Персидская газель в XX веке

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4

(К разорению страны приложил руку домашний вор!

Что пенять на чужих, все, что есть, – все от нас)

«Бдительность» в различных семантических вариациях выступает одним из важнейших мотивов газелей Арефа. Образованный человек, Ареф, естественно, достаточно хорошо понимал, что его страна, как и большинство стран Востока, оказалась недальновидной в вопросах правления, в результате чего дала возможность Западу обойти себя в этом вопросе и создать жестокую колониальную систему, которая в конце концов привела к обнищанию многих стран Востока. Поэтому:

ز خواب غفلت هر آن ديده اي كه بيدار است

بد اين گناه اگر كور شود، سزاوار است

(26, 196).

(Всяко око, не поддающееся сну безмятежья,

Лучше, если ослепнет, чем в этот порок ввергнется).

Ареф связывал большие надежды с политической деятельностью несомненно талантливого, но коварного еще Сардарсепаха, а в скором будущем шаха Реза Пехлеви. Свержение династии Каджаров, установление кратковременного республиканского правления обманули бдительность «пропагандиста бдительности». Хорошо знакомый с придворными порядками, Ареф приходит к выводу, что:

بمردم اين همه بيداد شد ز مركز داد

زديم تيشه بر اين ريشه هرچه بادا باد

(26, 199).

(Все это беззаконие к людям допущено из центра правозакония;

Ну и поделом срезали этот корень тесаком, будь что будет).

В том, что свергали монархизм, поэт не видит беззакония, ибо надеется, что республиканцы установят полезный стране и народу социально – политический строй:

كنون كه مي رسد از دور رعيت جمهور

به زير سايه آن زندگي مبارك باد

پس از مصيبت قاجار عيد جمهوري

يقين بدان بود امروز بهترين اعياد

(26, 199).

(Теперь, когда является издали знамя республики,

Под его сенью да будет благословенна жизнь.

После каджарских бед праздник республиканства,

Так и знай, будет лучшим из праздников).

12 декабря 1925 г. Учредительное собрание объявило Реза-хана наследным шахом Ирана. Жесткая диктатура, созданная им, лишила Арефа почвы под ногами и надежды на гражданские свободы.

После этого пламенные газели поэта сменяются стихами, полными жалобы и тоскливого пессимизма. Так:

محيط گريه اندوه و غصه ميهنم

كسي كه يك نفس آسودگي نديد، منم

منم كه در وطن خويشتن غريب و زاين

غريبتر كه هم از من غريبتر وطنم(26, 196).

(Я – океан плача и тоски, терзаем болью за родину;

Тот, кто ни на миг не знал покоя, – это я.

Я тот, кто на собственной родине – чужой,

И чудно, что эта родина чужее меня).

Стихи Арефа, вернее его газели, написанные в подражание выдающимся классическим образцам жанра, тем не менее не могут достичь высот творчества его предшественников.

Ареф так же, как его единомышленники по перу, велик тем, что находился впереди нового литературного направления, служащего целям обновления жизни иранского общества, пробуждения обстоятельствами соотечественников. Но когда Ареф отвлекается от социально-политической борьбы и остается один на один с одухотворенной поэзией, он больше напоминает поэта средней руки классического периода. Так же, как его предшественники, он пользуется поэтическими средствами и символикой, отборной лексикой и образной системой многовековой персидской поэзии. Однако тонкий наблюдатель обнаружит, что новое амплуа втянуло Арефа настолько основательно, что он всякий раз, когда замысливал сотворить чисто классическую газель, в ней в той или иной мере проступали черты его новых газелей. К этому его вели не только новая тематика, новое содержание и новая лексика, но и образное мышление.

Фаррохи Йезди. Мирза Мохаммаад Фаррохи Йезди относится к узкому кругу тех мастеров поэзии, которые уже с первых своих стихов завоевали широкую известность, воспевая идеи свободы и независимости и осуждая антинародные деяния правящих кругов. В диссертации излагается биография поэта, родившегося в 1878 г. Проучившись до 14 лет, Мирза Мохаммад вынужден был заняться физическим трудом – он пёк лепешки, ткачествовал. Стихи Фаррохи начал писать рано. Будучи членом демократической партии Ирана, Фаррохи пропагандировал идеи свободы и независимости Ирана. Когда в одном мосаммате он призвал правителя Йезда к соблюдению справедливости и законов, тот приказал зашить ему рот и бросить в тюрьму. Совершив побег из тюрьмы, поэт покидает страну. Вернувшись в Тегеран, он снова попадает в тюрьму (вторично в 1921г.). После выхода на свободу издает газету «Туфан» («Буря»), в которой печатает свои произведения.

Прожив трудную, но духовно свободную жизнь, поэт был по велению Реза-шаха умерщвлен в больнице.

Фаррохи большей частью писал газели, в которых отражал самые актуальные проблемы политической и социальной жизни Ирана. Иранский литературовед Мохаммад-Али Сепанлу отзывается о творчестве Фаррохи в таких выражениях: «В новой поэзии Ирана Фаррохи имеет свою школу. Он является если не зачинателем, то лучшим творцом одной из разновидностей персидской газели - полуполитической газели, предназначение которой заключается в придании изящества запутанным учениям, сухим и серьезным лозунгам, в упрощении до уровня восприятия простонародья сложных прений, воплощении всего этого в изящнейшие тончайшие поэтические формы на языке дари» (25, 431).

Воспитанный на традициях классической персидской поэзии, Фаррохи уловил важность подчинения привычной для его творчества формы газели задачам иного порядка, чем любовным переживаниям лирического героя. В наполнении старой формы газели новым, жизненно более актуальным содержанием Фаррохи с его мировосприятием оказался впереди своих соратников по перу. Фаррохи это хорошо осознавал и констатировал:

Дар љањони кўњна монад номи мову Фаррухї,

Чунки эљоди ѓазалро тарњи нав афкандаем (6, 14).

(В старом мире сохранится наше с Фаррохи имя, Потому что творение газели мы задумали заново).

Важнейшими темами газелей Фаррохи являются свобода, независимость, революция, монархия, гнет, право, справедливость, положение рабочих и крестьян, порицание правителей и министров, т.е. темы, которые формируют социально-политическую газель.

В газелях Фаррохи перед взором читателей предстает страна, обираемая внешними и внутренними любителями легкой наживы, обнищавший народ, они слышат жалобные голоса многочисленных нищих и попрошаек:

اين ستمكاران كه مي خواهند سلطاني كنند

عالممي را كشته تا يك دم هوس راني كنند

روز شادي نيست در شهري كه از هر گوشه اش

بي نوايان بهر نان هر شب نواخواني كنند

(23, 86)

(Эти насильники, которые хотят царствовать,

Целый мир перерезали, чтоб один миг весело прожить.

Не может быть радостного дня в городе, на каждом углу которого

Нищие ночи напролет просят куска хлеба).

В диссертации рассмотрены образцы газелей, в которых поэт открыто обвиняет министров в предательстве, некомпетентности, приводящих к обнищанию народа, разрухе. Для исправления положения Фаррохи видит единственный путь – Революцию. Со своей стороны поэт сам готов положить жизнь ради спасения родины:

Гар расад дастам зи дасти ин гурўњи худпараст,

Бо фидокорї гузорам сар ба пои инќилоб.

Дил чи мехоњад, набошад гар њадиси ишќи дўст,

Љон чи кор ояд, нагардад гар фидои инќилоб (6, 24).

(Если сумею, из – за этой себялюбивой шайки

Положу голову жертвой к стопам революции.

Что сердце хочет, когда речь не о любви друга?

К чему жизнь, если не жертвовать ее ради революции?)

В данном случае важна поэтическая функция понятия «революция», целиком вытеснившего из клише классической газели другие потенциальные любовно-лирические образы. «Революция» для Фаррохи – олицетворение надежды, а не простое социальное явление. Потому читатели его стихов не удивлялись, читая, что:

انقلاب ما چو شد از دست ناپاكان شهيد

نيست غير از خون پاكان خونبه هاي انقلاب

(23, 96).

(Коли наша революция по вине поганых стала мученицей,

Нет другого выкупа за кровь революции, кроме крови чистых).

Важнейший аспект деятельности Фаррохи при отражении социально – политических тем и заключается в этой мифологизации. Мифологемы, в которых поэт концентрирует важнейшие идеи периода революции Конституционализма, не всегда оправдывают надежды поэта. Поэт мечется в поисках пути к той действительности, когда его Иран был горд и могуч благодаря своим беззаветно любящим эту великую легенду правителям, ради нее они отказывались от собственной выгоды. А теперь что? Теперь:

Чун Вусуќуддавлаи хоин Ќавомуссалтана,

Бањри мањви марзи Эрон истиќомат мекунад (6, 56).

(Как Восук уд-доуле, предатель Кавам ус – салтане,

Ради уничтожения земли Ирана упорствует).

По мере того, как революция Конституционализма теряет свой смысл, в мировоззрении Фаррохи происходит перелом. Он, собственно говоря, теряет наивную веру в то, что правозакония жаждет все иранское общество. Под воздействием социальной среды и происходивших в мире процессов и событий он склоняется к пролетарским идеям. М. Сепанлу пишет, что «он принял решение вооружить своё перо идеологическим оружием. Он был среди первых, кто использовал в своих газелях лексику пролетариата, пытаясь простым языком пропагандировать в них науку школы социализма» (25, 18).

Как уже отмечалось, Фаррохи рос на традициях персидской поэзии и оставался почитателем этой поэзии. Нередко он обращался к мифологическим, легендарным, историческим персонажам – образам своих предшественников, о чем более подробно излагается в диссертации.

В заключение можно отметить, что важнейшая часть творчества Фаррохи нашла свое выражение в газелях, которые были предназначены служить его современникам из социальных низов. Газели Фаррохи порой простоваты, по художественному оформлению не могут претендовать на высокое место в иерархии оценок изящной словестности: ценность газелей Фаррохи состоит в их содержательно-тематической актуальности. В эстетическом отношении важна позиция поэта в восприятии смысла художественного творчества в истории социально-духовной синкретики действительности. Та задача, которую Фаррохи в определенных социально-политических условиях поставил перед лирическим жанром, стала своеобразным испытанием возможностей художественного слова.

Мир-заде Эшки. В диссертации излагается развернутая творческая биография Сейид Махаммада Реза Мир-заде, писавшего под псевдонимом Эшки. Мир-заде рано примкнул к политике и свое творчество в основном также посвятил социально-политической борьбе.

В газели, начинающейся бейтом:

عاشقي را شرط تنها ناله و فرياد نيست

تا كسي از جان شيرين نگذرد فرهاد نيست (38, 489).

(Условием влюбленности не являются лишь стоны и вопли, Кто не откажется от жизни сладкой – тот не Фархад), -

мотивы любовной лирики и политической прокламации занимают место в готовой матрице классической газели. После трех лирических бейтов идет:

آفرين بر مجلس ملي و آزادي فكر

من چه بنويسم، قلم در دست كس آزاد نيست

اي كه در مجلس شديد از جانب مردم وكيل

اين زمان در هيج جا چون ملك ما بيداد نيست

(38, 489).

(Хвала Национальному собранию и свободе мысли! Что мне писать, перо в руке человека – не свободно. О те, кто на собрание попал представителем народа! Сегодня нигде нет большего беззакония, чем в нашей стране).

Далее клише наполнено суровым проклятием обманчивой социально – политической действительности.

Поэт наверняка где-то читал, что «все течет, все меняется», и потому убежденно возглашает:

جهان را دايم اين اوضاع و اين آيين نمي ماند

اگرچندي چنين ماندست بيش از اين نمي ماند

حكيمان گفته اند از پيش هر آني در اين عالم

ز عالم بگذرد، آن عالم پيشين نمي ماند(38, 501).

(Мир постоянно в одном состоянии не стоит. Если до сих пор оставался, более не останется. Мудрецы еще давно говорили: каждый миг в этом мире, Что проходит, то прежний мир не сохраняется).

Это философское кредо дает основание Эшки убежденно констатировать, что печальное состояние родины изменится, изменятся и люди, которые сегодня готовы растерзать друг друга, они будут лучше, чем есть сейчас.

«Родина» фигурирует почти во всех газелях Эшки, может быть, в разных вариациях. Но святость этого понятия для поэта очевидна, и когда он говорит, что готов отдать за счастье родины свою жизнь, читатель воспринимает это желание за истину. Поэт воистину трепетно любит свой Иран. Поэтому его лирический герой всячески стремится сохранить себя во благе и чистоте, дабы служить этой родине достойно:

به هر محيط خويش نه همرنگ مي كنم

ني لحن خود قرين هر آهنگ مي كنم

تا اين وطن بزروه فخرو شرف رسد

تبليغ دانش و ادب وهنگ مي كنم (38, 508).

(Ко всякой обстановке себя не прилаживаю

И мотив свой не пристраиваю ко всякой мелодии. Для того, чтобы эта родина достигла вершин почета и славы, К знаниям, культуре и разуму [людей] зову я).

Тематический диапазон социально-политической лирики Эшки широк, что способствовало притоку в газель множества новых слов и терминов, до той поры не востребованных. Наиболее употребительны в газелях Эшки политические, социальные термины типа: эстеклал (суверенитет), энгелеб (революция), азади (свобода), джомхури (республика), сийасат (политика), ватан (родина), эстебдод (монархия, деспотизм). Совершенно неожиданно звучит:

در هفت آسمان ديگرم يك ستاره نيست

نامي ز من به پرسنل يك اداره نيست

بي اعتنا به هيئت كابينه فلك

گرديده ام كه پارتي ام يك ستاره نيست (38, 490).

(На семи небесах более нет ни одной звезды В штатах ни одной канцелярии нет упоминания обо мне. Я стал безразличным к семи кабинетам небосвода, Да так, что ни одна звезда не составляет мне партию).

Таким образом, можно твердо сказать, что газель Эшки в тематическом, смысловом отношении подверглась «социально-политической эмансипации». Но в то же время нельзя не признать, что Эшки так и не порвал с традициями классической газели. Эту связующую нить он оберегал до конца своей короткой жизни:

امشبم آمده يارو بزم شرابم

گو كه همين امشبم ز عمر حساب است

هر شبم از هجر آب ديده روان بود

امشبم از شوق وصل ديده پرآب است

از لب ميگون يار سرخوش مستم

آنچه زياد است اين ميان شراب است (38, 491).

(Сегодня я присутствую на пирушке с вином, Считай, что лишь эта ночь входит в счет моей жизни. В другие ночи я плакал от разлуки (с любимой), Этой же ночью от счастья встречи глаза полны слез. Я вдребезги пьян от виноподобных губ подруги, То, что лишнее, - это вино между нами).

Мы знаем, что такие выражения, как «базм-е шараб», «базм», «шараб», «хадж», «шоук-е васл», «лаб-е мейгун-е йар», «сархош-у маст» и. т. п., в классической газели использовались весьма обильно. Они составляли символику этой поэзии. Более того, Эшки очень искусно обращался с образами поэзии мастеров классического периода.

Эшки было 30 лет, когда безжалостные убийцы прервали его кипучий талант, убив его в собственном доме.

Иранское общество признало Эшки своим великим поэтом и мыслителем. В «Иллюстрированном собрании сочинений» поэта помещена статья из газеты «Рузнаме-йе еслами», в которой, в частности, пишется: «Эшки является гордостью литературы нашей страны. Если бы эта личность родилась в Европе, то она была бы причислена к одной из исторических фигур планеты. Мир-заде Эшки - это тот, кто в свое время сумел продемонстрировать литературу Ирана как литературу высокого достоинства. Талантливые произведения этого великого мыслителя и исключительного поэта возродили начавшие было отмирать под воздействием пропаганды Восук эд-доуле чувства патриотизма и гордости иранца» (38 , 26-27).

б) Газель в кругах творческих обществ и школ. Традиционная поэзия периода резашахcкого правления имеет нерасторжимые связи с прошедшими периодами литературы, особенно периода Машруте. Поэтому она отражает в себе многие явления поэзии этого времени (газельная форма так же не стоит в стороне от этих явлений).

Второе течение в поэзии сохраняло верность традициям классической поэзии в их целостности. Это течение развивалось в пределах литературных обществ – анджоманов. Если обратиться к истории литературы Ирана, то можно понять, какую роль в ней играли «литературные школы» и «литературные общества». В первой половине ХХ в. такие сообщества собирали вокруг себя немало литераторов. В их числе можно назвать «Анджоман-е адаби-йе Иран» («Литературное общество Ирана»), «Анджоман-е Хаким Незами» («Общество философа Низами»), «Анджоман-е адаби-йе данеш-каде» («Литературное общество Института»). Сайид Махди Заркани придерживается мнения, что такие организации функционировали во всех городах (24, 168-169). Конечно, обилие таких обществ создавало условия для подъема традиционной поэзии. Но в то время, когда литературное творчество служило пробуждению народных масс как оружие борьбы, этим поэтам (Али Асгар Хекмат, Аббас Форкат, Садек Сармад, Эбрат Мосахеби, Гомам Хамадони, Вахед Дастгерди и др) оставалось лишь писать поэтические произведения в обычной манере классического стиха.

Приблизительно в это же время зарождалось демократическое направление литературы, служившей делу революции Конституционализма. Именно в это время поэзия «покинула» двор и опустилась до уровня восприятия людей базара и городских улиц. Поэты же, которые творили при литературных обществах, даже не считали нужным читать то, что создавалось представителями демократической литературы. Сами же продолжали во всем повторять традиции старой поэзии.

В диссертации приводятся образцы произведений этих поэтов, из которых видно, что их лексика остается все так же традиционной, в не меньшей мере традиционна и их образная система.

В то же время были поэты, которые пользовались достижениями созидательной поэзии демократического направления, обращались к опыту поэтов-демократов. М.Хокуки справедливо отмечает, что большинство поэтов, добившихся успеха в этом направлении, как правило, творили за пределами указанных творческих сообществ. Иначе говоря, свое мастерство они оттачивали самостоятельно (19, 437). К категории таких поэтов безошибочно можно отнести Мохаммад Хосейна Шахреяра, Амири Фирузкухи, Рахи Моайири, Пажмана Бахтияри.

Газель данного периода по своему содержанию частично достигла созвучия с газелью периода Машруте. Эта особенность прежде всего характерна для творчества поэтов, жизнь которых совпала с указанным историческим периодом. Тем не менее последовавший этап творчества таких мастеров слова, особенно Бахара, Арефа, Фаррохи, Эшки, наводит на мысль, что господствовавшая обстановка в стране, прежде всего жесткий резашахский режим, наложили свой отпечаток на их поэзию.

В диссертации высказывается мысль о том, что монархическая цензура на свободу слова, установленная режимом Реза-шаха, оказала удручающее воздействие на характер литературного творчества. Творческая интеллигенция впала в уныние и пессимистические настроения, которые затем перешли и в поэзию того времени.

По наблюдениям К. Аминпура, критика и сатира, придававшие поэзии периода Машруте острую социальную направленность, уступили место бесконечным наставлениям. Под прессом обстоятельств поэты замыкаются в переживаниях, в результате чего создают почву для появления своеобразных романтических тенденций (12, 395).

Зародившийся в первые годы правления Реза-шаха, этот феномен постепенно проник вглубь творчества поэтов. Но романтизм данного периода по своим признакам был индивидуалистским. Хамиди в газели «Рев моря» жалуется:

چفته شد، اين آسمان ها پيكرم

خسته شد زين بانگ ها گوش كرم

پشت كلك و پشت من خميده شد

داد زد كلكم، سيه شد دفترم(45, 215).

(Согнулось, о небеса, мое тело,

Устали от этих криков мои глухие уши!

Спина моего пера и моя спина согнулись,

Закричало мое перо, почернела моя тетрадь).

В творчестве Шахреяра мы так же имеем дело с социальными мотивами, но нередко и он впадает в состояние элегического романтизма; тогда поэт выдавливает из тоскливого сердца:

Ман дигар сўи чаман њам сари парвозам нест,

Ки пари бозам агар њаст, дили бозам нест (8, 39).

(У меня нет даже желания летать на луга,

Ибо при распростертых крыльях – заперта душа).

В диссертации романтизм в газели Шахреяра рассматривается более подробно. Анализ показывает, что два основополагающих образа романтических газелей Шахреяра обладают теми же качествами, что и образы классической газели – это влюбленный и возлюбленная. Жестокая безжалостная возлюбленная, конечно, не абстракция, а конкретный прообраз, доставляющий влюбленному смертельные мучения.

Не лучше выглядит состояние влюбленного в газелях Рахи Моайири. Так же, как лирический герой Шахреяра, он стоек и готов на самопожертвование ради возлюбленной. Но:

Ба пои гулбуне љон додаам, аммо намедонї,

Ки меафтад ба хокам сояи гул ё намеафтад (8, 94).

(Под кустом розы я расстался с жизнью, но кто знает:

Упадет на мою могилу тень розы или нет).

Такое состояние лирического героя характерно и для других газелей Рахи, рассмотренных в диссертации.

В

общей сложности в жанре газели поэты этого периода больше обращались к любовной тематике, традиционной для классической газели.

Социально-политическая тематика, составлявшая главное содержание газели периода Машруте, в творениях этих поэтов становится редким явлением. Иначе говоря, поэзия данного периода далека от нужд и жизни простых людей.

Иранский исследователь А. Дастгейб в таком же духе отзывается о творчестве Ра’ди Азерахши, Пажмана Бахтияри, Хамиди Ширази, которые, по его мнению, воспевают родинку и кудри своих возлюбленных (22, 18). Наши исследования показали, что лирики этого периода в тематическом отношении воспевали земную любовь и при этом пользовались традиционными средствами и лексикой своих предшественников.

в) Стиль газели. Если в качестве основополагающего критерия брать стилистические характеристику классической газели (хорасанский, иранский и индийский стили), то поэзия данного периода представляется своеобразным конгломератом глобальных стилей, о которых мы упоминали выше. Стихи Лотфали Суратгара, Сармада и некоторых других, например, своей плавностью, естественной простотой лексики и синтаксической компоновкой тяготеют к «хорасанскому стилю». Удачным примером в этом отношении может служить газель Суратгара со вступительным бейтом:

چو خرشيد آن چهر زيبا گشايد

گره از دل ناشكيبا گشايد

(21, 288).

(Когда она открывает солнце прелестного лица,

Развязывает узел с нетерпеливого сердца).

В диссертации эта семибейтовая газель рассмотрена подробно. Анализ произведения дает нам основание констатировать, что по лексическому составу и поэтике, выраженной в естественной простоте применения лексических средств и образной системы, эта газель может претендовать на родство с газелевидными произведениями поэтов Х- ХI вв. Газели поэтов этого периода, написанные в подобном стиле, отличаются именно указанными качествами.

Этот стиль, несмотря на то, что имел тогда широкое применение, своими характеристиками не смог охватить всю поэзию эпохи, особенно матрицу газели. Нередко можно столкнуться с ситуацией, когда тот или иной поэт в жанре касыды тянется к «хорасанскому стилю», а в жанре газели подражает «иракскому стилю» или «индийскому стилю».

Наш анализ, подкрепленный выводами других исследователей, показал, что наиболее продуктивным стилем поэзии рассматриваемого периода является «иракский стиль». Далее идет «индийский стиль», к которому в той или иной степени обращалась большая часть поэтов.

Важно заметить, что большинство поэтов того времени создавали стихи в подражание ведущим мастерам упомянутых стилей и тем, кто проявлял особенный интерес к ним. «Таков характер стихов Ра’ди Азерахши, - пишет Абдоали Дастгейб, - повторяющих газели Хафиза в других выражениях, а Амири Фирузкухи, Рахи Моайири- повторяют выражения Сайеба и других представителей «индийского стиля». Порочность творчества в том и заключается, что их стихи загромождены повторными элементами» (22, 33-34).

«Иракский стиль», в большей степени склонный к мистической любви, лирическому оформлению мысли, целеустремленности, уделяет внимание судьбе человека, переживаниям, разлуке. В языковом отношении этот стиль более свободно пользуется лексикой и терминами арабского происхождения. Из поэтов данного периода «иракскому стилю» уделяли больше внимания Шахреяр, Амири Фирузкухи, Хамиди Ширази, Гольчин Ма’ани и Рахи Моайири.

Отличительной чертой творений последователей «иракского стиля» резашахского периода является простота их содержания. Наиболее «доступные» образцы данного стиля, на наш взгляд, следует искать в творчестве поэтов того времени. Свое мнение мы можем подтвердить фрагментом газели Моайира «Достойная объятий»:

ياري كه مرا كرده فراموش توئي تو

با مدعيان گشته هم آغوش توئي تو

صد بار بنالم من و آن يار كه يك بار

بر نالة زارم نكند گوش توئي تو (44, 86).

(Подруга, забывшая меня, - это ты, ты!

Пошла в объятия соперников – это ты, ты!

Если сто раз я буду стонать, а подруга, которая

Ни разу не прислушается к моим стонам, – это ты, ты!)

Представители поэзии рассматриваемого периода Шахреяр, Хади Раджи, Ра’ди Азерахши, Амири Фирузкухи, Хамиди Ширази весьма плодотворно пользовались влиянием поэзии Са’ди и Хафиза Ширази, оставивших много прекрасных стихов в «иракском стиле». В диссертации это положение подтверждено типологическим анализом газелей Хамиди и Са’ди, Шахрияра и Хафиза.

В поэтических и литературоведческих кругах существенные характеристики «индийского стиля» или, как иногда его называют, «исфаханского», вызывают различные оценки, но признаются всеми - это тонкость, изящество, точность мысли. Важную роль в нем играет фигура ихам – двусмысленность. В целом, поэтическое слово, рожденное «индийским стилем», - следствие игры воображения.

Придавая серьезное значение «индийскому стилю», такие исследователи, как Абдалваххаб Нурани Весал, Хабиб Ягмайи, Зайналабеддин Мо’таман, Али Дашти, Забихуллах Сафа, Сирус Шамиссо, относят его возникновение к области культурных взаимоотношений Индии и Ирана. В диссертации вопросы стилей рассмотрены более обстоятельно.

Поэзия этого периода по своей образной системе также тяготеет к классической литературе. В диссертации приведены образцы творчества Шахреяра, Рахи Моайири, Хамиди Ширази, которые подкрепляют нашу позицию в данном вопросе.

Таким образом, можно сделать заключение, что мастера газели рассматриваемого периода перенесли социально-политическую направ-ленность газели, достигшей в период революции Конституционализма большой остроты, в сферу личных переживаний. Невзирая на наличие в их творчестве новых и новаторских элементов и выражений, их произведения являются повторением художественных достижений классической поэзии.

Blog

Персидская газель в XX веке