Geum.ru

Книга не только расширяет и углубляет историческую картину того времени, но позволяет лучше понять и современную ситуацию

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4


.


Название новой книжной серии говорит само за себя и вряд ли нуждается в комментариях. Но это и обязывает нас объясниться, тем более что наши авторы - люди в общем простые, по-своему незаметные и потому уж подверженные всем ветрам нашей бурной отечественной истории.

Существенным, на наш взгляд, является и то, что немалую часть публикуемых в нашей серии «человеческих документов» представляют тексты созданные в двадцатом «советском веке».

В свое время А.И.Герцен писал: «Для того, чтобы написать свои воспоминания, вовсе не нужно быть великим человеком или видавшим виды авантюристом, прославленным художником или государственным деятелем. Вполне достаточно быть просто человеком, у которого есть что рассказать и который может и хочет это сделать.

Жизнь обыкновенного человека тоже может вызвать интерес, если и не по отношению

к личности, то по отношению к стране и эпохе, в которую эта личность жила».

Все это справедливо и верно, как многое о чем писал Александр Иванович.

Человек только потому человек что способен помнить, и, что не менее важно делиться запасами своей памяти с другими. Это является главным критерием уровня нашей зрелости и важным свидетельством полноценной и сознательно прожитой жизни. Но нельзя забывать и о том, чем это могло обернуться в тридцатые-сороковые годы прошлого века, когда люди не то, что писать воспоминания - родственную переписку прерывали. Тогда немногие решались доверить бумаге свои заветные чувства и подлинные мысли. Да что бумаге. Не решались хранить и в столе. Прятали на чердаках, в заброшенных печных трубах, в обшивке стен, а то и просто сжигали, как в свое время поступил с семейным архивом отец В.К.Рыкова, в русско-японскую войну командир береговой батареи в Порт-Артуре, в тридцатых годах - скромный банковский служащий. В те годы, нужна была глубокая укорененность в родовую культурную традицию, чтобы подобно географу В.П.Семенову-Тян-Шанскому продолжить работу над своими воспоминания. Или воспитанная с детства привычка вести дневник, как это было у старейшего артиста театра им Вахтангова Л.П.Русланова (Сергеенко). Или чувство глубочайшей родовой связи о. Павла Флоренского, чтобы в условиях сталинского концлагеря продолжать заниматься своими генеалогическими изысканиями. Но таких людей было наперечет. Поэтому и осталась советская эпоха в большей своей части безмемуарной, и потому воспринимается глухой, бесцветной и какой-то нежилой, несмотря на то, что со времени ее крушения прошло совсем немного времени. Но эта ее особенность, ставит нас перед еще одной проблемой.

С годами, по мере того как наше советское прошлое становилось предметом

воспоминаний, делается все более понятным, что с этим прошлым происходит что-то

неладное. Ставшие привычными слова и обороты речи, поначалу казавшиеся очевидными и не требующими доказательств, по мере осмысления оказались плотной дымовой завесой, мешающей правильно оценить даже собственную жизнь. Стало ясно, как непростительно мало знаем мы о советском обществе, тогда как именно оно - и предпосылка и ресурс, - пожалуй, единственный того, что происходит с нами здесь и теперь.


«Советский век», если признать что некалендарный ХХ век начался в 1914 году, умел хранить свои тайны и прятать «концы в воду». Его уход оказался столь же неожиданным, как и появление со всеми его революциями, «громадьем» планов и жертвенностью, надеждами и разочарованиями. Рухнув в три дня, по выражению Василия Розанова, он подобно «Титанику» не погасив огни ушел в мглу вечности, оставив нас перед зияющей дырой исторического незнания. Чтобы воссоздать эту эпоху, хотя бы в основных, ее знаковых событиях будущим исследователям и не одному поколению надо будет не только хорошо поработать, но и вооружиться новым инструментарием исторического познания. А для этого как показывает опыт, немаловажно чтобы эти знания были востребованы обществом и стимулировали политическую волю, без которой у нас только морковка на приусадебных участках растет.

Сегодня привязка к недавнему прошлому исчезла. Давно уже нет Советского Союза и, казалось бы, о чем говорить. Советское общество вновь приватизировано идеологией. Стремительно растет угроза очередной культурной амнезии, хотя советское прошлое все еще излучает свою радиацию. По радио звучат знакомые с тридцатых годов мелодии и голоса артистов. По телевидению идут советские фильмы. Нищие в метро исполняют советские песни. Молодежь у походных костров все еще поет песни Визбора и Окуджавы. И хотя в стране проживает еще больше половины советских людей, уже подрастает поколение не знающее что такое СССР. Дети, родившиеся в новой России, уже ходят в школу и мы для них, к сожалению уже где-то на горизонте и наш мир недоступен для их зрения. Нетрудно предположить, какова будет их позиция, если им доведется изучать советское общество, когда, еще не закрыв за ним дверь, о нем тут же стали говорить и писать как о перерыве в истории, непонятном провале, аномалии в социально-политическом развитии, а о себе как о совках и ничего не смыслящих дикарях,.

В советское время основной массив информации о прошлом был сосредоточен в государственных архивах. Именно там за семью печатями как у Кощея Бессмертного берегла власть свои секреты и тайны, строго охраняя их от непрошенного глаза. И вдруг Свобода – печати, слова, обмена информацией… Трудно вообразить состояние хранителей древностей, которым вдруг сказали что все можно печатать. И в архивах закипела другая жизнь. За каких-то три года по российской периодике прокатился вал архивных публикаций, вздув до невиданных высот тиражи отдельных изданий. Общественная атмосфера в стране наполнилась ожиданием.

Сменивший журнальную лихорадку архивный бум отсалютовав в начале девяностых рядом сенсационных и по большей части плохо подготовленных документальных публикаций, тихо свернулся и угас, не оправдав связанных с ним ожиданий. В этом не было бы ничего удивительного, так как подобная деятельность не терпит суеты, если бы не открылась полная неготовность нашей исторической науки к делу освоения новых исторических источников. Оказалось, что ряд разделов и направлений гуманитарного знания, необходимых для правильного и объективного издания документальных источников, или разрушен, или дышит на ладан. Также обнаружилась чудовищная нехватка специалистов, способных квалифицированно готовить эти публикации.

Не в лучшем положении были и архивные учреждения, за годы советской власти превратившиеся в заурядные хранилища старой бумаги. Не оправдало надежд и начавшееся в начале 90-х рассекречивание документов. Их информационный потенциал, судя по отзывам специалистов, оказался ниже ожидаемого. Не содержали искомого ответа, а как оно было на самом деле, и частично рассекреченные фонды Политбюро ЦК КПСС Архива Президента, так как многие жизненно важные решения руководства страны попросту не документировались. Есть основания предполагать, что похожая картина ожидает исследователей и при рассекречивании оставшейся части архивного фонда страны. Неприступной твердыней перед половодьем разыгравшейся демократии остались ведомственные архивы, в первую очередь ФСБ и Министерства обороны. Более того, когда во второй половине девяностых годов фондообразователям разрешили закрывать доступ к их документам вопреки действующему законодательству, процесс пошел вспять.

В этих условиях мемуары и другие «человеческие документы» советской эпохи выступают важным источником информации о жизни советского общества, во многих случаях незаменимым, а то и единственным.

Серию открывают воспоминания Татьяны Павловны Каптеревой-Шамбинаго «Арбат, дом 4». «Моя книга посвящена семье старой московской интеллигенции, одному из очагов русской культуры, в той или иной степени уцелевшему в водовороте грандиозных событий эпохи, на разломе отечественных, художественных традиций», пишет во вступительной статье к воспоминаниям Татьяна Павловна. Весьма характерно и ее замечание: «Я старалась писать правду, ничего не выдумывая, избегая каких-либо приблизительных туманных представлений. Воспоминания охватывают в основном 1930-е годы, период, в котором семейные и общественные события в детской и юношеской памяти обрели со временем конкретную выразительность».

Татьяна Павловна - искусствовед. Она крупнейший специалист по искусству стран Магриба, Португалии и Испании, автор фундаментальных трудов по истории культуры и искусства этих стран, доктор наук, действительный член Академии художеств РФ. По своему значимо для нас и название ее воспоминаний. Так уж складывается жизнь, что память о ней даже в самом большом городе страны живет в местах наперечет, у каждого – в своей заповедной зоне. Для москвичей, особенно сторожилов, это особенно важно, прекрасно – порой и грустно, так как многое из облика старой Москвы, навсегда для них останется незабываемым – и невозвратимым.

Разросшаяся до размеров мегаполиса Москва – город тем удивительный, что в нем, на огромном теперь пространстве, всегда жили рядом палачи и жертвы, друзья и враги, художественные, научные и политические антагонисты, их потомки и родственники. Москва исстари притягивала к себе и тех, кому не пожилось на Руси великой и тех, кто нашел себя в ней. А в советский век, оградив себя институтом «прописки», превратилась она в заветную мечту для ищущих и в последнюю надежду для «оскорбленных и униженных». И стала городом для избранных, выбирая за особые заслуги, или для вящей славы и крепости своей. Разве можно такое забыть и не вспомнить о людях крепивших ее и создававших славу ее? Вспомнить - это ведь не только помянуть, что тоже не маловажно, в первую очередь для нас самих, но и предвидеть. Иначе не разглядеть наше будущее, как не став на плечи своим предкам.


Леонид Янович