Александр I павлович

Вид материалаДокументы

Содержание


От руси древней до империи российской
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6

АЛЕКСАНДР I ПАВЛОВИЧ (12(23).12.1777 - 19.11(01.12).1825+)


АЛЕКСАНДР I (1777, Петербург - 1825, Таганрог) - росс. император с 1801. Старший сын Павла I. Воспитанием Александра I руководила Екатерина II. Наибольшее влияние на юношу оказал швейцарец Ф. Лагарп, просветитель и умеренный республиканец. Несмотря на прекрасный подбор преподавателей и незаурядный природный ум, Aлександр I не получил серьезного образования из-за лености и нелюбви к учению. Занятия завершились в 1793, когда Екатерина II женила внука на баденской принцессе Луизе (в православии Елизавета Алексеевна). Необходимость лавировать между ненавидящими друг друга отцом И бабкой приучила Александра I "жить на два ума, держать две парадные физиономий" (Ключевский) .Зная о решении Екатерины II передать престол не Павлу, а ему, Александру I публично заявлял, что не хочет царствовать и предпочитает уехать за Границу "частным человеком, полагая свое счастье в обществе друзей и в изучении природы". Когда Павел стал императором, он назначил Александра I военным губернатором Петербурга, шефом лейб-гвардии Семеновского полка, инспектором кавалерии и пехоты, а позднее - председателем военного департамента Сената. Страх перед жестким и требовательным отцом завершил формирование черт его характера: "сущий прельститель" (М.М. Сперанский), "властитель слабый и лукавый" (А.С. Пушкин), "сфинкс, не разгаданный до гроба" (П.А. Вяземский), "это истинный византиец... тонкий, притворный, хитрый" (Наполеон), "коронованный Гамлет, которого всю жизнь преследовала тень убитого отца" (А.И. Герцен). После убийства Павла I в своем манифесте Александр I объявил, что будет править "по законам и по сердцу в бозе почивающей августейшей бабки нашей". Еще в 1796 вокруг Александра I сложился круг молодых аристократов, т.н. Негласный комитет (А.А. Чарторыйский, П.А. Строганов, Н.Н. Новосильцев, В.П. Кочубей), считавший необходимым отменить крепостное право и способствовать созданию "законно-свободных учреждений". По мнению биографа Александра I вел. князя Николая Михайловича, император Александр I "никогда не был реформатором, а в первые годы царствования он был консерватором более всех окружавших его советников". Но для упрочения власти требовалось "дней александровых прекрасное начало". Александр I отменил все нововведения Павла I: восстановил "жалованные грамоты" дворянству и городам, освободил дворян и духовенство от телесных наказаний, объявил амнистию всем бежавшим за границу, вернул из ссылки до 12 тыс. опальных и репрессированных, упразднил Тайную экспедицию, занимавшуюся сыском и расправой. После 1801 запрещалось печатать объявления о продаже крепостных без земли, но разрешалось осуществлять такую продажу. В 1803 издан указ о вольных хлебопашцах, позволявший крестьянам выкупаться на волю по договоренности с помещиками. Сделка сопровождалась такими кабальными условиями, что этим правом воспользовались менее 0,5 процентов крепостных. Однако впервые в истории России за крестьянством было признано законное право на владение землей, а помещики получили основание для освобождения своих крепостных с землей за выкуп. Цензурный устав 1804 был самым либеральным в XIX в. в России. В 1803 - 1804 была проведена реформа народного образования: учиться могли представители всех сословий, вводилась преемственность учебных программ и открылись новые ун-ты и привилегированные лицеи - Демидовский (в Ярославле) и Царскосельский. Были преобразованы органы гос. управления. Стараниями М.М. Сперанского старые петровские коллегии заменялись министерствами. В 1811 закон строго разграничил права и обязанности Сената, Комитета министров и Гос. совета. Новый порядок гос. управления просуществовал с небольшими изменениями до 1917. В 1805 - 1807 Александр I принял участие в коалициях против Наполеона, потерпел поражение под Аустерлицем (1805) и был вынужден заключить крайне непопулярный в России Тильзитский мир (1807). Но успешные войны с Турцией (1806 - -1812) и Швецией (1808 - 1809) укрепили международное положение России. Были присоединены Вост. Грузия (1801), Финляндия (1809), Бессарабия (1812) и Азербайджан (1813), герцогство Варшавское (1815). С 1810 шло перевооружение рус. армии, строительство крепостей, но при архаичной системе рекрутских наборов и крепостническом хозяйстве завершить это не удалось. В начале Отечественной войны 1812 Александр I, убедившись в своей неспособности руководить войсками, передал командование Барклаю де Толли, а затем М.И. Кутузову. Военные успехи рус. армии сделали Александра I вершителем судеб Европы, и в 1813 - 1814 Александр I возглавилантифранцузскуюкоалицию и вошел в Париж во главе союзных армий. В 1814 Сенат преподнес Александру I титул "благословенного, великодушного держав восстановителя". Даровав либеральную конституцию Царству Польскому, он в 1818 обещал, что этот порядок будет распространен и на другие земли, "когда они достигнут надлежащей зрелости". В 1816 - 1819 была проведена крестьянская реформа в Прибалтике. Были подготовлены секретные проекты отмены крепостного права в России, но, столкнувшись с жестким противодействием дворян, Александр I отступил. С 1816 учреждаются военные поселения, и роль Александра I в их создании не менее значительна, чем А.А. Аракчеева. С 1814 царь увлекся мистицизмом, приблизив к себе архимандрита Фотия. В это же время встал вопрос о преемнике. Законным наследником был назначен брат Николай, но это решение оставалось в тайне. В 1821, вернувшись из-за границы, Александр I получил список наиболее активных членов тайного общества, но бросил его в огонь, сказав: "Не мне их судить", видимо, помня свои юношеские настроения. Однако в 1822 Александр I издал рескрипт о запрещении тайных обществ и масонских лож, а в 1821 - 1823 ввел разветвленную сеть тайной полиции в гвардии и армии. В 1825 он получил достоверные сведения о заговоре против него в войсках, выехал на юг, желая посетить военные поселения, но сильно простудился на пути из Балаклавы в Георгиевский монастырь. Неожиданная смерть Александра I, человека здорового и еще нестарого, породила многочисленные легенды. Одна из них о том, что Александр I бросил царство и скрылся под именем старца Федора Кузьмича. В истории Александра I есть неизученные проблемы: причины душевной депрессии в последние годы жизни, скрытый манифест о наследнике престола и др.


Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.


* * *


АЛЕКСАНДР I Павлович Романов


Государь император и самодержец Всероссийский в 1801-1825 гг. Сын императора Павла Первого и императрицы Марии Федоровны. Род. 12 дек. 1777 г. Вступил на престол 12 марта 1801 г. Короновался 15 сент. 1801 г.- Ж.: с 28 сент. 1793 г. дочь Карла-Людовика, наследного принца баденского, принцесса Луиза-Мария-Августа, императрица Елизавета Алексеевна (род. 13 янв. 1779 г. + 4 мая 1826 г.) +19 ноября 1825 г.


* * *


Многими чертами своего характера Александр был обязан бабушке. Екатерина повторила Елизавету; она, по существу, отобрала сына у матери, определила ему жить в Царском Селе, подле себя, вдалеке от родителей, которые обретались в своих дворцах (в Павловске и Гатчине) и редко появлялись при "большом дворе".


Известно, что Екатерина была плохой матерью, но она оказалась чуткой и заботливой бабушкой; она боготворила внука, и именно по ее настоянию он был назван Александром в честь св. Александра Невского. Впрочем, ребенок, как это видно из всех отзывов о нем, был мальчиком ласковым и нежным, так что возиться с ним для престарелой императрицы было огромным удовольствием. Еще осенью 1779 года, когда Александру не было и трех лет, Екатерина писала Гримму: "О! Он будет любезен, в этом я не обманусь. Как он весел и послушен, и уже с этих пор старается нравиться". Екатерина усердно занималась воспитанием внука, сама составила для него "Азбуку", в которой не только даны были конкретные указания его воспитателям, но и заложены принципы самого воспитания. При этом императрица руководствовалась идеями Руссо о естественности и простоте. В Наставлении "о сохранении здоровья" царственных питомцев (Александра и его брата Константина) Екатерина предписывала, чтобы их платье было как можно проще и легче, чтобы пища была простая и, "буде кушать захотят между обедом и ужином, давать им кусок хлеба". Императрица желала, чтобы юные князья и летом, и зимой оставались как можно чаще на свежем воздухе, на солнце и на ветру, а зимой по возможности реже возле огня и чтобы зимой в их комнатах было не более 13 или 14 градусов по Реомюрову термометру (16-18 градусов С). Весьма полезным считала она, чтобы дети учились плавать. Приказано было им спать "не мягко", а на тюфяках под легкими одеялами, ложиться и вставать рано.


Столь же подробно даны были наставления по нравственному воспитанию внуков. Учителя должны были "стараться при всех случаях вселять в детях человеколюбие и даже сострадание ко всякой твари... Главное достоинство воспитания детей, - писала Екатерина, - состоять должно в любви к ближнему, в общем благоволении к роду человеческому, в доброжелательстве ко всём людям, в ласковом и снисходительном обращении со всеми, в добронравии, чистосердечности, в удалении гневной: горячности, боязливости и пустого подозрения..." Обман и неправда и в игре не должны быть терпимы, как бесчестное и постыдное дело. Приказано было: "Если кто из воспитанников солжет, то в первый раз выказать удивление тому, как поступку странному, неожиданному и неприличному, если же опять солжет, то сделать виновному выговор и обходиться с ним холодно и с презрением, а буде, паче чаяния, не уймется, то наказать, как за упрямство и непослушание".


Когда великий князь и следовавший за ним Константин стали подрастать, бабушка подобрала штат воспитателей. Главным наставником, воспитателем политической мысли великих князей был избран полковник Лагарп, швейцарский республиканец, восторженный, хотя и осторожный поклонник отвлеченных идей французской просветительной философии. Учить великого князя русскому языку и истории, а также нравственной философии был приглашен Михаил Никитич Муравьев, весьма образованный человек и неплохой писатель. Лагарп, по его собственному признанию, принялся за свою задачу очень серьезно как педагог, сознающий свои обязанности по отношению к великому народу, которому готовил властителя: он начал читать и в духе своих республиканских убеждений объяснять великим князьям латинских и греческих классиков Демосфена, Плутарха и Тацита, английских и французских философов - и историков Локка, Гиббона, Мабли, Руссо. Во всем, что он говорил и читал своим питомцам, шла речь о могуществе разума, о благе человечества, о договорном происхождении государства, о природном равенстве людей, о справедливости, но более и настойчивее всего о природной свободе человека, о нелепости и вреде деспотизма, о гнусности рабства. Все это говорилось и читалось будущему русскому самодержцу в возрасте от 10 до 14 лет. Одному Богу известно, как хотели примирить эти возвышенные взгляды с тогдашней русской действительностью, и думали ли об этом вообще. Сам Александр чрезвычайно высоко ценил Лагарпа. Позже он признавался Чарторижскому, что "именно Лагарпу он был обязан всем тем, что было в нем хорошего, всем, что знал, и всем тем принципам правды и справедливости, которые он счастлив носить в своем сердце и которые были внушены ему Лагарпом".


Александр рос умным и понятливым ребенком, но не слишком усидчивым и трудолюбивым. Его воспитатель Протасов писал в 1791 году: "Замечается в Александре Павловиче много остроумия и способностей, несовершенная лень и нерадивость узнавать о вещах... Действует в нем одно желание веселиться и быть в покое праздности. Дурное положение для человека его состояния".


Продолжая далее свой отзыв, Протасов писал: "От некоторого времени замечаются в Александре Павловиче сильные физические желания как в разговорах, так и по сонным грезам, которые умножаются по мере частых бесед с хорошими женщинами". Опытная в чувственных делах Екатерина, вероятно, и сама замечала "сильные физические желания" юноши. К тому же ей' хотелось, чтобы Александр как можно -скорее попал в положение взрослого человека: ей хотелось, чтобы все привыкли смотреть на ее любимца как на будущего императора. Надо было поскорее женить юношу. Екатерина навела справки у своих послов, и ее выбор остановился на баденских принцессах. Их было в Бадене несколько и, по уверению их знавших, одна-другой лучше. В октябре 1792 года две принцессы, Луиза и Фредерика, прибыли в Петербург. Фредерика была совсем ребенок, а старшей, Луизе, исполнилось четырнадцать лет. Она-то и сделалась невестой Александра.


Молодые люди сначала дичились друг друга - особенно смущался Александр, который дня два вовсе не разговаривал с предназначенной для него девицей. Но в конце концов миловидность принцессы покорила сердце юноши. Протасов из разговоров с воспитанником вскоре заключил, что "он прямые чувства нежности начинает иметь к принцессе". По этому поводу Протасов счел нужным распространиться о любви как о чувстве Божественном и духовном. Екатерина, смотревшая на любовь совсем иначе, не постыдилась поручить одной из дам подготовить Александра к брачному ложу, научив его тайнам "тех восторгов, кои рождаются от сладострастия". Трудно сказать, сколь успешны были эти уроки и насколько буквально выполнялось указание императрицы. Но достоверно известно, что характер великого князя после женитьбы не претерпел больших перемен. "В течение октября и ноября (1793 г.) поведение Александра Павловича, - писал Протасов, - не соответствовало моему ожиданию. Он прилепился к детским мелочам, а паче военным, и, следуя прежнему, подражал брату, шалил непрестанно с прислужниками в своем кабинете весьма непристойно. Всем таковым непристойностям, сходственным его летам, но не состоянию, была свидетельница супруга". Протасов беспокоился, что Поведение Александра могло повредить ему во мнении его жены, но та еще до свадьбы избавилась от романтических представлений о своем женихе. В январе 1793 года она писала своей матери: "Вы спрашиваете, нравится ли мне по-настоящему великий князь. Да, он мне нравится. Когда-то он мне нравился до безумия... но когда люди узнают друг друга лучше, замечают ничтожные мелочи, о которых можно говорить сообразно вкусам, и есть у него кое-что из этих мелочей, которые мне не по вкусу и которые ослабили мое чрезмерное чувство любви. Эти мелочи не в его характере, я уверена, что с этой стороны он безупречен, но в его манерах, в чем-то внешнем..."


В начале 1795 года Лагарп был уволен, и Александр совсем перестал учиться и работать. Современники уверяют, что он забросил книги и единственной обязанностью его были занятия на военном плацу в Гатчине, которым он предавался по воле отца.


***


Вообще, касаясь отношений Александра с Павлом, надо сказать, что они всегда были непростыми - слишком велико было несходство натур и характеров. Деспотически несдержанный отец подавлял сына, за внешней почтительностью которого скрывались страх и растущая с годами ненависть. Интриги Екатерины еще более запутали их. Уже в 1787 году императрице явилась мысль передать после себя престол внуку, минуя нелюбимого сына. В 1793- 1794 годах советники Екатерины всерьез рассматривали возможность отстранения Павла от престола. Таким образом, и отец, и сын были осведомлены о планах Екатерины и противопоставлены друг другу. Известно, что Александр написал отцу письмо, в котором заранее безоговорочно отказался от короны в его пользу. Но подозрительный Павел не удовлетворился этим. Он заставил сына в присутствии Аракчеева принести клятву верности себе, как будущему императору. Александр выполнил его желание и назвал Павла "императорским высочеством". Несомненно, эта сцена была тягостна для обоих и не добавила взаимной любви.


Обстоятельства рано приучили Александра к скрытности и притворству. В течение многих лет он должен был жить между двух дворов, совершенно не похожих друг на друга. Каждую пятницу великий князь отправлялся в Гатчину, чтобы присутствовать на субботнем параде, а вечером возвращался в Петербург и являлся в залу Зимнего дворца. Однако и там и здесь он ощущал себя чужим. Весной 1796 года, незадолго до смерти Екатерины, Александр писал своему приятелю Кочубею: "Мое положение меня вовсе не удовлетворяет. Оно слишком блистательно для моего характера, которому нравятся исключительно тишина и спокойствие, Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя лакеями, а между тем они занимают здесь высшие места..."


В это же время судьба свела Александра с польским аристократом князем Чарторижским, попавшим в Петербург в качестве заложника. Однажды Александр пригласил Адама Чарторижского к себе в Таврический дворец. Они вышли в сад, и Александр гулял со своим гостем часа три, изумляя поляка своей откровенностью и свободомыслием. "Великий князь сказал мне, - вспоминал позже Чарторижский в своих мемуарах, - что он нисколько не разделяет воззрений и правил кабинета двора; что он далеко не одобряет политики и образа действия своей бабки; что он порицает ее принципы; что все его желания были на стороне Польши и имели предметом успех ее славной борьбы; что он оплакивал ее падение... Он сознался мне, что ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют одинаковое право все люди; что он с живым участием следил за французской революцией; что, не одобряя этих ужасных заблуждений, он все же желает успеха республике и радуется ему... Он утверждал, между прочим, что наследственность престола была несправедливым и бессмысленным установлением, что передача верховной власти должна зависеть не от случайностей рождения, а от голосования народа, который сумеет выбрать наиболее способного правителя".


С этой встречи между двумя молодыми людьми завязалась многолетняя дружба. Вскоре Чарторижский открыл, что не только политические взгляды, но и само мироощущение Александра мало соответствовали его положению наследника престола. "Великий князь, - вспоминал Чарторижский, - любил смотреть на сельские работы, на грубую красоту крестьянок; полевые труды, простая спокойная жизнь в уединении: таковы были мечты его юности".


***


В ноябре 1796 года Екатерина умерла, Павел сделался императором и положил конец рассеянной жизни своих сыновей. В 1797 году Александр был Петербургским военным губернатором, шефом гвардейского Семеновского полка, командующим столичной дивизии, председателем комиссии по поставкам продовольствия и выполнял еще ряд других обязанностей. С 1798 года он, кроме того, председательствовал в военном парламенте, а начиная со следующего года, заседал в Сенате и Государственном Совете. Но, кажется, более всего досаждала ему обязанность участвовать в постоянных парадах.


Наблюдая с разных сторон придворную и государственную жизнь, Александр положительно не одобрял ее. "Вам известны, - писал он Лагарпу, - различные злоупотребления, царившие при покойной императрице; они увеличивались по мере того, как ее здоровье и силы, нравственные и физические, стали слабеть... Мой отец, по вступлении на престол, захотел преобразовать все решительно. Его первые шаги были блестящими, но последующие события не соответствовали им. Все сразу перевернулось вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился еще. Военные почти все свое время теряют исключительно в парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда все зло совершилось. Наконец, чтоб сказать одним словом - благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот на выворот... Мне думалось, что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то, вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-нибудь безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей".


Это любопытное письмо показывает, что Александр не только тяготился своим положением, но и мысленно как бы ставил себя на место отца. Между тем их отношения портились день ото дня. Павел делался все более груб с женой и старшими сыновьями. Тщетно Александр, стараясь обезоружить недоверие и гнев отца, выказывал к нему все более предупредительности и уважения, вел с женой уединенную жизнь, окружал себя исключительно людьми преданными государю, не принимал никого, разговаривая только в присутствии императора, Павел не унимался. Без всякой причины и даже вопреки здравому смыслу, он подозревал всех вообще и своих близких больше других. Вечно настороже, он следил за каждым движением своего наследника, пробовал застать его врасплох, часто неожиданно входя в его комнату. Говорят, будто однажды он нашел у него на столе трагедию "Брут" Вольтера, раскрытую на странице, где находился стих: "Рим свободен, довольно, возблагодарим богов". Вернувшись молча к себе, Павел будто бы поручил Кутайсову отнести сыну "Историю Петра Великого", раскрытую на странице, где находился рассказ о смерти царевича Алексея. Александр достаточно хорошо знал отца, чтобы оценить эту мрачную шутку.


Тем временем популярность Александра росла по мере того, как усиливалась ненависть к Павлу. Рассказывали, что, когда сын бросался на колени, заступаясь за жертвы государева гнева, Павел отвергал его просьбы, толкая ногой в лицо. Говорили, что наследник выставил в окно одной из своих комнат зрительную трубу, чтобы знать, когда повезут через Царицын Луг несчастных, отсылаемых в Сибирь с плац-парада. При появлении зловещей тройки доверенный слуга великого князя будто бы скакал к городской заставе и передавал пособие сосланному. Очевидно, что эти слухи не имели под собой ни малейшего основания. Тем не менее заговорщики, подготовлявшие свержение Павла, очень рассчитывали на всеобщую симпатию, которую внушал к себе наследник.