Российская фольклористика и структурно-семиотические исследования

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Программа минимум кандидатского экзамена по специальности 10. 01. 09 «Фольклористика», 120.23kb.
• Задачи исследования : построить структурно-семантическую типологию изучаемых единиц, 630.88kb.
• Семиотические исследования (знак, схема, знание, семиотический организм, феномен человека), 2543.46kb.
• «Оценка эффективности и безопасности структурно-резонансной терапии у больных варикозной, 174.61kb.
• Т. А. Присяжнюк Пединститут Саратовского государственного университета, 91.51kb.
• Фармацевтический дискурс как культурный код: семиотические, прагматические и концептуальные, 755.21kb.
• Программа учебной дисциплины Актуальные проблемы квалификации преступлений Омск 2008, 433.27kb.
• Поэтика комического в прозе с. Довлатова: семиотические механизмы и фольклорная парадигма, 341.96kb.
• Резюме. Запропоновано підхід до оцінювання змістовного наповнення підручників з точки, 50.62kb.
• Кристаллизация, структурно-химическое модифицирование и адсорбционные свойства цеолитов, 258.46kb.

Раздел II. КОМПЛЕКСНАЯ ПОЭТИКА И ТЕКСТОЛОГИЯ


С.Ю. НЕКЛЮДОВ

(Москва)


РОССИЙСКАЯ ФОЛЬКЛОРИСТИКА

И СТРУКТУРНО-СЕМИОТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ


Для обособления фольклористики в качестве специальной дисциплины, имеющей свой особый предмет изучения и нуждаю­щейся в выработке соответствующего ему инструментария важ­нейшую роль сыграла работа П.Г. Богатырева и Р.О. Якобсона «Фольклор как особая форма творчества» (1929). В ней с небы­валой дотоле четкостью словесность устная была отделена от письменной, а тем самым выведена «из-под юрисдикции» тради­ционного литературоведения, причем фольклористические методы сближены с языковедческими [1]. В советской науке подобный подход вызывал большие возражения. Показательна в этом плане полемическая статья известного русского фольклориста Ю.М. Со­колова, который весьма энергично выступил против предложен­ного разграничения [27].

Характерно, что авторами работы, утверждающей автоном­ность фольклора в качестве предмета самостоятельной научной дисциплины, были именно П.Г. Богатырев — один из основополож­ников функционально-семиотического метода в фольклорно-этно­логических исследованиях и Р.О. Якобсон — один из крупнейших лингвистов-филологов XX в. Конечно, в России и до этого почти в течение столетия фольклором профессионально занима­лись многие ученые, в том числе очень крупные (достаточно вспомнить Ф.И.Буслаева, И.И.Потебню, А.И. Веселовского, В.Ф. Миллера и других). Однако — следует повторить еще раз — только в названной работе были столь отчетливо определены особые качества устной словесности и сформулированы соот­ветствующие им специфические исследовательские задачи. Тем не менее, хотя это было сделано под несомненным влиянием идей Московского лингвистического кружка и Пражской линг­вистической школы, к которым принято возводить родословную структурных методов в гуманитарных науках, о возникновении в этот период структурной фольклористики еще говорить рано.

Если основы функционально-семиотического аспекта изуче­ния народной культуры и устных традиций были заложены П.Г. Богатыревым, то синтагматический анализ фольклорного по­вествования в те же годы, но совсем на другой методологи­ческой основе, был впервые предпринят В.Я. Проппом в его зна­менитой книге «Морфология сказки» (1929). Важно подчеркнуть, что сквозной сюжет сказковедческих разысканий В.Я. Проппа — описание структуры («морфологии») явления с целью исследова­ния его генезиса («прежде, чем ответить на вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос что она собой представляет» [18, с. 10—11]). Парадоксальным образом ре­зультаты первого, как бы «подготовительного» этапа анализа настолько превысили результаты «основного» этапа, что с «Морфологией сказки» оказались несопоставимы другие работы ученого, сколь бы ярки, талантливы и оригинальны они ни бы­ли .

Преимущественное значение для формирования его взгля­дов, конечно, имели труды А.Н. Веселовского по исторической поэтике, а определенное влияние на него оказала книга В.Б. Шкловского «О теории прозы», но сама идея «морфологии» никак не была связана со взглядами формалистов на литератур­ное произведение как на систему приемов (что едва ли резуль­тативно при изучении фольклора). В.Я. Пропп специально под­черкивал, что термин «морфология», не имеющий отношения к грамматике, заимствован для выражения более широкого эпистемологического смысла у Гете, который применял его к ботанике и остеологии «Область природы и область человеческого твор­чества не разъединены. Есть нечто, что объединяет их, есть какие-то общие для них законы, которые могут быть изучены сходными методами» [18, с.7; 19, с. 134].

В статье «Трансформации волшебной сказки», вышедшей почти одновременно с «Морфологией сказки», В.Я. Пропп писал, что «изу-чение сказки во многих отношениях может быть сопос­тавлено с изучением органических образований в природе», а принцип ее стадиального развития аналогичен закону биологи­ческой эволюции («Вопрос о «происхождении видов», поставлен­ный Дарвиным, может быть поставлен и в нашей области» [19, с. 153]). Едва ли здесь были бы корректны упреки в редукционизме и увлечении «стадиально-эволю-ционистскими» схемами. Концептуальная база исследований В.Я.Проппа сложилась в рус­ле тех воззрений, согласно которым анализ исторического бы­тия традиции есть непременное условие ее изучения, а сам ис­торический процесс описывался преимущественно в терминах эволюционизма.

Несмотря на сочувственное принятие книги такими автори­тетными исследователями древностей и народной культуры, как В.Н. Перетц и Д.К. Зеленин, «Морфология сказки» после своего выхода не имела непосредственного продолжения. Впрочем, «стадиально-морфоло-гический» принцип В.Я. Проппа все же прос­леживается в некоторых фольклористических работах 30-х го­дов. Так, монголовед Г.Д. Санжеев [21, с. VIII, XXV, XXXIII и др.] не только активно использует его терминологию («ход» повествования, «вредитель»), но и вполне «в пропповском ду­хе» анализирует свой материал. Эпические произведения для автора — это варианты единого национального эпоса, лишь на­ходящегося на разных стадиях развития; вспомним инвариантную структурную формулу В.Я. Проппа и ее истолкование в эпиграфе к «Морфологии сказки» через гетевское «перворастение» (Urpflanze) [19, с. 833]. Тем не менее подлинный научный три­умф ожидал «Морфо-логию сказки» лишь спустя тридцать лет, уже в контексте новейших структурно-семиотических исследований.

Формирование структурной фольклористики в 60-е годы бы­ло связано с радикальными идеологическими переменами в об­ласти гуманитарного знания, в рамках которого о себе заявило энергичное и молодое исследовательское направление, поста­вившее своей целью применение в общественных науках (прежде всего в лингвистике, но не только в ней) точных методов, что вело к более строгому анализу языка, искусства, религии, литературы и т.п. Происходило это после образования в Москве Сектора структурной типологии Института славяноведения АН СССР (I960) и проведения им сов­местно с Научным советом по кибернетике АН СССР Симпозиума по структурному изучению знаковых систем (1962) [26]. Несколько позднее, при подготовке Тартуских Летних школ бы­ла сформулирована концепция экстралингвистических «вторичных моделирующих систем», имеющих в своей основе язык («первич­ную моделирующую систему»), но обладающих собственной струк­турной организацией.

Изучение вторичных моделирующих систем было по опреде­лению междисциплинарной областью, включающей едва ли не в первую очередь мифологию и фольклор, который в силу своей специфики особенно проницаем для структурно-семиотических исследований. В программах Тартуских Летних школ фольклор, сперва представленный довольно скромно, постепенно начинает занимать все больше места. Помимо всего прочего, известную роль здесь играла и живая преемственность научной традиции, восходившей к самим основоположникам структурной фолькло­ристики: прежде всего речь идет о П.Г.Бога-тыреве (еще при­нимавшем — и с большим воодушевлением — участие в заседаниях Летних школ) и В.Я. Проппе (напротив, относящемуся к новейшей структуральной методологии довольно прохладно). Но дело, ко­нечно, не сводилось к опыту российской фольклористики, сколь бы он не был значителен. Московско-тартуская школа — едва ли не более, чем какие-либо другие области советской гуманитаристики, — в полной мере ориентировалась и на достижения ми­ровой науки, причем далеко не только структурно-семиоти­ческой, хотя, конечно, труды Р.О. Якобсона, К.Леви-Стросса, А.Греймаса, К.Бремона, П.Маранды, А.Дандеса и других, как и прямые контакты с ними, имели для исследователей устных тра­диций особенно важное значение.

Фольклорно-мифологическая тематика в тартуских «Трудах по знаковым системам» [31] начиная с тома 4 (1969) выделя­ется в специальный раздел («Миф, фольклор, религия как моде­лирующие системы»). То же относится и к тем изданиям, кото­рые непосредственно сопутствовали Летним школам, — в них то­же появляются разделы «Структура фольклорных текстов», «Миф в системе культуры» [29], «Фольклор. Миф. Исторические судь­бы мифологического сознания» [22], «Семиотика фольклора и мифа» [9]. Такое положение наблюдается вплоть до середины 70-х годов. Затем количество фольклористических работ начи­нает ощутимо уменьшаться. С тома 9 «Трудов по знаковым системам» (1977) из них исчезают специальные разделы, посвя­щенные структурно-семиотическому исследованию устных тради­ций и фольклорных текстов.

Однако почти одновременно возрастает «удельный вес» данной тематики в изданиях Московского Института славянове­дения (Института славяноведения и балканистики) АН СССР, специально посвященных структуре текста, прежде всего фольклорно-мифо-логического, исследованиям в области балто-славянской духовной культуры, славянского и балканского фольклора. Этим вопросам посвящены большие циклы тематичес­ких публикаций, а также коллективные монографии по обрядово­му фольклору, «малым жанрам» фольклора и др. [4; 5; 6; 7; 8; 23; 24; 25; 28].

В тот же период структурно-семиотическая проблематика применительно к народным традициям (в том числе к устной словесности) получает свое развитие в культурно-антропологи­ческих разысканиях Ленинградского отделения Института этног­рафии АН СССР [32; 33; 34; 35; 38; 39; 40]. Надо заметить, что по сравнению с идеологически ангажированным литературо­ведением (в рамках которого традиционно существовала и советская фольклористика) здесь возникает меньше трудностей еще и потому, что для любого этнографа знаковая природа на­родной культуры является самоочевидным фактом, не требующим особого обсуждения.

Аналогичным образом обстоит дело и в востоковедческих дисциплинам, с которыми прямо связана московско-тартуская школа, вообще включавшая ориенталистическую тематику. Специ­альная монографическая серия «Исследования по фольклору и мифологии Востока», начатая в 1969 г. переизданием «Морфоло­гии сказки», публикует большое количество трудов структур­но-семиотического направления, среди которых особо следует упомянуть сборник «Типологические исследования по фолькло­ру», посвященный памяти В.Я. Проппа [30]. Наконец, важнейшее место занимает структурно-семиотическая интерпретация мате­риала в энциклопедии «Мифы народов мира» [14] как в ее те­оретических разделах, так и в статьях, посвященных тем или иным мифологическим традициям.

Надо, однако, отметить, что в 80-е годы грань между фольклористикой «структурной» и «традиционной» (включая ком­паративную, историческую и т.д.) быстро стирается. Это соп­ровождается смягчением некоторых крайностей структурно-семи­отического подхода, с одной стороны, и популяризацией его приемов, продемонстрировавших свою продуктивность — с другой.

Структурная фольклористика возникает как синтез тради­ционно-фольклористических подходов с методологией особенно интенсивно развивающихся смежных дисциплин — культурной ант­ропологии, лингвистики, семиотики, информатики. В ее основе лежат представления о знаковой природе текста и его элемен­тов, а в своем формировании она несомненно связана с иссле­дованиями социальной организации и социальной психологии традиционных обществ. Вероятно, специфической чертой со­ветской и российской фольклористики, включая и ее структур­но-семиотическое направление, является то, что она осозна­ется прежде всего как дисциплина историческая, а в центре ее научных интересов находится движение устных традиций во вре­мени и им происхождение [14]; в этой связи уместно на­помнить, что и «Морфология сказки» для ее автора была лишь первой фазой стадиально-исторического исследования.

Другим характерным признаком данного направления, логи­чески вытекающим из указанного выше интереса к диахронии и проблемам генезиса, является особое внимание к архаической словесности в ее социальной и этнокультурной обусловленности, причем — в полном согласии со «стадиально-морфологическими» концепциями В.Я.Проп-па — здесь «возможны две точки зрения: или внутреннее сходство двух внешне не связанных и не связуемых явлений не возводится к общему генетическому корню — теория самостоятельного зарождения видов, или это морфологическое сходство есть результат известной генети­ческой связи — теория происхождения путем метаморфоз и трансформаций, возводимых к тем или иным причинам» [19„ с. 153].

Соответственно восходящие к архаике традиции рассмат­риваются либо как чисто типологический феномен — исследова­ния Е.М. Мелетинского и его школы (к которым я вернусь ни­же), либо как материал для реконструкции мифологического пратекста — труды Вяч.Вс. Иванова и В.Н. Топорова, посвящен­ные славянской, балто-славянской и шире — индоевропейской мифологии.

Этот обширный цикл был начат статьей «К реконструкции праславянского текста» (1963), а продолжен в двух капиталь­ных монографиях [2; 3] и в других многочисленных работах тех же авторов. В них обосновывается понятие реконструируемой «модели мира» и ее семиотических воплощений (преимущественно на материале фольклорных текстов — этому посвящены труды В.Н. Топорова, его учеников и последователей), определяются различные уровни изучаемых религиозных традиций, а при ана­лизе плана содержания фольклорно-мифоло-гических текстов вы­является набор фундаментальных семантических оппозиций. Ме­тодологически чрезвычайно важна статья Вяч.Вс. Иванова и В.Н. Топорова, помещенная в сборнике «Типологические исследо­вания по фольклору» [30], где фольклорно-мифологическая тра­диция, подобно биологической эволюции, рассматривается с точки зрения теории информации как несовершенная передача первоначального сообщения, а принципы построения текстов обусловлены необходимостью обеспечить его «помехоустойчи­вость».

Специфика фольклора в информационном и коммуникативном аспектах подробно изучена К.В. Чистовым. Он разграничил два типа коммуникации — «естественный» («контактный») и «техни­ческий», что позволило отделить механизм бытования традиции фольклорной (и вообще народной культуры) от нефольклорной (прежде всего, письменной, литературной) [30, с. 26-43]. Это в свою очередь дало возможность проанализировать важнейшие принципы организации устного текста, его исполнения и восп­риятия как обусловленные именно коммуникативной ситуацией [36]. Особо исследована им проблема сочетания в народных традициях факторов, с одной стороны, устойчивости, стабиль­ности (что выражается главным образом в содержательно-сти­листических стереотипах) и, с другой, подвижности, пластич­ности, основное проявление которой — вариативность — предс­тавляет собой не побочный эффект устной передачи, а необхо­димое условие ее существования [37, с. 107-176].

В фокусе интересов Е.М. Мелетинского и ученых его школы находятся тексты устной словесности (архаической и более зрелой) в их жанровой обусловленности, включая миф, некото­рые формы обрядового фольклора, героический эпос, сказку и несказочную прозу. Одним из направлений их исследований яв­ляется дальнейшее развитие идей «Морфологии сказки» с прин­ципиальным совмещением синтагматического и парадигматическо­го, синхронического и диахронического уровней анализа [13]. Это приводит, с одной стороны, к рассмотрению проблем исто­рической поэтики и общей типологии литературного процесса (не только в области устной словесности), а с другой, к изучению семантики традиционных сюжетов и мотивов, прежде всего фольклорно-мифологических [12, гл. 7]; анализируются также вопросы соотношения устного текста и архаического ри­туала [15] .

Наконец, особо следует упомянуть цикл исследований в области паремиологии, связанных прежде всего с именем Г.Л. Пермякова [16; 17]. Он предложил совершенно новый прин­цип систематизации «малых фольклорных жанров», сделав откры­тие, которое по своему значению вполне сопоставимо с откры­тым В.Я. Проппом принципом морфологической организации вол­шебной сказки. Его система включала в себе идею всесторонне­го охвата паремиологического фонда и понимания природы паре­мий как знаков ситуаций, инвариантных по отношению к конк­ретным пословицам и поговоркам. Перебор всех возникающих ло­гико-семиотических возможностей позволил найти место для каждой зафиксированной пословицы, а также определить возмож­ность существования пословиц, не зарегистрированных собира­телями, но, очевидно, реально существующих. Для этой цели были выработаны абстрактные классификаторы — своего рода «коорди-натные оси» пословичных речений, а именно система формообразующих и предметно-тематических групп, построенных как ряды логических и семантических оппозиций.

Естественно, тремя названными направлениями далеко не исчерпывается проблемно-тематический диапазон российской структурной фольклористики 60-80-х годов. Однако ее более полное описание далеко выходит за рамки возможностей данного доклада.

Итак, прежде чем структурная фольклористика смогла сформироваться как особая научная дисциплина, само изучение устной словесности должно было обособиться в качестве от­дельной гуманитарной области со своим специфическим материа­лом и специфическими приемами исследования; лишь затем предстояло сформулировать стоящие перед данной дисциплиной задачи в терминах, адекватных материалу.

Формирование общей методологической базы изучения уст­ной словесности в Советском Союзе завершается примерно к се­редине 30-х годов нашего столетия; однако появление здесь структурной фольклористики, в полной мере утвердившей свое место в области гуманитарного знания и в некотором смысле противостоящей другим направлениям в изучении устных тради­ций, происходит только в 60-70-е годы [10, с. 157-158].

В последующий период структурно-семиотические парадигмы и аналитические приемы (во всяком случае те, которые доказа­ли свою эффективность) перестают активно отторгаться со­ветской фольклористикой как специфические лишь для узкого круга исследователей «московско-тартуской школы». Они стано­вятся практически «всеоб-щим достоянием» ученых, занимающихся устной словесностью. По времени это почти совпадает с появ­лением в мировой науке пост-структуралистских концепций.


Литература


1. Богатырев П.Г., Якобсон P.O. Фольклор как особая форма творчества//Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.

2. Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Славянские языковые мо­делирующие семиотические системы (Древний период). М., 1965.

3. Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. Лексические и фразеологические воп­росы реконструкции текстов. М., 1974.

4. Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Погребальный обряд/ Отв. ред. Вяч.Вс. Иванов, Л.Г. Невская. М., 1990.

5. Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Заговор/Отв. ред. Вяч.Вс. Иванов, Т.Н.Свешникова. М., 1993.

6. Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Загадка как текст/Отв. ред. Т.М.Николаева. М. , 1994.

7. Исследования по структуре текста/Отв. ред. Т.В. Цивьян. М., 1987.

8. Малые формы фольклора: Сборник статей памяти Г.Л. Пермякова/Отв. ред. Вяч.Вс. Иванов; Сост. Т.Н.Свешнико­ва. М. 1995.

9. Материалы Всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам, 1 (5). Тарту, 1974.

10. Мелетинский Е.М. Структурно-типологическое изучение сказки//Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969.

11. Мелетинский Е.М. Сравнительная типология фольклора: историческая и структурная//Philologica. Памяти акад. В.М.Жирмунского. Л, , 1973.

12. Мелетинский Е.М. Палеоазиатский мифологический эпос (цикл Ворона). М., 1979.

13. Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С., Сегал Д.М. Проблемы структурного описания волшебной сказки//Тру­ды по знаковым системам IV (Уч. зап. ТГУ, № 236). Тарту, 1969; Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С., Сегал Д.М. Еще раз к проблеме структурного описания волшебной сказки // Труды по знаковым системам V (Уч. зап. ТГУ, № 284). Тарту, 1971.

14. Мифы народов мира. Энциклопедия. Т.1-2. М., 1980-1982 (1-е изд.).

15. Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме: Опыт сопоставления структур. М., 1984.

16. Пермяков Г.Л. От поговорки до сказки. (Заметки по общей теории клише). М., 1970.

17. Пермяков Г.Л. Основы структурной паремиологии/Сост., и вступ. ст. Г.Л.Капчица. М., 1988.

18. Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969.

19. Пропп В.Я. Фольклор и действительность//Избранные статьи. М., 1976.

20. Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984.

21. Санжеев Г. Эпос северных бурят//Аламжи Мерген: Бурятский эпос. М.;Л., 1936. С. VIII, XXV, XXXIII и др.

22. Сборник статей по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1973.

23. Славянский и балканский фольклор: Обряд. Текст/Отв. ред. Н.И.Толстой. М., 1981.

24. Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры: источники и методы/ Отв. ред. Н.И.Толстой. М., 1989.

25. Славянское и балканское языкознание: Структура ма­лых фольклорных текстов/Отв. ред. С.М.Толстая, Т.В.Цивьян. М., 1993.

26. Симпозиум по структурному изучению знаковых систем: Тезисы докладов. М.,1962.

27. Соколов Ю. Фольклористика и литературоведение//Памяти П.Н.Сакулина. М.„ 1931.

28. Структура текста/Отв. ред. Т.В.Цивьян. М,„ 1980.

29. Тезисы докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1970.

30. Типологические исследования по фольклору: Сборник статей памяти Владимира Яковлевича Проппа (1895-1970). М. , 1975.

31. Труды по знаковым системам, II—XXV. Тарту, 1965-1992.

32. Фольклор и этнография: Связи фольклора с древними представлениями и обрядами/Отв. ред. Б.Н.Путилов. Л., 1977.

33. Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Сборник научных трудов/Под ред. Б.Н.Путилова. Л., 1984.

34. Фольклор и этнография: Проблемы реконструкции фак­тов традиционной культуры. Сборник научных трудов/ Отв. ред. Б.Н.Путилов. Л., 1990.

35. Фольклор и этнографическая действительность/Отв. ред. А.К. Байбурин. СПб., 1992.

36. Чистов К.В. Поэтика славянского фольклорного текс­та. Коммуникативный аспект//История, культура, этнография и фольклор славянских народов. VIII Международный съезд сла­вистов. Загреб — Любляна, сентябрь 1978 г. Доклады советской делегации. М.,„ 1978.

37. Чистов К.В. Народные традиции и фольклор. Л., 1986.

38. Этнические стереотипы мужского и женского поведения/Отв. ред. А.К.Байбурин, И.С.Кон. СПб., 1991.

39. Этнические стереотипы поведения/Под ред. А.К. Байбурина. Л., 1985.

40. Этнографическое изучение знаковых средств культуры/Отв. ред. А.С. Мыльников. Л., 1989.