то, чемуты научился.

В последующие после завершения работы неделия не только скучал по Ирен, но снова и снова вспоминал о ее словах. И вскоре,потеряв интерес к другим проектам я начал делать наброски, сначала от случая кслучаю, а затем со все более возрастающим интересом.

Несколько недель спустя мы встретились сИрен на заключительной, контрольной сессии. Она переживала из-за прекращениянаших отношений. Например, ей ка­залось, что мы все еще встречаемся; она представляла как мыразговариваем, ей казалось, что она видит в толпе мое лицо или слышит мойголос, окликающий ее. Ко времени нашей встречи ее печаль, связанная сокон­чанием терапии,прошла, и она наслаждалась жизнью, в которой отношения с другими и с собой унее складыва­лисьвесьма благополучно. Больше всего ее поразило из­менение визуального восприятия: всестало живым, тогда как в течение нескольких лет окружающие ее предметы имеликак бы всего два измерения. Кроме того, ее отношения с мужчиной по имени Кевин,кото­рого она встретилав последний месяц терапии, не толь­ко выдержали испытание временем, но и процветали. Когда я упомянул,что изменил решение и заинтересо­вался описанием нашей терапии, она обрадовалась и со­гласилась прочитать первыенаброски.

Несколько недель спустя я послал Иренчерновик первых тридцати страниц, предложив встретиться и об­судить их в одном из кафе вСан-Франциско. Я был не­обычайно напряжен, когда вошел в кафе и огляделся в поисках ее.Увидев ее до того, как она увидела меня, я медленно направился к ней. Мнехотелось полюбоваться ею издалека — ее свитером и брюками пастельного цве­та, ее непринужденной позой, когдаона потягивала капуччино, проглядывая газету. Я подошел. Увидев меня, онавстала, обняла меня и поцеловала в щеки, как это делают старые добрые друзья,— каковыми мы и были.Я заказал себе капуччино. После того как я сделал пер­вый глоток, Ирен улыбнулась идостала бумажный пла­ток, чтобы промокнуть белую пену, оставшуюся у меня на усах. Мнепонравилась ее забота обо мне и эти легкие прикосновения платком.

— Воттеперь, — сказала она,закончив вытирать меня, — намного лучше. Никаких белых усов. Я не хочу, чтобы ты старелраньше времени.

Затем, достав из портфеля мою работу, онасказала:

— Мне этонравится. Как раз то, что, я надеялась, ты и напишешь.

— А янадеялся, что как раз это ты и скажешь. Но сначала, может, стоит поговорить опроекте в целом — Ясказал ей, что, пересмотрев работу, решил законспи­рировать Ирен, чтобы никто не смогее узнать. — Как тысмотришь на то, чтобы быть изображенной в образе мужчины, занимающегосяискусством

Она покачала головой:

— Я хочубыть сама собой. Мне нечего скрывать, не­чего стесняться. Мы оба знаем, чтоя не умственно от­сталая: я страдала.

У меня был еще один повод для беспокойства,свя­занный с идеейкниги, и я решил облегчить душу.

— Ирен,позволь я расскажу тебе одну историю. Я рассказал ей о Мэри, моей близкойподруге, очень хорошем и сострадательном психотерапевте, и о ее па­циенте, Говарде, с которым онаработала в течение деся­ти лет. С Говардом чудовищно обращались в детстве, и онапредприняла колоссальные усилия, чтобы воскре­сить его. В первый год психотерапииего несколько раз госпитализировали после попыток самоубийства, атак­же с тяжелейшейанорексией. Она была всегда рядом, изумительно работала и так или иначе провелаего через все, включая окончание школы, колледжа и школы жур­налистов.

— Еепреданность поражала, — рассказывал я. — Порой она встречалась с ним семь раз в неделю — и даже снизила для него оплату засеансы. Я часто предо­стерегал ее, говорил, что она слишком много отдает ему и ейнеобходимо больше жить собственной жизнью. Офис располагался у нее в доме, и еемуж был категори­ческипротив вторжения Говарда в их жизнь и возражал против того, чтобы Мэривстречалась со своим пациен­том по выходным и вообще тратила на него столько вре­мени и сил. Случай Говарда былочень показателен, и каждый год Мэри проводила с ним сеанс психоанализа передгруппой студентов-медиков в качестве части базо­вого курса психиатрии. Напротяжении долгого време­ни, наверное, лет пяти, она трудилась над учебником попсихотерапии, в котором описание терапии с Говардом играло важную роль. Вкаждой главе обсуждался опреде­ленный аспект (конечно же, сильно замаскированный) ее работы с ним.Говард был благодарен ей за все ее труды и дал свое согласие на участие взанятиях со сту­дентамии использование его истории в книге.

Наконец книга была завершена, и осталосьлишь опубликовать ее, когда Говард (теперь известный журна­лист, женатый и имеющий двоихдетей) внезапно пере­думал и отказался от своего разрешения. В коротком письме онобъяснил, что хотел бы оставить эту часть своей жизни в прошлом. Мэри попросилааргументиро­вать егорешение, но он отказался вдаваться в детали и в конечном итоге порвал с ней всеотношения. Мэри была вне себя: все эти годы она посвятила книге — и в резуль­тате должна была похоронить ее.Долгие годы она оста­валась озлобленной и угнетенной.

— Ирв, Ирв,я поняла, куда ты клонишь, — сказала Ирен, касаясь моей руки, чтобы остановить меня.— Я понимаю, что ты нехочешь повторить путь Мэри. Я тебя уверяю: я не просто даю свое согласие наописа­ние своейистории; я прошу тебянаписать ее. Я разоча­руюсь, если ты не сделаешь этого.

— Это звучитсерьезно.

— Именно этоя и хочу сказать. Я уже говорила о многих терапевтах, которые не знают, какработать с людьми, перенесшими тяжелую утрату. Ты научился из нашей совместнойработы, научился многому, и я не хочу, чтобы на тебевсе закончилось.

Заметив мои поднятые от удивления брови,Ирен до­бавила:

— Да, да, янаконец-то поняла. Ты не всегда будешь рядом.

— Хорошо,— сказал я, вынимаяблокнот, -- я согла­сен, что узнал очень много из нашей работы, и я изло­жил свое видение на этих страницах.Но мне хотелось бы, чтобы был услышан и твой голос, Ирен. Могла бы тысформулировать основные моменты, которые нельзя упустить

Ирен возразила:

— Ты знаешьих так же хорошо, как и я.

— Мненеобходимо знать твое мнение. Я уже говорил тебе раньше, что моей первой идеейбыло — писать вместе,но раз ты не хочешь этим заниматься, помоги мне сейчас. Скажи мне, с твоейточки зрения, что было настоящим сосредоточием, ядром нашей работы

— Твоеприсутствие14[14], — вдруг сказала она. — Ты всегда был здесь. Сидел,подавшись вперед, добиваясь близости. Точно так же, как я, когда вытирала следыкапуччино с твоих усов минуту назад...

— Близостис тобой

— Верно! Нов хорошем смысле. И не в каком-то во­ображаемом, метафизическом аспекте.Мне нужно было только одно: чтобы ты был рядом и былготов противо­поставить себя той смертоносной атмосфере, которую я создалавокруг себя. Это было твоей задачей.

Терапевты обычно не понимают этого,— продолжи­ла она. — Ни один из них, смог только ты.Мои друзья не могли остаться со мной. Они были слишком заняты чтобы скорбеть оДжеке, или держались подальше от этого болота, или старались похоронить свойстрах смерти, или требовали — именно требовали, — чтобы я чувствовала себясчастливой спустя год после его смерти.

Это то, что у тебя получалось лучше всего,— продол­жала Ирен. Она говорила быстро,плавно, прерываясь лишь, чтобы сделать глоток кофе. — Ты нашел силы, чтобы остаться. Тыбыл связан со мною. Ты не просто находился рядом. Ты продолжал подталкиватьменя, вы­нуждаяговорить обо всех этих, порой ужасных, вещах. И если я не делала этого, тыстарался догадаться —очень тактично, надо отдать тебе должное, — что я чув­ствовала.

Твои действия были очень важны — одни слова не помогли бы. И,конечно, одним из лучших твоих по­ступков было то, что ты позволил обращаться к тебе в любое время,помимо запланированных встреч, всякий раз, когда я почувствую, что ужасно злана тебя.

Она остановилась, и я посмотрел в свойблокнот.

— Ещекакие-нибудь полезные замечания

— Помнишьпохороны Джека Даже находясь очень далеко в длительной поездке, ты позвонилмне, чтобы узнать, как я справляюсь. Ты протягивал мне руку, когда я нуждаласьв ней. Для меня это было важно, особенно когда умирал Джек. Иногда мнеказалось, что, если бы не твоя рука помощи, меня бы поглотило небытие. Странно,что я долгое время представляла тебя волшеб­ником, который знает наперед все,что должно произой­ти.Этот твой образ начал тускнеть лишь несколько ме­сяцев назад. Но, кроме этого, уменя все время было противоположное чувство — чувство, что у тебя нет нисценария, ни правил, ни какого бы то ни было плана. Казалось, ты импровизировална месте.

— Какиечувства вызывали у тебя эти импровиза­ции — спросил я, быстро записывая заней.

— Иногдабыло очень страшно. Мне хотелось, чтобы ты был Волшебником страны Оз. Я потерялась, и мне хотелось,чтобы ты мог указать мне дорогу в Канзас. Иногда я подозрительно относилась ктвоей неуверен­ности.Меня всегда интересовало, была ли твоя импро­визация настоящей или это былобман, иллюзия импро­визации, хитрость волшебника.

Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам