П. Ф. Беликов рерих (опыт духовной биографии)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   13
(ЛСМ, кн. 1, 1922, май 25)

Ввиду того, что ко времени приема Первой Книги Николай Константинович имел большую практику в письме, его стиль письма и давал себя знать при изложении принятого. У Елены Ивановны выявлялся стиль постепенно и стал вполне самостоятельным начиная с Книги «Агни-Йога». Вообще «Агни-Йога» — качественно новая страница Учения. Она дана уже после Центрально-Азиатской экспедиции Рерихов и учитывает как ее результаты, так и полное раскрытие центров у Елены Ивановны. К этому времени окончательно определился и метод подачи Учения отдельными параграфами, каждый из которых заключает в себе одну или несколько смежных мыслей. В первых книгах этого еще нет, что, конечно, ни мало не умаляет их значения. Наоборот, в Первой Книге в очень зашифрованном, символическом виде, дается кратко уже почти вся проблематика, которая в дальнейшем развертывается на многих страницах, приобретая конкретность и нужный для современности язык изложения. Первая Книга облечена в одежды духовности, ближе всего присущие Рерихам, из чего следует, что она предназначалась в основном для них. Это начальная, но необходимая ступень восхождения, ступень, на которой дается очень много, так как должны быть зажжены все огни. Многие просто не способны понять Первую Книгу, а для многих она будет неприемлемой из-за ее языка, насыщенного словами Бог, Владыко, Христос и выражениями высокой любви и духовности. В книге встречаются некоторые обращения, ранее употребленные Рерихом в своих стихах. Например: «Мой ученик, позванный трижды, неси Слово Мое в творениях счастливых на радость сердец мира. Ловец, иди победителем». (кн. 1, 1921, июль 10.). Многие строки прямо напоминают стихотворения из книги «Цветы Мории». Например, «...Не уйди, явленный Владыко! Не покинь Ты нашего Сада! Звездами путь Твой украшен. Я найду по ним след Твой. За Тобою пойду, мой Владыко! Если солнце земное сметет Твои звездные знаки, призову вихри и волны, пусть закроют солнце земное! Что в нем? Если оно смело Твои звездные знаки». (кн. 1, 1921, сент. 4.). Этот отрывок говорит не об обращении Учителя к ученику, а ученика к Учителю и напоминает своего рода заклинания, утверждения своей преданности, столь часто употребляемые Рерихом в своих стихах.

Имеются в Книге и Указания на чисто человеческие качества, требующие преодоления, на кармические препятствия учеников. Например: «Не надо, чуть Учитель скажет неприятное, волноваться: ученик радуется каждой вести. Думай о духовном руководительстве одного Учителя». (кн. 1, 1921, окт. 5.), или: «Мои друзья, пройдите скорее первые ступени и, чистые, восходите во славу родины; и если Я предложу вам золото, монеты, цветы и камни, — уклонитесь» (кн. 1, 1921, март 1.) и еще: «Друзья, у Нас готовы ответы, но пусть протекает река Кармы — запруда часто грозит наводнением». (кн. 1, 1921, авг. 1.).

О качествах, которые необходимо в себе выработать ученику, говорится в Первой Книге очень много и хотя эти обращения, главным образом, касаются непосредственно Рерихов, их, конечно, необходимо усвоить каждому, вступающему на путь служения. Вот почему Книга с неизменной пользой предназначена и для других. Но было бы громадной ошибкой считать, что, именно, с этой Книги следует начинать изучение Живой Этики. Первой она является только для самих Рерихов, прошедших уже длинный подготовительный путь и хорошо знающих смысл стихов «Священные Знаки», «Благословенному», «Мальчику» и «Ловцу, входящему в лес». Например, как понять такую запись в Первой Книге? «Сурово начинаете светлое дело, но свет знамени Моего осенит вас и направит на путь явления Правды Моей. Умейте начать. Учитель умеет послать вам щит. Тут Я чую удачу, которая сопровождает исполнение Воли Моей. И перстнем Соломона Свидетельствую и Знаменую. Я дал, Я даю, Я дам. Не по ничтожеству, но по славе явите рвение». (кн. 1, 1921, ноябрь 14.). Можно, конечно, принять это на счет какого-либо собственного начинания, но если знать, что в это время Рерих начал организацию просветительных учреждений в Америке по указанию Учителя, то не останется сомнений, о чем конкретно идет речь. Вообще, конкретность Первой Книги раскрывается только при сопоставлении ее с жизнью и деятельностью самих Рерихов. Вот отрывок из письма Шибаеву от 25 июля 1921 года: «Теперь Его (Учителя — П. Б.) послание мне — ввести духовность в искусство Америки, основать школу искусства имени Мастера и основать общество «Пылающее Сердце». Общество уже основано. Школа, Бог даст, будет открыта осенью. А духовность моего искусства здесь глубоко понята и намечается много учеников и последователей. Затем мы должны ехать в Индию, в Адьяр, где надеюсь встретиться с Вами. Теперь, будьте добры, передайте м-ме Безант (и Вадия), что мы идем тем же путем и работаем во имя того же. Расскажите ей о делах, мне порученных, о том, что уже сделано, передайте проспекты «Пылающего Сердца» и просто сообщите ей перевод этого письма, ибо здесь тайны не должно быть и для нее вообще нет тайн. Вы знаете, как мы чтим Блаватскую и ее преемницу Безант».

Это письмо свидетельствует о тесной связи американских дел с записью в Первой Книге. Оно же показывает нам, что вслед за Америкой Рерих намеревался посетить Индию и первоначально предполагал наладить тесные связи с теософским обществом. Поскольку мы коснулись этой темы, то остановимся на ней подробнее. Рерихи отчасти подходили к Востоку через Теософию, а вернее сказать, через Блаватскую. Теософом был и Шибаев. В архиве последнего, оставленном им в Риге, имеется членский билет лондонского теософического общества, подписанный самой Безант. Находясь в Лондоне, Рерихи имели связь с теософскими кругами и, очевидно, сильно рассчитывали на их поддержку и даже на прямое участие. Рерих искренне верил, что теософы поймут его миссию и хотя бы отчасти присоединятся к ней. В письме от 22 июня 1922 года он пишет Шибаеву: «...Вчера получил Ваше письмо, а вечером был дан Указ. Из него Вы видите, что ложу надо сохранить при Адьяре, что в России ложа займет особое место. Нужны новые элементы. Надо обновлять оперение благих стрел — значит будут битвы и придется отстаивать дело Учителя». А вот и сам Указ, полученный 21 июня: «Ложу сохраните при Адьяре. Дам особое указание на Россию! Новые, новые, новые соберутся. Считайте друзей. Намечайте врата будущего входа. Оперение обновляйте. Стрелы поникают бессильно. Учитесь летать».

Большой интерес представляет письмо Шибаеву от 30 апреля 1922 г. «О битве М. М. предупреждал нас многократно. Будем выдерживать, помня о победе 27 сентября 1931 года. Собирайте друзей, а главное, ищите среди молодежи, чтобы к 1931 году иметь новые кадры. Уже много ранее М. М. сообщил о том, что Россия принята им. Что Россия будет стражем мира. И, значит, Его ложа будет средоточием Его указаний и действий, и поэтому стойте крепко... Получил от Кришнамурти приглашение в Адьяр, там очень ждут. Сейчас начал новую сюиту «Вестники». Думаю, она ляжет в основу фресок в Адьяре.

Вы спрашиваете, как теперь получаются послания? Разными способами — и устно и показывается написанное. По-прежнему многие Указания непонятны в первый момент, но со временем зато они раскрываются точно. И сейчас было Указание о Школе М. М., данное еще летом, но понятое только сейчас, то есть как раз во время.

...Из журнальных вырезок Вы поймете, какая внутренняя борьба идет в Теос. Об-ве. Конечно, очень ценно знать, что Джинарасвадаса, именно, избрал наш путь — через Красоту и Знание. И Кришнамурти даже произнес речь против безобразия помещений Общества и против условностей нарядов членов некоторых лож. Не в покрое хитона, не в звездах в петлице, но в огне сердца все будущее. К нам приходят многие стучащиеся — хорошие души и бережно надо указывать путь им. Конечно, в пределах России будет дан путь новый... Жена моя все время слышит через открытое ухо. Интересно, как ей М. М. показывал написанные письма».

В этом письме затронуты три основные проблемы, занимавшие Рериха в то время и весьма поучительные для нас:

1 — вопрос отношения к теософическому обществу. 2 — вопрос отношения к России. 3 — вопрос общения с Учителем, получения от Него сообщений. Рассмотрим их по отдельности.

1. Рерихи высоко ставили Елену Петровну Блаватскую и считали, что ее незаслуженно оклеветали. В Москве, в квартире Юрия Николаевича, на его письменном столе находился ее портрет. Святослав Николаевич в своих выступлениях в Советском Союзе неоднократно подчеркивал значение Тайной Доктрины, как одного из первоисточников познания Космических тайн и вообще Бытия, поскольку Оно может быть понято нами. Елена Ивановна взяла на себя гигантский труд по переводу на русский язык двух первых томов Тайной Доктрины (третий том ею не переводился, так как он был собран уже после смерти Блаватской, однако на третий том она также подчас ссылалась). Контакты Блаватской с Учителями М., К. и Джул Кулом были для всех Рерихов неопровержимой истиной. В 1925 году вышел перевод выбранных мест из «Писем Махатм Синнетту» под названием «Чаша Востока». Перевод сделан Еленой Ивановной и издан под псевдонимом Искандер Ханум. Переводилась ли книга до или после отбытия Рерихов из Америки, мы сейчас не знаем, во известно, что уже в США Елена Ивановна знала роль Блаватской в передаче Восточной мировоззрительной мысли на Запад и ее новые, необычно смелые для Запада мысли, с которыми она имела смелость выступить. «Смелость изучения мира должна быть близка каждому молодому сердцу. Помочь и воодушевить эти рассеянные сердца составляет задачу наших изданий» — писала Елена Ивановна в предисловии к «Чаше Востока». Эта книга содержит в себе наиболее философские мировоззрительные тексты из «Писем Махатм Синнетту» и своим содержанием, своей манерой изложения часто входит в противоречие книге «Листы Сада Мории», но, конечно, это лишь видимое противоречие, ибо, исходя из Единого Источника, она только показывает его необозримую широту. И этой нечеловеческой широтой, умеющей вмещать любые противоречия, обладала в полной мере Елена Ивановна уже с самого начала.

На широту сознания и непредвзятость последователей Блаватской, вероятно, рассчитывали Рерихи. Но тут им пришлось разочароваться. Если сама Блаватская и отличалась этими качествами, то ее последователи, в лице руководителей Теософического общества, больше всего были обеспокоены собственной иерархической градацией и сопровождающей ее пышной ритуальностью и им не было никакого дела до задач, стоящих перед Рерихом. Именно, руководство Теософического Общества не понимало, или правильнее сказать, не способно было понять всей конкретности и первоочередности этих задач. И 7 августа 1922 года Рерих пишет Шибаеву: «Если Вы потерпели разочарование в Каменской (руководительница русских теософов — П. Б.), то я потерял то же в Безант. Это печально, но это так. Но, конечно, наша работа на Россию и на Восток и потому мы знаем, что "новые, новые, новые соберутся". И потому каждый новый наполняет сердце радостью».

Отношение Рерихов к теософии определяется их отношением к Блаватской и ее трудам. Теософическую литературу, возникшую после ухода Блаватской, они мало признавали, ибо прямой контакт с Учителем был потерян и не рекомендовали увлекаться ею. Приводим в доказательство отрывок из письма Елены Ивановны к Ф. Д. Лукину (зачинателю Рериховского движения в Риге) от 19 октября 1933 года, достаточно ясно показывающий позицию Рерихов в этом вопросе: «...сообщаю Вам нашу точку зрения. Там, где говорится о 1888 годе, Асеев (издатель журнала «Оккультизм и йога» в Югославии — П. Б.) спрашивает, что действительно ли, как ему сообщил один приятель, Учитель уже тогда отклонился от Т. Общества. Как вы видите, мы ему отвечаем, что это сведение ни для кого не тайна, ибо оно общеизвестно и каждый, кто читал Письма Махатм и другие соответствующие книги, об этом знает. Можно только пожалеть, если какие-то теософы вместо заповеданного Учителем доброжелательства и широкого сотрудничества обнаруживают недоброжелательство и даже зложелательство, приличные, казалось бы, лишь темным. Все это от невежества».

Теософы по-разному восприняли появление книг «Агни-Йоги». Большинство русских теософов признали в них следующий виток спирали Высшего Знания, даваемого Учителем человечеству. Соответственно и в Рерихах они видели посланников Иерархии, причем придали этому чисто теософский налет чинопочитания, совершенно Рерихам чуждый. Теософская же верхушка, охотно печатая статьи Рериха по искусству и используя его имя как принадлежащее теософии, относилась к самому Рериху более чем настороженно, а к его многосторонней деятельности даже подозрительно. Рерих же в свою очередь не стремился в дальнейшем как-то с нею сблизиться, а тем более с теософией, как обществом, слиться. Мы видим, как Рерих под несомненным воздействием теософии вначале воспринял целиком их терминологию. Так, например, Учителя он называл «Мастер», первичную ячейку — «ложа» и т. д. Постепенно Рерихи выработали собственную, отличную от теософов терминологию, скорее более близкую Востоку, нежели Западу. Против всей теософской бутафорности, заимствованной последними от масонов (как, впрочем, и терминологии), Рерихи возражали сразу же. Уж очень театрализована она была, не соответствовала тому понятию Красоты и Простоты, которых они придерживались. Не годилась она и для Нового Мира, которому Рерихи служили. Тем не менее, они не позволяли себе открыто выступать против теософов, и рядовые теософы, не вдаваясь в тонкости и противоречия отношения Рерихов со своим руководством, становились последователями Агни-Йоги. Находя в Живой Этике те же основные мировоззрительные концепции, которых придерживалась и теософия, многие принимали Живую Этику как прямое продолжение последней и не делали между ними никакой разницы.

Но разница, несомненно, существовала. Выражалась она в том, что при почитании Блаватской и ее трудов «Агни-Йогическая» литература не признает такого же авторитета за всей последующей Блаватской теософской литературой. По отношению к ней Елена Ивановна писала: «...я считаю преступным поддерживать сентиментальность, основанную на ложных данных. Насколько умела, я старалась поддерживать их (теософов — П. Б.) дух, но делать это, преподнося им сусальные видения в духе Ледбитера, конечно, я не могла... Вместо сурового строения жизни люди жаждут убаюкивающих их сладких грез и легких достижений в обстановке магов и «оккультных» романов. Но венец Архата достигается лишь сильнейшими, лишь в суровом напряжении подвига, лишь мощными непоколебимыми устремлениями сердца, омытого кровавыми слезами страданий на протяжении многих и многих жизней». (Письма Е. И. Рерих, т. 2.).

Рерихи отрицали всякую ценность теософской литературы типа Ледбитера, Шюре, Арунделя и т. д. для людей, искренне ищущих и готовых на подвиг продвижения. Пригодная на первых ступенях сознания, чтобы пробуждать интерес, она только наносит вред при дальнейшем сознательном восхождении. Елена Ивановна на собственном опыте знала правду суровой красоты человеческих достижений и несовместимость ее с человеческим стремлением к пышности и приукрашательству, не имеющих ничего общего с действительностью. Поэтому-то Рерихи сразу отказались от выработанной теософами и пошловатой по их взглядам ритуальности, не признавали правомочность их организационной структуры и не присоединились ни к одному из ее подразделений. Живая Этика, признавая истинным учение Блаватской, своих последователей учила, прежде всего, свободе познания, и теософы не пользовались среди них никаким преимуществом. И, наконец, Рерихи имели другую, отличную от теософов, особенно от руководителей теософского движения, конкретную целенаправленность. Их целью было пробуждение духа в России на основе социальных преобразований, вызванных Октябрьской революцией. Как раз этого-то не могли принять многие, особенно обосновавшиеся в Женеве, русские теософы. Для Каменской, Писаревой и их ближайшего окружения большевики являлись жупелом, а советская власть исходила от антихриста. Тут мы подходим уже к разбиравшемуся вопросу — отношению Рерихов и Живой Этики к Русской Революции.

2. В Указе, полученном Рерихами 21 июня 1921 года, было сказано: «Ложу сохраните при Адьяре. Дам особое указание на Россию! Новые, новые, новые соберутся». Следование этому Указу и определяло, на первый взгляд, противоречивое отношение Рерихов к Теософии. Признавая ту Истину, которую открыла Блаватская Западу, и стремясь укрепить эту основу, они не выступали против теософов. Но неся миру другую истину, не противоречащую тому, что дала Блаватская, Рерихи вступали в конфликтную ситуацию с руководством теософии, которое оказалось не способным взглянуть на мироздание шире, а на человеческую эволюцию конкретнее.

Во вполне конкретном вопросе — Россия и Октябрьская революция — Рерихи неизменно оставались на своих позициях и предпочитали иметь дело с людьми знающими, что такое теософия, но хорошо относящимися к Советской России, нежели с теми теософами, которые выступали против нее.

Имея на руках и доверяя ближайшим сотрудникам Сроки, Рерихи знали, что в Срок может произойти, а может и не произойти предвещенное: «Почему нахождение знаков будущего подобно тканью? В ткацкой работе основы определенного цвета и нитей распределены по краскам. Легко можно определить основу, легко можно найти группу нитей, но рисунок этой группы позволяет различные сочетания в зависимости от тысячи текущих обстоятельств. Конечно, внутреннее отношение самого субъекта будет главным обстоятельством. Но если его аура будет слишком колебаться, то прогноз будет относительным». (Е. Рерих. «Оккультизм и йога», т. 8, стр. 139).

То же самое происходит и с предрекаемыми историческими событиями. От того, как отнесутся люди к назревшему сроку, всегда предусматривающему максимальный вариант, зависит исполнение или неисполнение его. В последнем случае что-то откладывается в тонком мире, потому что сама идея не отбрасывается как вообще не выполнимая. Просто неразумие человеческое не воспользовалось лучшими возможностями, чем усложнило и без того тяжелую народную карму. Рерихи отлично знали это и потому отодвижение малых сроков никогда не смущало их. Так и упомянутые в письме к Шибаеву события были отодвинуты и приняли совсем другие формы. При близости Сроков Космических это обстоятельство вызвало ускорение изжития кармы. То, что было изжито гораздо легче при принятии возвещенного срока, изживается гораздо труднее в короткий промежуток времени. А это неизбежно связано в человеческом обществе с войнами и прочими потрясениями. Прекрасно зная о такой подвижности Плана, Рерихи, тем не менее, ориентировались на максимальный вариант. И это не было ошибкой, во всяком случае их ошибкой, вызванной желанием меньших страданий и потерь. В таких ошибках винить приходится людей, по-своему распорядившихся правом своей свободной воли. Ведет человечество к светлому будущему не чудо, а целесообразность, не сам План Владык, а его подвижность, спасающая людей от непоправимых, катастрофических результатов проявления неразумной воли.

3. Наконец, в письме к Шибаеву от 30 апреля 1922 года затронут еще один вопрос. А именно: о способах получения Указаний, легших в основание записей книг серии Живой Этики. Вспомним слова из Первой Книги «Листы Сада Мории»: «Даю Вам Учение, кармические сообщения, Указы. Учение пригодно для всего мира и для всех сущих. Чем обширнее поймете, тем вернее для вас. Кармические сообщения в заботе и любви о вас. Мы даем предупреждения и позволяем вам встретить волну кармы со знанием. Потому не удивляйтесь, если знаки о карме не всегда вам понятны. Указы всегда понятны и должны исполняться без промедления». (кн. 1, 1923, март 10.).

Непосредственно эта запись дополнена в рукописи Елены Ивановны следующей фразой, не вошедшей в опубликованную Книгу: «Также в видениях имеете все три рода указаний, но кроме них еще знаки личного сознания, объединенного. Этот род видений подлежит изучению и вниманию».

В рукописи Книг Живой Этики включено много записей, исключенных Еленой Ивановной из самих книг. При приеме записывалось каждое Слово Учителя, а затем Елена Ивановна уже сама решала, что следует обнародовать и что выпустить. В первую очередь исключались все указания сроков. Они не подлежали огласке, так как в силу вышесказанного могли быть отодвинуты и намеченное ими событие могло принять другие формы. Ориентируясь на их соблюдение, Рерихи готовы были принять все коррективы к ним.

Затем шла фильтрация личных Указов. Многое, что касалось лично Рерихов, до известной степени было полезно знать и другим, вступающим на Путь Познания. Эти места оставались, претерпев иногда незначительные изменения. Места, затрагивающие как-то личные их действия, личную Карму, при подготовке Книг к печати, выпускались. Также выпускались наиболее сокровенные места, трактующие некоторые вопросы об Учителях, о прошлых воплощениях, о предметах, могущих вызвать нежелательную реакцию отчасти противников, а отчасти и последователей Учения. Заметно, как по мере приобретения опыта, в книгах Живой Этики появляется все больше нужного для всех и меньше нужного лично Рерихам. Они становятся более общими, чем Первая Книга, более понятными и приемлемыми для любого сознания. Это одна из причин, почему начинать изучение с Первой Книги не обязательно; для такого начала требуется очень хорошо знать личную жизнь и все трудности Пути Рерихов.

Выборка, что следует поместить в ту или иную Книгу Живой Этики и что нужно изъять из нее, проводилась вполне сознательно, с полной ответственностью за проведенную работу. Вообще, что отличает Книги Живой Этики от других работ, в том числе и многочисленных подражаний, появившихся в последнее время, это высокая степень сознательности. Через сознание пропускалось все полученное, ни одна запись не делалась механически, по любому затронутому в Книгах вопросу могли быть даны разъяснения. Конечно, это не касалось прогнозов на будущее. Во что оно выльется, не могли ответить и Учителя.

Личная Карма Рерихов, конечно, тоже играла немаловажную роль в их деятельности. Особенно, если принять во внимание, что они были объединены Учителем для общего дела. «Устами времен Я заповедал привести вас на путь Мой».