Стивен Амброз День "Д" 6 июня 1944 г. Величайшее сражение Второй мировой войны Stephen E. Ambrose d-day. June 6, 1944. The Climactic Battle of World War II аннотация книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   57


Месье Гийом Меркадер в Байе владел магазином велосипедов. До войны он был профессиональным гонщиком. МерхЧадер рассказывает: "Я возобновил лицензию и под предлогом обучения езде на велосипеде мог без проблем передвигаться по нашему району". Он собирал информацию о строительстве оборонительных укреплений, инфраструктуре, вооружениях, расположении войск, препятствиях на побережье. "Моим непосредственным координатором, - говорит Меркадер, - был мсье Меслен (он же Морвен), командир подгруппы Сопротивления. Каждую неделю мы встречались у дома № 259 на улице Сен-Жан в Кане, и я передавал ему данные, которые запрашивались".


Благодаря информации, добытой французским Сопротивлением, "Ультрой", воздушной разведкой, Союзнические экспедиционные силы располагали самыми полными и точными сведениями о дислокации и численности войск противника, пожалуй, впервые за всю историю войн.


Отряды Сопротивления проводили также диверсионные операции. В 1941-1943 гг. это были главным образом спорадические, не скоординированные подрывы предприятий военной промышленности, каналов, железных дорог, телефонных и телеграфных сетей. Они тогда не особенно беспокоили немцев. Но с начала 1944 г., когда ОСО перешел в подчинение Верховному командованию Союзническими экспедиционными силами, диверсии на железнодорожных путях стали частью плана "Транспорт" и приобрели крупномасштабный и системный характер. Действия участника Сопротивления, знавшего, Куда подложить динамит, чтобы взорвать мост, оказывались более эффективными, чем сбрасывание 225-килограммовой бомбы самолетом "Б-17" с высоты 4500 м. Подрывник также мог рассчитать время взрыва так, чтобы на мост выходил железнодорожный состав или по крайней мере локомотив. За первые три месяца 1944 г. Сопротивление уничтожило 808 локомотивов, тогда как с воздуха было разбито лишь 387. После того как начал реализовываться план "Транспорт", статистика стала иной: в апреле и мае бомбардировщики вывели из строя 1437 локомотивов, а Сопротивление - только 292.


В принципе британцы рассчитывали на значительную помощь со стороны французского Сопротивления. Комитет, состоявший из представителей ОСО и армии, рассмотрел возможность национального восстания и сделал вывод: "Сопротивление внесло бы серьезный стратегический вклад в операцию "Оверлорд", если бы организовало всеобщую забастовку или восстание в национальном масштабе". Но победили сторонники более реалистичных мер. Один французский офицер сказал:


- Массовое восстание предполагает наличие массового мужества, однако мужество, как правило, проявляют лишь немногие. Кроме того, массовое восстание означало бы сражение против танков с помощью камней, как во времена Цезаря.


Верховное командование экспедиционными силами придерживалось более реалистического подхода. Оно хотело, чтобы Сопротивление ко дню "Д" подготовило взрывы на главных магистралях, ведущих к месту вторжения. Эта операция получила название "Вер" ("Зелень"). К маю ОСО мог доложить командованию союзническими войсками, что к подрыву готов 571 железнодорожный объект. "Вер" дополнялся планом "Тортю" ("Черепаха"), предусматривавшим блокирование партизанами передвижения войск противника по автодорогам: партизаны, вооруженные автоматами "Стен" и ручными пулеметами "Брен", должны были совершать нападения на немецкие колонны и отвлекать их на себя.


Поскольку немцы постоянно отлавливали членов Сопротивления и подвергали их пыткам, Сопротивление не могло быть заранее поставлено в известность о дне "Д". Планы диверсий передавались с помощью шифров по радио Би-би-си. Лидеры движения знали, что им нужно слушать передачи Би-би-си 1,2, 15 и 16-го числа каждого месяца. Перед вторжением они должны были получить специальное закодированное сообщение. Тогда им следовало находиться в постоянной готовности в ожидании подтверждения "Б", за которым в течение 48 часов должна последовать шифровка, дающая отрядам команду начинать действовать. Для каждого района имелись свои шифры.


Кодовое сообщение, предназначенное месье Меркадеру и его отряду в Байе, состояло из следующих фраз: "В Суэце жарко", "Костяшки на ковре". Он хорошо помнит тот день, когда услышал эти слова по Би-би-си: "Я находился в подвале, как обычно, у радиоприемника. В 6.30 вечера сначала прозвучало: "В Суэце жарко. В Суэце жарко". Дважды. Потом наступило молчание. А потом: "Костяшки на ковре. Костяшки на ковре". Тоже дважды. Сначала меня будто оглушило. Я ощутил невероятную нервную дрожь. Но достаточно быстро пришел в себя, выключил радио и помчался наверх, перепрыгивая через четыре ступеньки, и рассказал жене о том, что только что услышал. Вскочил на велосипед и поехал в штаб отряда, чтобы сообщить о начале операции. Предстояла очень долгая ночь".


Командование экспедиционными силами ограничило проведение диверсионных операций в день "Д" районом нижней Нормандии. Представлялось важным выяснить действенность запланированных акций по разрушению мостов. В остальных регионах должна была сохраняться спокойная обстановка. Особенно это касалось юга Франции, где в середине августа намечалась очередная высадка союзников. Считалось также, что если отряды Сопротивления выступят по всей территории страны, то они обнаружат себя и будут схвачены немцами. Хотя существовало мнение, что во время вторжения следует создать хаос в тылу противника. В любом случае командование союзническими войсками понимало, что бойцы Сопротивления вряд ли усидят дома, когда появятся сообщения о дне "Д".


Англичанин Антони Брукс вырос в Швейцарии, а когда началась война, учился во Франции. В 1944 г. ему исполнился 21 год. В это время он был агентом ОСО и жил неподалеку от Тулузы. Бруксу на парашютах сбрасывали взрывчатку, которую он раздавал другим участникам Сопротивления. Ее прятали в выгребных ямах, даже в локомотивах, если их машинисты принадлежали к Сопротивлению. ("Мы часто хранили взрывчатку на электровозах, - вспоминает Брукс. - Кто отважится вскрыть ящик, на котором написано - 16 000 вольт!") Динамит засовывали даже в сливные баки в туалетах - в один такой бак входило до 20 кг взрывчатки. Как и другие агенты ОСО, Брукс видел нетерпение подпольщиков, их стремление действовать. "Поэтому мы не запрещали им взрывать поезда, хотя у нас не было на этот счет никаких приказов, - рассказывает Брукс. - И каждый раз оказывалось, что спустили с рельсов не тот состав, и каждый раз в прессе появлялись гневные отповеди в наш адрес. Однажды подорвали поезд швейцарского Красного Креста. Он состоял из четырех огромных вагонов, набитых куриными яйцами. Люди проклинали нас, но охотно вылавливали из реки желтки".


В апреле 1944 г. в городок Монтобан у Тулузы вошла 2-я бронетанковая дивизия СС (Das Reich). Она переформировывалась после тяжелых боев на Восточном фронте и получила новейшие, самые большие и мощные танки "Тигры". Их прозвали "топливными обжорами" ("Тигры" весили 63 т и поглощали один галлон бензина на полмили[16]). У этих махин имелись и технические проблемы. Танки передвигались на стальных гусеницах, которые быстро изнашивались на асфальте. Поэтому немцы старались перебрасывать "Тигры" при возможности по железнодорожным путям. Танки, сосредоточенные в Монтобане, охранялись. Платформы, на которых их везли, были укрыты в тупиках и завалены отслужившими свой срок французскими грузовиками. И они не охранялись.


Брукс дал свободу действий своим агентам. В их числе оказалась 16-летняя красавица Тетти, "дочка местного босса, владельца крупнейшего в округе автомобильного гаража-мастерской". Ее прелестные локоны тревожили мать, которая все время требовала, чтобы девочка не очень гордилась своими кудрями. Весь май Тетти, ее друг и 14-летняя сестра, пользуясь темнотой, на велосипедах подбирались к платформам, выпускали из колес машинное масло и впрыскивали в оси абразивный порошок, который на парашютах был спущен ОСО. Брукс говорил Тетти и ее друзьям выбрасывать масло, но они отвечали, что глупо выкидывать "отличную вещь", которая стоит больших денег на черном рынке.


В день "Д" дивизия СС получила приказ выдвинуться в направлении Нормандии. Немцы погрузили свои "Тигры" на железнодорожные платформы. Но ни одна из них не могла тронуться с места. Оси колес оказались настолько поврежденными, что их было невозможно восстановить. Потребовалась целая неделя, чтобы найти другие платформы - в Перижо, на расстоянии 100 км, - тяжелое испытание для стальных гусениц и топливных баков. Бойцы Сопротивления досаждали дивизиям на всем пути от Монтобана до Перижо. В итоге "Тигры" прибыли в Нормандию с огромным опозданием. Роммель ожидал их в день "Д" плюс три или четыре дня, а они явились в день "Д" плюс 17. Кроме того, как пишет Брукс с немалой долей удовлетворения, "после 5 июня из Монтобана не было отправлено ни одного поезда, до тех пор пока над городом не появились флаги Французской республики и Великобритании". Трудно переоценить вклад парашютных войск, бомбардировочной авиации и бойцов Сопротивления в день "Д". Ясно одно: Эйзенхауэру никогда не приходилось думать о тыле, Роммелю - постоянно.


6. Планирование и подготовка


Генерал Эйзенхауэр говорил, что любое сражение - это прежде всего, подготовка планов совместных и согласованных действий. Командующий лично руководил разработкой величайшей и сложнейшей по масштабам операции, от которой зависел исход войны. Ею занимались штабные офицеры всех уровней: Верховной ставки, 21- й группы армий Монтгомери, британской 2-й и американской 1-й армий, корпусов, дивизий, батальонов и рот, военно-воздушных и военно-морских подразделений, береговой охраны. "Оверлорд" можно назвать наиболее спланированным и продуманным морским десантом в истории.


Когда Эйзенхауэр посетил штаб Брэдли, он сказал офицерам:


- Операция не предусматривает никаких альтернатив. Она нацелена только на победу. В нее мы вложим все наши ресурсы, и я уверен, что добьемся успеха.


В 1964 г. в интервью Уолтеру Кронкайту Эйзенхауэр повторил эти слова. Он говорил с нажимом, слегка хмурился, демонстрируя голос, осанку, убежденность и командный стиль 1944 г. Затем Эйзенхауэр немного расслабился, усмехнулся и сказал:


- Конечно, в войне не может быть уверенности во всем. Пока у тебя нет достаточно сил, чтобы выставить батальон против взвода.


В задачи штабистов и входило внести как можно больше определенности в предстоящую операцию. Для этого они должны были находиться в постоянном контакте с войсками, знать о результатах боевых учений и маневров, эффективности или неэффективности тех или иных действий. Вся информация сводилась вместе, дополнялась сведениями других служб, и вырабатывшшсь согласованные предложения. Окончательные решения принимал Эйзенхауэр.


Имелись возражения против включения в планы вторжения Котантена ("Юта"), поскольку там было много участков, затопленных водой. Начальник штаба генерал Смит предложил применить воздушно-десантные войска для захвата дамб, ведущих от берега на сушу. Командующие воздушно-десантными дивизиями воспротивились, но Эйзенхауэр поддержал Смита.


К концу января были подготовлены принципиальные решения Эйзенхауэра. 25 февраля штаб Брэдли завершил работу над своими планами, через месяц - британская 2-я армия. Процесс планирования переместился на уровень корпусов, дивизий, полков и батальонов.


Генерал Фредди де Гинган, начальник штаба Монтгомери, вспоминает, что "практически все, что передавалось по командной цепочке, вначале принималось в штыки". Если чего-то хотели корпуса, то против этого выступали дивизии. Если что-то предлагала армия и флот был согласен, то возражали военно-воздушные силы.


По данным де Гингана, именно штаб 21-й группы армий Монти[17] предложил направить с первым эшелоном десанта плавучие танки "ДД" при поддержке морской артиллерии: "Мы рассчитывали на то, что танки деморализуют противника и, кроме того, помогут пехоте".


На высших уровнях принятия решений было велико искушение навязать свое мнение нижестоящим структурам. Генерал де Гинган объясняет: "Сначала мы все пытались найти общую формулу состава нападающих сил: количество орудий, танков, численность пехоты, в какой последовательности, где... и т.д. Но после первых учений стало ясно: такая формула - бессмыслица, и мы пришли к выводу, что каждая атакующая группа должна сама решать свои проблемы".


"Решение своих проблем" зависело от характера оборонительных укреплений, которые надо было преодолевать в отдельности каждому корпусу, дивизии, полку, батальону. Перед ними стояли разные препятствия, обусловленные как контурами побережья, так и фортификациями Роммеля. Немецкий фельдмаршал не мог планировать, ему оставалось только ждать. Конечно, предвидение позволило бы сконцентрировать войска, однако для этого требовалось знать, где и когда произойдет вторжение. Подготовка к нападению, которое может начаться где угодно и когда угодно, означала распыление сил и средств.


Роммель создавал укрепления на любом побережье, которое казалось мало-мальски пригодным для морской высадки. Первая линия обороны немцев состояла из минных заграждений в Ла-Манше, не удовлетворявших Роммеля, но способных нанести серьезный урон союзническому флоту. Береговые сооружения отличались друг от друга только в силу особенностей ландшафта. Препятствия на пляжах между высшей и низшей отметками приливной волны были одинаковые и на "Омахе", "Юте", и на английском побережье.


Вначале устанавливались так называемые "бельгийские ворота", представлявшие собой железные рамы высотой 3 м. Они крепились в виде пояса, протянувшегося вдоль береговой линии на расстоянии 150 м от высшей границы прилива. К ним подвешивались тарелочные противотанковые мины (5,5 кгТНТ) и старые французские артиллерийские снаряды, привезенные с линии Мажино. Адмирал Рюге не верил в эффективность наземных мин и артиллерийских снарядов, поскольку они не были водонепроницаемыми, но морских мин, которые он предпочитал, не хватало.


Затем на расстоянии 100 м от высшей точки прилива в воду спускались связанные под углом тяжелые бревна, к которым также подвешивались противотанковые мины. И наконец, в 70 м от берега в море сооружался основной пояс препятствий, состоявший из противотанковых ежей (три или четыре двухметровых отрезка рельса, сваренные между собой), которые могли распороть днища десантных судов.


Роммель был полновластным хозяином во Франции. Он мог (и делал это) затопить поля, перекрыв дамбами реки, снимать с обжитых мест и эвакуировать население, разрушать дома, чтобы освободить пространство для своей артиллерии, рубить леса для строительства береговых укреплений.


Препятствия, воздвигнутые на побережье, заставляли союзников решать, что лучше: высаживаться на пике прилива, подвергая риску десантные суда, или на нарастающей волне, давая возможность немцам расстреливать первые штурмовые отряды, пытающиеся добраться до твердой поверхности (на "Омахе" это был галечный берег[18]) или до песчаных дюн (как на "Юте"), Чтобы с большей результативностью использовать "зону обстрела", Роммель передвинул ближе к побережью стационарные дивизии[19] (в большинстве состоявшие из "восточных батальонов", на 50 процентов - поляков и русских).


Каждый выход или выезд, например с побережья "Омаха", находился под огнем противника. Окопы стрелков и пулеметчиков располагались у подножия, посередине и на вершине скалы. По ее склонам и на плато рассредоточились сотни "тобруков": округленных бетонированных дотов, в которых могли разместиться пулеметчик, минометный расчет или даже башня танка. "Тобруки" соединялись подземными тоннелями. Повсюду немцы возвели из железобетона стационарные фортификации, из которых просматривался каждый участок побережья. Все огневые позиции были хорошо пристреляны.


Кроме того, продольный обстрел "Омахи" обеспечивали мощные артиллерийские орудия, 88-мм и даже 105-мм, скрытые в 12 особо усиленных казематах. Их амбразуры выходили только на побережье. Казематы дополнялись защитными стенами со стороны моря, чтобы не дать союзническому флоту возможности засечь орудийные залпы.


На вершине скалы немцы соорудили восемь бетонированных казематов и четыре полевые позиции для 75-мм и 88-мм орудий, державших под обстрелом каждый метр пляжей. Пушки прибыли со всех концов нацистской империи, включая тяжелые орудия из России, 105-мм - из Чехословакии, 75-мм - из Франции.


Казематы могли выдержать любой снаряд союзнической морской артиллерии. Для защиты от реальной угрозы - нападения пехоты с гранатами и огнеметами - немцы окружили их минными полями и проволочными заграждениями.


Итак, американскому солдату, прежде чем добраться до первого укрытия в виде галечной насыпи на "Омахе", надо было сначала проскочить через мины в Ла-Манше на ДКТ, затем на десантном боте Хиггинса выброситься на берег под огнем немецких батарей и прополэти 150 м напичканного препятствиями пляжа под перекрестными пулями и минометными разрывами. Но и здесь его ждали пулеметные очереди, оружейные выстрелы, взрывы артиллерийских и минометных снарядов.


Если бы все-таки "джи-ай" избежал смерти во время высадки и каким-то чудом оказался в укрытии, то Роммель хотел, чтобы солдат был ранен или по крайней мере парализован от страха.


Чтобы не дать "джи-ай" оторваться от моря, Роммель везде, где только можно, набросал мин. Между галечной насыпью и скалой протянулась болотистая заводь. Роммель распорядился, чтобы ее огородили колючей проволокой, но все же, как обычно, больше полагался на мины. Их на неравномерном расстоянии установили по всей заводи, причем самых разных видов. Некоторые представляли собой простые заряды ТНТ, накрытые камнем. Они взрывались, когда кто-нибудь задевал ногой за провод. Очень опасными были выпрыгивающие мины, которые взрывались на уровне пояса. Имелись и другие подобные устройства. В общей сложности Роммель успел поставить 6,5 млн мин, но этого ему казалось мало (он хотел довести их количество до 11 млн). Помимо минных полей, немцы у выездов нарыли противотанковые рвы глубиной до 2 м, понастроили бетонированные баррикады для преграждения пути и танкам, и грузовикам.


Вдобавок в районе Пуант-дю-О была установлена батарея из шести гаубиц калибром 155 мм, которые могли поражать морские цели у побережья "Омахи" и "Юты". Такие же орудия водрузили у Сен-Маркоф (прямо над "Ютой") и Лонге-сюр-Мер ("Золото").


За плато над "Омахой" немцы не создали никаких стационарных укреплений. Главным образом это говорит о неспособности Роммеля соорудить настоящий "Атлантический вал" с достаточной глубиной обороны: сказалась нехватка ресурсов. Но отчасти повлиял и его подход к сражению на побережье: "Или все, или ничего". Любой американский солдат, участвовавший в боях в Нормандии, подтвердит: в этих местах, где повсюду видишь деревни, построенные из камня, живые изгороди, фермерские дома, амбары, не нужны стационарные фортификации; оборонные действия можно вести с применением обычных вооружений середины XX в.


Заграждения густо стояли на пляжах "Золото", "Юнона" и "Меч", хотя там песчаные дюны были не столь велики, как на "Юте". Кроме того, вместо скал за набережной виднелись дачные поселки. Часть домов немцы снесли, чтобы освободить пространство для артиллерийского огня, часть - превратили в укрепления. Повсюду в землю врылись казематы. Но и здесь чувствовалось, что глубоко эшелонированная оборона не планировалась.


"Юта", как и другие участки побережья, была плотно защищена препятствиями. За небольшой береговой стенкой (в полметра) возвышались песчаные дюны. Поэтому немцы здесь не рыли окопы, а углубили в дюны "тобруки", поставили танковые башни и пробили подземные траншеи. Кроме того, они соорудили казематы для тяжелой артиллерии, натянули вокруг тысячи километров колючей проволоки и накидали мины.


Настоящую крепость представлял собой блокгауз в Ла-Мадлен на "Юте", построенный из каменных глыб и железобетона. В нем разместились 88-мм пушка, два 55-мм противотанковых орудия, две 75-мм пушки, 16-дюймовая гаубица, пять гранатометов, два огнемета, три тяжелых пулемета (один из них в бронированной башне) и восемь "Голиафов" (миниатюрных радиоуправляемых танков размером не больше детской коляски, напичканных взрывчаткой).


За дюнами параллельно берегу пролегала шоссейная дорога. Перпендикулярно ему в глубь материка шли четыре, как называют их американцы, мостовые, или дамбы. Они пересекали топи, которые образовались в результате того, что немцы перекрыли местные реки. Далее Роммель в каждой деревне расположил войска и артиллерийские орудия, нацеленные на дамбы. Это были подразделения из 709-й и 716-й дивизий - грузинский батальон и 642-й "восточный" батальон. У них не имелось никаких транспортных средств.


Солдаты в основном занимались тем, что врывали стояком бревна на любой открытой площадке, на которую мог приземлиться планер. Союзники применяли планеры не очень успешно, но по крайней мере весьма интенсивно в Сицилии в июле 1943 г., и Роммель решил, что они вновь прибегнут к этому воздушному средству. Поэтому он придумал так называемую "спаржу Роммеля": вкапывать в землю трехметровые бревна и навешивать на них снаряды, соединенные между собой проводами. Снаряды прибыли из Парижа только после дня "Д", но и столбов было достаточно для того, чтобы навредить деревянным планерам, летающим со скоростью менее чем 100 км в час.


Для обмана противника Роммель построил казематы лишь с макетами орудий. Адмирал Рюге вспоминает: "По ложным батареям союзники нанесли немало воздушных ударов, что помогло нам сохранить артиллерию". Американцы тоже широко использовали поддельные танки и другую тяжелую технику из надувной резины, но немцам такая "технология" была неизвестна.


Роммель больше полагался на железобетон и "спаржу". Генерал-полковник Георг фон Зоденштерн, командующий 19-й армией на юге Франции, считал, что Роммель "свихнулся" на железобетоне. Вот что он говорил о стационарных оборонительных укреплениях: "Никто в здравом уме не положит голову под молот кузнеца. Также и генерал не должен концентрировать войска в одном месте, где ожидается первый удар превосходящих сил противника".