Родностей, в частности, в 1920-е годы, оказал помощь в представлении этнических различий и подтачивал государственную политическую цель уничтожения национализма
| Вид материала | Документы |
- М. А. Мунтян, д и. н., профессор, 586.9kb.
- Десятая. Психологическая специфика этнических конфликтов, 246.08kb.
- Учебный план по дополнительной образовательной программе «Этносоциология», 68.61kb.
- Внешняя политика СССР в 1920-е годы народный комиссар по иностранным делам, 55.9kb.
- Тема: Отмена крепостного права в России, 156.89kb.
- Концепция национального развития Российской Федерации, 30.74kb.
- Maria Ferretti (р. 1958) историк, специалист по истории СССР в 1920-е годы. Автор книг, 169.45kb.
- Дмитрия Сергеевича Лихачева. Это решение, 91.89kb.
- Кросскультурные аспекты обучения деловому иностранному языку, 40.16kb.
- Эрло Штеген – Пробуждение начинается с меня, 3157.83kb.
Фактически, именно в этот период заблуждений русских иллюзий грандиозности было сформировано теоретическое обоснование национальных стремлений нерусских народов. 7 апреля 1948 года Сталин сделал заявление, которое напоминало его заявление 1913 года о национальных правах:
«Каждая нация, большая и малая, имеет собственные черты и особенности, которые являются уникальными и которых нет у других народов. Эти особенности создают вклад каждой нации в общую сокровищницу мировой культуры, дополняя и обогащая ее. В этом смысле все нации, как малые, так и большие, находятся в одинаковом положении, и каждая нация равноправна по отношению к любой другой».
Это предполагало универсальность этнической принадлежности, ее несократимость и присущую мораль. Однако это была только увертюра. Летом 1950 года Сталин начал писать для того, чтобы изгнать дух Н. Я. Марра, одного из последних святых великих преобразований, чьи теории и ученики неким образом избежали судьбы прочих «упрощенцев и вульгаризаторов марксизма». По словам Сталина язык не является частью надстройки или базиса. Он «принадлежит всей нации» и является «общим для всего общества», проходя через все классы и историю. «Общества» представлены этническими сообществами, этнические сообщества имеют «суть», которая существует «в течение несравнимо более длительного времени, чем базис или надстройка». Другими словами, это было официально: классы и их «идеологии» приходят и уходят, а национальности остаются. В стране, свободной от социальных конфликтов, этническая принадлежность была единственно значимой идентификацией.
Это наследие Сталин завещал своим последователям, которое сохранялось до 1984 года, когда появился Горбачев и его последователи. Хрущев, конечно же, проигнорировал это наследие: в его борьбе за местную инициативу он упрочил позицию укоренившейся национальной элиты, тогда как в своей борьбе против укоренившейся национальной элиты он пытался продвигать политику кадров, основанную на этнической принадлежности, и даже запугал некоторых людей, возрождая доктрину «слияния наций». Слияние должно было произойти при коммунизме, однако, и коммунизм должен был наступить слишком скоро, если воспринимать все сказанное всерьез. Единственным практическим шагом в этом направлении было проведение в 1959 году школьной реформы, которая давала родителям свободу выбора русской или нерусской школы и делала «другой язык» факультативным. Теоретически, казахи теперь могли отказаться от русского языка; практически, русских уже не заставляли изучать казахский язык. Самонадеянно однородные устройства Армении и Литвы выразили относительно небольшое беспокойство, «малая в численном отношении» этническая бюрократия в РСФСР подготовилась для неизбежной и лингвистически пугающей, а политически яростной элиты в Латвии, Украине, Азербайджане, вступившей в отчаянную борьбу. Их аргументы были озвучены Олесем Гончаром через 30 лет: «Изучать или не изучать родной язык в школе – этот вопрос не может возникать ни в одной цивилизованной стране». Другими словами, цивилизованная страна была этнонациональным государством, в которой официальный язык по определению являлся родным. Сталинская национальная политика, очевидно, породила плоды.
Цивилизованный сталинизм («развитый социализм») – кредо «коллективного руководства», которое возглавляло страну в мрачные годы Советского Союза. Получив свою законность от «реально существующего» этнотерриториального государства благополучия, а не от будущего коммунизма и прошлой революции, новые официальные дискуссии сохранили язык класса как «приукрашивание» действительности и основывались на национальности для искусственного поддерживания системы. Каждый советский гражданин рождался с определенной национальностью, брал ее с собой в детский сад, в школу, официально подтверждал ее в 16 лет и затем нес ее до самой смерти, пронося через тысячи анкет, свидетельств, заявлений и приемные. Национальность имела значение при поступлении в школу, могла стать жизненно важным фактором при приеме на работу, продвижении по службе и призыве в армию. От советских антропологов, которых восстановили в конце 30-х годов и представили на разумном основании после искоренения марризма, не требовалось изучение культуры: их работа заключалась в установлении и отделении исконного этноса. Даже за рубежом, в мире, в котором господствовал капитализм, самой видимой добродетелью была «национальная свобода».
Все национальности классифицировались – теоретически по эволюционной шкале: от племени к нации, и практически: по территориальному и социальному статусу. Статус той или иной национальности мог изменяться, однако постоянное использование этнических квот обеспечивало наиболее практические преимущества для членов «титулованных» национальностей, проживающих в своих республиках. Шестьдесят лет знаменательного постоянства этой классификации привели к почти тотальному «местному» контролю над большинством союзных республик: крупная этническая элита была обязана своим первоначальным продвижением и существующей законностью (такой, какой она была) факту этнической принадлежности. Зависящие от финансов Москвы, политические и культурные лидеры были обязаны лояльности «своего народа» и своим национальным символам. Однако, если политики имели структурные ограничения в своем аппарате, интеллигенция специально обучалась и привлекалась для создания национальной культуры. Цензура устанавливала ограничения, однако, цель считалась законной лидерами партии, так же как и национальными заказчиками. Очень большую долю национальной интеллигенции составляли историки, филологи и писатели, и большинство из них писали о своих этнических группах и для них. Они создавали многотомную национальную историю, изобретали национальную генеалогию, совершенствовали национальный язык, сохраняли национальное богатство и оплакивали утрату национального прошлого. Другими словами, они действовали как настоящие патриоты (тогда, когда они не действовали как плохие соотечественники). Со временем стало очень трудно различать нации, поскольку национальная форма, казалось, стала содержанием, и поскольку национализм, казалось, не имел никакого иного содержания, кроме культа формы. Лидерам страны становилось все труднее и труднее объяснять суть своего «социалистического содержания», и, когда Горбачев, наконец, отбросил исчерпавшее себя марксистское многословие, единственно оставшимся языком стал хорошо отточенный и длительно и привычный язык национализма.
Конечно же, вклад советского режима в причину национализма не ограничивался «конструктивными мерами». Он вынуждал высоких жрецов национальной культуры быть временными поклонниками национальной культуры, он установил административную иерархию, которая давала привилегии отдельным этническим группам перед другими, он вмешивался в отбор и сохранение национального пантеона, он изолировал этнические сообщества от их родственников и сочувствующих за рубежом, он привел к массовой миграции, в результате которой возникла конкуренция за скудные ресурсы, он ослабил базу заказчиков национальной элиты и спровоцировал трения за этнические квоты. И, наконец (что является неизбежным), он лишил различные нации права политической независимости, права, которое было самым важным пунктом всех националистических доктрин, включая ту, которая лежала в основе Советского Союза.
Это указывает на другую проблему советской национальной политики: сосуществование республиканской государственности и гражданства по паспорту. Раньше предполагалось, что территориальные государства образуют нации, позднее предлагалось, чтобы исконные нации получили право на государство. Ранее предполагалось, что все жители Белоруссии должны стать белорусами, что впоследствии дало аргументы против этого предложения жителям Белоруссии, которые не являются белорусами. Советское правительство приняло обе трактовки, не сделав даже попытки создать значимую в этническом отношении советскую нацию или превратить СССР в Российское национальное государство, чтобы в случае, если ненациональное советское государство утратит свое советское значение, национальные негосударства останутся единственными возможными наследниками. Кроме Российской Республики, чьи границы были стерты, идентификация не имела четкой этничности, и ее «титулованные» жители не отличали РСФСР и СССР. Через 70 лет после Х Съезда партии политика национализации достигла своего логического завершения: жители разных комнат забаррикадировали свои двери и стали использовать окна, а одурманенные жители огромного зала и кухни стояли в центре и чесали затылки. Стоит ли им пытаться вернуть то, что принадлежит им? Должны ли они разрушить стены? Должны ли они перекрыть газ? Должны ли они превратить свое жилище в настоящую квартиру?
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127