Сергей Ермаков Нож вместо микрофона

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   27

Глава 19.


Николай Георгиевич Рыбаковский печально оглядел свою разгромленную киностудию «Нигеры», дело его жизни рушилось буквально на глазах. Но в этот печальный момент в его глазах вдруг замелькала другая фантастическая картинка, смазавшая эту реальную. Он увидел как сама известная певица Татьяна приводит его в кабинет к продюсеру по кинопроизводству какого-то ведущего российского телеканала и представляет его как надежду российского кинематографа. Рыбаковский скромно потупляет взор, продюсер с уважением жмет ему руку, приглашает присесть в глубокое кожаное кресло, предлагает кофе с коньяком, а сам в это время жадно листает на своём столе его сценарий, покручивая свои усы и бормочет себе под нос:

- Черт возьми, это гениально! Где же вы раньше были? Именно этого нам и не хватало!

А потом продюсер в полном восторге вскакивает из-за стола, начинает бегать и суетиться, зовет всех своих режиссеров, актеров, гримеров и прочих работников киностудии, а затем громко кричит на весь телецентр:

- Немедленно этот сценарий в производство! Главную роль и самый большой гонорар сценаристу!

От таких мечтаний золотых в груди Рыбаковского затеплилось, как в печке буржуйке, которую после долгого лета затопили наконец-то сухими дровами. Татьяна устала ждать, когда Николай Георгиевич опустится с неба на землю и слегка пнула его под колено своим ботинком. Он вздрогнул, но вернулся в действительность и сразу же спросил:

- Вы помните, Татьяна, на сцене во время нашего юбилейного концерта среди призов стоял такой маленький сундучок?

- Не помню никакого сундучка, мне не до этого было, - ответила Татьяна, - да и при чем тут какой-то сундучок?

- А при том, что до убийства Офиногенова он был пустой, я сам нёс его из кабинета Сергеева на сцену, - ответил Рыбаковский, - красивый такой сундучок, небольшой. Еще маленький такой стальной ключик торчал в замке и я открыл его, посмотрел внутри он обит бархатом, мне понравилась вещица. Потом вдруг началась паника, когда обнаружили труп продюсера, все со сцены убежали. А потом, когда уже все кончилось, мне Сергеев сказал не розданные призы со сцены убрать обратно в его кабинет. Я взял сундучок и чувствую – он не пустой, там внутри что-то перекатывается, а ключа-то больше нет в замке.

- Не пойму к чему вы вообще все это рассказываете? Нити повествования я никак не уловлю!

- Я тоже не придал всему этому значения тогда, - продолжил Рыбаковский, - не до того было. А потом задумался над вопросом – кто и что, и когда положил в этот сундучок? Ведь он был пустой, а стал полный. И подумалось мне, что убийца деньги не выбросил в окно и не передал сообщнику, кроме тех, что он для запутывания следов кинул под тумбочку и которые потом обнаружил Светлов, а вернулся на сцену и запер деньги в сундучок.

- Бред какой-то, - помотала головой Татьяна, - зачем ему это делать, если вы потом сундучок этот отнесли в кабинет к Сергееву?

- Ну?… - хитро прищурился Рыбаковский.

Татьяну как током ударило, даже правда передернуло, словно статический заряд самообразовался у неё внутри, прокатился по всем мышцам до самых кончиков пальцев и ногтей – Рыбаковский намекал, что Офиногенова убил сам Сергеев. Эту версию она даже не рассматривала – она знала – у любого преступления должен быть мотив. У всех, кто присутствовал на сцене, мотив был – это украсть деньги, а вот у Сергеева никакого мотива не было, денег у него и так немерено. Но выходило, что именно он положил деньги в сундучок и запер его на ключ, а потом велел отнести сундучок к себе в кабинет. Значит он и воткнул нож в спину продюсеру. Но если же это не Сергеев убил Офиногенова, а кто-то другой вонзил ему нож в спину, а деньги спрятал в сундучок, то отчего тогда Сергеев не рассказал тому же Кожедубу, что похищенные деньги оказались в сундучке из призов. Хотя почему сразу «не рассказал»? Может быть, он как раз и рассказал, Кожедуб же не обязан отчитываться перед всеми о ходе расследования. Но если какой другой убийца, а не Сергеев подложил деньги в сундучок и закрыл их там, то опять выходит, что убийцей мог быть любой из тех, кто находился на сцене. Тогда вообще глупость получается и замкнутый круг…

Зачем кому-то убивать Офиногенова, если не из-за денег? Из-за чего еще тогда?

- Когда я обо всем этом рассказал сегодня Кожедубу, он сразу же стал меня избивать и громить студию, - продолжил Рыбаковский, - а потом приказал мне о сундучке молчать и заставил меня сесть и писать то, чего не было…

- Что конкретно? – поинтересовалась Татьяна.

Но ответить ей Рыбаковский не успел – по коридору послышались торопливые шаги и в студию, открыв дверь с пинка, буквально ворвался капитан Кожедуб с двумя своими помощниками. Он увидел сидящих друг напротив друга Татьяну и Николая Георгиевича, остановился, как вкопанный на пороге, а потом хлопнул в ладоши и произнес, с торжеством потирая свои ладони друг о друга:

- Что, попались сообщнички? Шепчемся как от уголовной ответственности уйти? Обмануть законность и порядок?

- Ничего такого не было не подумайте, - вскочил с места испуганный Рыбаковский, полагая, что его снова сейчас начнут бить, - мы просто говорим на отвлеченный темы.

Николай Георгиевич так сильно испугался, увидев Кожедуба, что даже стул на котором он сидел, уронил вскакивая. Татьяна же напротив закинула ногу на ногу, скрестила руки на груди, посмотрела на ехидно ухмыляющегося сыщика и спросила:

- И как это ты везде успеваешь нагадить, а, капитан Кожемяка?

Лицо того перекосилось – он мечтал, чтобы при его появлении все трепетали, а пока не получалось мечты воплотить в реальность – москвичи его никак не боялись!

- Моя фамилия Кожедуб!!! – по-звериному взревел милиционер. – Кожедуб, понятно? А не Кожемяка!

- Что «дуб», это понятно, - ответила Татьяна, - это и без фамилии видно. Ты лучше ответь мне где сейчас находится Катерина Маслова? Ты ведь наврал мне, что она твой агент. А я выяснила, что никакой кражи никакой в гостинице она не совершала. Где Катя, я хочу знать?

- Ха-ха, ха-ха, - хохотнул Кожедуб, - твоя подружка сейчас в СИЗО сидит вместе с нашими местными зечками. До утра она или напишет на тебя показания, или останется без зубов!

- Ну и сволочь же ты, Кожемяка! – сказала Татьяна, вставая со стула.

- А вот это уже оскорбление сотрудника милиции при исполнении, - любуясь собственным собой, произнёс милиционер, - за это можно и ответить!

- Это оскорбление? – с невинным видом переспросила Татьяна, ступая по направлению к капитану, походкой фотомодели на подиуме. – Какое ж это оскорбление, это так детские шутки. А вот это уже оскорбление, я так считаю.

Она шагнула вперед и со стремительного, но короткого разбега врезала Кожедубу прямо между ног так, что того перегнуло, словно школьный угольник, лицо его побелело от скорби и он, падая, воткнулся головой в пол.

- Схватить её!!! – прохрипел Кожедуб своим помощникам посиневшими губами.

Но те не решались двинуться с места – одно дело своих местных Вольфрамовских юнцов на дискотеке колотить дубинами по спине, а другое «звезде» всероссийского масштаба руки крутить, тем более, что им было хорошо известно, что Сергеев ей обещал свою помощь и поддержку. На это они пойти не могли даже по приказу Кожедуба. Татьяна была вне себя.

- Ты, мразь, оборотень в погонах, раз Катю посадил в СИЗО, то и меня сади туда же! – сказала она, присев перед корчащимся на полу капитаном. – Я же сотрудника милиции при исполнении пнула в пах. Сколько там за это мне светит – лет сто, наверное, за такую дрянь, как ты, мне дадут?

- В машину её!!! – приказал Кожедуб, приподнимаясь на локте. – В камеру к зечкам!

Татьяна повернулась на каблуках и сама пошла к выходу. В камеру, так в камеру. А-а, была не была, раз уж ввязалась в драку, так теперь – семь бед – один ответ.


Кожедуб самолично затолкал её за металлическую дверь с прикрытой заслонкой в двери, именуемой кормушкой. Татьяна переступила порог камеры и едва не задохнулась от ударившего в нос запаха затхлости, туалета и давно не мытых тел. Камера была небольшой – двухэтажные нары стояли рядами вдоль стена, а посреди длинный деревянный стол. Обитательницы мрачного места увидели её, но встретили молчанием, никаких криков, типа, ура!!! – у нас в камере «звезда», не последовало. Татьяна вгляделась в лица женщин, но Катерины нигде не было видно. Она прошла вперед, бросила матрас, который ей всучил Кожедуб на скамейку возле стола и начала с того, что поздоровалась. Отец хоть и не любил рассказывать о том как сидел в зоне, но иногда разговаривал с Татьяной на эту тему – о тамошних порядках рассказывал, о том как вести себя нужно правильно, если не дай бог попадешь за решетку, в общем беседы на эту тему у них были. Вот – пригодились!

«И главное, - отец говорил, - кто бы ты ни был на воле, а в тюрьме тебе свою состоятельность придется доказывать заново».

- Мир сему дому, - поздоровалась Татьяна, - кто смотрящая за камерой?

- Ну, я, - ответила из угла женщина лет сорока, сидящая на нарах в компании худой и мелкой бабенки и второй – гром-бабы, похожей на борца сумо, - в чем вопрос?

Руки смотрящей, держащие карты, были в наколках, очевидно ни первую ходку делала.

- В этой камере моя подруга сидит Катя Маслова, - сказала Татьяна, - что-то я её среди вас не вижу…

- Не видишь ты её потому что она чуханка и живет под нарами, - издевательским тоном ответила смотрящая, - да и ты, фифа, свой матрасик можешь возле параши кинуть.

У Татьяны по всему телу пробежала судорога, а в висках громким эхом застучал пневматический молот. Страх жуткой ледяной мясорубкой скрутил внутренности. Для неё вдруг наступило осознание того, что всё, чем она жила в прошлой жизни – концерты, гастроли, записи новых альбомов – все это рухнуло в одночасье и что вот это всё, что её в данный момент окружает – этот несносный запах туалета и потных тел, эти лица, зажатые в узкой камере и непохожие на женские из-за того, что нормальной женщине в таких условиях выжить и сохранить себя практически невозможно, всё это может в скором времени стать её настоящим. И от осознания этого, а может быть и от лопнувшего в душе гнойника внутреннего страха, вдруг в голове Татьяны сработал какой-то неведомый переключатель, ей стало не страшно, а наоборот захотелось врезать этой смотрящей по её наглой физиономии, а в мозгу внезапно всплыли все рассказы отца о зоне. Краб мастерски владел феней, которой научился от своего друга Сквозняка, но в обычной жизни никогда её не употреблял, зато рассказывая истории и анекдоты из уголовной жизни, сыпал блатным жаргоном, как грозовая туча ледяным градом. И Татьяна вдруг почувствовала, что внутри неё своей силой ожил её отец Краб. Она повернулась лицом к смотрящей, в упор взглянула на неё и с вызовом сказала:

- А ты я вижу на Кожедуба шестеришь, стукачка красная? Тебе не в смотрящих ходить, а в подлипалах кумовских.

Камера ахнула то ли от невиданной смелости заезжей москвички, то ли от её изысканного блатного жаргона, построенного грамотно, словно она не на сцене пела, а в малолетке сидела с младых ногтей. Похоже, что и смотрящая растерялась. И тут Катерина вылезла из-под нар, где её и вправду заставили сидеть, бросилась к Татьяне, схватила её за плечи и прижала к себе.

- Смотрящую и правда Кожедуб к себе вызывал перед тем как тебя сюда кинуть! – крикнула она едва шевеля разбитыми в кровь губами. – Они меня заставляли на тебя показания писать!

- Всё, певица, теперь и ты зачуханена, - крикнула худая бабенка, подлипала смотрящей, - законтачила тебя твоя ковырялка. Теперь и твоё место под нарами!

Татьяна не обратила на эти крики шестерки смотрящей никакого внимания, отвела глаза от разбитых губ Катерины, повернулась к смотрящей, сощурилась и спросила у неё:

- А тебя за что Кожедуб купил, а стучевило хозяйское? За пачку чая? Или за блок сигарет?

Смотрящая ничего не ответила, хотя её просто колотило и трясло от злости. Она так изысканно выражаться не умела, срывалась на бульварный мат, поэтому скрипнула зубами, бросила карты на нары и ногой толкнула гром-бабу, мол, иди разберись. Та поднялась, загородила собой проход и двинулась на девушек. Вскочила и худая бабенка - подпевала смотрящей, но пропала за спиной у гром-бабы, её видно не было.

- Мама, - испуганно прошептала Катерина и спряталась за Татьяну.

Татьяна поняла – от драки не уйти. Придется вспомнить уроки отца. Если на тебя движется танк, то его и останавливать надо противотанковыми приёмами, а не голой задницей. Гром-баба ногой откинула скамейку, скамейка отлетела в сторону и с грохотом упала на пол. Гром-баба, надвигаясь, почесывала свой пудовый мужской кулак. Густые усы над её верхней губой топорщились, как колючки ежа. Татьяна стояла спокойно и ровно, опустив плечи и расслабив руки. Однажды ей удалось даже отца опрокинуть на землю во время спарринга, а он уверял, что не поддавался ей, что ей самой удалось его обхитрить. Вот и настало время проверить – правда не поддавался ей отец или же все же уступил дочери? И тут Татьяна увидела нерешительность, скользнувшую во взоре гром-бабы. Конечно, одно дело Катюху дубасить, за которую и заступиться некому, а другое дело на «звезду» наехать, которая еще и поливает блатным жаргоном, как пожарная машина. Даже в голове у тупой гром-бабы шевельнулась мысль - а вдруг кто за певицей стоит кто серьезный? В таком раскладе за этот наезд гром-бабу потом и в зоне достанут. Татьяна увидела нерешительность громилы и поняла, что морально она уже подавила гром-бабу, можно было и без драки остановить это безобразие. Но смотрящая тоже заметила нерешительность своей помощницы и заорала на неё:

- Дави суку московскую! Что ты замялась, приссала что ли?

Гром-баба заревела, как медведь и пошла в атаку. Катерина завизжала от ужаса. И тогда Татьяна с пола рывком запрыгнула на стол, в два шага оказалась рядом с гром-бабой и двумя пинками ударила по самому больному месту на теле женщины – по грудям. Сиськи у гром-бабы оказались малюсенькими – очевидно все ушло в усы, Татьяна размахнулась руками, нагнувшись и с двух сторон ударила ладонями по ушам гром-бабы, а потом, крутанулась, как юла и с разворота влепила гром-бабе прямо в челюсть так, что голова у неё мотнулась и глаза закатились наверх в реальном нокауте. Уложилась меньше чем в пять секунд и гром-баба поплыла. Вздох удивления пронёсся по камере, гром-баба стала заваливаться и придавила своим массивным телом маленькую тщедушную вторую подпевалу смотрящей, которая запищала, как мышь, попавшая в мышеловку. Татьяна с видом победительницы прошлась по столу, спрыгнула с него и оказалась возле смотрящей.

- Под нары, мразь! – приказала она ей.

Та испуганно стала жаться в угол, потом её рука нырнула под матрас, чтобы выхватить оттуда припрятанную пику. Но Татьяна оказалась быстрее – схватила её за другую руку, завернула руку за спину смотрящей, а другой рукой ухватила за волосы на затылке и носом воткнула в тумбочку. Дверца тумбочки открылась и изнутри посыпались шоколадки и печенья. Пика со звоном упала на пол. Татьяна развернула смотрящую и рывком запустила её к противоположной стене. Она пролетела, орошая пол кровью из носа и повалилась на пол по инерции закатившись под нары. И тут с верхних нар спрыгнула женщина и с размаху пнула смотрящую прямо в лицо. Еще парочка зечек накинулась на гром-бабу, пиная её массивное, но недвижимое тело, а еще несколько бросились вытаскивать худую подпевалу на ходу больно щипая её и уязвимо шлепая куда попало. Начался настоящий кавардак.

И тут железные двери камеры открылись и на пороге неожиданно появился сам Сергеев. Из-за его спины вбежали надсмотрщики с дубинами и стали расталкивать дерущихся женщин. Фёдор Аркадьевич увидел Татьяну, стоящую у окна и поманил её пальцем. За пару секунд с помощью охраны в камере воцарились тишина и порядок. Татьяна не пошла на зов Сергеева, тогда он сам подошёл к ней, взял за руку и молча потащил к выходу.

- Я одна отсюда не выйду, здесь ни за что, ни про что сидит моя подруга, - сказала Татьяна и кивнула на Катерину.

- Забирай её с собой, - разрешил Сергеев, - этот Кожедуб я вижу совсем распоясался. Хорошо еще мне мой водитель позвонил, что тебя бросил на киностудии. Я ему приказал вернуться за тобой, а он приехал и мне позвонил, что тебя Кожедуб забрал. Ну я ему устрою Варфоломеевскую ночь!


Праздник для народа, который был организован на местном стадионе был в самом разгаре. Народ, несмотря на мороз веселился вовсю, подогреваемый спиртными напитками, шашлыком и звучащей со сцены, которая была установлена сразу же за хоккейной коробкой, громкой музыкой. Татьяна прибыла на концертную площадку из гостиницы на выделенном ей минивэне в компании с Катериной. Алмаз должен был выступать сразу же после неё, но вместе с ней отказался ехать, обидевшись на вчерашнюю их стычку. Потребовал себе отдельную машину и Сергеев ему её выделил. Татьяну отсутствие Алмаза не огорчало – с Катериной они не расставались и расставили все точки над «ё» в своих взаимоотношениях. Обе поняли, что капитан Кожедуб и одной и другой клеветал, стараясь их рассорить и настроить друг против друга.

На хоккейной площадке заканчивался хоккейный матч команды ОАО «Сибцветмет» против какой-то другой приезжей команды с похожим названием в которому тоже звучали цветные металлы. Катерина объяснила, что это команда из их же структуры, занимающаяся тоже обработкой цветных металлов, но откуда-то из средней полосы и что Сергеев дал этой команде денег, чтобы они порадовали народ Вольфрамска и проиграли с разгромным счетом местной команде. Парни из средней полосы видимо были не гордыми, но до денег жадными, поэтому лениво ездили по льду, не торопясь гонялись за противниками и пропускали одну шайбу за другой под общий восторг болельщиков на трибунах. Под завершение матча на хоккейной площадке появился, типа как бы на замену, и сам Сергеев, облаченный в форму местной команды, которая была ему маловата, а клюшка в его огромных руках вообще смотрелась соломиной для коктейлей. Трибуны встретили появление генерального директора восторженным свистом, Сергеев проехался по льду, получил шайбу от нападающего и пошел в атаку. Соперники, как заколдованные, словно и не замечали того, что их воротам угрожает опасность в лице нового игрока, вышедшего на поле. И вратарь противника отвлекся на красивую девушку на трибуне в результате чего шайба ловко запущенная Сергеевым, влетела прямо между ног вратаря в сетку ворот. Хоккеисты «Сибцветмета» стали подпрыгивать на льду, трибуны неистовствовали, матч закончился с победным счетом «19:1» в пользу хозяев поля.

- Ну и лажа, - сказала Татьяна, наблюдая за всем этим спектаклем, - неужели вообще никто не видит, что соперники просто поддаются?

- Подумаешь, - ответила Катерина, - я видала матчи и покрупнее масштабом, когда спортсмены просто ложились под своих противников за деньги. А тут юбилей – подарок как-никак населению города.

Сергеев тем временем влез на сцену прямо в коньках и стал говорить длинную речь о том, что скоро Вольфрамск станет оазисом благополучия и процветания, что у каждого жителя Вольфрамска дома будет компьютер и домашний кинотеатр, в гараже машина, а в холодильнике черная икра. Трибуны визжали от восторга и своей любви к благодетелю. После своего вступления Фёдор Аркадьевич спустился по лестнице за сцену и увидел сидящую в минивэне Татьяну. Он помахал ей рукой и решил залезть в машину. Минивэн покачнулся под весом генерального директора, он поздоровался и с гордостью спросил – видала ли Татьяна какой классический гол он забил. Татьяна выразила свое восхищение меткостью броска.

- Старая школа, - сказал Фёдор Аркадьевич, - талант не пропьёшь!

На том он пожелал Татьяне хорошего выступления, вылез из машины, пошел переодеваться и нос к носу столкнулся с капитаном Кожедубом, который что-то вынюхивал возле сцены. Сергеев, который искал его со вчерашнего вечера и не мог найти, запылал, как факел, схватил сыщика за локоть и потащил в свой джип, куда буквально запихал его, а своего шофера выгнал.

- Ты что делаешь, а? – надувая щеки и брызгая слюной, в гневе спросил он. – Ты кем себя возомнил – тайным агентом?

Если бы не хоккейная каска, снабженная ремешком, то от злости у генерального, наверное, бы по швам треснуло лицо.

- Я просто делаю свою работу, - упрямо, как бычок-трехлеток, промычал Кожедуб.

- Да ты меня позоришь!!! Ты город позоришь!!! Ты кого в СИЗО вчера упек? Ты упек звезду, которую не то что вся Москва, вся Россия знает!!! И даже за рубежом знают! А ты взял её и в кутузку!!!

- Она меня пнула в пах в присутствии свидетелей, - ответил Кожедуб, - и должна понести наказание.

- Да тебя, дурака, не в пах надо бить, а по мозгам, чтобы они на место встали!!! – еще больше рассердился Сергеев. – Я тебе что сказал? Собирать документы, свидетельствующие о том, что продюсера убил монтировщик Светлов. Он все равно не жилец, а мертвому в тюрьме не сидеть!…

- Я найду настоящего убийцу, - настойчиво повторил Кожедуб, - и посажу, кем бы он ни оказался!

Сергеев стукнул кулаком по обшивке своего джипа. Он очень не любил, когда ему перечили и потому был сейчас крайне зол. Он смотрел на Кожедуба и не понимал – то что совсем не соображает, что перечить Сергееву в этом городе не просто опасно, а смертельно опасно. Вылетит ведь с работы и никуда не устроится больше, даже ночные горшки в дурдоме охранять. Упрямый, как осел.

- Я тебя в последний раз предупреждаю, - теряя терпение сказал Сергеев, - отвяжись ты от Татьяны, дай ей уехать отсюда, у меня итак уже проблем из-за всего этого выше крыши. Если даже и она продюсера замочила, бог её накажет, она не наша, она залетная, да приметная слишком. А нам тут, в Вольфрамске только судов всяких не хватало с журналистами, ментов московских и адвокатов! Надо из этого дела сделать местечковое событие, неинтересное. Офиногенов широкой публике неизвестен, если окажется, что убил его какой-то алкаш, уверяю тебя через два дня об этом забудут, а если убийцей окажется Татьяна или Алмаз – все, шумиха на год, а то и больше. А нам это все надо? Итак все валится на наш праздник совсем некстати. Майор Синица с утра мне доложил, что караванщику с наркотой удалось прорваться в пределы города. Из Москвы мне уже звонили, что сюда едет какой-то полковник Тарасов из ФСБ. Поэтому нам нужно срочно выпроваживать из Вольфрамска всех артистов, журналистов и прочих гостей, чтобы они все это дерьмо про наш город по всей стране не разнесли, понял? Ты с этим Стручком разобрался? Где он?

- В подвале сидит…

- Всё, можешь его сажать на самолет и высылать отсюда, - продолжил Сергеев, - он теперь больше ничего не напишет, я звонил его редактору Чмырдину, мне он сказал, что Стручок уволен, а насчет статьи выйдет опровержение. Всё, капитан, хватит нам скандалов! Я из нашего города Европу сделать хочу, а тут такое творится! Я даже на то пошёл, что деньги заплачу артистам из своего кармана. Хрен с ними, с теми долларами, что пропали из гримерки, мы предприятие не бедное, заработаем еще сто раз. И тебе заплачу компенсацию за удар по яйцам, новую машину себе купишь и звание очередное получишь через неделю. А что касается семьи Светлова, ты беспокоился, что на них пальцами будут показывать, то я им устрою переезд в Воронеж, там у нас как раз дом строится по программе переселения северян. Без очереди получат квартиру и уедут отсюда на фиг.

- Но Светлов еще жив, - мрачно сказал Кожедуб, - я был в больнице, сказали, что состояние стабилизировалось.

- Знаешь что? – нагнулся к Кожедубу Сергеев. – Придет в себя, я сам с ним поговорю, монтировщику этому заплачу денег и он согласится отсидеть в зоне, чтобы выйти и получить круглую сумму. Много ему дадут за этого старого хрыча, если принять во внимание, что суд будет проходить здесь? Лет шесть, а отсидит три и выйдет.

- Ладно, если для города так лучше будет, так что я враг что ли самому себе, - наконец сломался упрямец, - сегодня к вечеру подготовлю дело для передачи в прокуратуру.

Сергеев облегченно вздохнул. Вот вроде бы и удалось убедить упрямца. Остальные тоже согласятся. В своём городе Сергеев всем хозяин – прокурор сделает как скажет и судья перечить не будет.

- А сам вы, Фёдор Аркадьевич, как считаете – кто всё-таки продюсера убил? – спросил Кожедуб напоследок.

- Может и Татьяна, может и Алмаз, - зевая ответил Сергеев, - а может быть, Миша Светлов. Впрочем и этот Рыбаковский тоже личность скользкая. Вот уедут «звезды», надо будет за ним последить – вдруг пропавшие деньги и найдутся. Знаешь, капитан, будущий подполковник, я это дело хочу поскорее забыть и им больше не заниматься, потому что у меня забот и без этого дерьма полно. Выше крыши забот. На мне целый город и предприятие, люди, которых надо работой обеспечить и зарплату им вовремя выплатить.

- Ну ясно, - ответил Кожедуб и вылез из джипа генерального директора ОАО «Сибцветмет».