«ГОРЕ ОТ УМА» — СОВРЕМЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ
             Моей настольной книгой является — и, без сомнения, надолго останется 
              — бессмертная комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума». 
             «Горе от ума» — удивительное переплетение двух литературных направлений 
              — реализма и классицизма. Несмотря на наличие типичных черт классицизма 
              — единства времени, места и действия и других — перед нами реалистическая 
              картина жизни московского дворянского общества. 
             Перечитывать комедию можно бесконечно. Читая ее, снова и снова 
              открываешь для себя что-то новое и каждый раз поражаешься глубине 
              произведения. 
             Этим комедия, безусловно, обязана более всего Чацкому, острый язык 
              которого словно выстреливает меткие афоризмы. Он великолепно образован, 
              умен и наблюдателен, «славно пишет, переводит». Таких прогрессивно 
              мыслящих молодых людей, как он, было уже немало. Среди них — и брат 
              Скалозуба, который «службу вдруг оставил, в деревне книги стал читать», 
              и князь Федор, племянник княгини Тугоуховской, закончивший в Петербурге 
              педагогический институт, где «упражняются в расколах и безверье». 
              «Чинов не хочет знать!» — возмущается княгиня. Но в обществе Фамусова 
              Чацкий пока единственный представитель передовой интеллигенции. 
             Чацкий-гражданин борется за прогресс, Чацкий-человек — за человеческое 
              достоинство, Чацкий-патриот — за национальную самобытность России. 
              Как актуально сегодня его горестное восклицание: «Воскреснем ли 
              когда от чужевластья мод?» Чацкий, активный борец за самобытность 
              русской культуры, за прогресс, наталкивается на непреодолимую преграду: 
              «Как европейское поставить в параллель с национальным — странно 
              что-то!» Назревает конфликт между Чацким и закоснелым в своем консерватизме 
              дворянским обществом, столкновение «века нынешнего» и «века минувшего», 
              что обнажает их резкое взаимное неприятие. 
             Признавая бесспорность достоинств Чацкого, я отметила бы, что он 
              недостаточно гибок и иногда некорректен: 
             «Ваш дядюшка отпрыгал ли свой Век?»  
              «А тетушка? Все девушкой, Минервой?» 
             Ни в коей мере не собираюсь защищать «век минувший», я, справедливости 
              ради, замечу, что порой Чацкий непозволительно груб и резок. 
             Толпа мучителей, предателей, сплетников, зловещих стариков и старух 
              — такова оценка общества, но ограниченность, пошлость света не дают 
              Чацкому права опускаться до его (света) уровня. 
             По-разному можно отнестись к Фамусову. Нельзя не отметить его наблюдательности, 
              своеобразного чувства юмора. Как метко попадает он в точку, вопрошая 
              у Софьи и Молчалива: «Да вместе вы зачем? Нельзя, чтобы случайно...» 
             Еще одна фигура — полковник Скалозуб, «хрипун, удавленник, фагот, 
              созвездие маневров и мазурки», человек, который «слова умного не 
              выговорил сроду» и который ничего не хочет знать, кроме своего «раз-два». 
              Расположение же Фамусова к нему вызвано тем, что Скалозуб — «золотой 
              мешок и метит в генералы». Все остальные отмахиваются от него, как 
              от мухи. «Я точнехонько избавилась от петли...» — облегченно вздыхает 
              старуха Хлестова, когда Фамусов освобождает ее от общества Скалозуба. 
             А вот Молчалин, жизненное кредо которого — «угождать всем людям 
              без изъятья». Цели его низменны — «награжденья брать и весело пожить», 
              — а способы их достижения эгоистичны и еще более низменны. «Уступчив, 
              скромен, тих...» —таков Молчалин. Замечательная фраза Чацкого объясняет 
              нам, почему Молчалин имеет такой успех: 
             Молчалин! — Кто другой так мирно все уладит!  
              Там моську вовремя погладит!  
              Тут в пору карточку вотрет!  
              В нем Загорецкий не умрет! 
             Образ Софьи помогает раскрыть конфликт Чацкого и фамусовского общества, 
              «века нынешнего» и «века минувшего». Но сама по себе Софья ничем 
              не примечательна:  она — типичная московская барышня, не более 
              того. 
             Общество, в котором вынужден был находиться Чацкий, подобно застывшему 
              болоту. Там «завтра то же, что вчера», те же лица, те же моськи, 
              а единственная новость — арадка Хлестовой. Не умея занять себя чем-либо 
              другим, дамы и господа передают друг другу слухи и сплетни. «В группе 
              двадцати лиц отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя 
              Москва, ее рисунок, тогдашний ее дух, исторический момент и нравы». 
             Размышляя о комедии, нельзя не сказать о таланте автора как драматурга. 
              Его ремарки зачастую заставляют по-другому воспринимать происходящее. 
              Вот например, сцена разговора Молчалина с Софьей после его падения 
              с лошади: 
             Я вам советовать не смею. (Целует ей руку.) 
             Целует ей руку, прощается, «не смея советовать». Его «робость» 
              сделает свое. Бессмертный образ! «...Пока будет существовать стремление 
              к почестям помимо заслуги, пока будут водиться мастера и охотники 
              угодничать и «награжденья брать и весело пожить»... до тех пор, 
              конечно, будут мелькать и в современном обществе черты Фамусовых, 
              Молчалиных и других...» 
             Трудно представить книгу, которая обогатила русский язык крылатыми 
              словами больше, чем комедия «Горе от ума». Написанная чрезвычайно 
              емким, метким, острым и в то же время удивительно изящным языком, 
              комедия эта настолько органично вошла в русскую речь, что мы и сегодня 
              восхищенно цитируем Грибоедова. «Соль, эпиграмма, сатира, этот разговорный 
              стих, кажется, никогда не умрут...» 
             Даже если жизнь наша изменится и комедия перестанет быть актуальной, 
              ее будут, читать и перечитывать лишь для того, чтобы насладиться 
              ее необыкновенным языком. «Горе от ума» ...все живет своею нетленною 
              жизнью, переживет и еще много эпох и все не утратит своей жизненности». 
            |