Geum.ru

Осетия конца XVIII начала XX в.: Опыт исторического взаимодействия традиционного и государственно-административного управления

Вид материалаАвтореферат
Подобный материал:
1   2   3   4   5
«На пути к рационализации управления: низовые управленческие институты в государственном административном аппарате» имеет обобщающий характер и посвящена исследованию правительственной деятельности по созданию в регионе низовых судебно-административных структур и результатов возникшего в процессе ее реализации взаимодействия типологически различных моделей управления.

В пределах Российского государства исторически сосуществовали различающиеся по целому ряду политико-экономических, этноконфессиональных, социокультурных и прочих характеристик народы. На эту мозаичность накладывалась тенденция к централизации управления различными частями империи как залога внутреннего единства и целостности страны. Централизация и бюрократизация управленческой деятельности отразилась на формировании административных структур, создаваемых на окраинах в качестве низовых звеньев государственно-административного аппарата.

Проникновение России на территорию Центрального Кавказа (в Осетию и Ингушетию) поначалу практически не отразилось на внутренних основах общественного устройства местных народов. Вмешательство в традиционный быт носило преимущественно спонтанный, ситуативный характер и было опосредовано сферой судопроизводства. Однако ситуация кардинально изменилась после окончания Кавказской войны и актуализации в связи с этим задачи включения региона не только в политико-правовую, но и в хозяйственно-экономическую систему государства. Назревавшие в России либеральные реформы, а затем и их проведение, трансформировав многие аспекты внутрироссийской экономической и социально-политической жизни, содержательно изменили и правительственную политику по отношению к кавказской окраине, реализация которой в конечном итоге привела к системным изменениям в традиционных общественных структурах. Принципы «невмешательства» в социальную жизнь горских народов сменила активная политика прямо противоположенного толка. Именно пореформенный период отмечен радикальными переменами в жизнеустройстве горских обществ Центрального Кавказа, проводившимися под лозунгом распространения российской «гражданственности» в целях полного и окончательного слияния края с империей.

Административное переустройство горского села изначально составляло предмет особого внимания кавказских властей, однако эта сторона жизни местного населения долго обходилась без соответствующего законодательно-правового оформления со стороны государства. Но уже в начале 60-х гг. XIX в. в документах, регламентирующих порядок гражданского управления в отдельных частях региона (например, в «Инструкции для окружных начальников Левого крыла Кавказской линии» 1860 г. и «Положении об управлении Терской областью» 1862 г.102), появились некоторые намеки на предстоящие коренные изменения общинного жизнеустройства, последовавшего после проведения в крае земельной реформы и освобождения зависимых сословий. Введение 1 января 1871 г. в Терской и Кубанской областях «гражданского устройства» привело к активизации российской политики по «приобщению» горцев к «общерусской гражданственности» и проведению соответствующих мероприятий. Значительный шаг на пути трансформации традиционных устоев общинной жизни горцев Центрального Кавказа был сделан после принятия «Положения о сельских (аульных) обществах, их общественном управлении и о повинностях государственных и общественных в горском населении Терской области» (1870), которое детально регламентировало все стороны общинного быта горцев и вводило сельскую администрацию. Характер деятельности сельских старшин, а также форма их прихода к власти – назначение администрацией, преследовавшей цель в первую очередь иметь «надежных людей» в горской среде103, – определяли тот негативный фон, который сформировался вокруг новой управленческой структуры104. Все аспекты деятельности сельских властей регламентировались особыми официальными инструкциями, в которых оговаривались не только должностные обязанности новоиспеченных сельских чиновников, но и затрагивались исконные хозяйственно-распорядительные прерогативы самой сельской общины. Основным принципом внутренней жизни общины становился принцип круговой поруки, когда вся община отвечала перед администрацией за каждого из своих членов. В результате, если в дореформенный период лично свободные общинники имели право свободного перемещения, то принцип круговой поруки фактически прикреплял горца к общине, препятствуя свободному выходу из нее.

Однако вмешательство российской администрации в исполнительно-распорядительные сферы деятельности сельской общины ощутимо повлияло на хозяйственную жизнь села и видоизменило содержание общинных властно-управленческих прерогатив. Так, если прежде сельская община у осетин являлась механизмом, который сдерживал социальное расслоение по экономическому признаку, одновременно обеспечивая общинникам равенство участия в хозяйственной жизни социума и защищая их имущественные права, то в новых условиях рост частного землевладения в горской общине, значительно усилившийся после проведения земельной реформы, разрушил экономические основы общинного землепользования, окончательно отмененные указом от 9 ноября 1906 г. В результате крестьяне, получая право выхода из общины, превращались в частных владельцев участков, которыми они прежде владели на общинном праве105.

Пореформенная община трансформировалась в инструмент обеспечения преимущественно казенных, надобщинных, интересов: взимания податей и выплаты натуральных повинностей, что выдвинуло на первый план отсутствовавшие ранее в ее хозяйственной деятельности фискальные функции. Именно экономические виды правительства связали ранее свободных общинников отношениями круговой поруки, когда все село в хозяйственно-правовом отношении выступало субъектом не только коллективного права, но и коллективной ответственности. Несмотря на вполне понятное стремление государства «упорядочить» сельский быт, приспособив его к общегосударственным целям и задачам, и учредить «правильный сельский строй»106, сельская община пореформенного образца оказалась механически сконструированным социальным образованием, превратившимся в один из низовых органов местного управления.

В то же время, традиционные принципы самоорганизации продолжали существенным образом влиять на внутреннюю жизнь осетинского села, а обычно-правовые нормы по-прежнему сохраняли свое значение в качестве организующего начала социальной жизни. Понимая это, правительство шло на их выборочную легализацию, что играло на повышение общественной значимости проводимых преобразований. Так, например, признавая «целесообразными» ежегодные собрания народных представителей для обсуждения нужд населения, кавказское руководство к концу XIX в. легализовало «общественные сходы» – трансформированные народные собрания, которые были взяты под контроль областной администрации107.

В поиске оптимальных административных решений в ходе территориально-административного строительства в регионе правительство встало на путь стандартизации всех аспектов управления, что в свою очередь актуализировало вопрос о необходимости соответствующих изменений в судебно-процессуальной сфере. Именно сфера судопроизводства стала тем основным каналом проникновения государственно-административных методов управления в общественный быт народов Центрального Кавказа, который ранее других подвергся стандартизации и унификации. Однако уже первый опыт распространения российских законов в местной судебно-процессуальной практике наглядно продемонстрировал принципиальную несовместимость понятийной основы российского судопроизводства с традиционным пониманием преступления и наказания. Введение принципа индивидуализации вины и ответственности коренным образом противоречило утвердившемуся в обычном праве принципу «коллективной ответственности». Это противоречие усугублялось разделением сферы судебной деятельности на гражданскую и уголовную, предпринятому вопреки неразделенности гражданско-правовой и уголовно-правовой ответственности, отличающей традиционные механизмы регулирования интересов членов общины. В результате прежде единое поле внутриобщинных взаимоотношений оказалось в правовом плане искусственно фрагментировано в соответствии с приоритетом государственных интересов над общинными. Областью функционирования государственной модели судопроизводства стала уголовно-процессуальная, судопроизводство по незначительным гражданским делам по-прежнему опиралось на традиционные юридические нормы. Обращение к положениям обычного права при разбирательстве в сельских судах мелких дел гражданского характера и применение в самом судопроизводстве традиционных элементов практиковалось в Осетии одновременно с переводом гражданского и уголовного судопроизводства на общероссийскую законодательную базу.

Однако стремлению к скорейшему распространению «начал цивилизации» в крае очевидно препятствовало намерение властей постепенно приспособить нормы обычного права кавказских горцев к законам Российской империи. Поэтому процесс формализации местного судопроизводства, выразившейся в постепенном изымании исполнительно-распорядительных полномочий из сферы деятельности народных судов и исключения из нее даже тех элементов обычно-правовой судебной процедуры, которые присутствовали в горских словесных судах, завершился окончательным отказом от местной судебной практики, официально поставленной вне российской правовой системы. На Владикавказский округ было распространено действие судебных уставов России108, а сами народные суды перестали существовать как самостоятельные судебные органы.

В заключении подведены итоги диссертационного исследования и сделаны обобщающие выводы.

Складывание Российского государства сопровождалось учреждением на окраинах империи административной системы и соответствующего аппарата. На Центральном Кавказе местные особенности социально-политического и экономического развития наложили отпечаток на конкретные проявления этого процесса, во многом обусловив формы и методы российского управления, варьировавшие на разных этапах государственно-административного строительства в регионе.

Начавшись с верхних этажей управленческой иерархии, формирование в регионе административной системы завершилось созданием низовых управленческих структур на уровне сельской общины, которая из самодостаточного хозяйственно-территориального объединения с собственными институтами самоуправления трансформировалась в территориально-административную единицу – село. Отвечая логике развития всякой формальной организации, низовой административный аппарат как часть государственно-административной системы строился на унифицированных принципах рационализации и бюрократизации управления. Однако процесс ускоренной формализации властных отношений очевидно противоречил общинным традициям и качественно видоизменил функционировавшую прежде систему самоорганизации общественной жизни Достаточно архаичные по сути, универсальные базовые принципы традиционного самоуправления (коллегиальность, демократизм, внесословность, старшинство в его социальном звучании), в самом широком смысле выполнявшие социоорганизующие функции, вступали в открытое противоречие с обезличенностью, рационализмом, формализмом, на которых основывалось государственное управление. Конкретные результаты взаимодействия диаметрально противоположных моделей управления приобретали вид механически сконструированных и насильно навязанных «сверху» административных схем, в которых пространство функционирования традиционных принципов самоорганизации было значительно сужено, а сами принципы постепенно вытеснялись из общественной практики, постепенно приобретая статус полуофициальных.

Однако новый социальный порядок вовсе не отменял старого: одновременно с «навязыванием» доминирующей модели социальных отношений на уровне сельской общины происходила легализация некоторых внешних элементов традиционного самоуправления, избирательно используемых властью для повышения уровня собственной легитимности. Таким образом, даже официально оказавшись вне административно-правового поля на положении маргинальной, местная практика самоуправления встраивалась в общую государственную систему управления и экономических отношений, став, с одной стороны, продолжением правительственной политики, а с другой – ее следствием.


Основные положения диссертационного исследования изложены в следующих публикациях:


Монографии

  1. Кобахидзе Е.И. Осетия в системе государственно-административного управления Российской империи (последняя четверть XVIII – конец XIX в.). Владикавказ: СОГУ, 2003. – 236 с. (14,7 п.л.)
  2. Кобахидзе Е.И. Институты власти и управления у осетин (конец XVIII – XIX вв.). Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2008. – 246 с. (14,2 п.л.)
  3. Кобахидзе Е.И. «Не единою силою оружия…» Осетия конца XVIII – начала XX в.: опыт исторического взаимодействия традиционного и государственно-административного управления. Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2010. – 452 с. (22 п.л.)


Статьи в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ

для публикации основных положений диссертационных исследований

  1. Кобахидзе Е.И. Осетия в системе государственно-административного управления Российской империи (конец XVIII – XIX в.) // Этнографическое обозрение. 2003. №5. С. 123-134. (1,3 п.л.)
  2. Кобахидзе Е.И. К вопросу о взаимодействии традиционной и государственно-административной систем управления на Северном Кавказе в XIX в. (по материалам Осетии) // Известия вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2007. №5. С. 32-35. (0,5 п.л.)
  3. Кобахидзе Е.И. Организация власти и управления в традиционном осетинском обществе в конце XVIII – первой трети XIX вв. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История. 2008. Вып. 2. С. 177-187. (1,0 п.л.)
  4. Кобахидзе Е.И. К истории становления судебно-административной системы в дореформенной Осетии // Известия вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2009. №2. С. 54-59. (0,7 п.л.)
  5. Кобахидзе Е.И. Большая семья и ее социальные функции в традиционном осетинском обществе в конце XVIII – первой половине XIX в. // Научные проблемы гуманитарных исследований. Пятигорск, 2009. Вып. 8. С. 14-18. (0,4 п.л.)
  6. Кобахидзе Е.И. Осетинская семейная община в отечественной историографии: проблемные аспекты // Известия вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2010. №2. С. 43-48. (0,7 п.л.)
  7. Кобахидзе Е.И. Специфика и итоги реформирования судебной системы на Центральном Кавказе в 60-70-х гг. XIX в. // Вестник Северо-Осетинского государственного университета имени К.Л. Хетагурова. 2010. №2. С. 93-112. (0,6 п.л.)


Другие публикации

  1. Кобахидзе Е.И. Харизма: Метафора или категория? // Бюллетень Центра социальных и гуманитарных исследований Владикавказского ин-та управления и Владикавказского Центра этнополитических исследований ИЭА РАН. 1999. №3. С. 59-68. (0,4 п.л.)
  2. Кобахидзе Е.И. К вопросу о власти в гражданских обществах горских народов Северного Кавказа (к постановке проблемы) // Региональный информационно-аналитический вестник Представительства Президента РФ на Северном Кавказе. Ставрополь, 2000. № 11. (0,6 п.л.)
  3. Кобахидзе Е.И. К вопросу о родственных и общинных объединениях у осетин в дореформенный период // Актуальные проблемы истории, культуры, образования: Сборник научных трудов. Владикавказ: СОГУ, 2001. Вып. III. С. 14-26. (0,8 п.л.)
  4. Кобахидзе Е.И. К вопросу о власти главы осетинской семейной общины // История и философия культуры: актуальные проблемы: Сборник научных трудов. Владикавказ: СОГУ, 2001. Вып. V. С. 168-175. (0,5 п.л.)
  5. Кобахидзе Е.И. Старейшины в дореформенной Осетии // Дарьял. 2002. №1. С. 244-255. (0,7 п.л.)
  6. Кобахидзе Е.И. Принципы организации власти в традиционном осетинском обществе // V Конгресс этнографов и антропологов России (Омск, 9-12 июня 2003 г.): Тезисы докладов. М., 2003. С. 111. (0,2 п.л)
  7. Кобахидзе Е.И. Управление дореформенной осетинской сельской общиной // Доклады региональной научной конференции «Сельская община Дагестана и Северного Кавказа» (Махачкала, 9-10 октября 2003 г.). Махачкала, 2003. С. 37-40. (0,3 п.л.)
  8. Кобахидзе Е.И. Власть и властные отношения в традиционном осетинском обществе // Лавровские (среднеазиатско-кавказские) чтения. 2002-2003 г.: Тезисы докладов. СПб.: МАЭ РАН, 2003. С. 22-23. (0,2 п.л.)
  9. Кобахидзе Е.И. Народные собрания в системе общественного самоуправления осетин в дореформенный период // История и философия культуры: актуальные проблемы: Сборник научных трудов. Владикавказ: СОГУ, 2004. Вып. VII. С. 255-264. (0,5 п.л.)
  10. Кобахидзе Е.И. Политическая культура и властно-управленческие отношения в традиционном осетинском обществе // Мир этноса: процессы самоорганизации социальных и этнических систем. Нальчик: КБНЦ РАН, 2005. С. 175-185. (0,7 п.л.)
  11. Кобахидзе Е.И. Политическая культура и принципы организации власти у осетин в первой половине XIX в. // «Б.А. Алборов и проблемы кавказоведения»: Материалы региональной научной конференции (Владикавказ, 23-24 октября 2006 г.). Владикавказ: СОГУ, 2006. С. 68-81. (0,6 п.л.)
  12. Кобахидзе Е.И. К методологии исследования политико-административного взаимодействия России и горских обществ Центрального Кавказа в конце XVIII – XIX вв. // Материалы V Международного конгресса «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (Пятигорск, 8-12 октября 2007 г.). Симпозиум XII. История Северного Кавказа: социально-экономические, национальные и политические процессы. Пятигорск, 2007. С. 64-66. (0,2 п.л.)
  13. Кобахидзе Е.И. Функции власти в традиционных горских обществах Центрального Кавказа (конец XVIII – первая треть XIX в.) // VII Конгресс этнографов и антропологов России (Саранск, 9-14 июля 2007 г.): Доклады и выступления. Саранск, 2007. С. 119-120. (0,2 п.л.)
  14. Кобахидзе Е.И. Политико-административное взаимодействие России и горских обществ Центрального Кавказа в конце XVIII – XIX вв.: некоторые историографические итоги и перспективы исследования // Исторический вестник. Нальчик: Ин-т гуманит. исслед. Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2007. Вып. VI. С. 29-38. (0,5 п.л.)
  15. Кобахидзе Е.И. К методологии исследования социокультурного взаимодействия в сфере управления на Центральном Кавказе в XIX в. // Материалы первого международного конгресса кавказоведов. Тбилиси, 2007. С. 368-370. (0,5 п.л.)
  16. Кобахидзе Е.И. Освещение проблемы интеграции народов Центрального Кавказа в административную систему Российской империи в постсоветской историографии // Вс.Ф. Миллер и актуальные проблемы кавказоведения (I Всероссийские Миллеровские чтения, Владикавказ, 19-20 ноября 2008 г.): Тезисы докладов. Владикавказ, 2008. С. 96-97. (0,1 п.л.)
  17. Кобахидзе Е.И. Из истории становления судебно-административной системы на Центральном Кавказе в дореформенный период // Межрегиональная научно-практическая конференция «Российское общество: историческая память и социальные реалии» (XIV Адлерские чтения, Сочи, 3-7 октября 2008 г.): Материалы конференции. Краснодар, 2008. С. 124-126. (0,2 п.л.)
  18. Кобахидзе Е.И. Обычно-правовая организация социальной жизни традиционного осетинского общества // Национальные элиты и проблемы социально-политической и экономической стабильности: Мат. Всеросс. науч. конф. (9-10 июня 2009 г., Ростов-на-Дону). Ростов-на-Дону: ЮНЦ РАН, 2009. С. 168-170. (0,1 п.л.)
  19. Кобахидзе Е.И. Традиционная юридическая практика у осетин и ее трансформация в ходе российских судебно-административных преобразований конца XVIII – 50-х гг. XIX в. // Актуальные проблемы истории и этнографии народов Кавказа: Сборник статей к 60-летию В.Х. Кажарова. Нальчик: Ин-т гуманит. исслед. Правительства КБР и КБНЦ РАН, 2009. С. 215-243. (1,5 п.л.)
  20. Кобахидзе Е.И. Власть или богатство? К интерпретации одного мотива в сказочной прозе осетин // Лавровский сборник: Материалы XXXIII Среднеазиатско-Кавказских чтений 2008-2009 гг.: Этнология, история, археология, культурология. СПб.: МАЭ РАН, 2009. С. 96-98. (0,2 п.л.)
  21. Кобахидзе Е.И. От «военно-народного» управления к «гражданскому»: административная практика России на Центральном Кавказе в конце 50-х – начале 70-х гг. XIX в. // Известия Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований. 2009. №3 (42). С. 107-128. (1,6 п.л.)
  22. Кобахидзе Е.И. Эволюция имущественно-правовых норм в обычном праве осетин // VIII Конгресс этнографов и антропологов России (Оренбург, 1-5 июля 2009 г.): Доклады и выступления. Оренбург, 2009. С. 492. (0,1 п.л.)
  23. Кобахидзе Е.И. Два документа об административных преобразованиях в Терской области // Известия Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований. 2009. №3 (42). С. 197-199. (0,2 п.л.)
  24. Кобахидзе Е.И. Рецензия на монографию: С.А. Айларова, Л.Т. Тебиева «Культура и хозяйство: взгляд северокавказских просветителей (кон. XVIII – XIX вв.)». Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2008. 296 с. // Известия Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований. 2009. №3 (42). С. 231-238. (0,5 п.л.)
  25. Кобахидзе Е.И. Традиционное судопроизводство и обычно-правовая основа социальной жизни у осетин // Традиции народов Северного Кавказа в меняющемся мире: преемственность и разрывы в социокультурных практиках: Сборник статей к 100-летию со дня рождения Л.И. Лаврова. СПб.: Петербургское востоковедение, 2010. С. 108-123. (1,4 п.л.)
  26. Кобахидзе Е.И. «Не одним оружием…» (Опыт судебно-административных преобразований в Осетии в 30-х – начале 60-х гг. XIX в.) // Кавказский сборник. 2010. Т. 6 (38). С. 157-175. (1,3 п.л.)
  27. Kobakhidze E.I. Structure of Public Power in the Social System of Traditional Mountain Societies of the Central Caucasus // Fifth International Conference «Hierarchy and power in the history of civilizations» (Moscow, June 23-26, 2009): Abstracts (The «Civilizational Dimension» Series). Vol. 16. Moscow, 2009. P. 280. (0,1 п.л.)

1 См., например: