Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы (основное собрание)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   35   36   37   38   39   40   41   42   ...   155

* * *




4

Перед прогулкой по камере




Сквозь намордник пройдя, как игла,

и по нарам разлившись, как яд,

холод вытеснит ночь из угла,

чтобы мог соскочить я в квадрат.


Но до этого мысленный взор

сонмы линий и ромбов гурьбу

заселяет в цементный простор

так, что пот выступает на лбу.


Как повсюду на свете -- и тут

каждый ломтик пространства велит

столь же тщательно выбрать маршрут,

как тропинку в саду Гесперид.


17 февраля 1964


--------

* * *




Нет, Филомела, прости:

я не успел навести

справки в кассах аллей --

в лучшей части полей

песнь твоя не слышна.

Шепчет ветру копна,

что Филомела за вход

в рощу много берет.


февраль 1964, Таруса


* Стихотворение отсутствует в СИБ. -- С. В.


--------

* * *




Сжимающий пайку изгнанья

в обнимку с гремучим замком,

прибыв на места умиранья,

опять шевелю языком.

Сияние русского ямба

упорней -- и жарче огня,

как самая лучшая лампа,

в ночи освещает меня.

Перо поднимаю насилу,

и сердце пугливо стучит.

Но тень за спиной на Россию,

как птица на рощу, кричит,

да гордое эхо рассеян

засело по грудь в белизну.

Лишь ненависть с Юга на Север

спешит, обгоняя весну.

Сжигаемый кашлем надсадным,

все ниже склоняясь в ночи,

почти обжигаюсь. Тем самым

от смерти подобье свечи

собой закрываю упрямо,

как самой последней стеной.

И это великое пламя

колеблется вместе со мной.


25 марта 1964, Архангельская пересыльная тюрьма


--------

Иллюстрация




(Л. Кранах "Венера с яблоками")


В накидке лисьей -- сама

хитрей, чем лиса с холма

лесного, что вдалеке

склон полощет в реке,


сбежав из рощи, где бог

охотясь вонзает в бок

вепрю жало стрелы,

где бушуют стволы,


покинув знакомый мыс,

пришла под яблоню из

пятнадцати яблок -- к ним

с мальчуганом своим.


Головку набок склоня,

как бы мимо меня,

ребенок, сжимая плод,

тоже смотрит вперед.


апрель -- май 1964


--------

Развивая Крылова




М. Б.


Одна ворона (их была гурьба,

но вечер их в ольшанник перепрятал)

облюбовала маковку столба,

другая -- белоснежный изолятор.

Друг другу, так сказать, насупротив

(как требуют инструкций незабудки),

контроль над телеграфом учредив

в глуши, не помышляющей о бунте,

они расположились над крыльцом,

возвысясь над околицей белЈсой,

над сосланным в изгнание певцом,

над спутницей его длинноволосой.


А те, в обнимку, думая свое,

прижавшись, чтобы каждый обогрелся,

стоят внизу. Она -- на острие,

а он -- на изолятор загляделся.

Одно обоим чудится во мгле,

хоть (позабыв про сажу и про копоть)

она -- все об уколе, об игле...

А он -- об "изоляции", должно быть.

(Какой-то непонятный перебор,

какое-то подобие аврала:

ведь если изолирует фарфор,

зачем его ворона оседлала?)


И все, что будет, зная назубок

(прослывший знатоком былого тонким),

он высвободил локоть, и хлопок

ударил по вороньим перепонкам.

Та, первая, замешкавшись, глаза

зажмурила и крылья распростерла.

Вторая же -- взвилась под небеса

и каркнула во все воронье горло,

приказывая издали и впредь

фарфоровому шарику (над нами)

помалкивать и взапуски белеть

с забредшими в болото валунами.


17 мая 1964


--------

Малиновка




М. Б.


Ты выпорхнешь, малиновка, из трех

малинников, припомнивши в неволе,

как в сумерках вторгается в горох

ворсистое люпиновое поле.

Сквозь сомкнутые вербные усы

туда! -- где, замирая на мгновенье,

бесчисленные капельки росы

сбегают по стручкам от столкновенья.


Малинник встрепенется, но в залог

оставлена догадка, что, возможно,

охотник, расставляющий силок,

валежником хрустит неосторожно.

На деле же -- лишь ленточка тропы

во мраке извивается, белея.

Не слышно ни журчанья, ни стрельбы,

не видно ни Стрельца, ни Водолея.


Лишь ночь под перевернутым крылом

бежит по опрокинувшимся кущам,

настойчива, как память о былом --

безмолвном, но по-прежнему живущем.


24 мая 1964


--------