Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   40

Зямщица. А ведь именно за это полковник тогда зацепился, и Нигрей вчера

добыл потрясающую информацию. Не почувствовал бы, пропустил бы мимо ушей

то, что не было сказано вслух шефом,- так бы и остался с носом, так бы и

думал о Комиссаре, как о "партийном" выдвиженце, идейном дураке.

Он как-то механически перебирал в памяти государственных чиновников, кто

бы еще был похож на "папу" своим прошлым и настоящим, и выделил

единственного, такого же непотопляемого и живучего, правда несколько

мужиковатого на вид, человека, которого всегда называл про себя

колченогим: двойник "папы" был хромым. Но сейчас и его простецкий вид

очень хорошо объяснялся: скорее всего, это являлось маской, камуфляжем,

данным от природы, чтобы скрывать внутреннюю сложность его ума и

деятельности. Однажды Арчеладзе увидел его очень близко, причем в ситуации

нестандартной. Было это в восьмидесятом году, в майорские времена, когда

он попал в отдел по борьбе с терроризмом: тогда уже начали подкладывать

бомбы и взрывные устройства на площадях, в метро и автобусах в виде

случайно оставленных сумок и портфелей. Как-то он проверял безопасность на

международной книжной ярмарке, устроенной в павильоне ВДНХ,- ожидался

приезд Колченогого. Конечно, кому надо было взорвать бомбу, тот бы нашел

место, куда ее спрятать,- каждую книгу не перелистаешь, все щели и ниши не

проверишь. Оставалось попросту наблюдать за визитом Колченогого и в случае

чего быть неподалеку. Крупный партийный деятель приехал с четырьмя

охранниками, которые освобождали пространство вокруг шефа,- ярмарка есть

ярмарка. Колченогий с каменным лицом хромал между стеллажей с книгами,

слушал объяснения организатора ярмарки и кое-где останавливался на

минуту-другую. Любопытствующий народ, признав его, пялил глаза сквозь

просветы в стеллажах: не каждый день увидишь того, кто есть в учебниках

истории. И вот кто-то из зевак толкнул стеллаж, на верхней полке которого

стояли раскрытые фолианты какого-то издания. Одна книга начала медленно

складываться. Арчеладзе видел это, мог бы сделать два-три шага и поймать

ее на лету. Но не сделал этого, почувствовав дерзкое, тайное желание

напугать каменного гостя, вывести его из себя, увидеть страх в вельможном

взгляде. Толстый фолиант, потеряв опору, рухнул вниз на пустотелый

жестяной короб. В полной тишине грохот показался оглушающим. Охранники

ринулись к шефу, видимо, прикрывая его телами, а один подпрыгнул на

полметра вверх, будто раненый кабан. Устроитель выставки отчего-то присел

и заслонился руками.

Лишь Колченогий даже глазом не моргнул. На его лице медленно вызрела

циничная улыбка и будто стерла с него мужиковатый, добродушный вид. В этот

миг он презирал всех, кто был близко. Не спеша повернувшись на грохот, он

прохромал к стеллажу, поднял книгу, полистал ее и поставил на место.

"Папа" бы поступил точно так же...

На сей раз полковник не хотел придумывать и обосновывать новую версию; она

складывалась сама собой, пока он ехал к Жабину.

Лишенные власти и влияния, бывшие партийные деятели давно бы уже

воспользовались перекачанным на Запад золотом, чтобы взять реванш на

всевозможных избирательных кампаниях. Наверняка бы нашли способ приобрести

свое телевидение, радио, сытно кормить свою прессу. За такие деньги через

подставных лиц можно было все это купить за рубежом и преспокойно вещать

оттуда. Если они организовали и провели столь блестящую операцию по

переброске части золотого запаса страны в западные банки, то у них было бы

кому заставить эти деньги работать на себя.

Золото перекачивали те, кто и сейчас остался у власти либо сохранил

удивительное влияние на нее, оставаясь в тени. И воровали они у себя же не

из корыстных побуждений - личная нажива это слишком просто для таких

личностей, как "папа" или Колченогий. Они и так имеют все, хотя ведут

несколько аскетический образ жизни. Они преследовали высшие интересы

переходного периода к новым экономическим отношениям и общественному

устройству. Помнится, после восемьдесят шестого года весьма бурно

заговорили о необратимости перестройки. Видимо, этого требовал

капиталистический мир, особенно страны Большой семерки. И первому

президенту не было там места до тех пор, пока он не сделал залог этой

необратимости. Все разговоры о ней стихли, как по команде.

Однако сказать об этом народу значило мгновенно получить непонимание и

полное недоверие, ибо половина населения страны жила за чертой бедности,

стремительно разваливались промышленность и сельское хозяйство. Не

обеспеченный золотом рубль пал на колени перед долларом. Если бы этот

залог был официальным, то в Россию бы сейчас хлынули инвестиции частного

капитала, застрахованные золотом. Но, похоже, он носил чисто политический

характер и ведал о нем ограниченный круг лиц, имеющих влияние во всем мире.

Полковник излагал перед "папой" все официальные версии и получал "добро"

на разработку и реализацию. Интересно, что бы он сказал в связи с этой? И

вообще, как он отнесется к тому, что Арчеладзе отыскал способ перекачки

золота и исполнителей этой операции?

Первый вариант: объявит ее полным заумным бредом и отправит во

внеочередной двухнедельный отпуск собирать опята в подмосковных лесах.

Второй вариант: получив доказательства перекачки амальгамы, решит, что

отдел выполнил свою миссию и далее его существование нецелесообразно.

Искать золото за рубежом станет ГРУ.

И третий, крайний вариант: из вишневого "Москвича" на сей раз бросят

боевую гранату...

Американские сыскари просчитали все это, возможно, получили дополнительную

информацию из надежных источников и исчезли.

Хорошо служить в частной фирме. Взять бы вот да приватизировать отдел!

Придется перед "папой" выказать свою растерянность и доложить ему только

об исполнителях и контрольно-измерительной станции, не выдвигая никаких

версий. Пусть "папа" сам подскажет, где искать злоумышленников...

Если выводы Арчеладзе верны, значит, его все равно держат за идиота.

Полковник отыскал квартиру Жабина и позвонил, машинально отметив время.

Дверь открыла молодая женщина в бордовом вечернем платье. Помня неудачу с

Птицеловом, Арчеладзе решил быть выдержанным и корректным.

- Я хотел бы увидеть Сергея Васильевича,- любезно проговорил он.- Мы с ним

не знакомы, но у нас есть общие знакомые.

- Вот так, да? - кокетливо спросила женщина.- Пожалуйста, входите,- сняла

цепочку и крикнула в глубь квартиры: - Сережа, к тебе пришли!

Она дала ему тапочки и проводила к двери боковой комнаты.

Жабин оказался матерым, породистым человеком лет пятидесяти. Одет был,

несмотря на домашнюю обстановку, довольно аристократично и по-благородному

чуть небрежно. Похоже, не зря называл себя Жабэном... Арчеладзе

представился и получил в ответ фразу, только без кокетства:

- Вот так, да?

- Да,- подтвердил полковник.- Простите, что побеспокоил...

- Ничего, пожалуйста! - возвращая удостоверение, сказал Жабэн.- Чем могу

служить?

- Вы работали в Третьем спецотделе Министерства финансов,- начал

Арчеладзе.- И, наверное, хорошо знали Сергея Ивановича Зайцева.

- Да! - весело протянул Жабэн и включил телевизор.- Его у нас называли

Птицеловом.

- Вы могли бы рассказать о нем? Нарисовать его, так сказать,

психологический портрет?

- Да, разумеется! - Он по-барски развалился в кресле.- С точки зрения

обывателя, это был честный и чистый человек. Весьма щепетильный в

профессиональных делах и очень требовательный. Можно сказать, идеальный

начальник. Но кто вглядывался в него глубже, кто имел тонкое зрение и умел

улавливать едва заметные полутона, тот мог заметить очень много странного

в его поведении и образе жизни. Это был самый скрытный человек, каких я

встречал в жизни. Я долго пытался понять, кто он на самом деле, в чем суть

его истинного состояния духа. И наконец вычислил его математическим путем.

- И кем же он оказался? - поддерживая выстроенную Жабэном интригу, спросил

полковник.

- Наш Птицелов был масоном,- со знанием дела сообщил он.- Причем очень

высокой степени посвящения.

- Кем-кем? - неподдельно изумился Арчеладзе.

- Масоном, членом тайной ложи.

- Как же вам удалось вычислить, если ложа тайная? Жабэн снисходительно

улыбнулся:

- Дорогой полковник! В мире очень много тайн, которые объясняются очень

легко, если имеешь представление о том, кто управляет миром. Да будет вам

известно: во всех государствах контрольные функции над золотым запасом

осуществляют только масоны. Они единственные знают истинное состояние дел

и, сообщаясь между собой, формируют геополитику.

- Любопытное заключение!.. А кроме расчетов, есть ли у вас фактические

доказательства принадлежности Птицелова к тайной ложе?

- Вот так, да? - уточнил Жабэн.- Хорошо, отвечу - есть. Мы жили когда-то с

Сергеем Ивановичем в соседних квартирах. Признаюсь вам, я подсматривал за

ним. Да, и не стеснялся этого. Вы ведь не стесняетесь, когда подслушиваете

и подсматриваете? - засмеялся он.- Все электрические розетки наших квартир

имели под собой сквозное отверстие. Можно было наблюдать практически всю

жилплощадь... Да! Так вот однажды к Птицелову пришел совершенно незнакомый

ему человек. Предъявил ему свое обручальное кольцо и был принят как

высокий гость. Причем разговор велся на эзоповом языке, непонятном для

непосвященных.

- Как же вы поняли его? -спросил полковник, будто бы увлеченный рассказом.

- А я его не понял! - признался Жабэн.- Легче было понять птичек в его

квартире. Ну что можно подумать, если слышишь такой диалог: "Марс не

простит Венеру! Пусть тогда Венера обратится к Урану; Уран возмущен и

требует выстелить ему путь сорной травой". Абракадабра!

- Вы правы,- согласился полковник.- Скажите, а вы один возили амальгаму в

Ужгород? Жабэн сделал недоуменное лицо:

- Кого? Амальгаму?

- Да-да, на контрольно-измерительную станцию нефтепровода.

- Простите, полковник,- он развел руками.- Это тоже абракадабра.

- Почему же?

- Потому что я никогда не возил альмагаму в Ужгород.

- Куда же возили?

- Никуда! - засмеялся Жабэн.- Почему я должен был ее возить?

Полковник улыбнулся и дотронулся до руки Жабэна:

- Дорогой Сергей Васильевич... Я знаю, вы давали подписку. Но мне можно

говорить все. В этом нет криминала.

- Я совершенно не боюсь криминала. Но удовлетворить ваше любопытство не

могу, потому что никогда не имел дела с амальгамой. С золотом - да. В виде

амальгамы оно никогда не поступало на объект.

- Но вывозилось с объекта!

- Увольте, дорогой полковник,- это мне неизвестно.

- А вот один наш общий знакомый утверждает, что именно вы сопровождали

около сорока тонн амальгамы в Ужгород,- мягко напирал полковник.

- Кто же мог такое сказать? - искренне изумился Жабэн.

- Юрий Алексеевич Молодцов. Было заметно, как Жабэн напружинился и взгляд

его медленно потускнел. Он сделал большую паузу.

- Теперь мне все понятно...

- Что именно?

- Простите, полковник, весьма сожалею. Однако я отказываюсь отвечать на

ваши вопросы,- скорее всего, он перестал играть.- Вы проницательный

человек и должны понять меня. У меня молодая жена, хорошая квартира,

пенсия. Я не хочу лишаться всего этого.

- Вас никто этого не лишает!

- Да, но меня лишат жизни.

- Кто? Вам кто-то угрожает?

- Кто - вы спрашиваете? Наверное, тот, кто лишил жизни Юрия Алексеевича,-

проговорил он и, прочитав вопрос в глазах Арчеладзе, добавил: -

Представьте себе, это так. Сегодня утром Молодцова нашли мертвым в

собственном подъезде.

- Этого не может быть!

- Наверное, вам легко проверить,- развел руками Жабэн.- Вот телефон.

Позвоните в милицию.

Он редко терял самообладание. Тут же на какое-то время полковник услышал

звон в ушах и ощутил, как ослабели мышцы.

- Теперь я понимаю, за что убили,- будто бы успокаивая Арчеладзе, сказал

Жабэн.- Он тоже был масоном. А они не прощают измены...


6


Стратиг наставлял: незримое существование хорошо организованной и

внутренне собранной системы в среде другой, глобальной системы легко

достигается и обеспечивается в том случае, если она не создает никаких

тайных, конспиративных структур. Лишь в этом случае возникает полное

впечатление нереальности, пустоты, ощущение призрачности. Всякий, кто

попытается разобраться, исследовать и понять этот незримый предмет,

непременно должен прийти к мысли, что все это - не более чем больное

воображение, выдумка, чертовщина или внедряемая в сознание сказка о

существовании параллельного мира. Изгои потому и изгои, что их мужчины и

женщины напрочь лишены зрения и вертикальных связей. Ко всему прочему, они

не религиозны и не в состоянии отнести необъяснимые вещи к Промыслу

Божьему, независимо от того, какую религию они исповедуют. Особо же

впечатлительные изгои, едва соприкоснувшись с необъяснимыми явлениями,

непременно начинают творить кумира, наделяя эти явления сверхъественными

силами и возможностями. Нечто подобное произошло и получило широкую

огласку на Чувилкином бугре, где жил Драга - гой, присматривающий за одним

из земных Путей. (То же самое исполнял пчеловод Петр Григорьевич.)

Изголодавшиеся по высшим Знаниям, люди готовы были обожествлять всех, кто

знает дороги и умеет ходить по земле.

Непосредственные хранители материальных "сокровищ Вар-Вар" - Скраги (в

просторечье до сих пор сохранилась память о них - скряги), например,

никогда не появлялись среди изгоев, подолгу жили в пещерах либо возле них

и потому не соприкасались с миром. Так же точно не соприкасались с ним и

Варги - гои, добывающие соль Знаний. Но кто носил эту соль на реки мира,

кто охранял доступ к ней, вынуждены были находиться в постоянном контакте

с системой изгоев, их психологией и ценностями. Поэтому Стратиг учил: не

следует создавать никаких новых структур, а нужно очень тонко и осторожно

использовать имеющиеся в распоряжении изгоев. Они же, боясь всего, как

всякий бредущий во мраке, создали их огромное количество, но не защитились

от страха; напротив, стали пугаться сами себя и оказались еще уязвимее.

Чем больше служб, систем охраны и разведки, тем легче подключиться к ним,

тем проще воздействовать на события и развивать их в нужном направлении.

Кроме того, неоднородную, противоречивую "массу", мир "голодных и рабов",

было не так-то просто удержать в повиновении: вечное стремление изгоев к

свету, тоска и жажда по нему заставляли кощеев искать все новые и новые

способы управления. Когда-то было достаточно лишь страха перед гневом

Божиим. Однако вырождение религиозного сознания посеяло безумство.

Изобретенные системы и методы управления человеком очень скоро отживали

свой срок, происходил процесс привыкания буквально ко всему, что еще

недавно казалось надежным и вечным - страх перед наказанием, голод,

лишение свободы, имущества, прав, жилья, работы. Постепенно в руках кощеев

оказалось лишь три рычага, с помощью которых еще можно было манипулировать

поведением и сознанием изгоев,- стремление к наслаждениям, секс и деньги.

Эти на первый взгляд примитивные способы оказались довольно живучими, но

сама система стала беззащитной. Для разума, погруженного во тьму, даже

свет свечи кажется ярким, и теперь, чтобы вывести изгоев из мрака,

требовалось повторить процесс в обратном порядке, а это - жизнь нескольких

поколений. А потому Стратиг советовал весьма аккуратно обращаться с солью

Знаний, которую Мамонт успел лишь вкусить и еще не ощутил ее горечи.

Исполняя свой урок, следовало пользоваться логикой и психологией изгоев:

нельзя ходить в чужой монастырь со своим уставом.

Но в темном, управляемом мире, среди голодных и рабов, от совершенно

незрячих родителей неожиданно рождались просветленные дети. Природа не

терпела мрака и, медленно накапливая энергию света, делала качественный

скачок. Это явление было непредсказуемым, не подлежало ни анализу, ни

расчету. Они рождались свободными и неуправляемыми: они жили просто и

независимо, хотя и недолго. Какая-то часть их становилась поэтами и

художниками, но в большинстве случаев гои от рождения оставались жить в

общей массе, выделяясь своим детским отношением к миру, обостренным

чувством любви и непонятной для окружающих вечной тягой к передвижению по

земле. Иногда их называли очарованными странниками...

Именно для них Авеги разносили соль.

И о них говорили - не от мира сего.

Относительно гоев от рождения Стратиг предупреждал: ни в коем случае не

прибегать к их помощи, дабы не нарушить естества.

Одним словом, арсенал средств для исполнения урока был и велик и

одновременно мал, поскольку требовал иного, нестандартного метода. Как бы

ни были хороши версии, но пока они оставались лежать в столе мертвым

капиталом. Нужно было подобрать из множества структур и аппаратов,

существующих в мире, наиболее подходящую и незаметно, исподволь,

переориентировать ее на реализацию своих замыслов.

В три дня Мамонт выполнил специальное поручение Стратига - подменил значок

у Зямщица, похищенный из пещеры. Операция прошла буквально на глазах у

человека, который то ли охранял больного, то ли присматривал за ним. Этот

надзиратель был легко управляем, поскольку любил все - наслаждения, секс и

деньги. Ему было очень просто отвести глаза, а точнее, он отвел их сам,

когда Дара вошла в палату. Тем временем Мамонт вынул изо рта Зямщица

золотой значок, вложил туда поддельный и тихо удалился. Труднее было выйти

из реабилитационного центра, ибо неподалеку от двери дежурил соглядатай,

весьма упрямый и плохо поддающийся внушению человек.

- Не могу ничего сделать с ним,- призналась Дара.- Совершенно отчаявшийся

человек... Хотя сильно стремление к жизни. Бесстрастный, повышенное

чувство ответственности, но очень самолюбив.

Зямщица охраняли слишком плотно: по всей вероятности, он заинтересовал

Службу...

- Уходи одна,- сказал Мамонт.- Я останусь здесь.

Послушнее жены было не сыскать. Дара притворила за собой дверь и пошла

прямо на бородатого наблюдателя. На какой-то миг показалось, что сейчас

столкнется с ним, однако лишь опахнула полой расстегнутого плаща. Тот

оглянулся и ничего не увидел, но почувствовал запах. Несколько минут

походил настороженным и успокоился.

Мамонт устроился в тамбуре дверей возле ниши калорифера, так чтобы его не

было видно ни с улицы, ни из фойе. Стоять пришлось до трех ночи, пока

наблюдателю не надоело рыскать подле больничного корпуса. Наконец он

медленно пошел к воротам центра, не доходя их, махнул через забор и сел в

машину, спрятанную за каким-то железобетонным постаментом. Зеленый

"Москвич" Мамонта стоял с противоположной стороны больничного комплекса,

и, чтобы сократить путь, пришлось бежать через его территорию.

Потрепанный, но с великолепным двигателем "жигуленок" первой модели Мамонт

догнал уже возле метро "Речной вокзал". Держаться от него следовало

большом расстоянии: на улицах было почти пусто. Хорошо, что он не стал

плутать по переулкам, а свернул на Сущевский вал и скоро въехал во двор

старого сталинского дома. Машину привычно поставил на стоянку возле входа

в подвал - значит, жил здесь,- запер ее и вошел в подъезд. Соваться следом

за ним на гулкую ночную лестницу не имело смысла: видно, парень не промах,

хотя, похоже, устал и потерял бдительность. Через приоткрытую дверь Мамонт

послушал шаги по ступеням, посчитал лестничные пролеты - поднялся не выше

четвертого этажа. И когда послышался звук открываемой двери, выбежал во