А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов, Н. В. Клюева, Ю. К. Корнилов, В. А. Мазилов, Ю. П. Поваренков, В. Д. Шадриков

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   58

ЛИТЕРАТУРА
  1. Андреева Г. М. Социальная психология. М., 2010.
  2. Василюк Ф. Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. 1996. № 6.
  3. Гроф С. Путешествие в поисках себя. М., 1994.
  4. Карицкий И. Н. Теоретико-методологическое исследование социаль­но-психологических практик. М.; Челябинск, 2002.
  5. Карпов А. В. Психология менеджмента. М., 2007.
  6. Клюева Н. В. О месте психологической науки и практики в деятель­ности педагога // Звезды ярославской психологии / Под ред. В. В. Козлова. Ярославль, 2000.
  7. Козлов В. В. Психотехнологии измененных состояний сознания. М., 2001.
  8. Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения: В 2 т. Т. 1.

М., 1983.

9. Мазилов В. А. Методология психологической науки. Ярославль, 2003.
  1. Новиков В. В. Социальная психология: феномен и наука. М., 1998.
  2. ОлешкевичВ. И. История психотехники. М., 2002.



  1. Парыгин Б. Д. Социальная психология. Проблемы методологии, ис­тории и теории. СПб., 1999.
  2. Сироткина И. Е., Смит Р. «Психологическое общество» и социаль­но-политические перемены в России // Методология и история психологии.

2008. Вып. 3.

14. Gross M. The Psychological Society. NY, 1978.

А. В. Карпов


Метасистемный подход к разработке проблемы сознания1

Одним из основополагающих принципов системной методологии является тезис, согласно которому системный подход должен базироваться на концептуальных представлениях, содержащихся в об­щей теории систем и адекватно учитывать их в своем гносеологиче­ском арсенале [1, 2, 9]. Иными словами, системный поход как мето­дология познания должен основываться на определенной совокупно­сти теоретических положений, которые и составляют его основу. Однако, к сожалению, данное положение гораздо чаще декларируется (а еще чаще выступает просто как «подразумеваемое» — «имплицит­ное знание»), нежели подвергается методологической рефлексии и реализации. Это особенно отчетливо проявляется в психологических исследованиях: лишь небольшое преувеличение требуется для того, чтобы заключить, что в них системный подход (как методологическое средство познания) и общая теория систем (как концептуальная осно­ва познания) существуют и развиваются вне должного синтеза, как бы «параллельно» друг с другом. Это не может не сказываться отри­цательным образом на темпах развития их обоих.

Наиболее негативным выступает то, что методология системного подхода далеко в неполной степени ассимилирует те материалы, кото­рыми располагает теория систем. Именно это, как показано нами, в частности, в [4, 5], является одной из главных и глубинных причин того непростого состояния, в котором находится в настоящее время методология системности. Этому состоянию присущи черты стагна­ции и даже кризисные моменты, что, в первую очередь, как раз и обусловлено явно недостаточным учетом современных представлений об иных по сравнению с «классическими» типами систем. К ним от­носятся, например, популяционные и временные системы, системы «наложенного» типа, системы с «переменным составом», гетерархиче-ские системы и др. [7, 9]. Не в полной мере учитываются и те пред­ставления о «мире систем», которые сложились в рамках синергети-ческих подходов, а также в теории хаоса и др. [8, 10].


1 Выполнено при финансовой поддержке Государственного контракта № 02.740.11.0602 ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009—2013 гг.

Одним из наиболее очевидных индикаторов явно недостаточной «восприимчивости» системного подхода к тем представлениям, кото­рые существуют и развиваются в теории систем, выступает то, что он не включает в свою сферу факт существования такого типа систем, которые настолько своеобразны и даже уникальны, что их следует рассматривать не просто как «еще одну разновидность» систем, а как их особый класс. Они были обозначены нами в [3, 4, 5] как системы со встроенным метасистемным уровнем, а их суть и кардинальное от­личие от всех иных классов систем заключаются в следующем.

Согласно «классическим» представлениям, любая система являет­ся одновременно частью определенной, более общей целостности — метасистемы, которая (по определению) имеет по отношению к ней внешнюю локализацию. В составе метасистемы, во взаимодействии с ней, сама система обретает всю полноту своих качественных характе­ристик, свой онтологический статус. Вместе с тем, такая — внешняя локализация метасистемы по отношению к системе, как показано нами в [5] не является единственно возможной. Существуют и такие системы, в составе которых (то есть в их собственном содержании) оказывается представленной более общая по отношению к ним мета­система. Она (метасистема) получает так сказать «внутреннюю лока­лизацию» и обусловливает возникновение особого, качественно спе­цифического уровня организации самой системы [4, 5]. Он был об­означен нами как метасистемный уровень организации.

Наиболее очевидный и демонстративный пример такого рода систем «неклассического» типа — это психика как таковая. Ее орга­низация базируется на следующем фундаментальном и, не исключе­но, — наиболее общем принципе. Причем, этот принцип является настолько общим, его проявления настолько многообразны, а сам он настолько «привычен и обычен», что подробно раскрывать его нет необходимости и достаточно лишь указать на его смысл. Внешняя — объективная реальность (как метасистема, с которой исходно взаимо­действует психика) получает в содержании психики своего рода «удвоенное» существование в виде субъективной реальности — в фор­ме так называемого «отраженного» (если пользоваться традиционной терминологией). Эта субъективная реальность может принимать очень разные формы, она может по-разному обозначаться и тракто­ваться в плане ее механизмов, структур и процессов, но сам факт ее существования неоспорим и непреложен1. В психологии существует очень много понятий для обозначения этой реальности, а также ее разновидностей, форм, аспектов, проявлений и т. д. Приведем лишь некоторые из них: «внутренняя информация», «знания», «ментальные репрезентации», «когнитивные схемы», «опыт», «образ мира», «внут­ренний мир», «модель ситуации», «субъективные репрезентации», «скрипты» фреймы и мн. др. [1, 6, 10, 12, 13, 14].


1 Более того, как известно, степень его неоспоримости и очевидности даже выше, нежели очевидность существования объективной реальности, что послужило основанием для целого ряда философских направлений и доктрин.

Иными словами, атрибутивная природа психики, а одновременно ее уникальность (и это раньше обозначалось как ее «отражательная природа») такова, что в ней объективная реальность получает свое «удвоенное бытие» в форме реальности субъективной. Более того, чем полнее, адекватнее и точнее будет совпадать последняя с объек­тивной реальностью, тем большие предпосылки обеспечиваются и для решения общеадаптационных задач. Следовательно, можно кон­статировать, что та метасистема, с которой исходно взаимодействует психика, в которую она объективно включена и которая «внешнепо-ложена» ей, оказывается представленной в структуре и содержании самой психики. Она транспонируется в психику, хотя и в очень спе­цифической форме — в форме реальности субъективной (которая, однако, по самой своей сути и назначению должна быть возможно более подобной в аспекте своих информационных и содержательных характеристик объективной реальности).

Естественно, что наиболее сложным и главным исследовательским вопросом является проблема того, как именно это происхоВдипон порождается субъективная реальность во взаимодействии с внешней, объективной реальностью? По существу, это и есть основной вопрос психологии, и она пока не готова дать на него удовлетворительный от­вет. Однако сам факт порождения и, соответственно, — существова­ния субъективной реальности именно как своего рода «удвоенной» объективной реальности имеет место и не взывает сомнений. При­чем, — «не вызывает» в такой степени, что этот фундаментальный факт очень часто просто принимается как данность и не учитывается в должной мере при решении тех или иных исследовательских задач. В частности, он очень слабо не учитывается и в исследованиях, ба­зирующихся на принципе системного подхода, а также (что еще более негативно) в содержании самого системного подхода.

По отношению к психике уровень «метасистемных взаимодействий» имеет поэтому уже не только «экстрасистемную» представленность (как по отношению практически ко всем иным известным в настоя­щее время системам), но и «интрасистемную» представленность. Ме­тасистема, в качестве которой по отношению к психике выступает, в конечном итоге, вся «внешнеположенная» ей объективная реаль­ность, получает в содержании самой психики свое «удвоенное бы­тие», свое «второе существование». Оно, разумеется, нетождественно онтологической представленности, а принимает качественно иные формы. Кардинальное отличие всех этих форм от «исходного бытия» метасистемы состоит в том, что они носят своего рода противопо­ложный по отношению к нему характер — имеют не материальную, а идеальную природу. Именно в форме идеального метасистема (объек­тивная реальность) «встраивается» в содержание психики и образует важнейший уровень ее собственной организации — метасистемный.

Реализация сформулированных выше общеметодологических по­ложений по отношению к ряду важнейших объектов психологическо­го исследования (к системе психических процессов, к способностям личности, к структурно-функциональной организации деятельности, к процессам принятия решения и др.) позволила получить и еще один — достаточно показательный, на наш взгляд, результат [5]. Он состоит в том, что не только психика в целом, но и ее основ­ные — указанные выше «составляющие» также организованы на осно­ве метасистемного принципа и представляют собой системы со «встроенным» метасистемным уровнем. Тем самым «целое» (психика) как бы повторяет (мультиплицирует) себя в своих «частях»; они, в свою очередь, воспроизводят в себе базовые принципы архитектони­ки «целого».

Например, психологическая система индивидуальной деятельности формируется в ходе онтогенеза, а затем функционирует именно на основе этого механизма — механизма «встраивания» в нее более об­щей метасистемы, в качестве которой выступает совместная деятель­ность, соактивность ребенка и взрослого. Дело в том, что сама суть становления и развития психической регуляции деятельности и пове­дения состоит в том, что ребенок воспроизводит в своей собственной активности те — исходно внешние регулирующие и направляющие воздействия, а также те регулятивные процессы и средства, которые реализует по отношению к нему взрослый. «Внешняя» регуляция транспонируется во «внутреннюю» и становится саморегуляцией. Ме­тасистема (совместная деятельность) «встраивается» в систему (инди­видуальную деятельность). Это, в конечном итоге, является конкрет­ным механизмом того общего явления, которое обозначается в пси­хологии понятием интериоризации.

На основе сказанного, а также материалов, представленных в [3, 4, 5] можно предположить, что не только психика в целом и не только те ее «составляющие», которые уже были изучены ранее, но и такая — пре­дельно обобщенная, интегративная и специфическая ее «составляющая», каковой является сознание, также принадлежит к категории систем со встроенным метасистемным уровнем. При этом очень показательно (и доказательно) то, что в пользу данного предположения свидетельству­ют не какие-либо частные аргументы, а наиболее общие положения психологии. Более того, они носят настолько общий и общепринятый характер, что выступают в качестве своеобразных «аксиом», в качестве «само собой разумеющегося». Поэтому они представлены в современном психологическом знании, скорее, как некоторый «фон», как своего рода содержание «профессионального бессознательного» психологов и, в силу этого, достаточно редко становятся предметом специального методоло­гического анализа. Вместе с тем, именно эта их «аксиоматичность», а значит — высокая степень верифицированности практикой психологи­ческих исследований позволяет рассматривать их в качестве достаточно убедительных аргументов в пользу сформулированного выше предполо­жения.

Наиболее общий и бесспорный аргумент такого рода заключается в очевидном несовпадении объемов понятий «психика» и «сознание»; тех ре­альностей, которые ими обозначаются. Первое из них является, безус­ловно, более широким и включает в себя, наряду с осознаваемой своей частью, также и обширную сферу бессознательного. Таким образом, факт радикального несовпадения объемов указанных понятий и, соответ­ственно, — тех реальностей, которые ими обозначаются, должен быть проинтерпретирован как указание на существование некоторой метасис­темы (психики) и системы, входящей в нее (сознания).

Далее, не подлежит сомнению и то, что между психикой и созна­нием существуют такие отношения, которые (с максимально общих и даже — с «формальных» позиций) можно рассматривать как отношения

«целого» и «части». Сознание (по определению) выступает как некоторая «составляющая» — как часть психики; а последняя — как некоторая це­лостность, «в рамках» которой сознание только и может существовать в качестве реальности — как объективной, так и субъективной.

Наряду с этим, следует отметить и положение, принявшее форму не только общепризнанного тезиса, но и своеобразной «аксиомы»; оно состоит в понимании сознания как атрибутивно системного образования, как системы в непосредственном смысле данного понятия. Дело в том, что не только по своим проявлениям, свойствам, закономерностям, но и по самой своей сущности (то есть, повторяем, — атрибутивно) созна­ние представляет высшую форму интеграции, реализуемую посредством присущих психике механизмов. Оно — по определению (если, конечно, речь идет о норме) — целостно, неделимо, едино, «однофокусно». И на­против, дезынтеграция сознания (как результат нарушения атрибутивной присущей ему системности) приводит к наиболее грубому из известных психическому расстройству — к шизофрении, «схизису» — «расщепле­нию», «раздвоению».

Наконец, необходимо специально подчеркнуть и то, что отноше­ния между психикой и сознанием, трактуемые в самом общем плане, как, действительно, отношения «целого» и «части», совершенно недо­пустимо, вместе с тем, понимать как отношения системы иее компо­нента. С каких бы позиций ни интерпретировать сознание, в какой бы парадигме ни рассматривать его, оно никак не может быть оха­рактеризовано понятием компонента. Оно само по себе является сложнейшей и, более того, — беспрецедентно сложной системой, дифференцирующейся на множество взаимосвязанных подсистем и далее — на те компоненты, из которых последние синтезируются. Го­раздо более адекватной является поэтому трактовка их соотношения как некоторой метасистемы и системы, включенной в нее.

Вместе с тем, полностью разделяя все эти аргументы, нельзя не отметить и еще одного обстоятельства. Все они, хотя, безусловно, не­обходимы для психологического изучения сознания, но, по-видимому, еще недостаточны для этого. Дело в том, что все они являются не­преложными с точки зрения так сказать «внешнего наблюдателя» — с объективной точки зрения. Однако с субъективной точки зрения, то есть с позиций «внутреннего наблюдателя» (то есть самой личности), со­знание как «часть», «составляющая», «подмножество» всего содержа­ния психического и пр. презентируется как очень специфическая, если не сказать — уникальная его «часть». Суть этой специфики со­стоит в том, что только через эту «часть» психика доступна самой себе, презентируется (точнее — самопрезентируется) ей, а поэтому — в определенном смысле вообще существует как «для-себя-бытие». «Целое» (психика) существует субъективно лишь посредством его воплощения в одну из своих «частей», а последняя есть субъективная форма подлинного существования психики («внутреннего мира», субъ-ектности и пр.). Тем самым, складывается ситуация, при которой «целое» и «часть» оказываются (подчеркиваем — субъективно) не только «равномощными» и «равнозначными», но при которой «часть»

(сознание) выступает даже более значимой для конституирования «внутреннего мира» и «чувства Я», чем «целое». Можно сказать и бо­лее категорично: «часть» (сознание) выступает не просто как более значимая для всего этого, но и вообще — как единственно «ощущае­мая» и потому — субъективно существующая реальность.

В действительности, однако ситуация является еще более слож­ной, поскольку то, что презентируется в сознании, непосредственно детерминируется «всем остальным» содержанием психического и вы­ступает, в конечном итоге, — его продуктом, порождением. Сознание как «часть» отнюдь не произвольно, а напротив, — производно от со­держания психики в целом, порождено им. В нем это содержание определенным образом воплощается, мультиплицируется, а затем — феноменологически проявляется; точнее — образует саму феномено­логию сознания, составляет ее суть. Более того, чем полнее такая мультиплицированность, тем адекватнее, точнее, богаче и пр. содер­жание самого сознания; тем более произвольный и «осознанно кон­тролируемый» характер носит поведение, тем полнее «ощущение ре­альности» — реальности, прежде всего, субъективной, а через нее —и объективной. Если доводить этот тезис до его логического заверше­ния, то можно видеть, что, чем в большей степени сознание (как «часть») доминирует, превалирует над «целым», тем выше степень про­извольности, осознанности, свободы поведения личности. Складывается достаточно парадоксальная и необычная с точки зрения «классиче­ских» системных представлений картина: чем в большей степени «часть тождественна целому» и, более того, — управляет этим «це­лым», тем адаптивнее, эффективнее, опосредствованннее и организо­ваннее все поведение личности. Фактически, имеет место инверсия «нормальных» (точнее — общепринятых и традиционно считающихся «нормальными») отношений между «частью» и «целым», парадоксаль­ное «оборачивание» канонических представлений об их статусе. При­чем, все это — не какое-то «нарушение», а правило: чем более выра­жена данная инверсия, тем более организованный и осознанный ха­рактер носит поведение личности, тем полнее и объективнее ей ощущение реальности и своего «внутреннего мира».

Столь необычные и отчасти парадоксальные отношения между сознанием (как системой) и психикой (как метасистемой) могут быть, на наш взгляд, объяснены лишь в том случае, если проинтер­претировать само сознание не как систему «классического» типа, а как систему со встроенным метасистемным уровнем. Именно с этих позиций достаточно полно и адекватно раскрывается психологиче­ская специфика и уникальность сознания как «составляющей» психи­ки. Специфика же эта заключается, прежде всего, в том, что это — такая «часть», которая является не просто главной во всем «целом», но которая субъективно репрезентирует все это «целое»; это — «часть», олицетворяющая все «целое». Само же «целое» может быть дано фе­номенологически и, следовательно, обретает свое существование, свое бытие в качестве идеального — в качестве субъективной реаль­ности (причем — самой «бесспорной с точки зрения „внутреннего на­блюдателя"») только лишь в форме этой «части». Вне ее и «не через нее» само «бытие-для-себя» психического невозможно. Кроме того, чем в большей степени эта «часть» воплощает в себе атрибуты «цело­го», чем в большей степени «часть становится целым», тем четче осознание чего-либо, «полнее отчет в своих действиях», эффективнее и произвольнее поведение. Эту же мысль можно сформулировать и по-другому: чем в большей степени «целое» (психика) мультиплици­руется в одной из своих «составляющих» — «частей» (сознании), тем эффективнее ее общая организация. Фактически, сознание — это и есть «психика-для-себя», форма ее субъективного существования, при­чем, — субъективно единственно возможная.

Таким образом, на основе всего вышеизложенного можно, по-ви­димому, сделать следующий общий вывод. Сознание, будучи, естест­венно, сложнейшей и вполне самостоятельной, качественно опреде­ленной системой, в то же время выступает и как разновидность очень специфического типа систем. Оно формируется и функциони­рует по принципу мультиплицирования «целого» (психики) в «части» (то есть в нем самом). Лишь благодаря такому принципу оно (созна­ние) становится и возможным, и эффективным. Но это означает, что — с позиций системной методологии — сознание «как система» долж­но быть отнесено к особому, качественно специфическому классу сис­тем — к системам со «встроенным» метасистемным уровнем.

Сформулированный выше — главный вывод с необходимостью приводит к заключению еще более общего порядка. Он вскрывает то важнейшее обстоятельство, что базовый принцип конституирования сознания идентичен тому принципу, на основе которого, как было показано нами в [4, 5], организованы иные — столь же фундамен­тальные «составляющие» психики — психические процессы, способ­ности, деятельность, процессы принятия решения, а также вся она в целом. Психика, являясь системой со «встроенным» метасистемным уровнем, «повторяет» этот принцип организации в своих основных «составляющих», за счет чего обеспечивается единство и скоордини-рованность их функционирования, изоморфизм ее базовых, наиболее фундаментальных механизмов.

Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что именно по отноше­нию к феномену сознания степень выраженности данного принципа достигает предела — «апогея представленности». Дело в том, что со­знание «как система», с одной стороны, действительно представляет собой разновидность общего класса систем со «встроенным» метасис-темным уровнем. Однако, с другой стороны, это «встраивание» мета­системы в систему приводит к тому, что сама исходная метасистема (которая, собственно, и «встраивается» в систему — в сознание), фак­тически, перестает существовать субъективно — трансформируется в бессознательное и поэтому никак (по определению) «не ощущается» субъектом, «не дана» ему. В этом состоит одна из уникальных осо­бенностей и сознания как такового, и психики в целом. Она, форми­руя объективно необходимый для эффективной реализации задач, возложенных на нее, «функциональный орган», встраивается в этот

«орган», что и выступает механизмом конституирования сознания. Однако именно поэтому и одновременно с этим порождается и нечто такое, что обладает не просто «иной», а противоположной качествен­ной определенностью — бессознательное. В силу этого можно заклю­чить, что конституирование сознания как системы со «встроенным» метасистемным уровнем одновременно является и механизмом порож­дения бессознательного.

Итак, принадлежность сознания к системам со «встроенным» ме-тасистемным уровнем лежит в основе конституирования как самого «сознательного» в психике, так и «бессознательного» в ней. Первое (сознательное) формируется на основе принципа мультиплицирования «целого» в «части», по принципу формирования системы со «встроен­ным» метасистемным уровнем. Это приводит к тому, что содержание психического в целом, во-первых, оказывается субъективно самопре-зентированным личности как «осознаваемое». Однако благодаря имен­но этому обретает свой истинный статус и «бессознательное», стано­вятся возможными взаимодействия, взаимопереходы сознательного и бессознательного, играющие огромную роль во всей организации пси­хики. Кроме того, все это, в конечном итоге, и лежит в основе порож­дения субъективной реальности как таковой — того, что «дано», что «ощущается» субъектом, что «для-него-существует» и через что сущест­вует все остальное, то есть объективная реальность. Причем, как это подчеркивается во многих философских доктринах, такое «существова-ние-для-субъекта» обладает наиболее очевидной и не подлежащей со­мнению реальностью — более очевидной, нежели существование «внешнеположенного» — объективного мира (достаточно напомнить в этой связи декартовское «cogito ergo sum»). Сама объективная реаль­ность существует лишь постольку, поскольку она представлена как субъективная реальность; последняя же может «субъективно ощущать­ся», репрезентироваться лишь на основе механизма «встраивания» пси­хического в одну из его «составляющих» — в сознание.

Всеэтоиобъясняеттот—парадоксальный,напервыйвзгляд, факт, который уже был констатирован выше и который заключается в том, что по отношению к сознанию «часть» становится большим, не­жели «целое»; причем, даже — не просто «большим», а такой «частью», которая — с точки зрения «внутреннего наблюдателя», то есть субъек­та, приводит к тому, что само «целое» как бы «перестает существо­вать» — ощущаться, осознаваться, обретая статус бессознательного.