Научюдй консультант Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, академик В. П

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   26
Их разделял и Совет главных конструкторов. По замыслу «Зонд» — это много­целевой корабль. Он, как строящийся «Союз», имеет три отсека — приборно-агрегатный, бытовой и спускаемый. Их объем и масса почти одинаковы. Конечно, вывести в сторону Луны более шести тонн — понадобится другой носитель. Он есть. А как возвратить «Зонд» после облета Луны на Землю?.. Вторая космическая скорость не шут­ка. Свыше 11 километров в секунду. Представить труд­но! А сколько ума потребовала разработка систем на­вигации и управления! Но облет Луны — это полдела... Надо, чтобы нога человека ступила на лунную твердь. Это будет началом «межпланетных сообщений».

...Машина приблизилась к обелиску «Космос». На бар­хате звездного неба, над домами притихшей Москвы, по­серебренная Луной, поблескивала ракета. Где-то сбоку, ка­залось, совсем близко отливал красноватым светом Марс.

«А еще — Марс, — заглядываясь на звезды, подумал Королев. — Да, полет на Марс туда и обратно займет несколько лет. Нет возможности взять на борт корабля все необходимое — воду, пищу. Прав, глубоко прав Циол­ковский, предложив подумать о воспроизводстве всего самого нужного на борту межпланетного корабля. Давно решено, что надо начать разработку и космической оран­жереи, и космической фермы для животных и птицы. Надо бы эту задачу уточнить — имеет ли она практиче­ский смысл для экологического цикла...»

Недалеко от обелиска машина круто повернула на­право и въехала в тихий 6-й Останкинский переулок. Остановилась у зеленого забора, за которым виднелся небольшой белокаменный дом. Сергей Павлович вышел из машины, попрощался с водителем и, взявшись за скобу калитки, сказал, как всегда:

— Завтра ровно в семь тридцать.

Он любил точность во всем — ив большом, и в малом. Это знали все, от шофера до заместителей в конструктор­ском бюро.

Двор расчищен от снега. Лунный свет падал на бере­зы, стоявшие невдалеке от дома, на утонувшие в снегу

463

молодые яблоньки, на тихие ели, вытянувшиеся вдоль забора. Не успел Сергей Павлович сделать и шага, как, радостно повизгивая, к ногам его бросилась собака, лю­бимица академика. Она лизнула руку. Сергей Павлович ответил на ласку, почесав собаку за ухом. Та побежала вперед, к двери, словно намеревалась открыть ее перед хозяином. Сергей Павлович взялся за медное кольцо.

Нина Ивановна, как всегда, ждала приезда мужа у

входа, ее серые глаза с веселой хитринкой устремились на дверь.

— Ты знаешь, Нина, задержался, — на ходу торопли­во, словно извиняясь, сказал Сергей Павлович.

— Совещание на Луне?

— Вот видишь, ты все знаешь! — улыбнулся Сергей Павлович и, обняв жену за плечи, спросил: — Ас космо­дрома не звонили? Я им обещал быть дома в восемь, а сейчас все десять.

— Не волнуйся, звонили, там все в порядке, «Космос» вышел на орбиту. Раздевайся. Пойду подогрею ужин.

Вскоре из прихожей раздался раздраженный голос мужа:

— Нина! Где же мои тапочки? Я же просил: каждой вещи свое место. Сколько раз надо говорить?

— Ну, Сережа, наклонись чуть пониже. Они на обыч­ном месте. Видишь — мыли полы, чуточку подвинули...

Найдя наконец свои шлепанцы, Сергей Павлович сра­зу же поостыл, чувствуя себя неловко перед женой за глупую несдержанность.

— Дома «наклонись», в Госплане «поклонись», в ми­нистерстве — «согнись». Целый день сегодня этой «физ­культурой» занимался.

— А что делают твои девятнадцать замов?

— Меня-то без двух звезд на пиджаке вахтер-старуш­ка ветхая на порог министерства не пускает.

— Что-нибудь случилось, Сережа?

— А! — махнул рукой Сергей Павлович. — Летит к чертовой матери лунная программа. Задел нужен, новая мощная ракета. А это деньги, деньги. Раздают деньги, материальные ресурсы по принципу: всем сестрам по серьгам. Немного Янгелю, чуть больше Челомею, у него сын у высокого начальства работал, а те крохи, что оста­лись, — нам, головному ОКБ. А еще вчера все они со­глашались работать на единую программу, а теперь каж­дый тянет в свою сторону, хочет вырваться вперед!

Спохватившись, что снова начинает нервничать, Сер-

464

гей Павлович сдержал себя и вроде бы ни с того ни с сего спросил:

— У тебя, Нина, в холодильнике продукты запасены на сколько дней?

— Собираешься в командировку? Не волнуйся, хва­тит. Дня на четыре-пять. Не каждый же день ходить по магазинам.

— Вот именно, — весело подхватил Сергей Павло­вич. — И я прошу у инстанций: выделите мне средства сразу на пять-десять лет. Дайте свободу действий, не опекайте по пустякам. Распылять средства между многи­ми КБ, чтобы каждый творил что вздумается — нет, это не разумно...

Улучив момент, когда, как показалось Нине Ивановне, муж выговорился, она усадила его за кухонный стол.

— Ешь, Сережа, не нервничай. Если можешь, остав­ляй служебные перегрузки там, за дверьми.

— Извини, что делать. Они давят и днем и ночью и везде...

Нина Ивановна села напротив. Последнее время муж выглядел неважно. Все чаще жаловался на болезнь, бы­вали и сильные кровотечения, все больше уставал. Он не умел отдыхать, как все.

— Есть новые письма, журналы? — спросил Сергей

Павлович.

— Да, тебе принести их?

— Нет, я зайду в кабинет. Надо дочитать статью.

Не успел.

— Ты всегда не успеваешь, — заметила жена. — Я не помню, чтобы тебе хватало суток. Не бережешь ты себя, Сергей. Тебе не сорок.

Сергей Павлович молча внимательно посмотрел ей в глаза.

— Петровский звонил. Настаивает...

Нина Ивановна слегка вздрогнула, но не подала вида, что сама мысль об операции ее пугает. Она знала, как мужа мучает болезнь. Не первый раз он говорит с ней об этом. Сегодня Сергей Павлович, как ей показалось, более настойчиво сказал о необходимости лечь в больницу.

— Надо, Сережа, — тихо ответила Нина Ивановна. — Если врачи настаивают, значит, надо.

Сергей Павлович облегченно вздохнул, широко улыб­нулся. Наскоро поев, он вышел из кухни. Прошел мимо бронзовой скульптуры юноши, запускающего ракету, и, опершись рукой о перила неширокой деревянной лестни-

30 А. Романов 465

цы, стал медленно подниматься на второй этаж. На сере­дине лестницы задержался, чтобы передохнуть, и посмот­рел вниз на скульптуру «К звездам». Ему нравилось это произведение Григория Постникова, подаренное ему ав­тором и космонавтами...

Поднявшись на второй этаж, Сергей Павлович подо­шел к столику, над которым висели портреты К. Э. Циол­ковского, И. В. Курчатова и С. И. Вавилова. Взяв пись­ма, газеты и журналы, вошел в кабинет. Он бесконечно любил свое пристанище. Устроенный заботами Нины Ивановны, он ненавязчиво совмещал в себе домашний уют и деловую обстановку... Небольшая скульптура ша­гающего Ленина. Портреты Циолковского и Цандера. Живописный пейзаж на стене, фотография жены.

Редкий день Сергей Павлович не заходил в кабинет на часок-другой, чтобы поработать, а то и просто поразмыш­лять в тишине. Чаще всего он занимался за просторным столом-бюро, обложив себя книгами и журналами. Лю­бил посидеть в приставленных к нему мягких креслах, почитать журналы, просмотреть документы... Иногда стоял у доски с мелком в руках, что-то вычерчивая.

Сергей Павлович сразу же сел за рабочий стол, вынул из коричневой папки листки бумаги. Гранки статьи для «Правды». В ней — итоги уходящего 1965-го, космиче­ского года. Взглянул на календарь: 28 декабря. «Надо завтра вернуть редакции», — подумал Сергей Павлович. Надев круглые очки в золотистой оправе, стал читать:

«В современной науке нет отрасли, развивающейся столь же стремительно, как космические исследования. Немногим более восьми лет прошло с тех пор, как впер­вые во Вселенной появилось созданное человеком косми­ческое тело — первый советский искусственный спутник Земли».

Оторвавшись от текста, ученый посмотрел в окно, на котором мороз уже вывел затейливые узоры. Перевел взгляд на стену, где висела фотография третьего спутника Земли. Сергей Павлович вспомнил, что в конце статьи есть несверенная цитата Циолковского.

Открыв один из ящиков стола, Королев достал стопку брошюр — сочинения Константина Эдуардовича, издан­ные при жизни ученого. Академик очень гордился этими книгами, идеи, заложенные в них, всегда оставались для него и путеводной звездой, и учебниками. Полистал их. Может, вспомнил свои давние встречи с калужским вдох­новителем, свою юность... Взял том академического изда-

466

ния сочинений Ковстантива Эдуардовича, положил рядом книгу, чтобы не забыть, и стал читать статью дальше.

«Полет Юрия Гагарина открыл эпоху космической на­вигации. А эпоха работы человека в свободном космосе началась в истекшем 1965 году, в тот мартовский день, когда Алексей Леонов шагнул из шлюза в открытое про­странство и свободно поплыл в нем».

Прочитав фразу о значении полета «Восхода-2», уче­ный задумался и мысленно спросил себя: «Все ли я ска­зал о последнем эксперименте? Да, пожалуй, все». Но тут же решил, что надо отметить успехи американских астронавтов Ловелла, Бормана, Ширры и Стаффорда. Взял ручку и дописал: «Их почти двухнедельный полет и сближение в космосе двух кораблей — серьезное дости­жение». Надо отдать должное и первому французскому искусственному спутнику Земли. Ведь Франция стала третьей космической державой. А дальше сказать о зада­чах, выполняемых в космосе советскими спутниками. Сер­гей Павлович стал писать дальше:

«Прилегающая к Земле область космического про­странства, можно считать, основательно обжита. Спутники серии «Космос» неутомимо выполняют обширнейшую комплексную научную программу исследований...»

Королев снял очки. Хотел было протереть их, но под руками ничего не оказалось, и он пошел в спальню, где оставил очечник с лоскутком замши. На обратном пути, уже в кабинете, взглянул на фотографию, на которой он запечатлен с корифеями науки Курчатовым, Келдышем и своим заместителем Мишиным. Этот уникальный снимок пошел в историю под названием «три «К». Сергей Пав­лович краешком губ улыбнулся, вспомнив памятный день 9 мая этого года. Праздновалось 20-летие Победы над фашизмом. Они с Ниной Ивановной стояли на трибуне Красной площади, любовались чеканным шагом слушате­лей военных академий. Сергей Павлович с нетерпением ждал технической части военного парада. Хотелось по­смотреть, как пойдут его новые межконтинентальные баллистические ракеты на твердом топливе. И вот они появились, мощные, грозные. Все зааплодировали им, бил в ладоши и Сергей Павлович.

— Себя хвалишь, — услышал он над ухом шутливый

голос Пилюгина.

— Нет, Николай Алексеевич! Аплодирую рабочему классу, что построил их, да ребятам, что научились запу­скать их.


30*


467




— Красиво идут, — не сдержался Пилюгин. — Завтра за границей шум будет всесветский.

— Пусть шумят. Наши ракеты любителям авантюр вроде холодного душа.

— Марку бы надо написать на корпусе, как на само­летах, — сказал стоявший рядом ракетчик-генерал В. Ф. Толубко. — Ту, Як, МИГ.

— Не понял, — откликнулся Королев.

— А и понять нетрудно, — ответил Бармин. — По­ставьте три К, — и тут же разъяснил: — Королев, Кур­чатов, Келдыш.

Шутка всем понравилась. По душе она пришлась и Королеву.

— Что скажете, Мстислав Всеволодович? — обратился он к Келдышу.

— Мне не нравится. Разве мы одни?.. Да и звучит как-то мягко «три К». По мне лучше МБР — межконтинен­тальная баллистическая ракета. В этих трех буквах слы­шится что-то грозное...

Оторвав взгляд от фотографии, Сергей Павлович по­шел к столу, стал внимательно читать оставшиеся стра­ницы:

«Продолжались в истекшем году и исследования более далеких космических объектов... В первой половине ноября 1965 года были запущены к Венере две автома­тические станции «Венера-2» и «Венера-3». В конце фев­раля — начале марта 1966 года эти станции достигнут района планеты Венера...»

Сергей Павлович прервался, отложил гранки. «Да, успехи есть. Но вот с Луной не все получается. Мечта человеческая — ступить на лунную твердь. Нет, опреде­ленные достижения есть, «Лунники» летают, мы сфото­графировали ее обратную сторону, которую никто из лю­дей до сих пор не видел. Полет человека вокруг Земли — ступень к полету на Луну. Ведь для полета на Луну и обратно надо шесть-семь суток, Быковский летал пять, Леонов выходил в открытый космос, значит, можем сту­пить и на лунную «землю».

Как-то незаметно для себя Королев снова вернулся мыслями к сегодняшнему заседанию Совета главных. Всем понравилась готовность Бабакина взяться за раз­работку самодвижущейся лаборатории — «Лунохода», — которая могла бы получить и передать на землю данные о физическом и химическом составе внеземной породы... А там, глядишь, научимся доставлять с Луны и планет

468

образцы лунного грунта... Королев вспомнил правдоподоб­ную шутку академика Виноградова: «Дайте нам щепотку лунного грунта, и мы «перевернем» всю Вселенную». И Сергей Павлович тихонько запел неизвестно откуда за­помнившуюся ему песенку:

Хорошо мне с тобою, Луна. Нам под солнцем плыть вместе всегда. Верный спутник землянам Луна, Нежность сеешь в людские сердца.

...Послышались шаги жены. Легко поднималась она по лестнице. Сергей Павлович всегда радовался, когда она едва слышно появлялась в двери кабинета.

— Сережа! До отъезда на работу осталось семь часов.

— Сейчас, сейчас! Зайди, я тебе прочитаю статью. Нина Ивановна вошла в комнату, села в кожаное кресло. Сергей Павлович сел напротив.

— Вот послушай, — и начал читать. Старался это делать не монотонно, чтобы самому еще раз вникнуть в

смысл написанного...

«Все сказанное — увлекательные планы исследования Вселенной, это шаги в будущее. Это будущее, хотя и не столь близкое, но реальное, поскольку оно опирается на уже достигнутое...»

— Ну и как? — обратился он к жене.

— Не все гладко по стилю. То суховатый деловой язык, а где-то слишком много пафоса, — и рассмеялась. — Ну а впрочем, ты и сам, Сергей, такой — разностильный.

— Ну и на этом спасибо, — улыбнулся Сергей Пав­лович.

Сергей Павлович убрал в стол брошюры К. Э. Циол­ковского. Неожиданно с грустью сказал жене:

— Ты знаешь, Нина, я как-то плохо помню внешне старика Циолковского, прошло столько лет. Но сказанное

им тогда из памяти не вырубишь.

— Зачем же ты, Сережа, приводил подробности

встречи?

— Какие там подробности, два-три штриха, другого

не мог. Тихонравов провел в Калуге целый день, а напи­сал, на мой взгляд, две скучных странички... Всю свою жизнь читал, перечитывал его труды, и Константин Эдуардович словно представал передо мной, наверное, что-то фантазировал. Мне кажется, что Циолковский всю жизнь вел меня за руку, показывая путь в завтра! Да, Ни­на, у нас есть конверт с маркой? Надо поздравить с Новым годом Якова Матвеевича Терентьева-.Ведь он один

469

вз немногих еще живущих соратников Тухачевского... Я тебе рассказывал, что значила для меня их поддержка, когда мы делали первые шаги.

— Оставь письмо на столе, я утром пойду и отправ­лю, — и, выходя из кабинета, напомнила: — Не забудь выключить свет.

Вырвав из блокнота листок бумаги, Сергей Павлович начал писать. Слева в верхнем углу поставил дату «31/XII.65... Дорогой Яков Матвеевич! Шлю тебе, старому другу и товарищу, свои самые наилучшие пожелания и поздравления к Новому году...» В конце письма поделил­ся своими заботами: «Мои планы и дела нешибко важ­ны — буду весь январь в больнице лежать. Ничего осо­бенного нет, но вылежать надо...»

Закончил свое поздравление словами, так характерны­ми для С. П. Королева: «Все прочее, как всегда, в неудер­жимом и стремительном движении...»

Приняв окончательное решение лечь в больницу, С. П. Королев первые дни нового, 1966 года с утра до позднего вечера проводил в конструкторском бюро. Слов­но чувствуя недоброе, он старается завершить большин­ство дел. Написав отчет о научной деятельности за ми­нувший год, Сергей Павлович вызвал секретаря.

— Этот отчет перешлите, пожалуйста, в президиум Академии наук СССР на имя Мстислава Всеволодовича. Теперь просьба: я из больницы позвоню вам, сообщу та­мошний телефон. Если появятся важные документы, по­ставьте меня в известность. И пригласите через полчаса всех на совещание.

Когда ближайшие сотрудники Королева собрались у него в кабинете, он счел нужным очень коротко напо­мнить им о первоочередных работах на ближайшие пол­месяца, пока будет отсутствовать.

Тепло попрощавшись с товарищами, Сергей Павлович задержал первого зама.

— Василий Павлович! Не думаю, что залежусь в больнице. Но сам знаешь, дел невпроворот. Ничего не откладывай на завтра, что можешь сделать сегодня. Остальных моих замов подталкивай. Я тут просмотрел первоочередные бумаги. Возьми под контроль те, что по­метил красным карандашом. Из больницы позвоню, со­общу телефон. Не стесняйся, звони, а то умру от без­делья. Звони...

470

— Ну, ни пуха ви пера, — прощаясь с Главным, по­желал Мишин.

— К черту, к черту! — по традиции ответил Королев. Проводив зама до двери, снова сел за просмотр текущих документов. Закончив работу с нами, пригласил помощ­ника, передал ему стопку бумаг.

— Все это, Виктор Васильевич, — соответствующим товарищам. Возьмите под контроль то, что помечено си­ним карандашом. Прошу найти все копии моих предложе­ний о мирном использовании космоса, направленных ака­демику Келдышу. Помнится, это было в марте еще 1960 года. Потом в 1963 году я дал интервью обозревате­лю ТАСС по поводу заключения Договора между СССР, США и Великобританией о запрещении испытаний ядер­ного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой. Сделайте копии этих документов. Мне они скоро понадобятся. Я вам позвоню из больницы.

Утром 5 января 1966 года, перед тем, как поехать из дому в больницу, Сергей Павлович поднялся на второй этаж к книжным стеллажам, положил в небольшой чемо­дан несколько книг, в том числе сочинения Альберта Эйнштейна. Потом открыл гардероб, долго искал в кар­манах костюмов копеечки на счастье. Не нашел и рас­строился. Нет, он не был суеверным, но, как многие, в трудную минуту верил в добрые приметы. Утешало со­знание, что в той же больнице находится на долечивании его мать, а значит, на первых порах будет с кем пого­ворить.

...В первый же вечер они сидели вместе в больничной палате, вспоминая прошлое, думая о будущем.

— Ты читал, Сергей, статью в «Правде» «Шаги в будущее»? — как-то спросила Мария Николаевна.

— А тебе она понравилась? — вопросом на вопрос от­ветил Королев.

— Очень. Но кто же все-таки ее написал? — допыты­валась мать.

— Там же стоит подпись «профессор К. Сергеев». Да и так ли важно, кто написал статью? — Королев улыбнулся одними глазами. — Главное, чтобы она была полезной.

— Похоже, что ты написал? — неуверенно сказала мать.

Сергей Павлович ничего не ответил. Посмотрел на мать. Казалось, возраст не тронул ее, хотя ей около вось­мидесяти.

— Ты когда выписываешься?

471

— Да скоро уже. Порядком надоело, — вздохнула мать.

Раздался телефонный звонок. Сергей Павлович взял трубку.

— А, Юрий Алексеевич, — лицо Сергея Павловича сразу преобразилось, посветлело. — Лечусь вот1 Хотите приехать 8 января? Буду рад видеть вас. С Николаевым? Хорошо. Закажу пропуск. До свидания.

Нет ничего печальнее, чем отмечать день рождения в больнице. Такое случилось с Сергеем Павловичем впер­вые. Двенадцатое января 1966 года. Настроение у Коро­лева неважное, но он все-таки пытался скрыть его от родных. Нина Ивановна и Мария Николаевна делали все, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей.

— Мне бы десятка лет хватило, — пытался пошутить Сергей Павлович. — Дел-то немного: побывать на Луне, на Марсе-То и дело звонил телефон. Друзья и соратники по­здравляли Королева, обещали навестить его. Постепенно настроение именинника поднялось. В глазах появился прежний блеск, который так нравился Нине Ивановне. Лицо его все чаще озаряла улыбка. Сергей Павлович даже начал шутить, подбадривая жену и мать. Когда они нача­ли собираться домой, напомнил им, что операция на­значена на 14 января.

Сердце Нины Ивановны сжалось, хотя она и готовила себя к этому дню, знала, что операция, как говорили ей врачи, займет немного времени, да и оперировать решил сам Петровский, но у нее невольно вырвалось:

— Послезавтра?!

Сергей Павлович порывисто обнял жену и поцеловал. Она почувствовала, как учащенно бьется ее сердце.

— Надо же, Нина! — В голосе обычная, не терпящая возражения твердость.

Попрощавшись с матерью, Сергей Павлович попросил жену завтра навестить его. Почти весь день Сергей Пав­лович и Нина Ивановна провели вместе. Жена отметила про себя, что настроение у мужа радужное. Он не сомне­вался в исходе операции. Это настроение передалось и Нине Ивановне.

Утром 14 января 1966 года без пяти восемь утра Сер­гей Павлович позвонил домой.

— Нина- мне сделали укол. Жду тебя, как договори­лись... после операции.

Это был последний их разговор.

472

Сергей Павлович Королев скончался во время продол­жительной операции. Трудно судить сегодня. Но вряд ли он серьезно задумывался над причинами своего многолет­него недомогания, полностью доверяясь врачам и тем бо­лее такому известному хирургу, да еще министру здраво­охранения страны... Весь трагизм положения своего па­циента Петровский, к сожалению, понял только на опера­ционном столе. В этот момент он осознал, что поступил опрометчиво, доверившись заключению врачей, не пере­проверив их диагноз «кровоточащий полип».

— Саркома, запущеннейшая саркома... будь она про­клята, — не в состоянии остановить кровотечения, тря­сущимися губами повторял хирург.

В операционную не вошел, а вбежал Вишневский, срочно вызванный министром. Александр Александрович в мгновение оценил ситуацию. Но чем он мог помочь? На немой вопрос хирурга дал несколько советов. Наконец с трудом удалось остановить кровотечение. Более или менее в этих экстремальных условиях завершили опера­цию. Молча пошли, чтобы успокоить Нину Ивановну, крайне взволнованную столь продолжительной операцией. Но на полпути хирургов остановил истошный голос ане­стезиолога: «Сердце... сердце не слышу...»

Петровский и Вишневский бросились в операционную. Сердце Королева не вынесло многочасовой нагрузки — остановилось. Александр Александрович вскрыл грудную полость и начал массировать сердце руками. Все напрас­но. Вишневский стоял возле друга, напряженно, до боли в глазах смотрел на умершего, не веря в случившееся. С невероятной ясностью вспомнил свою давнюю встречу с Сергеем Павловичем и слова, брошенные им: «Мы бу­дем работать над искусственым сердцем». И его шутку:

«Первое — мое».

— Все, Борис Васильевич. Это конец, — глухо произ­нес Вишневский.

Академик Петровский молча вышел. Александр Алек­сандрович продолжал рассуждать сам с собой: «Откуда такая доверчивость и самонадеянность?.. Разве допусти­мы непрофессиональные исследования... Значит, проведе­ны из рук вон плохо... И такая непредусмотрительность, — мучительно думал ученый, оглядывая операционную, в которой, судя по оснащению, можно лишь делать простей­шие операции... Нелепая смерть. Но смерть... всегда не­лепа».

Александр Александрович, прощаясь с другом, еще