Geum.ru

Stephen King "Stand"

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   74

расстреливаться на месте. Сейчас я...

Снова автоматные очереди. Чей-то крик.

Отдаленный вопль:

- ...всех! Держи их всех! Смерть свиньям в мундирах...

Громкий треск автоматных очередей. Потом тишина.


В 21:16 те люди, которые были еще в состоянии смотреть телевизор и

настроились на ДаблЮСиЭсЭйч-ТиВи, онемев от ужаса, наблюдали за тем, как

огромный чернокожий, на котором не было ничего, кроме набедренной повязки

из розовой кожи и берета морской пехоты, публично приводил в исполнение

шестьдесят два смертных приговора.

Его сообщники, также чернокожие и также почти обнаженные, были

вооружены автоматическим и полуавтоматическим оружием. Другие члены

"черной хунты" держали под прицелом своих винтовок и ручных автоматов

сотни две одетых в хаки солдат, сидевших на тех самых местах, где когда-то

приглашенные в студию зрители наблюдали за местными политическими

дискуссиями и телеигрой "Набери номер - получишь доллар".

У огромного негра, который часто ухмылялся, обнажая удивительно

ровные и белые зубы, в руках был автоматический револьвер сорок пятого

калибра. Он стоял рядом с большим стеклянным барабаном, который когда-то -

казалось, что это было очень давно - служил для определения победителей

среди позвонивших в студию телезрителей.

Негр крутанул барабан, вытащил из него водительское удостоверение и

провозгласил:

- Рядовой первого класса Франклин Стерн, вперед и на середину,

ПРОШУУУ.

Вооруженные люди, окружавшие зрителей со всех сторон, наклонились,

чтобы разглядеть ярлыки с именами, а оператор, явно лишь недавно

ознакомившийся с этой профессией, панорамировал зрителей резкими рывками

камеры.

Наконец молодой человек со светлыми волосами, не старше девятнадцати,

был поднят на ноги и, несмотря на вопли протеста, выведен на эстраду. Двое

негров заставили его встать на колени.

Негр ухмыльнулся, чихнул, выплюнул комок слизи и приставил револьвер

к виску рядового первого класса Стерна.

- Нет! - истерически воскликнул Стерн. - Я пойду с вами, клянусь

Богом, я пойду! Я...

- Воимяотцаисынаисвятогодуха, - произнес негр нараспев и спустил

курок. Позади того места, где стоял на коленях рядовой первого класса

Стерн, была большая лужа крови и мозгов - теперь он внес в нее свой вклад.

ЧПОК.

Негр снова чихнул и чуть не упал. Другой негр, сидевший за пультом,

нажал кнопку АПЛОДИСМЕНТЫ. Перед зрителями вспыхнул сигнал. Негры,

охранявшие зрителей-пленников, угрожающе вскинули оружие. Белые солдаты

бешено зааплодировали.

- Следующий! - провозгласил негр в набедренной повязке и снова

запустил руку в барабан. Он посмотрел на удостоверение и провозгласил: -

Сержант Роджер Петерсен, вперед и на середину, ПРОШУУУ!

Один из зрителей взвыл и рванулся к задним дверям. Через несколько

мгновений он уже был на сцене. Под шумок один из солдат в третьем ряду

попытался оторвать ярлык с именем, приколотый к его гимнастерке. Прозвучал

выстрел, и он обмяк на своем стуле, а глаза его затуманились, словно это

несколько безвкусное шоу вогнало его в легкую дремоту, напоминающую

смерть.

Спектакль продолжался до тех пор, пока четыре взвода военных в

противогазах и с автоматами в руках не ворвались в студию. Ряды зрителей

немедленно поднялись на борьбу.

Негр в набедренной повязке упал почти сразу же, продырявленный

пулями. Ренегат, стоявший за камерой N_2, получил очередь в живот.

Попытавшись поймать свои внутренности, он наклонился вперед и задел

камеру, которая начала медленно вращаться, воспроизводя на экранах

телезрителей неторопливо снятую панораму ада.

Оператор упал на ручку управления камерой, и во время продолжающейся

перестрелки телезрителям милосердно демонстрировался потолок студии. Через

пять минут автоматный огонь стих до уровня, отдельных выстрелов, а спустя

некоторое время и вовсе прекратился. Остались только крики.

В пять минут двенадцатого вместо потолка студии на экранах появился

нарисованный человечек, хмуро уставившийся на нарисованный телевизор. На

экране нарисованного телевизора была видна надпись: "ИЗВИНИТЕ, У НАС

ПРОБЛЕМЫ!"

Надпись эта была справедлива по отношению почти ко всем.


Из речи президента, начавшейся в девять часов вечера и не

принимавшейся многими районами страны.

- ...такая великая нация, как наша, должна справиться со всеми

трудностями. Мы не можем позволить себе пугаться теней в темной комнате,

как маленькие дети, но не можем мы и легкомысленно относиться к этой

серьезной эпидемии гриппа. Сограждане-американцы, я призываю вас

оставаться дома. Если вы почувствуете, что заболели, ложитесь в постель,

примите аспирин и пейте побольше жидкости. Будьте уверены, что скоро -

с_а_м_о_е _п_о_з_д_н_е_е_, через неделю - вам станет лучше. Позвольте мне

повторить то, что я сказал в начале своего разговора с вами этим вечером:

Не доверяйте - _н_е _д_о_в_е_р_я_й_т_е_ - слухам о том, что эта

разновидность гриппа смертельна. В абсолютном большинстве случаев больной

может рассчитывать на выздоровление в течение недели. Далее...

(Припадок кашля).

- Далее, радикальные антиправительственные группировки распространяют

злобный слух о том, что этот вирус был создан правительством в военных

целях. Сограждане американцы, это откровенная ложь. Наша страна подписала

пересмотренные Женевские соглашения по отравляющему газу,

нервно-паралитическому газу и бактериологическому оружию с чистой

совестью. Ни сейчас, ни когда-либо ранее...

(чихание)

- ...мы не занимались тайным производством веществ, запрещенных

Женевской Конвенцией. Это просто серьезная вспышка гриппа, ни больше, ни

меньше. Этим вечером мы получили сообщения об аналогичных вспышках в ряде

других стран, включая Россию и Красный Китай. Следовательно, мы...

(кашель и чихание)

- ...мы призываем вас сохранять спокойствие в ожидании того момента,

когда в конце этой недели или в начале следующей те, кто еще не успел

выздороветь сам, получат вакцину против гриппа. В некоторые районы были

посланы национальные гвардейцы, призванные защитить население от

хулиганов, вандалов и паникеров, но абсолютно лживы слухи о том, будто

некоторые города были "оккупированы" войсками и будто новости фабрикуются.

Сограждане-американцы, это явная ложь, и я хочу заклеймить тех, кто...


На фасаде Первой Баптистской Церкви Атланты баллончиком с красной

краской было написано:

"Дорогой Иисус. Скоро встретимся. Твоя подружка, Америка. P.S.

Надеюсь, у тебя еще останутся свободные места к концу недели."


26


Сидя на скамейке в Центральном Парке 27 июня, Ларри Андервуд

вспоминал о чемпионате США по бейсболу пять лет назад. Вспоминать о нем

было приятно, потому что, как казалось теперь Ларри, именно тогда он был в

последний раз совершенно счастлив, в отличном физическом состоянии и с

ясной головой.

Это было как раз после ссоры с Руди. Чертовски неприятная вышла

ситуация, и если он когда-нибудь снова встретит Руди (никогда, - подумал

он со вздохом), то обязательно извинится. Он опуститься на землю и

поцелует башмаки Руди, если только тому станет от этого легче.

Они отправились через всю страну на страдающем одышкой старом

"Меркури", у которого в Омахе полетела коробка передач. С тех пор им

пришлось работать недельки две, потом автостопом пробираться какое-то

время дальше на запад, потом снова работать и снова ехать автостопом.

Как-то они нанялись на ферму в западной Небраске, и однажды вечером Ларри

проиграл в покер шестьдесят долларов. На следующий день ему пришлось

попросить у Руди взаймы. Через месяц они оказались в Лос-Анджелесе, и

Ларри первым нашел работу - если только можно назвать работой мытье

тарелок за мизерную плату. Однажды вечером, недели через три, Руди

напомнил о долге. Он сказал, что встретил парня, который порекомендовал

ему действительно хорошее бюро по трудоустройству. Работа гарантируется,

но плата составляет двадцать пять долларов. Именно столько Руди одолжил

Ларри после его проигрыша.

- В обычной ситуации, - сказал Руди, - я не стал бы напоминать, но...

Ларри запротестовал и сказал, что уже вернул долг. Они квиты. Если

Руди нужен четвертной - о'кей, но он надеется, что Руди не заставит его

дважды уплачивать один и тот же долг.

Руди сказал, что ему не нужны _п_о_д_а_р_к_и_, он хочет получить

назад _с_в_о_и_ деньги, и россказни Ларри его не слишком-то интересуют.

Боже мой, - воскликнул Ларри, пытаясь добродушно рассмеяться. Никогда не

думал, что надо требовать от тебя расписку. Теперь я вижу, что ошибался.

Дело чуть не дошло до драки. В конце концов лицо Руди налилось

кровью. В этом весь ты, Ларри, - закричал он. Вся твоя сущность. Я получил

хороший урок. Пошел на хер, Ларри.

Руди пошел к выходу. Ларри последовал за ним на лестницу, доставая

бумажник из заднего кармана. В секретном отделении за фотографиями лежали

аккуратно сложенные три десятки. Он швырнул их вслед Руди. "Давай, лживый

сукин сын! Бери! Бери эти чертовы деньги!"

Руди хлопнул дверью и ушел в ночь, так ни разу и не оглянувшись.

Тяжело дыша, Ларри стоял на лестнице. Примерно через минуту он огляделся в

поисках своих десяток, подобрал их и положил обратно в бумажник.

Время от времени вспоминая об этом случае, Ларри все больше и больше

убеждался в том, что Руди прав. Когда Руди напомнил ему о четвертном, все

внутри Ларри сжалось. Его мозг вычел двадцать пять из тридцати и сделал

вывод: "Останется только пять долларов. Стало быть, ты уже заплатил ему.

Не помню точно, когда это было, но это было. И больше обсуждать тут

нечего."

Ларри остался один в городе. У него не было друзей, и он не пытался

даже познакомиться с теми, кто работал вместе с ним в кафе. Дело было в

том, что он был абсолютно уверен: никто, начиная с шефа-повара с плохим

характером и кончая официантками, виляющими задницами и жующими жвачку, не

мог сравниться с ним - Ларри Андервудом, которого вскоре ждет успех.

Страдая от одиночества в мире сплошных болванов, он чувствовал себя, как

побитая собака. Он уже начал подумывать о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк,

так и поступил бы... если бы не Ивонна.

Он познакомился с Ивонной Ветерлен в кинотеатре, расположенном в двух

кварталах от клуба, в котором она работала танцовщицей. После фильма она

начала плакать, так как обнаружила, что пропала ее сумочка с деньгами и

документами. Хотя Ларри был уверен, что сумочку стащили, он, тем не менее,

помог ей в поисках. И чудо свершилось: он наше сумочку в трех рядах от ее

места в тот момент, когда они уже почти отчаялись. Она обняла его со

слезами благодарности на глазах.

Они стали встречаться. Меньше, чем через две недели, встречи стали

постоянными. Ларри нашел себе работу получше - клерком в книжном магазине.

Потом они переехали в одну квартиру, и для Ларри все изменилось. Отчасти

из-за того, что наконец-то у него появился свой дом, настоящий дом, за

который он вносил половину квартирной платы. Ему нравилось просыпаться

иногда ночью, ощущать рядом тело Ивонны и вновь соскальзывать в глубокий,

праведный сон. О Руди Марксе не вспоминал.

Они прожили вместе четырнадцать месяцев. Это было прекрасное время,

за исключением последних шести недель или около того, когда Ивонна

показала себя редкостной сучкой. Завершающим событием этого этапа жизни

оказался для Ларри чемпионат США по бейсболу. В те дни после работы в

книжном магазине он отправлялся домой к Джонни МакКоллу и двум его

друзьям. По вечерам они пытались сочинять свою музыку и играть старые вещи

типа "Никто, кроме меня".

Потом он шел домой, _к _с_е_б_е_ домой, и обед у Ивонны был уже

готов. Не какая-то дрянь, сваренная по телевизионным рецептам, а настоящая

домашняя еда. Ивонна в этом знала толк. А потом они отправлялись в

гостиную, включали телевизор и смотрели чемпионат США по бейсболу. А после

занимались любовью. С тех пор ему никогда не было так хорошо. Никогда.

Его мать умерла три дня назад. Она умерла на койке в коридоре

больницы, забитом тысячами других умирающих. Склоняясь над ней, он думал,

что сойдет с ума от поднимавшейся вокруг вони мочи и экскрементов, от

бормотания людей, впавших в состояние бреда, от хриплого дыхания и от

криков боли и страдания. Перед смертью мать не узнавала его. Не было

никакого предсмертного просветления. Просто ее грудь поднялась и

опустилась очень медленно, словно проколотая шина. Он просидел рядом с ней

около десяти минут, смутно предполагая, что надо дождаться, пока выпишут

свидетельство о смерти или пока кто-нибудь не спросит его о том, что

произошло. Не спрашивать об этом не было никакой нужды - смерть была

повсюду. И никакой серьезный молодой доктор не собирался подходить,

выражать симпатию и запускать в ход механику смерти. Он взял ее сумочку,

достал оттуда ручку, булавку и листок бумаги. На листке он написал ее имя,

адрес и, после кратких вычислений, возраст. Он приколол листок к карману

ее блузки и заплакал. Поцеловав ее в щеку, он направился к выходу,

чувствуя себя дезертиром. На улице ему стало намного лучше, хотя вокруг

него сновали обезумевшие, больные люди и военные патрули. А теперь он

сидел на скамейке в Центральном Парке и грустил о более абстрактных вещах

- о крахе своей карьеры, о том времени в Лос-Анджелесе, когда они вместе с

Ивонной смотрели чемпионат по бейсболу, зная, что за этим последует

любовь, и о Руди. Больше всего он грустил о Руди и жалея, что не может

вернуть назад шесть потерянных лет и протянуть Руди двадцать пять

долларов, слегка улыбнувшись и пожав плечами.


Направляясь к открытой эстраде, он увидел, что на одной из скамеек

сидит женщина. Ей, наверное, было около пятидесяти, но она изо всех сил

старалась выглядеть моложе. Она была одета в дорогие серо-зеленые слаксы и

шелковую блузку.

Услышав звук шагов, женщина обернулась. В одной руке у нее была

таблетка, и она небрежно швырнула ее в рот, как зернышко жареного арахиса.

- Привет, - сказал Ларри. У нее были голубые глаза, в которых

светился острый ум. Она носила очки в тонкой золотой оправе, а ее сумочка

была оторочена мехом, который выглядел, как настоящая норка. На пальцах у

нее было четыре кольца - одно обручальное, два перстня с бриллиантами и

один с изумрудом.

- Эй, я не опасен, - сказал он. Фраза получилась глупая, но на

пальцах у нее было, по крайней мере, тысяч двадцать долларов.

- Да, - сказала она. - Вы не выглядите опасным. Как, впрочем, и

больным. - Произнося последнее слово, она слегка повысила интонацию,

превращая свою фразу в вежливый полувопрос. Но выглядела она не очень

спокойно: левая сторона ее шеи дергалась в небольшом тике, а за

проницательностью голубых глаз скрывался тот же самый тупой шок, который

Ларри увидел сегодня утром в своих глазах, когда брился.

- Нет, я, похоже, здоров. А вы?

- Не вполне. Вы знаете, что у вас к ботинку прилипла обертка от

мороженого?

Он посмотрел вниз и убедился, что так оно и было. Это заставило его

покраснеть, так как он подозревал, что тем же тоном она могла бы сообщить

ему о том, что у него расстегнута ширинка. Стоя на одной ноге, он

попытался содрать обертку.

- Вы похожи на аиста, - сказала она. - Сядьте и попытайтесь еще раз.

Меня зовут Рита Блэкмор.

- Приятно познакомиться. Я - Ларри Андервуд.

Рита Блэкмор улыбнулась ему, и он вновь был поражен ее небрежной, но

элегантной красотой. Она была похожа на женщину из романа Ирвина Шоу.

- Когда я услышала ваши шаги, я чуть не спряталась, - сказала она. -

Я подумала, что это идет человек в разбитых очках, который постоянно вопит

о том, что чудовища приближаются. Он напоминает мне безумного Диогена.

- Ну да, ищет честное чудовище, - сказал Ларри и засмеялся.

Она достала из отороченной норкой (?) сумочки пачку ментоловых

сигарет и закурила, выдохнув облачко дыма.

- Тем не менее, он не болен, - сказал Ларри. - В отличие от

большинства других.

- Швейцар в моем доме выглядит очень хорошо, - сказала Рита. - Он

по-прежнему стоит на посту. Когда я выходила сегодня из дома, я дала ему

на чай целых пять долларов. Интересно, за что? За то, что он не болен или

за то, что стоит на посту? Как выдумаете?

- Я слишком мало знаю вас, чтобы ответить.

- Конечно, вы меня не знаете. - Она убрала сигареты обратно в

сумочку. Внутри он заметил револьвер. Проследив направление его взгляда,

она сказала: - Это револьвер моего мужа. Он был чиновником крупного

нью-йоркского банка и умер два года назад от удара.

Между ними на дорожку приземлился зяблик и принялся клевать землю.

- Он жутко боялся воров и купил себе этот револьвер. Ларри, правда,

что когда из револьвера стреляют, то бывает очень сильная отдача и

страшный гром?

Ларри, никогда в своей жизни не стрелявший из револьвера, сказал:

- Не думаю, что от такого маленького будет сильная отдача. Это .38?

- По-моему, .32. - Она вытащила револьвер из сумки, и Ларри заметил,

что в ней также было много пузырьков с таблетками. На этот раз она не

следила за его взглядом, она смотрела на большую китайскую вишню шагах в

пятнадцати от скамейки. - Надо испытать его. Как вы думаете, я попаду вон

в то дерево?

- Не знаю, - сказал он опасливо. - Мне кажется, что...

Она спустила курок и раздался впечатляющий гром выстрела. В вишне

появилась большая дырка.

- Точно в цель, - сказала она и подула в ствол, как заправский

стрелок.

- Очень неплохо, - сказал Ларри.

- В человека я бы не смогла выстрелить. Я совершенно в этом уверена.

Да и скоро не в кого будет стрелять, верно?

- Ну, я не знаю.

- Вы смотрели на мои кольца. Хотите одно?

- Что? Нет! - Он снова покраснел.

- Как банкир, мой муж верил в бриллианты. Он верил в них так же, как

баптисты верят в конец света. У меня очень много бриллиантов, и все они

застрахованы. Но если кто-нибудь попросит у меня их, я тут же отдам. В

конце концов, это ведь просто камни?

- Мне кажется, вы правы.

- Конечно, - сказала она, и левая сторона ее шеи вновь содрогнулась в

тике.

- Что вы собираетесь сейчас делать? - спросила Ларри.

- Что бы вы предложили?

- Я не знаю, - сказал Ларри и вздохнул.

- То же самое и я вам собираюсь сказать.

Она вздохнула, и вздох перешел в дрожь. Она открыла сумочку, достала

пузырек и положила себе в рот капсулу.

- Что это?

- Витамин Е, - сказала она с яркой, фальшивой улыбкой. Шея еще раз

дернулась от тика. Потом она вновь обрела безмятежность.

- В барах никого нет, - неожиданно произнес Ларри. - Я зашел к Пэту

на Сорок Третью, и там было абсолютно пусто. Я налил себе, и я ушел,

оставив стакан на стойке.

Они хором вздохнули.

- С вами очень приятно общаться, - сказала она. - Вы мне очень

нравитесь. И как это прекрасно, что вы не сумасшедший.

- Спасибо, миссис Блэкмор. - Он был удивлен и обрадован.

- Рита. Меня зовут Рита.

- О'кей.

- Ты голоден, Ларри?

- Да, пожалуй.

- Может, пригласишь леди на ленч?

- С удовольствием.

Предложив ей руку, ой уловил аромат ее пудры. Этот запах подействовал

на него одновременно и успокаивающе, и тревожно. Когда они ходили с

матерью в кино, она всегда брала с собой косметику.

По дороге она бесконечно болтала, и потом он ничего не мог вспомнить

из ее слов (нет, впрочем, одну вещь он вспомнил: она всегда мечтала, -