1. Врата смерти Перед Эрагоном высилась темная башня; там таились чудовища зверски замучившие Гэрроу, который был для него как отец
| Вид материала | Документы |
- Как Дисней стал художником, 1738.11kb.
- Ый рано, ли поздно будет собран и опубликован для тех, кто там был и еще помнит, для, 1903.19kb.
- Поездка наша и возвращение прошли весьма благополучно. Большое спасибо вашей фирме, 13.77kb.
- Двери восприятия, 679.39kb.
- Двери восприятия, 587.83kb.
- Лекция Окончание жизненного пути и пути во Христе Николая Васильевича Гоголя, 143.74kb.
- И о ней до самой своей смерти думал мой отец. Отец умер в 1969 году, и тогда я начал, 6855.07kb.
- Борис Житков родился 11 сентября 1882 г в Новгороде; его отец был преподавателем математики,, 67.1kb.
- Online библиотека tp://www bestlibrary, 4170.71kb.
- Наука Алексей Ефимович Левин, кандидат философских наук, Институт философии ан СССР, 276.15kb.
«А ты не забыл, Эрагон, о данной тобой клятве отомстить за смерть короля Хротгара?» – напомнила ему Сапфира, но он оставил ее вопрос без ответа.
Муртаг, оскалившись, усмехнулся:
– Значит, ты просишь меня стать совершенно другим, чем я теперешний? Значит, если мы с Торном хотим спасти себя, то должны уничтожить свою теперешнюю сущность? Да такое «спасение» куда хуже нашей нынешней беды!
– Прошу тебя, подумай! Просто позволь себе постепенно меняться, перерастать в нечто отличное от тебя теперешнего. Это очень нелегко, я понимаю, но ведь все люди так или иначе в течение жизни меняются. Для начала отпусти свой гнев, очисти от него свою душу, и сразу почувствуешь, что и Гальбаторикс тебе не указ.
– Отпустить свой гнев? – неприязненно рассмеялся Муртаг. – Ну хорошо, допустим, я отпущу свой гнев, но тогда и ты позабудь о своем гневе; забудь о том, что Империя убила вырастившего тебя дядю и сожгла вашу ферму. Гнев определяет нашу сущность, Эрагон! Без него и ты, и я стали бы просто пищей для могильных червей. И все же… – Муртаг на минуту прикрыл глаза, затем провел рукой по гарде Заррока, словно успокаивая его; вены у него на шее немного опали, но синяя жилка на виске все еще продолжала нервно пульсировать. – Должен признаться: твоя идея меня, безусловно, заинтересовала. Возможно, мы сможем вместе еще подумать над нею, когда ты окажешься в Урубаене. Но для этого необходимо еще, чтобы наш правитель позволил нам видеться наедине. Чего, скорее всего, не произойдет. Я думаю, ему удобнее будет держать нас порознь. Во всяком случае, я бы на его месте именно так и поступил.
Эрагон крепче стиснул рукоять меча и спросил:
– Ты, похоже, уверен, что мы с тобой непременно вместе окажемся в цитадели Гальбаторикса?
– Ну да, естественно, я в этом уверен, братец! – Коварная улыбка растянула губы Муртага. – Неужели ты не понимаешь, что, даже если бы мы с Торном и хотели изменить свою сущность, мы все равно не сумеем в один миг этого добиться. И до тех пор, пока подобная возможность нам не представится, мы будем оставаться во власти Гальбаторикса. А Гальбаторикс со всей строгостью потребовал, чтобы мы непременно доставили к нему вас обоих. И у нас уже не возникает желания снова бравировать, рискуя вызывать его неудовольствие. Один раз мы уже сумели одержать над вами верх. И, надеюсь, с легкостью сделаем это снова.
Языки пламени вырвались из пасти Сапфиры, и Эрагон с трудом удержался, чтобы не ответить Муртагу какой-нибудь резкостью. Он понимал, что в таком случае кровопролитие стало бы неизбежным.
– Прошу вас обоих, Муртаг и Торн, – снова начал он, стараясь говорить по возможности спокойно. – хотя бы попробовать сделать то, что я вам предлагаю? Неужели желание противостоять Гальбаториксу совсем тебя покинуло, Муртаг? Ты и твой дракон никогда не сумеете освободиться от его страшной власти, если так и станете покорно исполнять все его приказания!
– Ты недооцениваешь Гальбаторикса, Эрагон, – прорычал Муртаг. – Ты просто не знаешь, сколь велико его могущество. Он в течение сотни лет создавал рабов, подчиняя их себе с помощью их истинных имен. Это продолжается с тех самых пор, как он взял на службу нашего отца. Неужели ты думаешь, что он и сам не знает, сколь сильно может меняться истинное имя за время жизни, меняя тем самым и сущность своего хозяина? Ему наверняка все это известно, и он давно уже предпринял соответствующие меры предосторожности. И если бы в какой-то момент мое истинное имя или имя Торна вдруг переменилось, эти перемены незамедлительно спустили бы с крючка тех «сторожевых псов», которые своим «лаем» обо всем известили бы Гальбаторикса, и он, не сомневаюсь, сумел бы заставить нас вернуться к нему в Урубаен, а потом снова накрепко привязал бы к себе такими узами, из которых нам уже никогда было бы не вырваться!
– Но это только в том случае, если бы он смог угадать
ваши новые имена.
– Ну, тут уж ему равных нет! – Муртаг вновь поднял Заррок. – Мы с Торном, возможно, и воспользуемся в будущем твоим предложением, но лишь тщательно его изучив и соответствующим образом подготовившись. Мы не желаем обрести свободу лишь для того, чтобы снова дать Гальбаториксу возможность выкрасть нас и полностью подчинить себе. – Он взмахнул Зарроком, и лезвие меча блеснуло у него над головой. – А потому у нас нет выбора. Нам все-таки придется проводить вас с Сапфирой в Урубаен. Ну что, Эрагон, сдашься без боя или будем драться?
Более не в силах сдерживать себя, Эрагон ответил:
– Да я скорее сам себе сердце из груди вырву, чем сдамся тебе без боя!
– Лучше попробуй у меня из груди сердце вырвать! – ответил Муртаг, рубанул мечом воздух над головой и с диким боевым кличем ринулся в бой.
Взревев в унисон с ним, Торн, дважды взмахнув крыльями, взвился над Сапфирой, изогнулся в дугу, и его страшная пасть оказалась в опасной близости от ее шеи. Всего один мощный укус в основание черепа, и дракониха была бы обездвижена.
Но Сапфира ждать не стала. Она рванулась вперед и, повернув могучие крылья в плечевых суставах, тут же стрелой пошла вниз, к земле, скрытой тучами пыли, затем резко выровняла полет и вновь как бы повисла в воздухе. Затем, накренившись направо, она отвела голову влево и, вращаясь по часовой стрелке, с такой силой ударила своим мощным хвостом по левому боку Торна, что тот перелетел через нее и сломал себе крылья сразу в пяти местах. Острые края его полых плечевых костей, проткнув шкуру, торчали теперь наружу между сверкающими чешуями. Крупные капли дымящейся драконьей крови падали сверху на Эрагона и Сапфиру. Одна из таких капель, разбившись о шлем Эрагона, просочилась сквозь кольчугу и коту до самой кожи, обжигая, точно кипящее масло. Он невольно поежился и тут же поспешил стереть с шеи вторую жгучую каплю.
Рев Торна превратился теперь в жалобный вопль; явно страдая от боли, он неуклюже пролетел мимо Сапфиры; было видно, что ему трудно удерживаться в воздухе.
– Отличный удар! – крикнул Эрагон Сапфире, когда та снова выровняла полет, и увидел, как Муртаг снял с пояса какой-то маленький округлый предмет и прижал его к плечу Торна.
До сих пор Эрагон не чувствовал никакого потока магической энергии, исходившего от Муртага, а вот тот предмет у него в руках прямо-таки вспыхнул, что было вызвано, видимо, ее приливом. Сломанное крыло Торна непроизвольно дернулось, и кости сами собой со щелчком встали на место, а порванные мышцы и связки тут же зажили. Мгновенно исчезли и все внешние признаки нанесенной дракону тяжелой травмы.
«Как же это ему удалось?!» – мысленно воскликнул Эрагон.
Ответила ему Арья:
«Я думаю, Муртаг заранее наполнил данный предмет целительной магической силой».
«Жаль, что я не подумал о подобных мерах предосторожности», – упрекнул себя Эрагон.
Исцелившийся с помощью магии Торн сразу прекратил падение и стал вновь подниматься вверх, к Сапфире. Он летел. точно огненное копье, окутанное языками пламени, а Сапфира кружила над ним, по спирали поднимаясь все выше и выше. Затем она ухитрилась довольно сильно тяпнуть Торна за шею, отчего тот испуганно шарахнулся, и в этот момент успела еще и поранить ему плечи и грудь когтями передних лап, оттолкнув его от себя и закрывая ему обзор своими мощными крыльями. При этом краем правого крыла она задела Муртага, чуть не выбив его из седла, но и он не остался в долгу: быстро восстановив равновесие, он с такой силой рубанул мечом по крылу Сапфиры, что у нее в мембране крыла появилась трехфутовая прореха.
Сапфира зашипела, лягнула Торна задней ногой и выпустила в него огромный язык пламени, который, как ни странно, разделился надвое и пролетел мимо Торна, не причинив ему ни малейшего вреда.
Эрагон чувствовал, какую боль причиняет Сапфире эта рана. Он не сводил глаз с зияющей дыры в ее крыле, и мысли его беспорядочно метались, пытаясь найти какой-то выход из сложившегося положения. Если бы против них сражался не только Муртаг, но кто-то еще из магов Гальбаторикса, Эрагон никогда не осмелился бы воспользоваться заклятьем, противоборствуя противнику, ибо этот маг, решив, что этот бой его последний, почти наверняка ответил бы отчаянной атакой, пустив в ход весь свой запас магических средств.
Но, похоже, в данном случае все обстояло иначе. Эрагон знал, что Гальбаторикс приказал Муртагу взять их с Сапфирой в плен, а не убить. И решил, что раз так, то вполне безопасно не только попытаться исцелить Сапфиру, но и атаковать Муртага с помощью магии. Вряд ли Муртаг решится ответить ему с той же смертоубийственной силой и тем самым нарушить приказ своего хозяина. И все же Эрагону очень хотелось узнать, почему Муртаг воспользовался своим волшебным предметом, чтобы исцелить Торна, а не защитить себя самого?
«Возможно, – услышал он голос Сапфиры, – он просто бережет силы. А может, не хочет до поры пугать тебя.
Гальбаториксу не понравилось бы, если бы ты из-за того, что Муртаг воспользовался магией, вдруг запаниковал бы и в результате погубил бы себя, или Торна, или Муртага. Вспомни: самое большое желание Гальбаторикса – иметь в своем распоряжении всех нас четверых, причем отнюдь не мертвыми, ибо мертвыми мы бы уж точно навсегда оказались вне пределов его досягаемости».
«Да, ты, должно быть, права», – согласился Эрагон и уже приготовился исцелить раненое крыло Сапфиры, когда услышал голос Арьй:
«Погоди, не делай этого!»
«Но почему? Ты разве не чувствуешь, как Сапфира страдает?»
«Пусть ее исцелением займутся мои братья-эльфы. Оставь это нам. Таким образом мы попытаемся сбить с толку Муртага, да и сам ты сохранишь свои силы».
«А вы не слишком далеко, чтобы взять на себя столь тяжелую задачу?»
«Не слишком – если объединим свои усилия. И вот еще что, Эрагон: мы советуем тебе воздержаться от использования магии против Муртага, пока он сам первым не попытается нанести тебе удар с помощью мыслей или магии. Ты нас понял? Он, возможно, по-прежнему значительно сильнее тебя несмотря на то, что мы, тринадцать эльфов, постоянно подпитываем тебя магической энергией. Наверняка мы, правда, этого не знаем, но лучше все же зря не испытывать судьбу. По крайней мере, пока иного выхода не будет».
«А если мне не удастся победить?»
«Тогда вся Алагейзия окажется во власти Гальбаторикса».
Эрагон почувствовал, как Арья направила поток магической энергии на Сапфиру, и вскоре из раны в крыле перестала капать кровь, рваные края тонкой мембраны сошлись и затянулись так, что не осталось даже тонкого шрама. Об легчение, которое испытала Сапфира, ощущалось просто физически. Арья же чуть устало посоветовала им: «Постарайтесь впредь вести себя более осмотрительно. Для нас это оказалось нелегко».
После того как Сапфира лягнула Торна и он потерял равновесие и высоту, он, видимо, догадался, что она хотела поскорее заставить его снизиться и оказаться под нею, ибо так ему было бы гораздо труднее избегать ее атак. Поэтому Торн отлетел на четверть мили к западу, но, заметив наконец, что Сапфира и не думает его преследовать, развернулся и вновь кругами пошел вверх, пока не оказался на добрую тысячу футов выше, чем она, и оттуда, сложив крылья, ринулся на Сапфиру.
Из его разинутой пасти вырывались языки пламени, на могучих лапах сверкали светлые острые когти, а на спине у него восседал Муртаг, размахивая мечом.
Эрагон чуть не выронил свой скарамасакс, когда Сапфира, прижав к боку одно крыло и лихо перевернувшись вверх тормашками, с головокружительной быстротой метнулась в сторону и тут же снова расправила крылья, снижая скорость падения. Если бы Эрагон успел оглянуться, то на мгновение увидел бы под собой землю. А может, земля была над ними? Он уже перестал это понимать и даже зубами заскрежетал, стараясь, главное, не выпустить из рук луку седла.
И тут Торн и Сапфира столкнулись в воздухе. На мгновение Эрагону показалось, что Сапфира с размаху налетела на щеку горы. Сила удара была столь велика, что его швырнуло вперед и он так ударился шлемом о торчавший прямо перед ним шип на шее Сапфиры, что пробил толстую сталь шлема насквозь. Оглушенный ударом, Эрагон бессильно обвис в седле, глядя, как два диска, земной и небесный, поменялись местами и вращаются вокруг него в каком-то невообразимом ритуальном танце. Он почувствовал, как сильно вздрогнула Сапфира, когда Торн ударил ее в незащищенное брюхо, и страшно пожалел, что не успел надеть на нее доспехи, подаренные ей гномами.
Он успел заметить, как возле плеча Сапфиры мелькнула сверкающая рубиновая лапа Торна, и в ее плоть впились его окровавленные когти. Не думая ни секунды, Эрагон рубанул по этой лапе, вдребезги разнеся несколько крупных чешуи и перерубая Торну связки. Три пальца на лапе тут же бессильно повисли. И Эрагон ударил снова.
Страшно оскалившись, Торн перестал рвать когтями плечо Сапфиры, выгнул шею дугой, и Эрагон, услышав, как красный дракон втягивает в себя воздух, пригнулся, пряча лицо в сгибе локтя. Почти тут же ревущее адское пламя охватило Сапфиру и ее ездока. Жар этого пламени не мог особенно повредить им – их защищали чары, созданные Эрагоном, – но все же на время ослепил обоих.
Сапфира резко метнулась влево, уходя от огневого вихря, и за это время Муртаг успел исцелить лапу Торна, поврежденную Эрагоном, и красный дракон опять бросился на Сапфиру, вцепившись в нее когтями. Сплетясь телами, драконы понеслись, вращаясь в тошнотворном вихре, над серыми палатками варденов, и наконец Сапфире удалось, изогнувшись, вонзить клыки в украшенное шипами основание черепа своего противника, хотя эти острые шипы и пронзили ей язык насквозь. Торн исторг страшный рев и заметался, точно пойманная на крючок рыба, пытаясь вырваться. Но вырваться из железных челюстей Сапфиры было не так-то просто, и оба дракона, медленно кружась, поплыли вниз, точно пара листков с вершины дерева, сцепившихся в воздухе черешками.
Эрагон, сильно перегнувшись и чуть не падая из седла, ударил Муртага мечом по правому плечу. Он вовсе не собирался убивать его, однако все же хотел посильнее его ранить и вывести из боя, чтобы закончить эту схватку в воздухе. На этот раз – в отличие от сражения над Пылающими Равнинами – Эрагон чувствовал в себе куда больше сил и очень надеялся, что если рука его будет столь же сильна и быстра, как у эльфов, то Муртаг окажется перед ним совершенно беззащитен.
Однако Муртаг успел поднять щит и заблокировать его удар.
Его реакция оказалась столь неожиданной, что Эрагон снова чуть не вылетел из седла, и ему едва хватило времени вновь собраться и парировать удар Муртага. Заррок просвистел в воздухе с такой скоростью, что его едва можно было разглядеть, и задел Эрагону плечо. Затем, желая усилить успех, Муртаг ударил снова, на этот раз по запястью Эрагона, и когда Эрагон щитом отбил этот удар, Муртаг сумел ударить еще раз, попав под щит и скользнув мечом по нижнему краю кольчуги Эрагона и угодив острием прямо ему в бедро.
Острие Заррока застряло в кости, и боль была такой, что Эрагон похолодел; ему показалось, будто на него вылили ведро ледяной воды, отчего мысли вдруг приобрели необычайную ясность, а конечности явственно ощутили невероятный прилив сил.
А потому, как только Муртаг выдернул свой меч, Эрагон взвыл и бросился на него. Но Муртаг ловким движением кисти отбил его выпад и прижал его короткий меч своим Зарроком, скаля зубы в зловредной усмешке. Эрагону удалось высвободить свой скарамасакс и нанести ответный удар по правому колену Муртага, защищенному латами; затем он, резко крутанув мечом, рубанул Муртага по лицу и не без злорадства крикнул:
– Надо было тебе все-таки шлем надеть!
И тут вдруг оказалось, что земля всего в нескольких сотнях футов от них, так что Сапфира нехотя выпустила Торна, и оба дракона разлетелись в разные стороны, прежде чем Эрагон и Муртаг сумели еще как следует «угостить» друг друга.
Пока драконы вновь по спирали поднимались ввысь, к жемчужно-белым облакам, собиравшимся над лагерем варденов, Эрагон, приподняв кольчугу и рубаху, быстро осмотрел свою рану на бедре. Участок кожи величиной с ладонь казался совершенно обескровленным в том месте, где Заррок, пробив кольчугу, вонзился в кость. В середине этого бледного пятна виднелась тонкая красная линия дюйма в два длиной. Кровь текла довольно обильно, и верхняя часть штанины уже промокла насквозь.
То, что его ранил Заррок – тот меч, который никогда прежде не подводил его в минуту опасности и который он по-прежнему считал по праву своим, – вызвало в душе неясную тревогу. То. что его ранили его же оружием, казалось ему совершенно неправильным. Казалось, были поколеблены сами основы его мира; все инстинкты, все нутро Эрагона восставало против подобной несправедливости.
Сапфира слегка покачнулась, попав в воздушный поток, и Эрагон поморщился от пронзившей весь бок боли. «Хорошо еще, – думал он, – что дрались мы не на земле, потому что тогда я вряд ли смог бы устоять на ногах».
«Арья, – спросил он мысленно, – что лучше: вам исцелить меня или мне самому сделать это, и пусть Муртаг попробует остановить меня, если сможет?»
«Мы постараемся исцелить твою рану, – ответила Арья. – И возможно, тебе удастся застать Муртага врасплох, если он по-прежнему будет считать, что ты ранен».
«Ох, погодите».
«Почему?»
«Мне нужно дать тебе разрешение. Иначе моя магическая защита не пропустит ваши чары. – Эрагон не сразу смог вспомнить слова заклятья – все-таки ему было очень больно, – но вскоре взял себя в руки и прошептал на древнем языке: – Разрешаю Арье, дочери Имиладрис, нарушить защитные чары и применить ко мне исцеляющее заклятье».
«Мы еще поговорим насчет твоих защитных чар, – услышал он сердитый голос Арьи. – Но потом, после боя. А что, если бы ты потерял сознание? Как бы мы тогда смогли помочь тебе?»
«А мне казалось, что это неплохая идея. Ведь тогда, во время сражения на Пылающих Равнинах. Муртаг запросто нас обоих обездвижил с помощью магии. И я не хочу, чтобы это повторилось еще раз».
«Допустим, никто из соперников этого не хочет. Но ведь есть и более тонкие решения, чем то, к какому пришел ты».
Эрагон заерзал в седле: эльфийская магия вступила в действие, и рана у него на бедре, заживая, стала чесаться, словно ее кусали сотни блох. Когда жжение прекратилось, он сунул руку под рубаху и с удовольствием обнаружил, что там нет даже шрама; кожа была совершенно гладкой.
«Здорово! – искренне восхитился он, расправляя плечи. – Сейчас мы им снова покажем! Пусть страшатся даже звука наших имен!»
Жемчужно-белое облако горой громоздилось перед ними. Сапфира резко свернула влево и, пока Торн пытался совершить разворот, нырнула прямо в середину этого облака. Все вокруг сразу стало холодным, влажным и белым, а затем они стрелой вылетели по ту сторону облака, оказавшись на несколько футов выше Торна и чуть позади него.
Взревев от восторга, Сапфира ринулась на Торна и схватила его за бока, глубоко вонзив когти ему в ляжки и в поясницу. Затем, выбросив голову вперед, словно змея, она вцепилась зубами в левое крыло Торна и рванула с такой силой, что ее острые как бритва зубы разрезали тонкую мембрану и вспороли ему плечо.
Торн дернулся и пронзительно закричал; Эрагон даже не подозревал, что драконы способны издавать столь ужасные и жалобные вопли.
«Он готов! – услышал он мысли Сапфиры. – Я могу сейчас оторвать ему крыло, но, пожалуй, предпочту пока этого не делать. Так что, если ты собрался делать выпад, делай его скорее, пока мы опять не пошли на снижение».
С белым как мел лицом, покрытым коркой запекшейся крови, Муртаг направил на Эрагона Заррок – меч так и дрожал в воздухе, – и Эрагон вдруг ощутил мысленный поток необычайной силы. Казалось, кто-то посторонний пытается нащупать его мысли и завладеть ими, чтобы затем представить их Муртагу. Как и тогда, над Пылающими Равнинами, Эрагон заметил, что при попытке Муртага проникнуть в его сознание у него неизменно возникает ощущение некоего смешанного хора, словно множество разных голосов что-то нашептывают ему на фоне бешено скачущих мыслей самого Муртага.
«Интересно, – подумал Эрагон, – а не помогает ли Муртагу целый отряд магов, как и мне помогают эльфы?»
И хоть это оказалось нелегко, Эрагон отринул от себя все прочие мысли, кроме мыслей о мече Зарроке, полностью сосредоточившись на этом образе и постепенно как бы сглаживая пространство своего сознания, приводя себя в состояние спокойной медитации, чтобы Муртагу не за что было уцепиться. И когда Торн нырнул куда-то, снова оказавшись под ними, и тем самым на мгновение отвлек внимание Муртага, Эрагон предпринял яростную контратаку, пытаясь проникнуть в сознание самого Муртага.
Оба сражались в мрачном молчании, выискивая в мыслях друг друга потайные лазейки. Порой казалось, что верх одерживает Эрагон, порой – что Муртаг, но победить не мог ни один. Эрагон мельком глянул на мчавшуюся навстречу землю и понял, что этот поединок придется решать иными средствами.
Опустив меч, так что он оказался на одном уровне с Муртагом, Эрагон крикнул: «Летта!» Точно таким же заклинанием воспользовался против него и Муртаг во время их предыдущего сражения. Это было очень простое заклинание – всего лишь одно слово «Остановись!» должно было связать, обездвижить руки и тело Муртага. Однако же и этого заклинания было достаточно, чтобы противники могли испытать друг друга в непосредственном контакте и определить, у кого из них запас магических сил больше. Губы Муртага чуть шевельнулись; по всей видимости, он произнес слова противодействующего заклятья, но слов его не было слышно за рычанием Торна и воем ветра.
У Эрагона бешено забилось сердце, когда он почувствовал, что силы стремительно покидают его. Руки и ноги отказывались ему повиноваться, и он, почти полностью исчерпав запасы своих сил и уже теряя сознание, вдруг почувствовал, что Сапфира и эльфы вливают в него драгоценную магическую энергию. Он видел, что Муртаг, до сих пор казавшийся чрезвычайно самодовольным и самоуверенным, заметно помрачнел, и губы его раздвинулись в усмешке, напоминающей оскал. Эрагон не отпускал его, и оба с одинаковым рвением стремились прорвать мысленную защиту соперника.