1. Понятие объективной истины. Специфика научной истины Проблема истины является ведущей в гносеологии

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5

Обобщая многие факты, связанные с заблуждениями в науке', Э. М. Чудинов приходит к заключению об их немалой позитивной роли. Заблуждения могут вести к созданию проблемных ситуаций, , способствовать нахождению правильного пути решения проблем, 1 построению истинной теории и определению границ ее применимо-1 сти. История науки убеждает, что путь к истине лежал через заблуждения. Они были не иррациональным началом в познании, отвращающим от истины, а, наоборот, необходимой ступенькой, опираясь на которую наука приближалась к истине.

Вернемся к примеру из истории науки с разработкой атомистической концепции. Посмодм на приведенную уже схему (на с. 43). В ней отражено развитие лишь истинного содержания концепции и намеренно не принята в расчет связь истины с заблуждением. Теперь внесем уточнение, смысл которого в том, что концепция (или учение, теория) состоит не только из «утверждений-истин», но и из «утверждений-заблуждений». Схема получит следующий вид:

Нас не интересует сейчас изменение положения заблуждения / при переходе к относительной истине 2, и заблуждения 2 при переходе к истине 3. Достаточно того, что показана область заблуждения (гу—zo) в ее соотнесенности с область) истины и неразрывность истины с заблуждением в составе единой концепции (теории) ".

' См.: Чудинов Э. М. Природа научной истины С. 293—302. ' Необходимо также видеть отличие теории от ее изложения в статьях, книгах. «Что представляет собой связный текст, например текст научной, монографии, с логико-гносеологической стороны? Вряд ли можно утверждать, что текст научной монографии сводится, скажем, к теории... Ни в одной книге мы не встретим

50

Когда в начале данной главы ставился вопрос о том, что представляет собой атомистическая концепция Демокрита — истину или заблуждение, то расчет на наверный ответ строился именно на предположении, что читатель отождествит понятие «концепция» с понятием «истинное знание». Поэтому корректировка нашего представления о том, что входит в концепции, необходима.

И еще одно уточнение. Для самого Демокрита его атомистическая концепция, надо полагать, не представлялась комплексом «истина+заблуждение». Уже отмечалось, что подлинный ученый не-} примирим. к заблуждению и всегда стремится элиминировать за- \ блуждение из своей концепции. Да, стремится, но только при условии, если таковое выявляется. Оценка знания как заблуждения дается всегда ретроспективно, с высоты нового рубежа практики и науки.

В пределах же заданной формы (или уровня) практики и знания нет возможностей для квалификации знания, находящегося за пределами подтвержденного на практике, в качестве истины или в качестве заблуждения. Такое знание — гипотетическое, а вернее, гносеологически неопределенное (для данного момента времени). Если брать нашу схему, то обозначение заблуждением i будет таковым лишь в ретроспективном плане, а для субъекта — ее носителя — это будет гносеологически неопределенным, гипотетическим знанием.

Вся трудность в том, чтобы на том или ином конкретном рубеже роста (или развития) концепции видеть, где истина, а где будущее возможное заблуждение. Можно полагать следующее. Та часть концепции, которая надежно подтверждается на практике, есть объективная истина. Та же часть, которая еще не подтверждена, не является ни истиной, ни «не-истиной». Как бы ни хотелось выдать ее за истину или за заблуждение, этот вопрос не решаем средствами данного времени. Критерием для этой сферы вычленения знания

теорию в той форме, в которой ее излагает логика, хотя фрагменты теорий, безусловно, будут входить в научный текст. Соответственно, не сводится научный текст и к набору канонических, с точки зрения логики, высказываний или силлогизмов, хотя они также в нем присутствуют. Нельзя исчерпать научный текст и каким бы то ни было множеством мыслей. В текст любой научной монографии входят не только мысли, рассуждения, понятия и соответствующие им логические формы канонических высказываний и теорий, но также факты (в виде наблюдений, датировок и т. д.), чувственные образы, эмпирические описания и классификации, мировоззренческие оценки и эмотивные элементы и т. п. Знание, таким образом, поскольку оно представлено как связный текст, гетерогенно и составляет весьма странный для логики объект. В нем содержатся логические и нелогические ингредиенты, не имеющие жестких разграничительных линий. Эти ингредиенты можно сгруппировать по определенным рубрикам. Но и тогда мы получим сложный объект, составленный из эмпирических данных (факты и чувственные образы), концептуальных элементов (мысли и теории), интерпретативных и оценочных факторов (модели, метаязыковые соображения, нормы). Каждая из указанных групп элементов входит в знание, но ни одна из них не исчерпывает его сущности» (Крымский С. Б. Научное знание и принципы его трансформации. Киев, 1974. С. 30—31).

может служить, во-первых, отсутствие его четкой подтверждаемо-сти на практике, во-вторых, наличие разных точек зрения, борьбы мнений, споров поГ'выдвйнутым соображениям. Конечно, эти два признака могут и не выступать в единстве, один из них может и не выражаться в явном виде; возможно использование и других критериев для определения гносеологически неопределенных структур. Так или иначе, но конкретно-историческая система знания как выражение научного поиска на более или менее завершенном своем этапе в значительной своей части может быть подвергнута разграничению на области истинных и гипотетических утверждений по только что отмеченным признакам.

Такое реально функционирующее в науке образование иногда называется «правдоподобным» или «относительно истинным» знанием. Второй термин менее удачен, поскольку вызывает ассоциации, связанные с относительной истиной. Первый термин тоже не точен, поскольку, наоборот, может вызвать впечатление о приближенности к истине, но не о ее наличии (в неполном объеме) '. Более удачными, на наш взгляд, представляются термины «достоверный» («достоверное знание») и «вероятный» («вероятное знание») .

Освещая вопрос о достоверном знании, Г. А. Геворкян отмечает,. что знание определяется как достоверное, когда (а) у нас имеется полное основание утверждать, что его истинность окончательно установлена, так что оно не нуждается в дальнейшем обосновании (доказательстве), и потому (б) у нас имеется полная субъективная уверенность, убежденность в нем '. Но такое знание, очевидно, будет объективной истиной, безусловно, требующей убежденности в ней. Сохраняя этот признак и имея в виду реально функционирующее научное знание (т. е. истину плюс гипотетическое знание), мы уточняем приведенное положение Г. А. Геворкяна в пункте а, ограничивая его основой, или главным в научной теории, концепции, учении; вследствие этого первый признак, характеризующий достоверное знание, будет формулироваться следующим (образом: знание определяется как достоверное, когда (а) у нас 1 имеется полное основание утверждать, что его истинность установ-! лена в главном, в основном. Данное положение одновременно фиксирует момент развития данной концепции, истину как процесс, движение к еще более широкому и более достоверному знанию. Подлинные научные концепции — это в высшей степени достоверные системы знания.

' «В отличие от истины правдоподобие выступает как предварительная оценка знания на истинность и выражает его соотношение с накопленным знанием, меру его логической обоснованности... Правдоподобие является необходимым условием формирования нового знания, своего рода заявкой на его практическую проверку» (Лезгина М. Л. Диалектика истины в научном познании \Ц Материалистическая диалектика: В 5 т. Т. 2. Субъективная диалектика. М., 1982. С. 257— 238). " См.: Геворкян Г. А. Вероятное и достоверное знание. Ереван, 1965. С. 134.

В то же время в науке имеют место системы вероятного знания. «Знание вероятно, если (а) у нас имеется не полное, а только некоторое основание считать его истинным, так что оно нуждается в дальнейшем обосновании (доказательстве), и потому (б) оно вызывает в нас определенную уверенность, но мы готовы к тому, что эта уверенность не оправдается»'. В плане уточненного значения термина «достоверное» (знание) мы можем говорить о вероятном знании как выступающем в главном, основном гипотейческим знанием.

Если к истине не применимы слова «более» или «менее», то к достоверному и вероятному знанию они применимы. Говорят: «менее достоверный», «более достоверный», «максимально достоверный» (как и «маловероятный», «более вероятный»).

Английский философ и логик КарлПоппер подчеркивает «нереалистичность» точки зрения на науку как на совокупность одних только истин; он также полагает, что то, с чем имеет дело реальная наука, является сочетанием истины и элементов заблуждения. Эту систему знания он трактует как «правдоподобное знание», делая крен в сторону отказа от достоверности и объективной истины. Он пишет: «Наука не является системой достоверных или хорошо обоснованных высказываний; она не представляет собой также и системы, постоянно развивающейся по направлению к некоторому конечному состоянию. Наша наука не есть знание (episteme): она никогда не может претендовать на достижение истины или чего-то, заменяющего истину, например вероятности. Вместе с тем наука имеет более чем только биологическую приспособительную ценность. Она не только полезный инструмент. Хотя она не может достигнуть ни истины, ни вероятности, стремление к знанию и поиск истины являются наиболее сильными мотивами научного исследования. Мы не знаем—мы можем только предполагать». По мнению К. Поппера, идея истины является «абсолютистской». Он заявляет, что нельзя требовать абсолютной достоверности: мы, подчеркивает К. Поппер, — искатели истины, но не ее обладатели. Мы не имеем в руках никакой истины, а только вечно к ней стремимся.

Сближая объективную истину с абсолютной (как полным, исчерпывающим знанием о предмете) до их полного слияния, К. Поппер пришел к отрицанию существования объективной истины; к этому же выводу, как мы помним, приходили и релятивисты, абсолютизировавшие относительную истину, или принцип релятивности в трактовке исторической смены теорий. Свое в принципе'верное представление о гносеологической гетерогенности концепций, теорий (как единства истины и заблуждения) К. Поппер безосновательно перенес на все утверждения и системы утверждений в нау-

' См.: Геворкян Г. А. Вероятное и достоверное знание. Ереван, 1965, С. 134. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 226.

ке, сочтя их только «правдоподобными», лишь приближающимися к истине.

/ Проблема истины—это и проблема ее отграничения от заблуж-/дения; проблема истины упирается в проблему критерия истины.

4. Проблема отграничения истины от заблуждения

Эта проблема возникла не в последние десятилетия и даже не в последние столетия. Она имела место во все периоды развития философии, начиная с античности.

Вот как описывает ситуацию в истории домарксистской философии П. В. Коп-нин '. Одни философы прошлого считали, что нельзя найти прочного основания, с помощью которого можно было бы решить вопрос об объективной истинности знания, поэтому склонялись к скептицизму и агностицизму. Другие видели такой критерий в данных ощущений и восприятии человека: все то, что выводимо из чувственно данного, истинно. Однако непосредственно данными чувств нельзя доказать ни одно общее суждение, не говоря уже о более сложной, развивающейся научно-теоретической системе. Ведь каждое .общее суждение по существу охватывает бесконечное число единичных предметов, и как бы ни было велико число наблюдений, оно не может охватить всех случаев. Например, суждение «все люди — смертны» нельзя доказать наблюдением смертности отдельных людей. Для доказательства надо подождать, пока умрут не только люди, которые сейчас живут, но и те, которые народятся в будущем. Кроме того, многие научно-теоретические положения касаются объектов, которые не воспринимаются непосредственно чувствами человека. Поэтому попытки обосновать в качестве критерия истины ощущения и восприятия человека терпели неудачу, которая порождала разочарование в возможности найти такой критерий вообще, что в конечном счете приводило опять-таки к скепсису в отношении возможностей человека достигнуть объективно-истинного знания.

Некоторые философы полагали, что достоверность всего человеческого знания можно доказать путем выведения его из небольшого числа всеобщих положений, истинность которых самоочевидна в силу их ясности и отчетливости; противоречие им просто немыслимо. Однако таких самоочевидных положений, не требующих доказательства, в действительности нет, а ясность и отчетливость мышления — слишком зыбкий критерий для доказательства объективной истинности знания. Самоочевидным был V постулат Евклида, и, казалось, противоречие ему немыслимо. Однако Н. Лобачевский исходил в своей новой геометрии именно из этого немыслимого положения, которое противоречило V постулату Евклида, и тем самым достиг объективно-истинного знания об окружающем нас пространстве. Современная наука не склонна принимать в качестве самоочевидных никаких теоретических положений, она подвергает сомнению любое утверждение, считавшееся ранее святыней, и, наоборот, выдвигает в качестве исходных принципов совершенно немыслимые утверждения, не уповая на их самоочевидность. Новые положения, как правило, кажутся необычными, далеко не самоочевидными.

Таким образом, ни ..чувственное наблюдение, ни самоочедидность. ясность и отчетливость, всеобщих положений не могут служить критериями истинности знания. Коренным пороком всех этих концепций является стремление найти критерий истинности знания в самом знании, в каких-либо его особых положениях, которые так или иначе считаются привилегированными по сравнению с другими.

Основоположники марксизма видели недостаточность попыток найти критерий истины в рамках субъекта: последовательный ма-

'См.: Копнин П. В. Гносеологические и логические основы науки. С. 160— 162.

териализм сталкивался здесь с явным преувеличением роли субъективного; из этого круга не выводили ни прежний материализм, замыкавшийся в чувственности и оказывавшийся созерцательным, ни идеализм с его рационалистическим активизмом. Встала задача найти такой критерий, который, во-первых, был бы непосредственно связан_со знанием, определял быегоазвй1ие,„и„в.то.жевЈ.емя_ сам бы им нё~являлся; во-вторых, этот критерий должен был соединять в себе всеобщность с непосредственной действительностью. Таким феноменом оказалась практика. В практике задействован субъект, его знание, воля; в практике — единство субъектного и объектного при ведущей роли (в отражательном плане) объектного. В целом практика — объективный, материальный процесс. Она служитулродолжением природных процессов, развертываясь по объективным законам. В то же время познание не перестает быть субъектным, соотносясь с объективным. Практика включает в себя знание, способна порождать новое знание, выступает его основанием и конечной целью.

В самой практике сплетаются и чувственная конкретность, и непосредственная действительность, и всеобщность (сущностность, законы сущности). Отмечая то новое, что было связано с К. Марксом, с его вкладом в разработку критерия истины, Г. А. Давыдова пишет, что внутри самого чувственного отношения к миру (т. е. не изменяя тезису о материальной природе мира и человека) К. Маркс нашел особую форму этого отношения, которая уже не остается в границах чувственно созерцаемой-данности, но, напротив, выходит за эти границы. Иначе говоря, он открыл такую специфическую форму чувственной связи человека с миром, которая в самой себе заключает возможность и необходимость проникновения в «нечувственные» (т. е. не данные непосредственно) существенные и всеобщие связи вещей '.

Такое явление было обнаружено прежде всего применительно к социальной сфере познания, с установлением роли и значения социально-исторической практики людей, с разработкой исторического материализма. Но это же было обнаружено и в естествознании, в других формах познания. Знакомясь с «Наукой логики» Гегеля, В. И. Ленин столкнулся у предшественника К. Маркса с мыслями, созвучными его пониманию. В этой связи он формулирует положение: практика «имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности» ".

При решении вопроса об истинности или неистинности теории \ недопустима изоляция от практики. «Вопрос о том, обладает ли че- j ловеческое мышление предметной истинностью, — вовсе не вопрос , теории, а практический вопрос. В практике должен доказать че- \

' См.: Давыдова Г. А. Практика—основа единства эмпирической и теоретической ступеней познания // Практика и познание. М., 1973. С. 158. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 195.

\ ловек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос» '. «Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики». Практика отделяет для всех и каж-( дого иллюзию от действительности.

В общественных и естественных науках критерием истины выступает не практика вообще, а ее вполне определенные виды. В отдельных науках, например, используется активное наблюдение за изменениями объекта (медицина), лабораторный эксперимент (генетика, физика); в общественных науках важную роль играет обращение к практике классовой борьбы, к опыту строительства социализма в тех или иных странах и т. п. В сфере философии, отличающейся универсальностью, всеобщностью своих положений, тоже имеет место практика, но это уже не специфический вид практики, 1 а вся совокупность общественно-исторической практики, включая и 1 повседневную, и производственную, и социально-политическую 1 практику.

Blog

1. Понятие объективной истины. Специфика научной истины Проблема истины является ведущей в гносеологии