Максим Макаров «кадетство. Книга первая выбор»
| Вид материала | Книга |
- В. М. Лурье спб. 1995 содержание стр. Свт. Григорий Нисский. Об устроении человека,, 1337.87kb.
- Ослопова Юлия Владимировна ассистент Макаров Максим Анатольевич ст лаб. Малкова Мария, 908.37kb.
- Книга первая (А), 231.83kb.
- Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
- Аристотель. Никомахова этика книга первая (А), 3416.4kb.
- Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
- Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
- И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
- Недаром Максим Горький сказал: Хорошая книга, 88.5kb.
- Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
1.
Едва только дверь открылась и в класс бочком прошел преподаватель географии Илья Карлович, как суворовцы, стараясь не кряхтеть, бойко, хотя и довольно шумно, вскочили. Среди них не было ни одного, кто бы крепко спал и не стонал в последние две ночи. После спортивной выволочки их мышцы, не привыкшие к таким нагрузкам, едва ли не скрипели. Но особенно ныли икры ног, которые приняли на себя основной удар строевой подготовки.
Макс, который был уверен, что после пятнадцатиминутного «тяни носок, суворовец Макаров» не сможет и стоять, тем не менее даже относительно громко доложил:
- Товарищ преподаватель! Третий взвод к уроку географии готов. Отсутствующих нет! Вице-сержант взвода – суворовец Макаров.
Не обращая внимания на застывшие в муке лица кадетов, географ рассеянно прошел к своему столу, положил на него журнал, из которого немедленно выпало несколько листочков и улетело под стол. Нагнувшись, географ полез за ними.
Ребята внимательно следили за его передвижениями.
- Это его Василюк подговорил, точно вам говорю, - прошептал соседу Сухомлин, - Решили измором брать.
Наконец, Илья Карлович вынырнул из-под стола. Все так же не глядя в класс, аккуратненько сложил листочки в папочку, неспешно уселся и только тогда поднял голову. На лице географа отразилось полнейшее недоумение. Взвод неподвижно стоял и выжидательно на него пялился (уроки химии явно не прошли даром). Потом взгляд Илья Карловича просиял, и он быстро-быстро замахал руками:
- Вольно-вольно. Сегодня мы начнем, - «мы» географ произносил в нос, что делало его речь несколько жеманной, - с того…
- Что забудем все, что знали из географии раньше, - прошептал Андрей Синицыну, припоминая предыдущие уроки, - и, прежде всего то, что Земля круглая…
4.
… все, оставшиеся в училище после раздачи увольнительных, выстроились в шеренгу.
Дождавшись, пока не стало так тихо, что эхо от стука его собственных сапог слышалось в коридоре, Философ начал:
- Для тех, кто не понял, повторяю. Согласно уставу, в прикроватной тумбочке хранятся туалетные принадлежности, носовые платки, подворотнички, предметы для чистки одежды и обуви, а также книги, уставы, фотоальбомы, письменные принадлежности.
Кантемиров сделал паузу, выразительно посмотрев на гору продуктов из тумбочки Перепечко.
- Суворовец Перепечко, выйти из строя.
Степа весь красный и мокрый от пота, сделал шаг вперед. В этот момент он был похож на большого зайца в норке, возле которой притаилась стая волков. Вроде еще и не съели, но уже облизываются.
- К чему из вышеперечисленного мы можем отнести вот это? – Кантемиров кивнул на месячный запас еды.
- Ну как же, - под нос себе пробормотал Макаров, но услышали почему-то все, - колбаса – это личное оружие суворовца Перепечко.
Недобро зыркнув на Макса, прапорщик продолжил:
- Но еще хуже, что суворовец Перепечко взял из столовой хлеб, который выдается поровну на весь взвод. Как я могу назвать человека, который украл хлеб у кого-то из своих товарищей?
- Крыса, - негромко подсказал кто-то.
- Сами святые? – обернулся Кантемиров.
Все молчали. Убедившись, что желающих вступить с ним в дискуссию нет, прапорщик подвел итог:
- В общем так, летчики-залетчики, завтра все весело убираем территорию. Внепланово, так сказать.
Когда прапорщик вышел, Печка все еще стоял посреди казармы и ловил на себе недовольные взгляды кадетов.
5.
Вечером после отбоя Синицыну не спалось. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок. В тишине слышно было, как приглушенно всхлипывает на своей кровати Перепечко. После шмона Печку все игнорировали. Его старательно избегали, словно он заразный какой. Поначалу Степа пытался разговорить ребят, а потом махнул рукой и провел остаток дня в печальном одиночестве, уныло решая задачи по алгебре.
Макаров, правда, бойкота не поддержал. Но Макаров не в счет. Он и сам какой-то ушибленный. Выделывается постоянно. Другого бы в первый же день за такие фокусы турнули, а этого вице-сержантом сделали. Хотя говорят, что он блатной. Наверняка блатной. Таких не выгоняют.
А вот с Перепечко они зря так. Прав был прапорщик – сами не святые. Просто попался именно Перепечко…
«КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР» .
Глава шестая.
1.
Не успели побывавшие в увольнении кадеты вернуться в расположение взвода, как слух о субботней проверке мигом облетел всех и стал основным предметом разговора. Суворовец Петрович (с такой фамилией и прозвища не надо) растерянно открыл сумку. На кровать посыпались апельсины, конфеты, выпал пакет с домашними пирожками и еще что-то упакованное в фольгу, по силуэту напоминающее курицу.
- И что же теперь со всем этим делать? – Петрович развел руками.
Ребята переглянулись: у каждого в сумке имелся примерно такой же, заботливо упакованный запас.
Макс после того, как казарма вновь наполнилась галдежом (по которому он, к собственному удивлению, успел соскучиться), вдруг неожиданно почувствовал прилив хорошего настроения и быстро среагировал:
- Как что делать? Активно есть. Вон и Печка поможет.
Перепечко, которого суворовцы по-прежнему сторонились, насупился. Краска ровно залила его необъятные щеки.
Остальные примолкли и только украдкой посматривали друг на друга. И тут Синицын, взяв стул, выставил его посредине казармы и громко произнес:
- А ведь Макар дело говорит. Ну-ка, счастливчики, раскошеливайтесь на хавчик. Печка, чего ты стоишь? – обернулся он к Перепечко. Тот радостно встрепенулся, - Помоги Сухому продукты выложить. Его, судя по всему, на фронт собирали.
Суворовцы расслабились и с шумом бросились устраивать стол. Довольный Макс незаметно вышел из казармы, пробормотав под нос:
- И был у них пир на весь мир…
Уже на следующее утро кадеты убедились, что поступили накануне крайне предусмотрительно. Едва они умылись, как раздался крик дневального:
- Третий взвод, строиться!
Майор Василюк, серьезный, даже почти суровый, обстоятельно рассматривал ребят. Те смутно догадывались о причине столь пристального к ним внимания командира, но каждый, на всякий случай, припоминал, не совершил ли он за последнее врем чего-нибудь предосудительного.
- Мальчики, - начал Василюк торжественно, - Я вижу, вы так и не поняли до сих пор, что школа осталась позади, - он повысил голос: - Вы находитесь в Суворовском училище! И здесь всё, я подчеркиваю, всё происходит только по команде офицера и в соответствии с Уставом. Слово командира, прапорщика, преподавателя – закон.
«Как на параде, - следя за майором, думал Макс, - Кричали мальчики «ура» и в воздух кепочки бросали».
Василюк тем временем продолжал:
- Особое ваше внимание я хочу обратить на внешний вид суворовца и состояние его прикроватной тумбочки.
Макс успел уловить ритмику речи командира и ни капельки не удивился, когда тот произнес следующие слова на подъеме:
- За неопрятность или наличие в тумбочках посторонних вещей вас будут наказывать. И наказывать строго. Понятно? – Василюк по очереди оглядел каждого. Удостоверился, что кадеты почти не дышат, - Теперь об увольнительных, - резко сменил он тему… - … На прошлой неделе часть суворовцев первого курса была лишена увольнительных в город. И больше всего – из нашего третьего взвода! Это при том, что все вы знаете, насколько велика опасность вылететь из училища, - Василюк оставил торжественный тон, - Перебор в двадцать человек – шутка сказать! – он поднял правую руку, как будто собирался отдать честь, и снова опустил ее, - Я не хочу, чтобы в списке на отчисление были мои суворовцы.
- Хм, а я бы в него записался, - очень тихо пробормотал Макс, но майор услышал.
- Суворовец Макаров только что вызвался убирать туалеты…
2.
И началась очередная учебная неделя. Неделя, от которой Макс не ожидал ничего нового. Завтра будет так же, как вчера, другими словами. Сценарий написан, роли распределены. Действие открывают вопли дежурного, а под занавес звучит команда «отбой». И так три года! Кошмар. Хоть зарубки на кровати делай. Лучше бы родители отправили его в исправительную колонию. Может, хоть слесарничать бы научился. А что? Слесарь первого разряда Максим Макаров. Звучит, а? Папочку точно удар хватил бы.
Хорошо, пацаны не все полные уроды оказались. У некоторых даже намек на чувство юмора есть. Только им по этой части с Философом не сравниться. Как загонит на спортплощадку, так обхохочешься. Да и командир от него не отстает. Вон, зачем-то вице-сержантом Макса сделал. По системе Макаренко, наверное, воспитывает. Символично, по крайней мере: Макаров, воспитанный по системе Макаренко.
«Да уж, - думал Макс, - Определенно бы лучше – в колонию».
Однако вскоре произошло событие, которое резко изменило его настроение.
Макс хорошо запомнил тот самый урок, когда впервые появилась Полина. По расписанию у них был новый предмет – этика и эстетика. Отвешивая реверансы, кадеты толпились у входа, пропуская друг друга вперед.
- Только после вас, господин Трофимов, - согнувшись в три погибели и подобострастно улыбаясь, умолял Сухомлин.
- Нет-нет, господин Сухомлин, я не могу себе позволить подобной дерзости. Тем более в присутствии дамы, - отвесив витиеватый поклон, возразил Трофимов.
- А кто за даму, интересно? – полюбопытствовал Андрей.
Он стоял рядом и с интересом наблюдал за ребятами, не участвуя в общей забаве.
- Как? – изумился Трофим, - Неужели вас оставили равнодушным безусловные прелести барышни Перепечко?
Ребята расхохотались. И Перепечко тоже, присев даже в реверансе, правда, чуть не грохнувшись при этом на пол. Вернее, он, безусловно, упал бы, если бы не Макс, поймавший его за шиворот в последний момент.
- А ну, разойдись! Пропустите вице-сержанта вперед, летчики-залетчики! – копируя прапорщика Кантемирова, скомандовал Макс, отодвинув Степу к стенке.
Мальчики, не сговариваясь, встали на цыпочки и, высоко поднимая колени, попятились.
- Конечно-конечно, господин вице-сержант. Простите, что замешкались, - от лица всех подобострастным голосом извинился Сухомлин.
Макс первым вошел в класс, а за ним, все еще изображая китайские церемонии, последовали остальные.
Они еще не угомонились, когда дверь открылась и вошла Полина. Невысокая, хрупкая, что особенно подчеркивал ее просторный наряд, с чуть вьющимися на концах темно-русыми волосами и очень бледным, но удивительно красивым лицом. Правда, если приглядеться, черты его были не совсем правильные: рот слишком маленький, подбородок острый, а миндалевидные глаза на первый взгляд казались грустными. Но стоило Полине улыбнуться, как становилось ясно, что на самом деле они вовсе не грустные, а совсем даже наоборот – озорные. А еще Полина была очень молода – от силы лет на пять-семь старше ребят.
При ее появлении суворовцы на автомате подскочили, и едва бросив на новую преподавательницу взгляд, издали звук, похожий на присвист. Тогда Полина и улыбнулась в первый раз. Вернее, хотела улыбнуться, однако вовремя себя сдержала. В результате ее губы лишь чуть-чуть дрогнули, а в глазах замер не вырвавшийся наружу смех.
Сухомлин тем временем доложил:
- Товарищ преподаватель! Третий взвод к уроку эстетики готов…
Но Полина остановила его жестом.
- Хорошо, - у нее оказался мелодичный, чуть звенящий, как колокольчик, голос, - Присаживайтесь.
Макс очнулся только тогда, когда понял, что взвод уже давно уселся, а он по-прежнему стоит и задумчиво смотрит на Полину.
Она мягко улыбнулась и вежливо поинтересовалась:
- Вы что-то хотите спросить, суворовец?..
- Вице-сержант Макаров, - представился Макс, принципиально проигнорировав громкое «о-о», которое пронеслось по классу, - Можно просто Максим, - добавил он, чинно склонив голову.
Полина кивнула:
- Хорошо, суворовец Макаров, можете садиться, - и не дождавшись, пока курсант выполнит ее просьбу, обратилась к остальным: - Мы с вами сегодня… - Преподавательница шла по проходу. Суворовцы, не скрывая восхищения, поворачивали головы, когда она проходила мимо них, - Приступаем к изучению очень важных предметов – эстетики и этики. Мы, надеюсь, научимся разбираться в музыке, живописи, а также освоим искусство танца. – Тут Полина обернулась и обнаружила, что Макс, над которым уже начали подсмеиваться, все еще стоит и, кажется, не думает садиться.
- Суворовец Макаров? У вас, видимо, все-таки есть ко мне вопросы?
- Есть, - кивнул Макс и вдруг спросил: - Как вас зовут?
- Простите, - Полина смутилась, - я не успела представиться. Меня зовут Ольховская Полина Сергеевна.
- А я думал – Этикетка, - довольно громко поделился своими соображениями Трофимов.
Раздались жидкие смешки.
Приподняв бровь, Полина медленно ответила:
- Прекрасная тема для первого занятия, - она опустила ресницы, - Только что суворовец нагрубил женщине. И если этот суворовец мужчина, он сейчас же встанет и извинится.
Трофимов подчинился, хотя и нехотя:
- Покорнейше прошу меня извинить.
- Зарабатывая таким образом очки у своих товарищей, - все так же, не повышая голоса, сказала Полина, - вы оскорбляете прежде всего себя. Садитесь.
Наконец, тоже сев, Макс склонил голову. Интересный экземпляр. Вроде и не кричит, а здорово Трофимова на место поставила. Чем-то отдаленно она напомнила Максу мать, которая вот так же умела осадить отца, не отвлекаясь при этом от маникюра. И в то же время было в Полине нечто такое, что он никак не мог от нее оторваться, а потому снова и снова украдкой смотрел на преподавательницу. Странно, но пялиться на учителя в открытую, что было бы, наверное, естественно, Макс не решался.
Рассказывая о своем предмете, Полина не сидела за столом, а легко передвигалась по классу, обращаясь, казалось, то к одному, то к другому суворовцу. При этом ее длинная юбка успокаивающе шелестела, рассеивая в воздухе слабый цветочный аромат духов.
Но иногда она останавливалась, сжимала руки в кулачки, прижимала их к груди и, прикрыв глаза, задумывалась на пару-тройку секунд. Собиралась с мыслями. Затем отмирала, глубоко вздохнув, опускала руки и продолжала. В этот момент Полина больше всего была похожа на гимназистку начала двадцатого века, отвечающую урок перед профессором. Но уже в следующий миг она снова превращалась в учителя, который всем сердцем желает разделить груз своих знаний с учениками.
После урока, пропустив мимо нестройно покидающих класс суворовцев, Макс дождался, пока Полина останется одна, и несмело (что его самого в другое время немало позабавило бы) подошел к ее столу, где преподавательница дописывала что-то в журнале.
- Полина Сергеевна, разрешите? – начал он.
Полина подняла голову и застыла с немым вопросом в глазах:
- Да, суворовец?
Уже немного освоившись в новой для себя роли и осмелев, Макс продолжил:
- Я хотел бы записаться к вам на дополнительные занятия. Боюсь, не смогу самостоятельно освоить предмет.
Полина, видимо, сразу поняла, к чему он затеял этот разговор, потому что тут же улыбнулась, но, как и в первый раз, лишь уголками губ:
- К вашему сожалению, суворовец Макаров, я не даю дополнительных занятий. Поэтому вам все-таки придется попробовать разобраться с материалом во время урока.
Но Макс уже вошел в раж:
- А телефон ваш я могу попросить? Вдруг у меня возникнут вопросы по домашнему заданию?
- На все ваши вопросы я с удовольствием отвечу до, во время и даже после уроков, - и она многозначительно на него посмотрела: мол, все ясно? – Еще что-то? – Полина улыбнулась – на этот раз открыто – и вновь склонила голову к журналу.
Вот и поговорили. Чувствуя себя полным придурком, Макс поплелся к выходу. В коридоре нетерпеливо топтался Перепечко, который, несмотря на последние события, что-то жевал, при этом, правда, настороженно оглядываясь, нет ли поблизости офицеров.
- Ну, где ты там? – обиженно спросил он, завидя Макса.
- Там, - эхом повторил Макс. Остановился, задумался и резко повернулся на каблуках, - Так, Печка, настало, пожалуй, время, обзавестись мне здесь мобильным телефоном.
- Но ведь нельзя? – высказал сомнение Перепечко.
Однако Макс только отмахнулся:
- Кому-то, может, и нельзя… а кому-то очень даже можно.
И он быстро, не задерживаясь, чтобы посмотреть, идет ли за ним Перепечко, двинулся вперед.
А Перепечко не отставал. Он, проглатывая на ходу нелегально добытую пищу, семенил сзади.
- И как же ты, интересно, мобильный телефон достанешь? – нервничал Степа, безуспешно стараясь подстроиться под широкий шаг Макарова.
Обернувшись на ходу, Макс голосом Остапа Бендера произнес:
- Телефоны, дорогой Киса, не достают. Их вежливо просят. Вперед, заседание продолжается.
«КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР» .
В седьмой главе Макарова нет, соответственно ее пропускаем.
Глава восьмая.
1.
Через три недели после начала учебного года был отчислен суворовец Авдеев. В третьем взводе это оказалась первая потеря, и поэтому она обсуждалась особенно активно. Авдеев не был особенно популярен. За время пребывания в училище он выдал, правда, пару забавных шуток, вызвавших всеобщий смех. Он вписывался в команду, не фискалил (то есть не ябедничал), не держался особняком, не заискивал. Хотя его не успели полюбить, но и нельзя сказать, чтобы ненавидели. Он был суворовцем третьего взвода, а его отчислили. И было тому несколько причин. И если первые две кадеты принимали, то последняя вызывала жаркие споры, которые едва не раскололи ребят на два лагеря. Но обо всем по порядку.
Во-первых, Авдеев завалил контрольную у БМП, а также нахватал палочек и не сдал лабораторную по химии. Все это дало руководству повод поставить напротив его фамилии знак вопроса. Остальное Авдеев довершил сам.
И существенно помогла ему в этом собственная мать…
[Это его мать с ложечки домашними харчами из-за забора подкармливала].
… Разумеется, эта история незамедлительно дошла до командира взвода. А через командира – до остальных суворовцев, и вот в какой связи. Василюк, между делом, упомянул о дискотеке, которая должна была состояться в ближайшую субботу.
- Но вечно голодный третий взвод, видимо, пролетит, - добавил он скучающим голосом, - И поделом.
Неудивительно, что после этого суворовцы стали смотреть на Авдеева с плохо скрываемой злостью. Оказывается, на дискотеку пускали девочек из города, что, несмотря на ультрасовременное оборудование и музыкальное сопровождение, придавало ей очарование старинного бала, которого, наверное, с таким же нетерпением ждали когда-то их далекие предшественники.
Впрочем, это все еще куда ни шло. Окончательно Авдеев погорел после урока эстетики. Они проходили азы общения с противоположным полом (кстати, тема была выбрана специально в преддверии дискотеки – чтобы кадеты, так сказать, лицом в грязь не упали). Полина Сергеевна предложила разыграть маленькую сценку, где взялась изображать томно скучающую даму, а доброволец должен был представлять кавалера этой дамы.
Добровольцем, что никого не удивило, стал Макаров.
Выставив стул на середину класса, Полина Сергеевна присела на краешек, сложила ноги крест-накрест и устремила равнодушный взгляд в потолок. Макаров шумно встал, нарочито развязанной походкой вышел к доске, взял и повертел в руке мел, положил его на место. Потом, словно только что заметив Полину, смешно выпучил глаза и громко произнес:
- О, клеевая девушка! Надо замутить.
В классе раздались смешки. Полина Сергеевна продолжала равнодушно смотреть в сторону, а Макаров в это время деловито ходил вокруг.
- Ровные зубы, здоровый цвет лица, хорошие волосы, - он повернулся к классу, - Да из нее бы получился первоклассный суворовец! Медкомиссию бы прошла – за нечего делать!
Смех стал громче. Полине немалых трудов стоило сохранять серьезное выражение лица. Однако, осознав, что разговор плавно перетекает в другое русло и уже явно выходит за рамки дозволенного, она решила вмешаться:
- А теперь, Макаров, попытайтесь представить, что девушка вам нравится. Представьте, что вы действительно хотите ее завоевать.
После этих слов Макс, недолго раздумывая, подошел к Полине Сергеевне и с шумом чмокнул ее в щеку. Он, признаться, и сам не ожидал от себя такой прыти. Поэтому замер в ожидании реакции, которая его немного обескуражила.
- Ну, - медленно, казалось нисколько не смутившись, произнесла Полина Сергеевна, - суворовец Макаров, после этого любая порядочная женщина отвесит вам хорошую пощечину, - она встала и спокойно продолжила: - Есть ли у кого-нибудь другие варианты развития событий?
Суворовцы молчали. Вернее, приглушенно хихикали. Полина Сергеевна подождала какое-то время, потом иронично скривила губы. Макаров, который так до сих пор и не сел на место, выкрикнул:
- Есть, Полина Сергеевна!
Та удивилась:
- Мне показалось, что вы уже высказались?
Вместо ответа Макс развернулся и под изумленными взглядами всех, в том числе и Полины Сергеевны, вышел из класса. Но не успела девушка отреагировать на этот по меньшей мере странный поступок кавалера, как Макаров вернулся. Открыл дверь и возник на пороге воплощением романтического героя начала девятнадцатого века. Волосы он пригладил назад, форму оправил. Выражение его лица было задумчиво-рассеянным. Не обращая внимания на Ольховскую, словно ее и вовсе в классе не было, Макаров целенаправленно прошел прямиком к учительскому столу, взял мобильный телефон, лежавший рядом с сумочкой, и начал озабоченно его рассматривать, нажимая кнопки. Полина Сергеевна подняла было протестующее руку, но тут Макаров заговорил:
- О Господи, милая девушка, что сидела за этим столиком, забыла свой мобильник! Я должен его вернуть, - и обеспокоенно оглянувшись, чем вызвал очередную волну смеха, Макаров обнаружил Полину, которая озабоченно следила за тем, как суворовец ловко орудует ее телефоном. Парень восторженно всплеснул руками: - Ах, вот и она!
Далеко выбрасывая ноги, как в замедленной съемке, он полетел к Полине Сергеевне.
- Какая удача! - воскликнул Макс, обращаясь к классу, будто оперный певец перед началом арии.
Затем вновь повернулся к Полине. Присел на одно колено, склонил голову, левую руку прижал к сердцу, а правую, в которой был телефон, протянул к девушке.
Полина взяла аппарат и, посмеиваясь, сказала:
- Ну что же, господа кадеты. Суворовец Макаров действительно меня приятно поразил. Найдя забытый на столе, бесхозный телефон, - слово «бесхозный» она выделила, - он не положил его в карман, предварительно выбросив сим-карту. Нет, он вернул телефон владельцу! Весьма похвально!
Пацаны снова захихикали, провожая взглядом Макса, который нимало не смущенный, а, напротив, очень даже довольный шел к своему месту. Авдеев тоже смеялся. В этот момент он еще не знал, что сегодня его последний день в училище.
Чуть позже, в казарме, суворовцы бурно обсуждали эстетику. Авдеев, забравшись с ногами на подоконник, сложил губы бантиком и, прижав локти к груди, пропищал:
- Спасибо-спасибо, Макаров, что не спер мой мобильный телефон. Вы знаете, как мало получаем мы, педагоги, и как долго я не ела мороженого, чтобы позволить себе купить этот милый телефончик, - и добавил уже своим голосом, который впрочем, был не намного ниже: - Этикетка жжет!
Услышав последнюю фразу, Макаров резко обернулся, нахмурился. В его глазах появился блеск, которого раньше никто в нем не замечал. Может, поэтому кадеты молча расступились, пропуская Макса вперед, когда тот, тяжело ступая, прошел к окну.
- Во-первых, ты сейчас говоришь о преподавателе Суворовского училища, которую зовут Полина Сергеевна Ольховская, - Макаров подчеркивал каждое свое слово, - А во вторых, живо слезь с подоконника.
Сконфузившись, Авдеев оглянулся в поисках поддержки, но напрасно. Кадеты признали право Макарова командовать.
Тогда, чтобы не потерять лицо, он, скривившись, спрыгнул на пол, вытянулся во фронт, выбросил вперед руку и проорал:
- Вошел фюрер – все встали! Да, мой фюрер! Зиг хайль! Зиг хайль!
Но вдруг, заметив что-то, быстро опустил руку и покраснел. Проследив за его взглядом, суворовцы увидели Кантемирова. Тот стоял посреди казармы, дрожа от гнева. Боясь не совладать с собой, прапорщик судорожно сжимал и разжимал кулаки, прибивая Авдеева взглядом к месту. Наконец, Кантемиров обрел дар речи:
- Суворовец Авдеев! Ты знаешь, в каком году были созданы суворовские училища? – спросил он глухо.
Бледный как полотно, Авдеев пробормотал:
- В тысяча девятьсот сорок третьем году… Кажется, - добавил он, заметив, что лицо прапорщика не прояснилось.
- А что, как тебе кажется, было в сорок третьем году?
- Великая Отечественная война, - уже увереннее ответил Авдеев.
- Да, Авдеев, Великая Отечественная война, - неожиданно грустно подтвердил Кантемиров, - А первыми суворовцами стали дети погибших на этой войне офицеров.
Ребята, поникнув, молчали.
- Но для вас, я вижу, это пустой звук? - прапорщик огляделся.
Кадеты старались не смотреть друг на друга.
Когда Кантемиров увел Авдеева, все почему-то сразу поняли, что он с ними больше учиться не будет. И каждый, конечно, подумал о себе. Многие решили, что несправедливо из-за такой ерунды выгонять человека. Но были и такие, кто не считал поступок Авдеева ерундой. Например, Синицын…
… Синицын, не задумываясь, принял сторону Левакова, который яростно защищал прапорщика, отбивая атаки Сухомлина и Петровича.
- Грош нам цена, - почти кричал он, - если даже мы, суворовцы, не будем за свои слова отвечать! А Авдеев не просто что-то там сказал, - Андрей пренебрежительно помахал рукой, - он ветеранов оскорбил! Им и так довелось – вся молодость насмарку! И что в итоге? – Леваков чуть не плакал от злости, - Молодые сопляки, вроде Авдеева, Гитлеру честь отдают!
Сухомлин поморщился:
- Сколько пафоса, Лева! Ты о войне не больше Авдеева знаешь. Конечно, мы все понимаем значение Великой Отечественной войны в истории России. Но ведь прошло уже больше шестидесяти лет! Необходимо жить дальше. Авдеев, на мой взгляд, стал жертвой политических репрессий, - Сухой поправил очки, - Всем известно, что к концу четверти надо убрать двадцать человек. Вот они и убирают.
- Именно, - поддакнул Петрович, - Таким, как Авдеев, легко пинок под зад дать. Не то, что некоторым, - и он многозначительно глянул на Макса.
Макс внутренне весь вскипел, но промолчал…
2.
Авдеев уходил, ни с кем не простившись. Суворовцы убирали территорию, когда он, одетый в штатское, с сумкой через плечо шел к выходу.
Заметив его, все замерли, ожидая наверное, что он крикнет им что-нибудь на прощание. Но Авдеев, зная или чувствуя их пристальное внимание, тем не менее головы не повернул, а даже как будто прибавил шагу.
Макс следил за Авдеевым до тех пор, пока тот не скрылся на КПП. Потом он обернулся к Перепечко, который оставил метлу и, сочувственно сопя, как и все, провожал взглядом бывшего сокурсника. Заметив, что Макс вопросительно на него смотрит, Перепечко поспешно взял метлу и пробормотал:
- А все-таки жалко его. Ничего себе парнишка. Не вредный.
Макс не ответил. Еще неделю назад он бы, наверное, по-черному завидовал Авдееву. Но не сейчас. Сейчас Макс, подобно Перепечко, испытывал к нему что-то вроде сочувствия.
Дождавшись, пока Печка с удвоенной энергией вступит в борьбу с листьями, Макаров отвернулся и достал из кармана мобильный телефон. Как он и предполагал, раздобыть его оказалось несложно. Достаточно было просто попросить мать.
В выходные Максим и сам удивлялся, как ему не терпелось вернуться обратно в училище. Мама была, безусловно, рада его приходу, но говорила все время что-то не то и, чувствуя это, терялась. А Макс, конечно, все замечал.
Мать, по всей видимости, испытывала неловкость перед сыном – ведь это именно они с отцом упрятали его за забор. Но найти нужных слов, чтобы извиниться, или выяснить, не злится ли мальчик, она не могла и поэтому предпочитала прятаться от Максима, находя себе ненужные никому дела то в одном, то в другом конце дома. А потом и вовсе ушла. По магазинам отправилась – так она сказала.
Конечно, Макс мог ее успокоить, но не хотел. Он даже испытывал какое-то мстительное наслаждение, видя смущение матери. Ничего. Пусть помучается.
Отца дома, как обычно, не было. Он появился незаметно и сразу прошел в спальню. Таким образом, они встретились только за завтраком. В отличие от матери отец не страдал от угрызений совести. Он жизнерадостно расспрашивал сына об учебе и службе, но, как заметил Макс, совершенно не слушал его ответы. Задаст вопрос и, размазав тщательно масло по хлебу, жует, не отвлекаясь от процесса. А после того, как спрашивать стало не о чем, Макаров-старший и вовсе углубился в чтение газеты.
А ведь Петр Макаров не всегда был таким. Макс помнил, как раньше отец возвращался с работы и подолгу смеялся с мамой, на разные голоса изображая своих коллег. А еще он любил, особенно в противные осенние дни, когда Макс с матерью скучали у телевизора, буквально силой оторвать семью от дивана и потащить их в какой-нибудь ресторан, как правило, китайский, где они ели деревянными палочками, подшучивая друг над другом и счастливо краснели от жары.
Иногда, конечно, у отца случалось мрачное настроение. Тогда он долго и скучно говорил с матерью о политике, об английском парламенте, об американцах и их «дурацкой демократии». Но Макс внимательно слушал его, не вникая особенно в смысл, а лишь наслаждаясь певучим течением речи отца – талант, который впоследствии так пригодился ему в политической карьере.
Потом все изменилось. Не сразу, а постепенно. Так что Макс первое время и не догадывался о происходящем. Мать стала все реже бывать дома, постоянно пропадая где-то с подругами (позднее Макс понял, что просто она перемены в доме почувствовала гораздо раньше него). Отец больше не говорил о «дурацкой американской демократии», а только интересовался, знает ли сын, во сколько государству обходятся его двойки и прогулы (хотя в то время прогулов у Макса еще не было). И еще часто повторял: «Мы демократы».
А вскоре мальчик стал видеть отца не чаще двух-трех раз в неделю. Зато они с мамой летали к морю едва ли не каждые три месяца. У Макса появился новый компьютер, потом его перевели в другую, более престижную школу. А логическим завершением этой цепочки стало Суворовское училище.
Бесцельно слоняясь по дому, то включая, то выключая компьютер, Макс думал о Полине.
До этого ему уже нравилась одна девушка. Как ему казалось, очень нравилась. Она училась в параллельном классе, и звали ее Люся. Макс тогда разве что не на ушах ходил, чтобы только Люся обратила на него внимание. Зимой без верхней одежды он выбегал на переменах на улицу и, делая вид, что играет с ребятами в снежки, вертелся под окнами Люсиного класса в надежде, что она его заметит. А однажды Макс даже сорвал школьный концерт, в котором Люся участвовала. Но все было напрасно. После трех месяцев страданий Макс узнал, что Люся начала гулять со своим одноклассником. Тогда Макс поклялся, что впредь никогда не позволит себе столь явно выказывать чувства. И до этого момента слово держал. Пока не увидел Полину Ольховскую.
Полина ни капельки не напоминала Люсю. Несмотря на острый язычок и видимую самоуверенность, преподавательница казалась Максу какой-то воздушной, неземной, что ли. Он мог часами смотреть на нее: наблюдать, как она ходит по классу, как иронично опускаются уголки ее губ и смеются глаза. Полина не умела сердиться, а когда что-то ее не устраивало, лишь досадливо морщилась и заметно грустнела. В такие минуты Макс был готов на все, только бы ее лицо вновь прояснилось.
Парень и сам себе удивлялся, до того ему хотелось сделать ей приятное. Но как? Он просто голову сломал, но так и не смог придумать ничего дельного. Понятно же, что к такой девушке, как Полина, нельзя просто подойти и сказать: «Ты мне нравишься». Такую девушку необходимо завоевать, сразить и, может быть, даже взять штурмом. Словом, задача перед ним стояла трудная, но именно это Максу и нравилось.
И в то же время Макс смертельно боялся, что Полина догадается о его чувствах, а потому делал все возможное, чтобы их скрыть. Ну что ж, пока ему это удавалось.
Однако кое-какой план он все-таки разработал. Первую часть этого плана осуществить было несложно, а вот для реализации второй требовалось кого-нибудь привлечь, например, Печку.
Макс оглянулся. Перепечко все еще был занят уборкой листьев. Удовлетворенно кивнув, Макс почти с любовью погладил телефон, выбрал в меню режим сообщений и нажал «входящие». Есть! Элементарно, Ватсон, как сказал бы Шерлок Холмс. Вот он – номер мобильного телефона Полины Ольховской!
Накануне, во время этой дурацкой сценки со стульями, Макс успел отправить с мобильника Полины сообщение на свой номер. Собственно ради этого он и вызвался во второй раз отвечать урок. Сработало безукоризненно. Макс номер сохранил, не дав ему, однако, для конспирации никакого имени. Номер, и все. Пойди догадайся. Однако теперь парень в нерешительности смотрел на заветный номер, боясь его набрать. Просто набрать. О том, чтобы поговорить с Полиной не могло быть и речи! Сердце в груди колотилось так сильно, как будто она стояла прямо перед ним. Но, в конце концов, что он теряет? Его номер Полина определить не сможет. Просто подумает, что кто-то ошибся. Черт, была не была!
Макс кивнул сам себе и нажал «вызов». После прерывистого скрипа, который означал набор цифр, раздались длинные гудки. А потом голос Полины:
- Алло!
Аккуратно прикрыв ладошкой микрофон, чтобы Полина не слышала его взволнованного пыхтения, Макс плотнее прижал трубку к уху.
- Алло, - повторила Полина нетерпеливо, - Вас не слышно, перезвоните.
Отбой. Второй раз Макс решил не набирать. Будем считать, что это была проверка связи.
- Максим, - позвал его сзади Перепечко.
- Что? – неохотно отозвался Макс, пряча телефон.
Перепечко, приобняв метлу, как партнершу, пытался кружить ее по асфальту.
- Макс, - повторил Печка, - а ты танцевать умеешь?
Он выглядел смущенным и, видно, долго собирался с духом, прежде чем решился задать вопрос. И хоть Максу было смешно, он сдержался и ограничился коротким кивком. Перепечко погрустнел.
- А я вот нет. Говорят, дискотека в субботу будет, девочки придут. Эх! – он безнадежно вздохнул и провел метлой уже по чистому асфальту.
У Макса после звонка Полине настроение было просто превосходное. Поэтому он подошел к Печке и постарался того успокоить.
- Смотри на меня, - Макс затоптался на месте, беспорядочно размахивая при этом руками, - Если бы звучала музыка, то считалось бы, что я танцую. И неплохо.
Обиженно надувшись, Перепечко ответил:
- Издеваешься, что ли? Ты же просто дрыгаешься.
Макс покачал головой:
- Нет, Печка, я танцую, - и он удвоил усилия.
Степа сперва недоверчиво наблюдал за товарищем, а потом стал осторожно копировать его движения.
- Танцуете? – раздался язвительный голос, - А я думал – вам надо территорию убирать.
Рядом стоял, ухмыляясь, Сырников. Его вечно примятые волосы теперь еще и топорщились на концах и сально поблескивали. Не получив ответа на свою реплику, Сырников посерьезнел и спросил, принципиально обращаясь непосредственно к Максу:
- Где тут у вас Леваков танцует? К нему пришли.
Перепечко вызвался было разыскать и позвать Андрея, но Сырников его остановил:
- Танцуйте дальше, я сам найду.
«КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР» .
В девятой главе дискотека для 3 взвода отменяется из-за Трофимова, который развел Палочку липовой биографией поэта, Синицын воюет с майором Мурашко, а Леваков решается, наконец, навестить мать, и в результате – спасает ее от сердечного приступа, вызывая скорую. В начале десятой главы он сильно опаздывает из увольнения.