И н. Репников А. В. В поисках выхода (национал-большевизм Николая Устрялова) Россия в условиях трансформаций. Историко-политологический семинар

Вид материалаСеминар
Подобный материал:
к.и.н. Репников А.В.


В ПОИСКАХ ВЫХОДА (национал-большевизм Николая Устрялова)


Россия в условиях трансформаций. Историко-политологический семинар. Материалы. М., 2003. С.83-91.


Стоит задуматься о существовании идеократической преемственности между советской и дореволюционной государственностью. В последние годы на страницах различных изданий все чаще можно встретить термин «национал-большевизм». Под ним обычно понимается движение, известное историкам как «сменовеховство». В связи с тем, что в наши дни различные политические силы, пытаясь перенести эту идеологию на современную российскую почву, придают данному термину порой диаметрально противоположное значение, представляется необходимым обратиться к истокам этой идеологии, и, в частности, к одному из ее основателей – Н.В. Устрялову. В последние годы эта неординарная личность оказалась в центре внимания историков, политиков и публицистов1. О современном интересе к идеям Устрялова свидетельствует и то, что за короткий срок было переиздано несколько его книг и целый ряд статей2. О. Воробьевым была введена в оборот часть переписки Н.В. Устрялова3. Появился первый сборник с серьезным анализом проблем государства в работах Н.В. Устрялова4. Весьма интересным представляется и предпринятое исследователями рассмотрение влияния идей Н.В. Устрялова на русскую зарубежную эмиграцию5. Благодаря С.М. Сергееву вышло и фундаментальное собрание работ Устрялова6.

Противостояние самодержавия и социализма, под знаком которого начался ХХ век, разрешилось в 1917 г. «Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три... Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей» - писал В.В. Розанов7. Подобная стремительность вызвала у многих очевидцев событий желание объяснить произошедшее через призму «теории заговора», явившегося результатом действия неких «темных сил». В произошедших событиях многие увидели эсхатологические предзнаменования «последних дней». Характерно, что рассмотрение политических событий через призму Апокалипсиса было присуще не только представителям консервативного направления, но и либеральным мыслителям, примером чему является известный сборник «Из глубины».

Противники революции из монархического лагеря считали, что революция была «вживлена» в здоровую ткань российского государства деструктивными антинациональными силами. Не случайно именно в их среде приобрела популярность идея «масонского заговора» антимонархических и антирусских сил. Мало кто из государственников мог тогда разглядеть за разрушительными лозунгами созидательные, и понять, что с изменением государственного строя Россия вовсе не обречена на фатальную гибель. Этот новый строй мог придать ей сильный положительный импульс и позволить добиться того, чего не удалось добиться России самодержавной. О полном провале к 1917 г. консервативной модели модернизации России свидетельствует и незначительная поддержка монархистов (0,6%) на выборах в Учредительное собрание. Либеральная модель модернизации так же потерпела крушение. Таким образом, к октябрю 1917 г. основная борьба шла за осуществления одного из нескольких вариантов социалистической модернизации. В таком контексте падение самодержавия, а затем и крушение нарождавшейся российской демократии вовсе не означало непременной гибели российской государственности.

Сами большевики так же не представляли собой некоего «монолитного» движения. Возможно, в этом и заключен один из принципов их успеха. И дело здесь не только в том, что измученная первой мировой и гражданской войной Россия в итоге покорно смирилась с диктатурой большевиков. Овладев реальными рычагами власти партия не могла не испытать определенную трансформацию. Большевики были не столько «мечтателями-идеалистами», сколько трезвыми и расчетливыми прагматиками, не боявшимися любыми (в том числе и насильственными) средствами навязывать вчерашним союзникам политическую игру «по своим правилам». Огромные возможности, открывшиеся в результате начала практического воплощения в жизнь великого социального эксперимента сочетались у них с тягой к формированию жесткого государственного социализма. Как это не парадоксально, но в своих действиях большевики одновременно были и радикалами и традиционалистами. Осуществляемая ими модернизация была в значительной мере «модернизацией традиции». В результате произошло соединение идеи мессианства, отсутствовавшей у либералов, и идеи социальной справедливости, которую либералы надеялись воплотить в жизнь путем создания системы социального обеспечения. В 1917 году вожди должны были говорить народу именно то, что он хотел слышать, и говорить на его языке (пусть даже этот язык был грубым языком улицы). «В этих условиях должны были победить крайние идеи, оплодотворенные жаждой социального насилия со стороны масс»8. Попытка разобраться в революции без «правых» и «левых» стереотипов и была предпринята Н.В. Устряловым, чья судьба заслуживает того, что бы остановиться на ней поподробнее.

Николай Васильевич Устрялов родился в 1890 г. в Петербурге. В 1913 окончил юридический факультет Московского университета. С 1916 по 1918 г. был приват-доцентом этого же университета. Член кадетской партии. В октябре 1916 г. он заявил о себе как о публицисте, выступив на страницах журнала «Проблемы Великой России» со статьей «К вопросу о русском империализме». Февральскую революцию Устрялов встретил с одобрением, ездил по России с лекциями, выступал и на фронте. В 1917 - 1918 гг. сотрудничал в московской газете «Утро России». В 1918 вместе с Ю.В. Ключниковым и Ю.Н. Потехиным издавал журнал «Накануне», в котором подчеркивал, что революция в России является «подлинно русской». Из тех, кто сотрудничал в «Накануне» можно выделить Н.А. Бердяева, А.А. Кизеветтера, П.Б. Струве, С.А. Котляревского. Постепенно соратника Устрялова по кадетской партии начинают с удивлением замечать происходившие с ним метаморфозы. В итоге на съезде кадетской партии в мае 1918 года он оказался в изоляции. В дальнейшем из либерального лагеря на него обрушился град упреков, который сильно задел Устрялова.

Что касается мировоззрения Устрялов, то он испытал сильное влияние идей Н.Я. Данилевского о циклическом развитии человечества и по ряду положений был близок К.Н. Леонтьеву. Видимо, не случайна смычка устряловского «национал-большевизма» с «охранительным социализмом» К.Н. Леонтьева. Об этом писал и сам Устрялов, считая, что «...из всех политических групп, выдвинутых революцией, лишь большевизм, при всех пороках своего тяжелого и мрачного быта, смог стать действительным русским правительством, лишь он один, по слову К. Леонтьева, «подморозил» загнивавшие воды революционного разлива и подлинно

Над самой бездной

На высоте уздой железной

Россию вздернул на дыбы...»9.

Именно в приверженности государственности сошлись охранители самодержавия и его разрушители, что, кстати, было предсказано К.Н. Леонтьевым еще в конце XIX в. В 1889 г. он высказал мнение о том, что в ХХ и ХХI вв. социализм будет играть ту роль, которую некогда играло христианство. «То, что теперь - крайняя революция, станет тогда охранением, орудием строгого принуждения, дисциплиной, отчасти даже и рабством... Социализм есть феодализм будущего... в сущности либерализм есть, несомненно, разрушение, а социализм может стать и созиданием»10. Не веря в творческую потенцию самодержавия, Леонтьев увидел выход в тоталитарном социалистическом государстве, поскольку ему было важно сохранить традиционные ценности, даже если для этого требовалось сменить «белую» оболочку самодержавной России на «красную». Смешение апокалиптических прогнозов Леонтьева о рождении Антихриста из недр России с рассуждениями об «охранительном социализме» парадоксально только на первый взгляд. Эсхатология и утопия всегда шли в сознании россиян рука об руку. Не случайно современный исследователь русской эсхатологической традиции Вячеслав Шестаков заметил, что «наряду с эсхатологизмом характерной особенностью русского национального сознания всегда была тенденция к социальному утопизму, к созданию зримого образа желаемого (а в антиутопиях – не желаемого) будущего»11.

Перелом в мировоззрении Устрялова зрел долго, и произошел в сложный для страны период гражданской войны, когда Устрялов был юрисконсультантом при управлении делами правительства Колчака12. После краха Колчака он, по воспоминаниям очевидцев, провел три бессонные ночи в Чите, обдумывая выход из создавшегося положения. Последний оплот «белых» рухнул. Впереди была неизвестность и мрак, в который, как казалось, погружается Россия. Но Устрялов увидел во мраке неизвестности свой собственный путь – «национал-большевизм».

В начале 1920 г. Устрялов эмигрировал в Харбин. В октябре 1920 г. он писал П.Б. Струве: «Выступая в защиту прекращения вооруженной борьбы с большевизмом, я и мои единомышленники все время сознавали внешнюю «еретичность» этой точки зрения, но обстановка полного разложения «контрреволюции» настойчиво диктовала именно такой выход из положения... Как бы то ни было, большевики оказались хорошими революционерами, и России не придется сегодня стыдиться за них»13. В письме Струве Устрялов признавал, что занял в эмиграции «весьма одиозную для правых групп позицию «национал - большевизма» (использование большевизма в национальных целях...)»14.

В 1920 - 1934 гг. Устрялов преподавал в Харбинском университете. Он так же работал в советских учреждениях КВЖД. Статьи Устрялова, опубликованные в прессе в первой половине 1920 г. вошли в сборник «В борьбе за Россию» (Харбин, 1920). Прежде всего, он признавал крах «белого дела». «Мы побеждены и побеждены в масштабе всероссийском, а не местном только»15. Следовательно, нужно не начинать борьбу заново, уподобляясь политическим Дон - Кихотам, а искать другой выход. В качестве одной из главных причин поражения белых Устрялов называл то, что «противобольшевистское движение силою вещей слишком связало себя с иностранными элементами и поэтому невольно окружило большевизм известным национальным ореолом...»16. Вполне понятно, что «одними лишь иностранными штыками национального возрождения не достигнешь» и как бы ни были возвышены помыслы белых, они были обречены. Поэтому есть смысл приглядеться к красным победителям, и, отбросив предвзятость побежденных, увидеть за их действиями возрождение России. Во имя этого возрождения следует переломить себя: «Первое и главное - собирание, восстановление России как великого и единого государства. Все остальное приложится»17. Устрялов утверждал, что восстановление территориальной целостности державы неминуемо. «Советская власть будет стремиться всеми средствами к воссоединению окраин с центром во имя идеи мировой революции. Русские патриоты будут бороться за то же - во имя великой и единой России. При всем бесконечном различии идеологий, практический путь - един...»18.

Оценивая дальнейшие перспективы советской власти, Устрялов, еще до провозглашения НЭПа, писал о том, что предстоит «экономический Брест большевизма», предупреждая: «перед русским правительством, допустившим в экономически разоренную страну иностранные капиталы, чрезвычайно остро встает вопрос об ограждении своей государственной самостоятельности. Необходимы реальные гарантии, чтобы не повторились попытки интервенций и дружеских оккупаций»19.

В июне 1921 г. в Праге вышел сборник «Смена вех». Впоследствии начал издаваться и одноименный журнал. Основной статьей сборника была «Patriotica» Устрялова. В ней он повторял и развивал свои взгляды на «национал - большевизм». Почему - спрашивал он - обращение революционеров в 1905 г. к японскому правительству с пожеланием победы над Россией - это предательство, а обращение антиреволюционной интеллигенции «с братским приветом» к польскому правительству в 1920 г. - это патриотизм. Бессмысленно призывать к новому походу против Советской России. Антисоветские силы, не сумевшие победить в более благоприятных условиях, тем более не смогут победить тогда, когда новая власть укрепилась. Устрялов стремился примирить не только геополитические цели большевиков и патриотов, но и показать, что и те, и другие служат высшим задачам.

Советские вожди внимательно следили за работами Устрялова. В.И. Ленин посылал записки с требованием обеспечить своевременное получение «Смены вех» и «Накануне»20. В 1925 г., на XIV съезде ВКП (б) И.В. Сталин, затронув идеологию сменовеховства, сказал: «Устрялов - автор этой идеологии. Он служит у нас на транспорте. Говорят, что он хорошо служит. Я думаю, что ежели он хорошо служит, то пусть мечтает о перерождении нашей партии. Мечтать у нас не запрещено. Пусть себе мечтает на здоровье. Но пусть он знает, что, мечтая о перерождении, он должен вместе с тем возить воду на нашу большевистскую мельницу. Иначе ему плохо будет»21. Идеи Устрялова о возрождении Великой России под красным флагом были не всем по душе. Еще более «неудобно» звучали слова о том, что результатом дальнейшего развития событий в России «может быть незначительный «дворцовый переворот», устраняющий наиболее одиозные фигуры руками их собственных сподвижников и во имя их собственных принципов...»22. Многие из идей Устрялова сыграли свою роль во внутрипартийной борьбе в СССР. Его резко критиковали Г. Зиновьев, Н. Бухарин и М. Рютин. Уж очень неудобно звучали его слова о возрождении Великой России под красным флагом. Еще более двусмысленны были заявления о том, что в России может произойти небольшой дворцовый переворот в ходе которого будут устранены «наиболее одиозные фигуры руками их собственных сподвижников».

В подавляющем большинстве эмиграция не принимала идей Н.В. Устрялова. Постепенно он начал склоняться к принятию реального большевистского режима, придя к выводу, что «Сталин – типичный национал-большевик»23. В 1935 г. он вернулся в СССР. Преподавал в Московских вузах. 6 июня 1937 г. был арестован. По стандартному обвинению в «шпионаже, контрреволюционной деятельности и антисоветской агитации» 14 сентября 1937 г. приговорен к расстрелу. Система, которую он пытался оправдать, уничтожила его. Так закончилась жизнь первого идеолога «национал-большевизма». Но гибель Устрялова не означала краха его идеологии. Порой надежды побежденных прорастают в делах и поступках победителей. Один из видных представителей белого движения, убежденный монархист, В.В. Шульгин отмечал: «наши идеи перескочили через фронт… они (большевики – А.Р.) восстановили русскую армию… Как это ни дико, но это так… Знамя Единой России фактически подняли большевики… придет Некто, кто возьмет от них их «декретность»… Их решимость – принимать на свою ответственность, принимать невероятные решения. Их жестокость – проведение однажды решенного… Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. У него нижняя челюсть одиногого вепря… И «Человеческие глаза». И лоб мыслителя… Весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, - это только страшные, трудные, ужасно мучительные… роды самодержца»24. С годами острота неприятия советской власти у Шульгина постепенно ослабла, и он постарался взглянуть на судьбу России с точки зрения опыта прожитых лет. Он не идеализировал самодержавную Россию, и открыто заявлял о тех недостатках, которые видел в СССР. Критикуя «белых» и анализируя действия В.И.Ленина он не «подыгрывал» новой власти. Ему было нечего терять, и он писал: «Мое мнение, сложившееся за сорок лет наблюдения и размышления, сводится к тому, что для судеб всего человечества не только важно, а просто необходимо, чтобы коммунистический опыт, зашедший так далеко, был беспрепятственно доведен до конца... Я твердо стою за продолжение опыта с тем, чтобы довести его до конца. Великие страдания русского народа к этому обязывают. Пережить все, что пережито, и не достичь цели? Все жертвы, значит, насмарку? Нет! Опыт зашел слишком далеко»25. В работе «Опыт Ленина» Шульгин писал о положении крестьянства в СССР, о промышленности, торговле и быте, отмечал и достижения, и недостатки. «Я не могу лукавить и утверждать, что я приветствую «Опыт Ленина». Если бы от меня зависело, я предпочел бы, чтобы этот эксперимент был поставлен где угодно, но только не на моей родине. Однако если он начат и зашел так далеко, то совершенно необходимо, чтобы этот «Опыт Ленина» был закончен. А он, возможно, не будет закончен, если мы будем слишком горды»26. Шульгин считал, что гордость за уже достигнутые страной успехи: за науку, промышленность, армию, может перерасти в гордыню зазнайства, и это накладывает на руководителей страны тяжкое бремя ответственности. В заключение работы Шульгин подводил итоги: « ...моя личная судьба - это ничтожная песчинка в грандиозном «Опыте Ленина». Я ничем не могу ему помочь. Однако я действительно искренне желаю, чтобы ОН, опыт, был доведен до конца»27.

В 30-е годы Устрялов оказался лишним в Советской России, и был уничтожен «красным монархом», но инвариантное ядро разработанной им идеологии было воспринято новым правителем СССР.

Вряд ли правомерно утверждать, что дореволюционный консерватизм, отрицающий социализм, как «религию ненависти» (С.Ф. Шарапов) сегодня совсем не находит отклика в общественном сознании, просто отклик этот не носит массового характера. К тому же идеализация императорской России часто вызывает закономерное отторжение у профессиональных исследователей, привыкших работать с источниками, а не с красочными описаниями прошлого, «когда была свободной Русь, и три копейки стоил гусь».

В настоящее время мы находимся в точке исторической бифуркации, перехода системы в новое состояние. И многих привлекает именно та идеология, которая могла бы снять противоречия между «красными» и «белыми» примиряя их во имя интересов России. Вот только есть ли такая идеология? Устряловский национал-большевизм, это тоже день вчерашний, как и монархический консерватизм, как и радикально-западнический либерализм. Все старые символы и концепции уже были задействованы, и самое время определить новые приоритеты и ценности. В противном случае мы рискуем навечно «увязнуть» в постоянном повторении своей собственной истории.

1 См.: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980 (См. переиздание книги в России: «Идеология национал-большевизма». М., 2003); Он же. Истоки национал-большевизма // Минувшее. Исторический альманах. Париж, 1987. Т.4; Квакин А.В. Идейно-политическая дифференциация российской интеллигенции в период нэпа: 1921-1927. Саратов, 1991; Кондратьева Т. Большевики-якобинцы и призрак термидора. М., 1993; Натсак О.Д. Русский мыслитель в Харбине // В сб.: Армагеддон: Актуальные проблемы истории, философии, культурологии. М., 1999. Кн. 3. (май-июнь); Романовский В.К. Николай Васильевич Устрялов // Отечественная история. 2002. № 4.

2 Устрялов Н.В. В борьбе за Россию // Литература русского зарубежья. Антология. 1920-1925 гг. М., 1990. Т.1. Кн.1; Он же. Национальная проблема у первых славянофилов // Русско-славянская цивилизация: исторические истоки, современные геополитические проблемы, перспективы славянской взаимности. Сборник статей. М., 1998; Он же. Проблема прогресса. М., 1998; Он же. Иркутск-Харбин // Русский Харбин, М., 1998; Он же. Итальянский фашизм. М., 1999; Он же. Германский национал-социализм. М., 1999; Он же. «Пусть правит имя его» // Из книги «Россия (У окна вагона)». Евразийское вторжение. 1999; № 30; Он же. Гений веков // Вестник СПГУ. Серия История. 1999. № 2; Публицистика русского зарубежья. Сборник статей. М., 1999.

3 «В Сталина нужно стрелять». Переписка Н.В. Устрялова и Н.А. Цурикова 1926-1927 годов. Публикация и вступит. Ст. О. Воробьева // Вопросы истории. 2000. № 2. «Фашизм и коммунизм движутся единой интуицией». Из переписки Н. В. Устрялова. Публикация и вступит. Ст. О. Воробьева // Грани. 2002. № 201.

4 «Государство» в русской политической мысли: Проблемно-тематический сборник. М., 2000. Серия «Политическая наука» 2000. № 2.

5 См.: Онегина С.В. Пореволюционные политические движения российской эмиграции в 20-30-е годы (К истории идеологий) // Отечественная история. 1999. № 6; Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.: Документы и материалы. М., 1999.

6 Устрялов Н.В. Национал-большевизм. М., 2003. Составление, примечания и комментарии С.М. Сергеева.

7 Розанов В.В. Мимолетное. М., 1994. С. 414.

8 Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С.44.

9 Устрялов Н.В. Patriotica // В кн.: В поисках пути: Русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992. С.255.

10 Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб., 1993. С.437.

11 Шестаков В.П. Эсхатология и утопия: (Очерки русской философии и культуры). М., 1995. С.4.

12 См.: Устрялов Н.В. Белый Омск: Дневник колчаковца // Русское прошлое, 1991, № 2; 1919-й год: Из прошлого // Там же, 1993, № 4.

13 К истории национал-большевизма. Письмо Н.В. Устрялова к П.Б. Струве (1920) // Россия и реформы. Сборник статей. Вып. 3. М., 1995. С. 157 - 158.

14 Там же. С. 157.

15 Литература русского зарубежья. Т.1. Кн.1. С. 398.

16 В поисках пути… С. 258.

17 Литература русского зарубежья. Т.1. Кн.1. С. 399.

18 Там же. С. 402.

19 Там же. С. 403.

20 Ленин В.И. ПСС. Т.54. С. 137; 269.

21 Сталин И.В. с/с Т.7. С. 342.

22 В поисках пути... С. 268 – 269.

23 См.: Исторический архив. 1999, № 1-3.

24 Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920. М., 1990. С. 795-797.

25 Шульгин В.В. Опыт Ленина // Наш современник, 1997. № 11. С.145.

26 Там же. С.171.

27 Там же. С. 172.