Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 48 |

Эта структура не была схемой, которую янавязывал больным. Логика, с помощью которой при правильном преодолениисопротивления слой за слоем открывался и ликвидировался механизм отпора,сказала мне, что стратификация существует реально, объективно и независимо отменя. Я сравнил слои характера с геологическими слоистыми отложениями, такжепредставляющими собой застывшую историю. Конфликт, разыгравшийся наопределенном году жизни, всегда оставляет след. Этот след обнаруживается взатвердении характера. Оносрабатывает автоматически и трудно поддается устранению. Больной не ощущает этокак нечто инородное, а часто воспринимает как окостенение или потерю живости. Каждыйтакой слой структуры характера есть часть истории жизни, сохранившийактуальность и действенность в инойформе.

Практика показала, что благодаря внутреннемуослаблению этой структуры старый конфликт вновь более или менее легкооживляется. Если застывшие слои конфликта были особенно многочисленны иавтоматизированны, если они образовывали компактное целое, которое было труднопробить, то оно ощущалось как панцирь, окружавший живой организм. Он мог лежать на поверхности или глубоко, быть губчато-мягким или твердым, как доска. В любом случае егофункцией была защита от неприятного. Из-за этого организм утрачивал способностьощущать удовольствие. Тяжелые переживания конфликта образовывали скрытоесодержание заключения в панцирь.

Энергия, скреплявшая панцирь, большей частьюпредставляла собой связанную деструктивность. Данное обстоятельствообнаружилось благодаря тому, что при потрясении панциря сразу же началавысвобождаться агрессия. Откуда бралась проявляющаяся при этом деструктивная ипроникнутая ненавистью агрессия В чем заключались ее функции Была ли онаисконной, биологическойдеструкцией Прошло много лет, прежде чем эти вопросы разрешились. Я видел, чтолюди встречали глубокой ненавистью каждое потрясение своего невротическогоравновесия, которое они испытывали в состоянии заключения в панцирь. В этомзаключалась одна из самых больших трудностей исследования структуры характера.Сама деструктивность никогда не была свободной. Ее перекрывали противоположныепозиции, коренящиеся в характере. Там, где, собственно, были необходимыагрессия, поступок, решение, обретение места в жизни, господствовалиосмотрительность, вежливость, сдержанность, ложная скромность — короче, сплошь добродетели,вызывавшие большое уважение. Но не приходилось сомневаться в том, чтоони парализовали в человеке любую рациональнуюреакцию, любое живое и действенное побуждение.

Если однажды пришлось наблюдать проявлениеагрессии в действиях, то агрессия эта была рассеянной, нецеленаправленной,скрывала глубокое чувство слабости или болезненный эгоизм. Следовательно, этобыла больная, а нецелеустремленная и здоровая агрессия.

Постепенно я начал понимать позицию скрытойненависти, свойственную больным, проявлений которой было более чем достаточно. Если пациенты не застревали на стадии безаффектнойассоциации, если аналитик не удовлетворялся толкованием снов и подходил кзащитной позиции в характере больного, tgi злился.Сначала это было непонятно. Больной жаловался набезысходность переживаний. Если ему показывали ту же безысходность в характереего сообщений, в его душевном холоде, в его высокопарности или неискренности,он сердился. Симптом головной боли или тика пациент ощущал как нечто инородное.Напротив, своей сущностью был он сам. Он чувствовал беспокойство, если ему показывали это. Почемучеловеку нельзя было воспринимать свою сущность Ведь это он сам! Постепенно японял, что эта сущность как раз и образует жесткую массу, препятствующуюусилиям аналитиков. Сопротивление оказывали все существо, характер, все своеобразие даннойличности. Но почему Они должны были навернякавыполнять тайную функцию отпора и защиты. Я хорошознал учение Адлера о характере. Следовало ли вступать на ложный путь,проложенный Адлером Я видел самоутверждение, чувство неполноценности, волю квласти, которые не выдерживали рассмотрения при свете. Имели место тщеславие имаскировка слабостей. Значит, Адлер был прав. Но ведь он утверждал, что причинадушевного заболевания — характер, а не сексуальность.Так где же была связь между механизмами характера и сексуальности! Я ведь ни минуты несомневался в правильности фрейдовского, а не адлеровского учения оневрозах.

Проходили годы, прежде чем я обрел ясность.Деструктивность, связанная в характере, есть не что иное, как ярость, вызваннаянесостоятельностью в жизни и недостатком сексуального удовлетворения. Придвижении вглубь любое деструктивное побуждение уступало место сексуальному.Удовольствие от разрушения было только реакцией на разочарование в любви или наее утрату. Если стремление к любви или удовлетворению настойчивых сексуальныхпобуждений наталкивается на препятствие, то начинается ненависть. Но посколькуневозможно открытое проявление ненависти, то эту ненависть необходимо как-тосвязать, и связывается она страхом перед жизнью. Таким образом, неудачнаялюбовь порождает страх. Заторможенная агрессия точно так же порождает страх,который тормозит стремления ненавидеть и любить. Теперь я на ментальном уровнеосознал то, что пережил благодаря проведению аналитической работы с пациентом,— структура характераи сексуальность теснейшим образом связаны, но связь эта проявляется в обратномпорядке. Стало возможным сделать важнейший вывод: оргастическинеудовлетворенный человек превращается в неискреннее существо, полное страхаперед проявлением непроизвольных живых реакций, то есть и перед вегетативнымсамовосприятием.

В это время на передний план в психоанализестало выдвигаться учение о разрушительных влечениях. Фрейд в труде о первичноммазохизме осуществил серьезную ревизию своих прежних воззрений. Сначалаутверждали, что ненависть — биологическая движущая сила, параллельная любви. Деструктивностьсначала направляется против внешнего мира, и лишь потом под его влиянием онаобращается против собственной личности и становится таким образом мазохизмом,то есть желанием страдания. Теперь дело представало прямо противоположным образом.Первоначально существовал первичный мазохизм, или, соответственно, влечениек смерти. Оно, как утверждали, гнездилось уже в клетках. Из-за его обращенияпротив всего остального и возникала деструктивная агрессия, которая, со своейстороны, снова могла быть обращена против Я, приняв форму вторичногомазохизма. Тайная негативная позиция больных питалась мазохизмом. По Фрейду, тоже происходило и с негативной терапевтической реакцией и неосознаннымчувством вины. Многие годы я работал с различного рода деструктивностью,вызванной чувством вины и депрессией, и теперь понял их значимость дляформирования характерологического панциря и их зависимость от сексуальногозастоя.

Поддержанный Фрейдом, я лелеял тогда идеюобобщить спор вокруг вопросов техники в виде книги. В ней необходимо былозанять ясную позицию по вопросам деструкции, но собственный взгляд у меня тогдаеще не сформировался. Ференци полемизировал против Адлера в статье Дальнейшее развитие лактивной техники. Он писал, что лисследования характера и сегодня не выдвигаются напередний план в нашей технике. Они играют лопределенную роль только назаключительном этапе исследования. л...Их касаются только в том случае, еслиопределенные аномальные черты личности, сравнимые с психозами, мешаютнормальному продолжению анализа.

Тем самым он верно выразил отношениепсихоанализа к роли характера. Я глубоко погрузился в характерологическиеисследования, намереваясь развить психоанализ и превратить его в ланализхарактера. Действительное излечение могло принести только устранениехарактерологической основы симптомов. Трудности решения задачи заключались в понимании тех аналитическихситуаций, которые представляли собой часть анализа характера, а не симптомов.Моя техника отличалась от характерологических опытов Адлера констатациейразличая, к которой приходит анализ характера,исследуя сексуальное поведение. Адлер был неправ,говоря: Не анализ либидо, а анализ характера. Мое представление о заключениихарактера в панцирь не имело ничего общего с осмыслением отдельных чертхарактера, свойственным Адлеру. Каждая ссылка на Адлера при обсуждении учения осексуально-экономической структуре указывает на глубокое недоразумение. Такиечерты характера, как чувство неполноценности или воля к власти,представляют собой только поверхностные явления в биологическом процессе заключения в панцирь, торможениявегетативных жизненных функций.

В Инстинктивномхарактере (1925 г.) я, основываясь на опытенаблюдений над больными, одержимыми какими-либо влечениями, расширил анализсимптомов до анализа характера. Это было логично, но недостаточно обоснованно вклиническом и техническом отношении. Я еще не знал пути исследования проблемы ипридерживался фрейдовского учения о Я и сверх-Я. Эти вспомогательныепсихоаналитические понятия не давали возможности разработать технику анализахарактера. Требовалась функциональная теория душевнойструктуры, которая могла бы опираться набиологические факты.

В это же время на основе клинического опытаясно сформировалась цель лечения неврозов — достижение полной способности ксексуальному переживанию. Я знал цель, получил удачные результаты при лечениинекоторых больных, но ничего не ведал о технике, которая могла бы позволитьуверенно пройти к цели. Более того, чем больше я убеждался в правильностиформулировки цели лечения, тем явственнее мне приходилось признаватьнедостаточность моих технических навыков. Противоречие между целью и умением еедостигать не уменьшилось, а увеличилось.

Фрейдовские схемы душевных функций обнаружилисвою достаточно ограниченную терапевтическую пригодность. Его взгляды нанеосознанные желания и конфликты оказались достаточно убедительными лишь дляобъяснения формирования генитальности. Признание же бессознательной,биологически обусловленной потребности в наказании и стремления к смерти малоили вообще непригодны в качестве критериев исследования душевной жизни. Ведьесли существует биологически глубоко обоснованная потребность оставатьсябольным и страдать, то вероятность излечения остается весьма проблематичной, атерапия, в принципе, — бесперспективной.

Многие специалисты потерпели крах из-затерапевтической несостоятельности методов, которые они применяли. Штеккельотрицал работу, направленную на преодоление душевного сопротивления раскрытиюнеосознанного, и лобстреливал неосознанное с помощью толкований, как делают исегодня многие дикие психоаналитики. Дело было безнадежно. Он отрицалсуществование актуального невроза и комплекса кастрации. Он стремился достичьбыстрого излечения и поэтому отказался от фрейдовского плуга, пахавшего хотя имедленно, но глубоко.

Адлер, используя в своих исследованияхчувство вины и агрессию, не завершил разработку сексуальной теории. Он закончилсвой путь как официальный философ и приверженец социальной этики.

Юнг обобщил понятие либидо таким образом, чтооно полностью потеряло присущий ему смысл, заключающийся в сексуальной энергии. Он превратился всторонника коллективного бессознательного и тем самым мистики, которую позжепредставлял официально в качестве национал-социалиста4.

Ференци, высокоодаренный ученый ипревосходный человек, ясно видел жалкое состояние терапии. Он искал решениепроблемы в телесном. Онразвивал лактивную технику, изучая состояния телесного напряжения, но не зналневроза застоя и избегал воспринимать всерьез теорию оргазма.

Жалкое состояние терапии чувствовал и Ранк.Он понимал стремление к покою, к возвращению в материнское лоно. Он неправильновоспринимал страх людей перед жизнью в этом ужасном мире и истолковывал егобиологически как родовую травму, которая должна быть центральным пунктом невроза. Вопрос о том, почему люди стремятся вернуться из действительной жизни в спасительнуюматеринскую утробу, не приходил ему в голову. Он оказался в конфликте сФрейдом, по-прежнему придерживавшимся теории либидо, и покинул ряды егоприверженцев.

Все терпели крушение, сталкиваясь с вопросом,определяющим каждую психотерапевтическую ситуацию: где и какдолжна разместиться естественная сексуальность больного, освобожденная отвытеснения Этот вопрос у Фрейда не только не былпоставлен хотя бы в самых общих чертах, но, как позже выяснилось, самоотношение к нему было нетерпимым. В конце концов сам Фрейд, избегая этогоцентрального вопроса, создал громадные трудности, возникшие с постановкойпроблемы стремления к страданию и смерти и трактовкой ее как биологическойпотребности человека.

Такие вопросы не поддавались теоретическомурешению. Примеры Ранка, Адлера, Юнга и т. д. не позволяли делать утверждений,которые не были до последних деталей обоснованы клиническими результатами.Существовала опасность впасть ради удобства в упрощение всего комплексапроблем, сказав: все, что нужно больным, если прежде они соблюдали воздержание,— это начать житьполовой жизнью, поощрять онанирование, и все будет в порядке!

Таким образом, аналитики пытались ложноистолковать мою теорию генитальности. Действительно, именно так говорили тогдасвоим пациентам многие врачи и психиатры. Они слышали, что Фрейд возлагалответственность за неврозы на сексуальный застой, и позволяли пациентамлудовлетворяться. Они пытались применять быстрое лечение, упуская из видутот факт, что невроз характеризуется как раз неспособностью к удовлетворению. Влоргастической импотенции заключалась суть хотя и просто звучавшей, но на деле очень сложнойпроблемы. Мое первое наблюдение говорило, что генитальное удовлетворениеликвидирует симптомы. Клинический опыт учил, что генитальная энергия внеобходимом объеме наличествует лишь в исключительных случаях. Приходилосьискать механизмы, с помощью которых она связывалась, и места, где происходилоэто связывание или куда она ошибочно направлялась. Болезненное стремление кразрушению, просто злобность человека представляли собой пример такогобиологически ошибочного направления генитальной энергии. Была необходимабольшая работа, строгая с теоретической точки зрения, чтобы прийти к этомувыводу. Агрессия больных была направлена по ложному пути, отягощена чувствомвины, оторвана от реальной деятельности и большей частью с трудомвытеснялась.

Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 48 |    Книги по разным темам