Александр Мень. История религии. Том 4

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   50   51   52   53   54   55   56   57   ...   65

x x x




Новая концепция универсума заставила Платона еще раз наметить пути для

устроения общества. Правда, он больше не решался сам входить в политические

дела, но пересилить в себе тягу к реформаторству он не мог.

Теперь Платон исходил уже из мысли, что "все человеческое зависит от

Судьбы и случая" (13). Поэтому философ отказался от надежды установить

идеально налаженное общество на земле. Как мир есть безнадежное смешение

добра и зла, так и социальный строй должен иметь в виду порочность и

слабости людей.

С такой установкой Платон писал свою последнюю книгу "Законы" - детище

его закатных дней. Она лишена уже того блеска, который отличал его прежние

диалоги. Собеседники в "Законах" - старики, они в основном лишь слушают

рассказ о некоей колонии на Крите. Сократа здесь нет и в помине. Видимо,

автор чувствовал, что книга, по сути дела, содержит отрицание идей учителя.

Если раньше Платон как бы вел непрестанную беседу с умершим, то теперь

кажется, будто он стыдится его.

Мало того, что здесь полностью отброшена Сократова идея права, даже

"философы-правители" оказываются уже ненужными. Спасение Платон отныне видит

только в твердой власти. Хотя она представлена не одним тираном, а группой

вождей, это нисколько не смягчает ее деспотического характера (14).

Город должен быть построен по определенному плану. Все граждане

наделяются землей, которая, однако, остается собственностью государства.

Если и прежде Платон ориентировался на Спарту, то теперь его

город-казарма еще больше приближается к спартанскому образцу. У власти

должны стоять старые люди, лишенные увлечений и иллюзий.

Все тяжелые работы в Городе падают на плечи рабов и иноземцев. Рабство

увековечивается (15). Жизнь "свободных" граждан проходит под бдительным

наблюдением властей. Этому способствует система взаимного шпионажа. Особое

значение придается спорту и военному делу. С двадцати лет начинается долгая

армейская служба.

Чтобы человек не имел возможности предаваться праздности, он должен

быть все время чем-то занят: упражнениями, пением, работой, назначенной

правительством. Оно будет указывать, какие развлечения допустимы, какие нет.

Искусство - особенно опасная область; авторов, которые в чем-либо нарушат

строгие порядки, ждут суровые уголовные кары. Скульптор не свободен ни в

сюжете, на в выборе материала. Музыкант не имеет права писать чистую музыку

без слов: песни должны быть патриотического и воспитательного содержания.

Недремлющее око направлено и на театр - любимый греками театр. "Не ожидайте

же,- обращается Платон к драматургам,- что мы так легко позволим вам

раскинуть у нас на площади шатер и привести сладкоголосых артистов,

оглушающих нас звуками своего голоса; будто мы дадим вам витийствовать перед

детьми, женщинами и всей чернью и об одних и тех же занятиях говорить не то

же самое, что говорим мы, но большей частью даже прямо противоположное. В

самом деле, мы - да и все государство в целом,- пожалуй, совершенно сошли с

ума, если бы предоставили вам возможность делать то, о чем сейчас идет речь,

ели бы должностные лица не обсудили предварительно, допустимы ли и пригодны

ли ваши творения для публичного исполнения" (16).

Но особенно непримиримо относится государство "Законов" к

посягательству на официальную идеологию. Таковой у Платона является уже не

философия, а старое язычество. Оно должно служить делу гражданского

"единомыслия". Платон помнит о свободе мнений, царившей в кружке Сократа, и,

увы, боится ее. "У молодых людей,- говорит он,- возникают нечестивые

взгляды, будто нет таких богов, признавать которых предписывает закон" (17).

Ирония судьбы! Это почти дословно то, в чем обвиняли Сократа...

Но Платон как будто совсем забыл об учителе, он требует, чтобы на всех,

кто проявит идейные колебания, немедленно доносили. Врагам государственной

веры он приготовил наказания: штрафы, изгнание и даже смертную казнь (18).

В "Законах" религия совершенно теряет черты чего-то живого и тем более

индивидуального. Все частные и домашние святилища упраздняются; религиозные

общества и тайные места молитвы запрещены. Культ строго расписан и является

обязанностью всех лояльных граждан. Это и неудивительно: в его новом

Государстве личность окончательно подавлена, атмосфера наушничества и страха

парализует всякую нежелательную власти активность. Человек низведен до

уровня послушного орудия в руках тирании.

В этом зловещем проекте Платон, по меткому замечанию Вл. Соловьева,

окончательно совершил прямое принципиальное отречение от Сократа и от

философии.

Когда читаешь "Законы", начинает казаться, что страницы этой книги

написаны маньяком, тяжелым душевнобольным, дошедшим на старости лет до

полного маразма. Но даже усматривая в "Законах" явные черты умственного и

душевного расстройства, нельзя только этим объяснять дух книги. Еще работая

над "Государством", философ поддался искушению поставить во главу угла не

человека, а строй, в "Законах" же он сознательно заключил сделку с Судьбой,

всецело проникся презрением к личности, освятив насилие над человеческим

духом.

Три основные линии эллинского миросозерцания пересеклись в Платоне.

Величие его заключалось в прозрении высшего духовного мира, где человек

находит свою небесную родину. Но кроме солнечного света Логоса, в его

сознание проникает и обманчивый лунный свет дионисического дуализма; позади

же всего грозно сверкают звезды ночного неба - Судьба и Необходимость.

Столкновение этих трех начал и привело "идеализм" к духовному тупику.

Недаром конец земного пути философа был окрашен пессимизмом и унынием.

О том, что мрачная тень нависла над седой головой основателя Академии в

последние годы его жизни, свидетельствуют разные предания. Говорят, Платон

сделался в это время необычайно угрюмым, сгорбился и ходил, не поднимая

головы. Никто не видел улыбки на его лице. Жизнь его была трагедией, и, как

положено в трагедии, она окончилась гибелью героя. Но, в отличие от участи

героев Софокла или Еврипида, то была не физическая гибель, а глубокое

внутреннее крушение. Впрочем, скоро пришла и смерть тела. Платон умер в 347

году. В то время ему было уже около восьмидесяти. Ученики погребли его

неподалеку от Академии, в которой он вел с ними беседы в течение сорока лет.