Geum.ru

Хуан Антонио Льоренте и его книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   46

41. Горрионеро (дом Антонио), епископ Альмерии, - см. главу XXIX.

42. Герреро (дом Педро), архиепископ Гранады, - см. главу XXIX.

43. Гранадский (брат Луис) - см. главу XXX.

44. Грасиан (брат Херонимо), кармелит, уроженец Вальядолида, сын Диего Грасиана, секретаря Карла V и Анны Данциг-ской, дочери посла Польши при дворе этого императора. Он был доктором богословия и профессором философии в университете Алькалы. Он написал несколько мистических и литературных трудов, о которых упоминает Николас Антонио. Он был настоятелем монастыря босоногих кармелитов в Севилье, им основанном, когда инквизиция напала на Св. Терезу и ее монахинь, духовником которых он был. Севильская инквизиция преследовала его как еретика секты иллюминатов. Его процесс не имел продолжения за неимением улик. Карьера брата Херонимо полна превратностей; так как об этом говорили историки, я освобождаю себя от этого труда.

45. Гудиэль де Перальта - см. главу XXVI.

46. Гонсалес (Хиль), иезуит, родился в Толедо в 1532 году. В 1559 году его преследовала вальядолидская инквизиция за то, что он начал переводить на латинский язык напечатанный на кастильском языке катехизис Каррансы. Последний, узнав от некоторых лиц, что его труд будет переведен на язык богословов, сделал в нем несколько исправлений, так как текст не был достаточно ясен для людей, не владевших этим знанием, и просил в июле Хиля Гонсалеса взять на себя этот труд. Св. Франсиск де Борха, услыхав о процессе архиепископа, приказал Гонсалесу уведомить инквизицию обо всем, что ему было поручено сделать. Хиль повиновался и сообщил 28 августа главному инквизитору о данном ему приказе и о своей готовности ему подчиниться. 5 сентября он возобновил свое заявление, передал напечатанный по-испански экземпляр, исправления Каррансы и часть перевода, исполненную им. Таким образом он избег преследования. Он умер спокойно в Мадриде в 1596 году.

47. Ильескас (Гонсалъво де) - см. главу XIII.

48. Ириарте (дон Томас де), уроженец Канарских островов, начальник архива министерства иностранных дел и первого государственного секретариата, автор поэмы О музыке, книги Басен и других поэтических произведений. Его преследовала мадридская инквизиция в последние годы царствования Карла III как подозреваемого в исповедании антихристианской философии. Город Мадрид служил ему тюрьмой, и он получил приказание являться в суд, когда будет об этом извещен. Судопроизводство велось в секрете, и он отвечал удовлетворительным образом на обвинения. Однако инквизиторы считали это недостаточным для освобождения; они объявили его в легком подозрении. Он произнес отречение и получил отпущение при закрытых дверях; епитимья была наложена тайно, и немногие знали о его процессе. Дон Томас де Ириарте имел двух братьев: одного по имени Доминго, который заключил в Базеле мирный договор с Французской республикой, и другого по имени Бернардо, члена совета Вест-Индии и кавалера ордена Карла III.

49. Исла (Франсиско де), иезуит, автор нескольких трудов, напечатанных под его именем в царствование Карла III. Он напечатал под вымышленным именем Историю знаменитого проповедника брата Герондифа де Кампасаса, иначе называемого Сотес, написанную в Мадриде в 1750 и в 1770 годах лиценциатом доном Франсиско Лобон де Саласаром, Это крайне тонкая и острая сатира, в двух томах в одну четвертую листа, на проповедников, делающих плохое употребление из текстов Священного Писания, цитируя их не вовремя и насилуя их смысл для подкрепления сумасбродных, смешных и недостойных кафедры тезисов. Нельзя представить себе блага, которое произвел этот труд в Испании; он заставил исчезнуть дурной вкус, царствовавший до тех пор в проповедях. Проповедники боялись приложения к себе эпитета Герондиф; [872] выдуманного героя могли называть донкихотом кафедры.

Действие этого романа было такое же, как романа Дон-Кихот Ламанчский, предназначенного для излечения испанцев от смешной мании рыцарских романов. Монахи увидали себя нарисованными в настоящем виде в образе Герондифа и объединились против этого произведения. Они донесли на автора как на нечестивца, хулителя церковного сословия, подозреваемого во всех ересях, в которые впадают все говорящие с презрением о нищенствующих монахах, называемых братьями (frailes). Святой трибунал получил бесчисленное множество доносов на это произведение. Квалификаторы думали, что его надо запретить, так как автор, обращавший в предмет насмешки тех, кто делал плохое употребление из священного текста, сам впадал в эту ошибку, составляя проповеди, которые он заставляет произносить героя этого романа. Два тома были запрещены. Однако типограф Байонны, видя усердие, с которым их хотели приобрести, задумал их перепечатать и прибавил к ним третий том из отдельных писаний, появившихся в Испании за или против истории Герондифа. Истинный автор сохранял анонимность, но его узнали, и инквизиция, уверившись в этом, велела ему явиться и сделала выговор. Отец Исла выставил своим извинением похвальное намерение бороться с промахами, введенными на кафедру истины по ошибке плохих проповедников. Процесс застыл на этом, и все окончилось простым словесным предостережением. Иезуиты имели еще достаточно силы в Мадриде и главным образом в святом трибунале, который среди своих судей насчитывал множество членов Общества Иисуса.

50. Св. Тереза Иисусова - см. главу XXVII.

51. Ховельянос - см. главу XLIII.

52. Ховен де Салас (дон Хосе Иньиго), уроженец одного из пиренейских городов, близ города Хаки; адвокат королевского совета, очень ученый. Он пользовался такой репутацией, что несколько грандов Испании избрали его защитником прав их семейств на наследование майоратов и по другим интересным процессам. На него донесли инквизиции за чтение запрещенных книг; допрос не представил достаточных данных для определения о заключении в тюрьму. Его отвращение к народным бунтам, его любовь к общественному порядку, отсутствие испанской королевской семьи, моральная уверенность, что невозможно сопротивляться вторжению французов, - повелительно диктовали ему в 1808 году необходимость покориться силе победителя. Действительные заслуги Ховена заставили короля Иосифа (Жозефа) [873] назначить его членом государственного совета. Поэтому политические инквизиторы, окружавшие испанский трон, внушили королю Фердинанду VII [874] мысль изгнать этого весьма уважаемого старца, который жил в Бордо, будучи богат одинаково как добродетелями, так и годами.

53. Лайнес (Диего) - см. главу XXIX.

54. Лаплане (дом Хосе), епископ Тарасовы, - см. главу XXIX.

55. Пара (дон Хуан Перес де) - см. главу XXVI.

56. Лебриха (Антонио де) - см. главу X.

57. Ледесма (брат Хуан де), доминиканец, профессор богословия в коллегии Св. Петра-мученика в Толедо. Вальядолидская инквизиция возбудила процесс против него в 1559 году за то, что в 1558 году он подал благоприятное мнение о катехизисе Каррансы. Судопроизводство было перенесено в толедский трибунал, который продолжал его, не заключая брата Хуана в секретную тюрьму, и удовлетворился тем, что назначил ему вместо тюрьмы неисходное пребывание в коллегии, дозволяя выйти только в трибунал, когда его туда позовут. Его обвинили в том, что он разделял учение Каррансы. В виде доказательства проступка ему привели цензуры, написанные против учения архиепископа доминиканцами Мельхиором Кано, Доминго Сото и Доминго Куэвас. Обвиняемый ответил, что он не заметил ересей в Каррансе, потому что, будучи убежден в обширных познаниях, добродетели и ревности автора к католической религии, наскоро прочел его труд. Он прибавил, что, не впадая ни в какое заблуждение, которое он признал бы за таковое, он держится цензур квалификаторов. Он произнес легкое отречение; на него наложили легкую каноническую епитимью, которую он должен был отбывать тайно, и он получил отпущение с предупреждением.

58. Леон (брат Луис де), августинец. Он родился в 1527 году. Родители его были Лопе де Бельмонте, судья, член апелляционного суда в Гранаде, и донья Инесса де Валера, его жена. Он отличался чистотою языка и красотою стихов; до сих пор на них смотрят как на образцы изящества и чистоты, хотя с тех пор в том и другом сделаны большие успехи. Он вступил в монашество в Саламанке в 1544 году. Его рассуждение было тонко, и он обладал такими глубокими познаниями в богословии, что можно сказать, что его не превзошел ни один из современников и что он имел очень малое число соперников. Он был одним из светочей литературы. Он понимал еврейский и греческий языки настолько, чтобы читать авторов; на латинском языке он писал с замечательным совершенством. Он составил несколько трудов в стихах и прозе, о которых упоминает Николас Антонио. Печальный опыт доказывает, что невозможно иметь выдающиеся таланты, да еще в большом числе, без того, чтобы не стать добычей преследования завистников. Поэтому не следует удивляться, что на него поступил донос в вальядолидскую инквизицию как на подозреваемого в лютеранстве, в то время когда он был профессором богословия в университете Саламанки. Несмотря на свою невиновность, он пробыл в тюремном заключении пять лет. Одиночество, в котором он прожил это время, было так тягостно для него, что он не мог воздержаться, чтобы не высказать это в одном из своих произведений, взявши текстом псалом двадцать шестой [875]. Будучи освобожден от взведенного на него обвинения, он вернулся к преподаванию богословия. Но такое продолжительное заключение, бездеятельность, в которой он жил, глубокая печаль, в которую погрузилась столь чувствительная душа от оскорбления чести и неудобства долгого пребывания в тюрьме, значительно повредили его здоровью. Он имел, однако, еще достаточно силы, чтобы составить в 1588 году устав, предназначенный для монахов его ордена. Он умер в Мадриде 23 августа 1591 года во время заседания, на котором только что был назначен генеральным викарием. Его смертные останки были перенесены в Сала-манку, на могиле поместили эпитафию, чтобы почтить его память.

59. Лерма (Педро де), доктор, профессор богословия и первый канцлер университета в Алькале. Он был очень сведущ в восточных языках, которые он изучал в Париже, где получил степень доктора богословия. Он был назначен членом хунты, созванной в Вальядолиде в 1527 году главным инквизитором домом Альфонсо Манрике для разбора и цензуры трудов и мнений Эразма Роттердамского. Он силился в Алькале привить вкус к хорошей церковной литературе; он убеждал всех постоянно черпать в древнейших источниках и не усваивать мнений, следуя лишь авторитету учителей, как бы ни были они правдивы, солидны и осмотрительны. Схоластические богословы, которые не знали восточных языков и привыкли читать деяния соборов и творения святых отцов только в выдержках у других авторов, прибегли к крайнему из злонамеренных средств: они донесли на него толедской инквизиции как на подозреваемого в лютеранстве. Педро, узнав, что предполагали его арестовать, бежал в Париж, где умер деканом, доктором Сорбонны и профессором богословия в этом учреждении. Луис де ла Кадена, его племянник, не замедлил последовать его примеру, как мы уже сказали выше. Почетное упоминание об этом докторе находится в биографии его покровителя кардинала Хименеса де Сиснероса, написанной Альваром Гомесом де Кастро, и в одном из писем Хуана де Хелиды, литератора из Валенсии.

60. Луденья (брат Хуан) - см. главу XXIX.

61. Линасеро (дом Мигель Раймундо), каноник Толедский, наставник архиепископа этого города, кардинала Бурбона. В 1768 году он получил предостережение от святого трибунала, будучи приходским священником Ухены, за то, что имел у себя Церковную историю, написанную Расином [876]. Хотя этот труд не был еще запрещен и указ короля даже предписывал его чтение, инквизиторы обязали Линасеро отказаться от него. Отсюда видно, что они действовали отчасти по правилам иезуитов, так как втайне поступали против правительства. Тотчас же по смерти короля трибунал осмелился запретить эту книгу, как зараженную янсенизмом. Если бы люди любили истину, изъятую от предрассудков, они не совершали бы этих несправедливостей.

62. Мелендес Вальдес (дон Хуан), уроженец Эстремадуры, бывший профессором в Саламанке. Карлом III он был назначен судьей в королевский апелляционный суд в Вальядолиде. Карл IV, признав большие заслуги Мелендеса, назначил его королевским прокурором при королевском совете Кастилии и в палату коронных и придворных судей Мадрида. Он был испанским Анакреоном [877] XIX века. Слава его продлится, пока будут уважать хорошие стихи. Одна его поэма в 1796 году дала повод к доносам. Один из них гласил, что Мелендес говорил как человек, читавший запрещенные книги Филанджьери, Пуффендорфа [878], Гроция [879], Руссо [880], Монтескье [881] и других. Этот выпад не имел последствий за недостатком улик. Когда чернь овладела властью в 1808 году и возник вопрос об изолированном управлении городов, Мелендес старался ввести порядок, но встретил ужасно грубое обращение со стороны варваров-убийц такого же рода, как те, что убили в Мадриде маркиза де Пералеса и управляющего финансами Трухильо, в Кадисе маркиза дель Сокорро, в Севилье графа дель Агилу, в Бадахосе графа де Торре дель Фресно, в Картахене генерала Кордову, в Вальядолиде генерала Севальоса, в Галисии генерала Филанджьери, в Талавера-де-ла-Рейне генерала Сан-Хуана и в других местах нескольких других испанцев. Мелендес, чудом переживши это время в Астурии, искал спасения во французской армии. Король Иосиф назначил его членом государственного совета. Мелендес принял должность по тем же соображениям, как и Ховен де Салас; Потом он испытал ту же участь и умер в Монпелье в 1817 году. Mercure de France [882] и другие парижские журналы напечатали похвалу ему, иначе я поместил бы ее здесь весьма охотно. Я прибавлю только, что Мелендес дал мне прочесть в Вальядолиде в 1788 году свою небольшую поэму под заглавием Магистрат. Когда появилось второе издание его трудов, и это стихотворение оказалось не включенным туда я спросил Мелендеса о причине этого. Он рассказал мне по этому поводу следующую историю: "Так как я постоянно занимался поэзией, даже после того, как был назначен членом королевского апелляционного суда в Вальядолиде, некоторые из моих коллег жестоко критиковали мое поведение и говорили, что составление лирических и эротических стихов не соответствует важности функций магистратуры. Один из них сказал насмешливо, как бы в шутку, что я знаю, может быть, лучше, что значит трубадур [883], чем магистрат. Тогда я составил небольшое стихотворение под этим заглавием. Я хотел его напечатать, но вскоре переменил намерение, чтобы не подать повода к подозрению в желании отомстить". Я думаю, что это стихотворение имеет много достоинств, и надеюсь, что оно войдет в первое полное издание стихотворений бессмертного Мелендеса.

63. Маканас (дон Мельхиор де) - см. главу XXVI.

64. Мариана (Хуан де), иезуит. Он родился в Талавера-де-ла-Рейне в 1536 году. Он был внебрачным сыном Хуана Мартинеса де Марианы, впоследствии каноника и декана коллегиальной церкви в этом городе. Когда он окончил свои занятия в Алькале и стал весьма сведущ в восточных языках и богословии, он покинул Испанию для иноземных стран. Он преподавал богословие в Риме, в Сицилии и в Париже. К нему часто обращалось правительство и значительные лица, чтобы получить совет по важным и щекотливым делам. Мы видели, что он был избран третейским судьей в важном вопросе о королевской многоязычной Библии, напечатанной в Антверпене; что, вопреки желаниям и интригам его собратий, он высказался в пользу Бенито Ариаса Монтаны. В 1583 году ему было поручено составить Индекс, в котором он оставил произведение св. Франсиска де Борхи. Иезуиты, не привыкшие прощать подобное поведение, впоследствии обходились с ним не с тем уважением, какого он заслуживал. Он обнаружил недостатки в управлении Общества Иисуса в труде, озаглавленном О недугах Общества Иисуса. Этот труд был напечатан по смерти автора; его собратья познакомились с некоторыми частями его, что увеличило ненависть, питаемую против него. Он также напечатал с посвящением королю Филиппу III свой трактат: О короле и об установлении королевской власти, который был сожжен в Париже рукой палача. В 1609 году он опубликовал семь трактатов, соединенных в одном томе в лист; один из них называется: О перемене монеты, другой: О смерти и бессмертии. Эти трактаты подвергли его большим неприятностям со стороны правительства и святого трибунала. Везде в своих собратьях он находил врагов и подстрекателей, которые мстили ему. Я читал сочинение, написанное им в свою защиту. Исповедуемое им учение так твердо и чисто, что я убежден, что оно было бы благосклонно принято публикой, если бы было напечатано. Суждение короля было более мягко, чем он мог надеяться, особенно после того, как он показал себя в посвящении, представленном этому монарху, защитником цареубийства, замаскированным и скрытым под покровом тираноубийства. Он не был так счастлив в отношении святого трибунала: произвели урезки в его труде О перемене монеты, и чтение его было воспрещено впредь до напечатания в исправленном виде. На автора наложили епитимью и долгое время держали в заключении в его коллегии. Он умер в Толедо в 1623 году, восьмидесяти пяти лет от роду. Николас Антонио упоминает о других трудах того же автора. В Словаре Пеньо (о котором я говорил в статье о Лас Касасе) находятся другие подробности, которые могут заинтересовать любознательного литератора.

65. Медина (брат Мигель де) - см. главу XXIX.

66. Менесес (брат Фелипе де), доминиканец, профессор богословия в Алькала-де-Энаресе. Он подал благоприятное мнение о катехизисе Каррансы. Толедская инквизиция получила от вальядолидской начатый ею процесс, вызвала в суд брата Фелипе и присудила его к тому же наказанию, что и брата Хуана де Луденью.

67. Мерида (Педро де), каноник Паленсии. Ему было поручено Каррансой вступить во владение толедской митрой и управлять его архиепархией. Он был назван Педро Касальей и другими лютеранами как разделяющий их убеждения насчет оправдания. Он был в переписке с Каррансой, и инквизиция в своем судопроизводстве воспользовалась несколькими письмами, в которых он дурно отзывался о святом трибунале. Его арестовали в Вальядолиде; он произнес легкое отречение, был подвергнут епитимье и присужден к уплате штрафа.

68. Моньино (дон Хосе) - см. главу XXVI.

69. Молина (дом Мигель де), епископ Альбарасина, - см. главу XXIX.

70. Монтанус (Бенито Ариас) - см. главу XXIX.

71. Монтемайор (Пруденте де), иезуит, родившийся в Сеньекросе, в Риохе, профессор богословия и философии в Саламанке. Он написал несколько трудов, о которых упоминает Николас Антонио в статье о нем, в своей Библиотеке. Вальядолидская инквизиция возбудила против него процесс как против подозреваемого в пелагианстве [884] вследствие некоторых богословских выводов, поддерживаемых им и напечатанных в 1600 году. Он отвечал и объяснил написанное им как настоящий католик. Святой трибунал прекратил его личное преследование, но запретил читать его выводы. Один из упреков, которые не переставали делать иезуитам со времени учреждения этого ордена, состоял в том, будто они примыкают к системе ересиарха Пелагия в вопросах о благодати и свободной воле. Когда отцы Тридентского собора услышали выражения, которыми Диего Лайнес [885], преемник св. Игнатия, хотел воспользоваться при редактировании определения о свободной воле, они не скрыли от него своего мнения насчет его учреждения, назвав его пелагианским. Монтемайор пытался впоследствии вступиться за честь свою и своих собратий; для этой цели он напечатал рассуждение под заглавием: Ответ на пять клевет, изобретенных против Общества Иисуса и распространившихся в городе Саламанке. Он умер в этом городе в 1641 году в весьма преклонном возрасте.

72. Монтихо (донья Мария Франсиска Портокарреро, графиня де), грандесса Испании. Она заслужила выдающееся место среди испанских ученых. Ее права на известность не ограничиваются переводом Христианских наставлений о таинствах брака, составленных г. Летурно; она заслужила ее с большим правом своей горячей любовью к хорошей литературе и сделанными ею усилиями для распространения вкуса к последней. Ее любезный и обязательный характер сделал из ее дома центр собрания духовных лиц, добродетельных и просвещенных. Среди них были заметны дом Антонио де Палафокс, епископ Куэнсы, деверь графини; дом Антонио де Тавира, епископ Саламанки; дон Хосе де Йереги, воспитатель инфантов Испании (дона Габриэля и дона Антонио); дом Хуан Антонио Родригальварес, архидиакон Куэнсы, наместник и генеральный викарий этой епархии; дом Хоакин Иварра и дом Антонио де Посада, каноники монастыря Св. Исидора в Мадриде. Все эти духовные лица и сама графиня стали жертвами клевет некоторых священников и фанатичных монахов, сторонников иезуитов и их принципов дисциплины и морали. Их обвинили в янсенизме. Ненависть врагов дошла до того, что дом Бальтасар Кальво, каноник монастыря Св. Исидора, и брат Антонио де Герреро, доминиканец, обнародовали с кафедр, что в одном из первых домов столицы происходит сборище янсенистов под покровительством дамы высшего ранга. Они старались обозначить ее так ясно, чтобы никто не мог ошибиться. Нунций римской курии уведомил папу о происшествии. Его Святейшество тотчас же послал двум проповедникам и другим частным лицам благодарственные письма за усердие, показанное ими к вере. Эти письма послужили сигналом для доноса на всех лиц, подозреваемых в янсенизме, и доносы не преминули явиться. Кроме обвинения, содержащегося в доносе на графиню Монтихо, ее обвиняли еще в поддержке переписки религиозной и литературной с Анри Грегуаром, епископом Блуаским, одним из самых преданных католицизму ученых людей Франции, членом института, автором разных трудов, между прочим - Письма к главному инквизитору Испании, в котором Грегуар приглашает его предложить упразднение святого трибунала, главой которого тот состоит. Доносчики предполагали, что Грегуар стоит во главе французских янсенистов; но скрывали, что этот епископ несколько раз подвергал себя опасности смерти за то, что всячески старался преподать жертвам революции последнее духовное утешение, и за поддержку католической религии, когда Робеспьер хотел уничтожить ее во Франции. Доносчики опирались также на упоминание о графине на составленном присяжными епископами [886] национальном соборе Франции, членом которого был епископ Грегуар. Инквизиторы получили секретную информацию о деле; но из нее не вытекало ни фактов, ни предположений еретических, и они не имели мужества выпустить приказ об аресте, как сделали это относительно двух братьев Куэста. Ранг и происхождение обвиняемых принудили их остановить преследование. Придворная интрига заставила графиню удалиться из Мадрида, и инквизиторы, по-видимому, здесь ни при чем. Она удалилась в Логроньо, где умерла в 1808 году, оставив после себя приобретенную ею репутацию добродетели и милосердия к бедным.

73. Мур (дон Хосе де) - см. главу XXVI.

74. Олавиде (дон Пабло) - см. главу XXVI.

75. Палафокс-и-Мендоса (дон Хуан де) - см. главу XXX.

76. Палафокс (дом Антонио де), епископ Куэнсы, происходивший от брата дона Хуана и сам брат графа де Монтихо. Его преследовала мадридская инквизиция в 1801 году как подозреваемого в янсенизме. Но процесс не пошел дальше предварительного следствия, потому что против него могли выдвинуть только предположения. Он занимался книгами, говорившими о дисциплине, и очень мало интересовался богословами-схоластиками и канонистами, которые ссылались только на декреталии [887] и папские буллы. Процесс его возник в одно время с процессом его невестки, графини Монтихо. Палафокс сделал королю ученое и энергичное представление, в котором доказывал, что бывшие иезуиты, вернувшиеся в Испанию, были виновниками преследования против него и его друзей; что эти люди все привели в движение, чтобы погубить тех, кто не принадлежал к их партии.

77. Педроче (брат Томас де), доминиканец, профессор в Толедо. Он подал мнение, благоприятствующее катехизису Каррансы, и испытал обращение с собой такое же, как и брат Хуан де Ледесма.

78. Пенья (брат Хуан де ла), доминиканец, руководитель занятиями в коллегии Св. Григория в Вальядолиде и профессор в Саламанке. В 1558 году он подал мнение, благоприятно отзывающееся о катехизисе Каррансы. Он был вызван 15 марта 1559 года инквизиторами для квалификации двадцати тезисов, автора коих они скрыли; 5 апреля он подал ответ на девятнадцати листах. Он заявлял, что эти тезисы - католические; что некоторые имели обоюдный смысл, который мог заставить смотреть на них как на лютеранские, но не кажется, чтобы автор высказал их со злым умыслом. Когда архиепископ Карранса был заключен в тюрьму 22 августа того же года, Пенья ужаснулся. Он подал в инквизицию записку, в которой объяснил, что связан дружбой с этим прелатом, потому что считал его хорошим католиком; этот мотив не позволил ему донести на благоприятное суждение о некоем доме Карлосе де Сесо, одном из лютеран, процесс которого был в этом же году; что Карранса не осудил его, потому что не считал еретиком, хотя он высказывал тезисы, пораженные этим пороком. Пенья прибавлял, что, видя архиепископа арестованным, он заявил обо всем, чтобы не сделали преступления из его молчания. Эти предосторожности были напрасны: Пенья показался виновным по поводу мнения о катехизисе Каррансы; присоединили два других пункта обвинения. Первый состоял в высказывании, что было неуместно доносить на предположение, высказанное Каррансою, потому что еще нельзя решить, теряют ли веру, совершая смертный грех. Второй состоял в утверждении, когда архиепископ был взят, что, хотя бы он был еретиком, святой трибунал должен закрыть на это глаза из боязни, что германские лютеране канонизируют его как мученика, как они сделали это с другими лицами, наказанными инквизицией. Ответ подсудимого не понравился инквизиторам. Они едко раскритиковали его, осудили на несколько эпитимий и объявили, чтобы он наперед был более осмотрительным. Пенья был довольно счастлив тем, что не был ни заключен в секретную тюрьму, ни лишен своей должности, которую он занимал еще в 1561 году.

79. Перес (Антонио), государственный секретарь при Филиппе II - см. главу XXXV.

80. Кирос (дом Хосе), священник, адвокат в королевском совете в Мадриде, один из небольшого числа просвещенных литераторов своего времени. Узнав о преследовании, которое святой трибунал заставил претерпеть Беландо за его Гражданскую историю Испании (о чем я говорил в статье о нем), он составил записку, в которой старался убедить, что инквизиторы должны сначала выслушать автора, а потом уже осуждать его произведение. Этот поступок дорого обошелся ему: ни его семидесятилетний возраст, ни постоянная опухоль ног не помогли избежать преследования. Он был заключен в секретную тюрьму; как бы боясь, что этого недостаточно, его держали в течение февраля и марта в холодной и сырой комнате, где он испытал всю суровость сезона и готов был совсем изнемочь. Добились того, что известили Филиппа V о положении, до которого был доведен Кирос, и он получил свободу после сорока четырех дней мучений, под определенным условием не писать больше ничего о делах инквизиции, если он не хочет испытать более страшных наказаний. Следует допустить, что мстительность инквизиторов еще не была удовлетворена, так как они не считали его достаточно наказанным.

81. Рамос дель Мансано (дон Франсиско ) - см. главу XXVI.

82. Регла (брат Хуан де) - см. главу XXIX.

83. Рикардос (дон Антонио), граф де Трулъяс от своего имени и де Торрепальма по жене и кузине; главнокомандующий королевской армии; главнокомандующий армии в Руссильоне в 1793 и 1794 годах против Французской республики. Мадридская инквизиция преследовала его по подозрению, что он вольнодумец (esprit fort), то есть неверующий философ. Декан инквизиторов пригласил его присутствовать на малом аутодафе дона Пабло де Олавиде; таким манером думали дать ему предостережение. Думали также, что он может принять на свой счет некоторые заявления, имевшие, кажется, какое-то отношение к нему, хотя его имя не было упомянуто. Это казалось тем более естественным, что он был связан дружбой с Олавиде и был с ним согласен по некоторым вопросам религии. Это единственное унижение, которое святой трибунал дал испытать Рикардосу; не было достаточно улик, чтобы приступить к процессу против него.

84. Рипальда (Херонимо де), иезуит, уроженец Теруэля в Арагоне. В конце. XVI и в начале XVII века он был одним из ученейших богословов своего ордена. Он преподавал богословие и написал два трактата, один мистический, а другой О христианском учении. Последний был в школьном употреблении более столетия, с некоторыми изменениями, произведенными в последних изданиях его катехизиса. Николас Антонио говорит, что он умер в Толедо "в благоухании святости" в 1618 году, в восьмидесятичетырехлетнем возрасте. Некоторое время он был духовником св. Терезы. Похвала, вышедшая из-под пера такого историка, сначала уверила меня, что я должен молчать: мне казалось несправедливым Нападать на лицо, которое умерло с репутацией добродетельного человека. Однако в качестве историка я не могу воздержаться, чтобы не сказать правды, тем более что поведение Рипальды было очень назидательно в последние сорок четыре года его жизни и что он впал в некоторые заблуждения во дни своей юности. Разве нет для его извинения примеров Давида, св. Августина, св. Игнатия Лойолы и св. Франсиска де Борха, которые совершили некоторые излишества, будучи юны, а затем стали достойными причисления к лику святых? Процесс, возбужденный вальядолидской инквизицией, доказывает, что Херонимо Рипальда, священник, иезуит и обитатель Саламанки, был заключен в секретную тюрьму как иллюминат и квиетист, затронутый ересью Молиноса; что он признался в некоторых фактах, приписанных ему, просил в них прощения, умолял своих судей о сострадании и был подвергнут епитимье в 1574 году как сильно подозреваемый. Проявленное им сильное раскаяние было причиной того, что главный инквизитор Кирога скоро положил конец его покаянию. Он был восстановлен в своих правах, во всех должностях и допущен ко всем поручениям, которые хотели ему доверить его начальники. Я с сожалением передаю это обстоятельство из жизни Рипальды и прибавлю, что чистота веры и нравов впоследствии сделала его достойным почета и уважения людей. Да будет позволено мне привести здесь ответ Мезрэ [888] кардиналу Мазарини [889]. Этот министр однажды упрекал Мезрэ за то, что тот написал в своей Истории Франции, что Людовик XI был плохой сын, плохой отец, плохой муж и плохой друг. Мезрэ отвечал: "Я очень досадую на это, но мое качество историка обязывает меня быть орудием истины".

85. Рибера (дон Хуан де) - см. главу XXX.

86. Рода (дон Мануэль де) - см. главу XXVI.

87. Родригальварес (дом Хуан Антонио), священник, каноник монастыря Св. Исидора в Мадриде, затем архидиакон Куэнсы, наместник и генеральный викарий этой епархии, назначенный епископом домом Антонио Палафоксом. Он написал несколько исторических трудов. Он был впутан в донос своего коллеги дома Бальтасара Кальво. Уступая своим личным мотивам и возбуждаемый бывшими иезуитами, недавно приехавшими из Италии, Кальво заставил своих коллег - Родригальвареса и Посаду - претерпеть столь жестокие унижения, что они были вынуждены жаловаться Князю мира [890], первому министру короля, и умолять его о поддержке, чтобы клевета не торжествовала над их невиновностью. Судопроизводство, начатое инквизитором, не доставило улик виновности, и преследование не продолжалось. Таков же был конец процесса Антонио Посады и Хоакино Иварры, о которых я упоминал в статье о Монтихо.

88. Роман (брат Херонимо), августинец, уроженец Лог-роньо. Он был сведущ в восточных языках и направлял все свое внимание на изучение священной и гражданской истории. С этой целью он изъездил большую часть Европы, роясь в разных архивах и делая извлечения из всего, что казалось полезным для успеха предположенных им больших трудов. Назначенный историком своего ордена, он напечатал его историю и летописи с 1569 года. Здесь он упомянул о жизни святых и знаменитых людей, вышедших из среды этого ордена; все было смешано с интересными подробностями. Желание опубликовать исторические факты и события, собранные им во время его путешествий, побудило составить книгу под названием Республики вселенной ("Respublicae Mundi"). Здесь он очень учено и методично говорит о древних и новых республиках. Сначала он напечатал этот труд в Медина-дель-Кампо в 1575 году, а потом в Саламанке в 1595 году. Труд содержал (к несчастью для автора) несколько истин, которые не понравились людям, достаточно могущественным, чтобы повредить ему. Он испытал преследования; вальядолидский трибунал сделал ему выговор и приказал исправить этот труд. Он умер в 1597 году, оставив несколько рукописей, о которых упоминает Николас Антонио.

89. Саласар (брат Амбросио де), доминиканец, профессор богословия в Саламанке. Вальядолидская инквизиция учинилa против него процесс в 1559 году по двум пунктам обвинения. Первый был основан на показаниях, сделанных в тюрьме братом Доминго де Рохасом и братом Луисом де ла Прусом: они вменяли в вину Саласару тезисы, которые можно считать склоняющимися к лютеранству. Второй был мотивирован его благоприятным суждением о катехизисе Кар-рансы. Судопроизводство не было продолжено вследствие смерти брата Амбросио, происшедшей в 1560 году. Полагают, что страх, а затем объявление о заключении в тюрьму святого трибунала, где содержался архиепископ, могли ускорить преждевременную кончину. Он оставил для печати Комментарии на первую часть суммы св. Фомы.

90. Салас (дон Раймундо де), уроженец Бельчите, в Арагоне, был профессором университета в Саламанке и одним из величайших литераторов. В 1796 году его преследовала мадридская инквизиция как подозреваемого в усвоении принципов новых философов, Вольтера, Руссо и других, труды которых он читал. Он сознался, что знал их сочинения, но прибавил, что читал их для опровержения, как он уже делал это на разных публичных диспутах, состоявшихся под его председательством в Саламанке в среде его учеников. Все эти тезисы были присоединены к судопроизводству. Впрочем, он ответил удовлетворительным образом на все пункты обвинения, и квалификаторы ничего не нашли в его сочинениях, что заслуживало бы богословской цензуры. Судьи не только оправдали его, но, узнав, что отец Поведа, доминиканец, член верховного совета, интриговал против него, сочли, что он имеет право на публичное удовлетворение. 22 октября того же 1796 года они послали в совет вынесенный ими приговор, с документами судопроизводства, с соображениями и пунктами учения, на которых они основаны, и их мнением о праве Саласа на удовлетворение. Отец Поведа устроил так, что процесс был возвращен инквизиторам с приказанием произвести новые расследования, что было исполнено; но квалификаторы и судьи настаивали на своем прежнем мнении. Интриги возобновились в совете, который вторично вернул процесс инквизиции для нового чрезвычайного дознания; отсюда последовали третья квалификация и третий приговор, подтверждавшие невиновность Саласа. Не этого хотели в совете; обвиняемый имел там сильного недруга, внушавшего совету чувства, которые шли вразрез с мнением последнего. Этим врагом был дом Фелипе Вальехо, архиепископ Сант-Яго, председатель совета Кастилии. Он был сердит на Саласа с той поры, как, будучи епископом Саламанки, имел с ним некоторые литературные споры в университете этого города. Отложили заключение процесса, чтобы иметь время для получения новых доносов, которые архиепископ хотел присоединить к уже полученным. Салас просил, чтобы ему смягчили немного строгость заключения и назначили пребывание в Мадриде вместо тюрьмы. Совет отказал в этой милости. Он попросил тогда позволения обратиться к королю, но получил новый отказ. Наконец, его присудили к легкому отречению; он получил отпущение с предупреждением и был изгнан из столицы. Он вышел из тюрьмы и переехал на житье в Гвадалахару; отсюда он пожаловался государю на несправедливость совета инквизиции. Карл IV приказал послать документы процесса министру юстиции. Кардинал Лоренсана, главный инквизитор, всячески старался этому помешать, но напрасно. По разборе дела в министерстве была открыта интрига; отсюда последовало решение издать королевский указ о запрещении впредь инквизиторам кого-либо арестовывать без предварительного извещения короля. Декрет редактировал дон Эухенио Льягуно, министр юстиции; он представил его для подписи Его Величеству. Король сказал, что прежде следует показать его Князю мира, потому что он принимал участие в совещании и может сказать, согласован ли он с этим совещанием. К несчастию человечества, этот день отсрочки дал время Вальехо для интриги, так что князь переменил свое мнение и королевский указ оказался настолько противоположным ожиданию, что приказали оставить положение дела в том состоянии, в каком оно находилось. Политические интриги, приметавшиеся к этому судопроизводству, сами нуждаются в истории.

91. Амбросио (брат Фернандо де), доминиканец. Он был очень сведущ в литературе и искусен в ведении дел. Вальядолидская инквизиция возбудила в 1559 году против него процесс. Она обвиняла его в том, что он выступал перед папами в пользу Каррансы, что он воспользовался своим пребыванием в Риме в течение этого самого года, чтобы предубедить Его Святейшество против трибунала, побудить его перенести процесс в Рим и не разрешать ареста архиепископа. Судопроизводство началось предъявлением писем, писанных Каррансе братом Фернандо из Рима 5 марта и 20 июля 1559 года, и письма епископа города Оренсе от 15 июля. Преследование вскоре прекратилось, потому что обвиняемый постоянно жил в Риме.

92. Сальседо - см. главу XXVI.

93. Сальгадо - см. главу XXVI.

94. Саманьего (дон Фелис Мария де), владетель города Ар-райи, житель города Ла-Гуардиа в провинции Алава. Он писал басни и лирические стихи, имеющие ряд достоинств, и был одним из самых искусных литераторов в царствование Карла IV. Логроньская инквизиция преследовала его как подозреваемого в усвоении заблуждений новых философов и чтении запрещенных книг. Его готовы уже были арестовать и заключить в секретную тюрьму, но, случайно узнав об этом, он отправился в дилижансе в Мадрид, где дон Эухенио Льягуно, министр юстиции, его друг и соотечественник, тайно уладил дело с главным инквизитором, домом Мануэлем д'Абад-ла-Сьеррой, архиепископом Силиврии [891].

95. Саманьего (дон Фелипе) - см. главу XXVI.

96. Санто-Доминго (брат Антонио де), доминиканец, ректор коллегии Св. Григория в Вальядолиде. Его преследовала инквизиция этого города в 1559 и 1560 годах. Судопроизводство было мотивировано несколькими пунктами обвинения в том, что он одобрил в 1558 году заслуживающие порицания тезисы, содержащиеся в катехизисе Каррансы, и сказал, что арест этого прелата так же несправедлив, как арест Иисуса Христа; что преследования трибунала имеют тот же характер; что брат Мельхиор Кано должен умереть первым, потому что он самый виновный из всех; что его смерть была бы так же приятна Богу, как месса. Подсудимый был посажен в секретную тюрьму и подвергся епитимье.

97. Сайта Мариа (брат Хуан де), босоногий францисканец, духовник инфанты Марии-Анны Австрийской, императрицы германской, дочери Филиппа IV. В 1616 году он напечатал труд под заглавием: Христианское государство и политика, посвященный Филиппу III. Имея случай сказать в этой книге, что папа Захария сверг с престола Хильдерика, франкского короля, и короновал вместо него Пипина, он прибавил: "С этого времени получило происхождение присвоенное папами право низлагать и ставить королей". Осведомившись об этом, инквизиция сделала выговор автору и исправила фразу следующим образом, придав ей противоположный смысл: "С этого времени папы стали пользоваться своим правом низлагать и ставить королей". Отсюда можно видеть, как государи должны быть признательны святому трибуналу.

98. Сесе (дон Хосе де) - см. главу XXVI.

99. Сигенса (брат Хосе де), иеронимит из монастыря Эскуриала. Он родился в городе, от коего получил свое имя. Он был одним из ученейших людей в царствование Филиппа II и Филиппа III. Он был очень сведущ в восточных языках и в истории. В 1595 году он напечатал биографию св. Иеронима, а в 1600 году историю своего ордена. Он стал жертвою преследований, потому что был одним из лучших проповедников своей эпохи и самым уважаемым со стороны короля. Другие монахи (проповеди которых не были так хорошо приняты) донесли на него толедской инквизиции как на подозреваемого в лютеранстве. Он пробыл около года в заключении в монастыре Ла-Сисла, принадлежащем к его ордену; его обязали являться в трибунал каждый раз, когда позовут. Он оправдался, был освобожден и некоторое время спустя умер настоятелем монастыря Эскуриала. Если бы в судебном следствии соблюдались более простые формы, завистники не были бы так дерзки, невинные пользовались бы большим спокойствием и не составилось бы такого дурного мнения об инквизиции.

100. Сованос- см. главу XXVI.

101. Сопорсано - см. главу XXVI.

102. Сото (брат Доминго) - см. главу XXIX.

103. Сото (брат Педро) - см. главу XXIX.

104. Сотомайор (брат Педро), доминиканец; он принадлежал к тем, кто одобрил в 1558 году катехизис Каррансы. Вальядолидская инквизиция возбудила против него процесс в 1559 году как против подозреваемого в тех же еретических убеждениях, которые приписывали архиепископу. Он был заключен в монастыре Св. Павла и затем получил строжайший выговор. Он не подвергся более сильному наказанию, потому что заявил, как и все другие, что доверие к добродетели и учености автора катехизиса заставило его поступать без злого умысла.

105. Тавира (дом Антпонио), епископ Саламанки, а ранее епископ Канарских островов и Осмы, рыцарь ордена Сант-Яго, раздаятель милостыни и проповедник короля, автор нескольких ненапечатанных, но достойных печати трудов. Выдающиеся добродетели, литературные таланты и превосходная рассудительность сделали его украшением испанской Церкви в царствование Карла III и Карла IV. Правительство неоднократно советовалось с ним по вопросам огромной важности, и его мнения заслужили одобрение просвещенных людей столько же, сколько и его проповеди, слывшие в Испании за лучшие в эту эпоху. В 1809 году я напечатал ответ этого прелата на вопрос, предложенный ему в 1799 году и касавшийся действительности браков, заключенных перед гражданской властью, как это практикуется во Франции. В ответе блещет благочестие и ученость Тавиры {См. Собрание сочинений о брачных льготах.}. Невозможно было, чтобы бывшие иезуиты не воспользовались доверием своих приверженцев для преследования прелата, который отдавал предпочтение решению Церкви, законно собравшейся на Вселенский собор, перед буллою, изданной ее главой, даолированным от множества ее членов и окруженным советниками, заинтересованными в обмане. Интриганы Кальво, Герреро и другие иезуиты в коротком платье напали на Тавиру как на янсениста и донесли на него святому трибуналу. Они не получили ожидаемого успеха, потому что не могли приписать ему ни одного факта и ни одного тезиса, еретического или клонящегося к ереси. Папский нунций подкрепил происки врагов Тавиры окольными способами, о которых я дам некоторые подробности. Как только Пий VI [892] умер, Карл IV издал декрет 5 сентября 1799 года, в котором приказал епископам своего королевства употребить свою юрисдикцию, чтобы разрешить брачные и другие льготы, из-за которых его подданные обращались до тех пор к римской курии. Епископ Тавира повиновался указу короля и сообщил его приходским священникам епархии предписанием от 14 сентября 1799 года. Вскоре схоластики из партии иезуитов восстали против этой меры; один из них написал очень заносчивое анонимное письмо, которое я напечатал в 1809 году вместе с двумя другими документами, подкрепляющими предписание. Тавира написал сообщение, адресованное королю в 1797 году и касающееся власти, которую инквизиторы хотели присвоить себе по установлению места и формы исповедален в церквах Гранады. Наконец, Тавира, будучи епископом Канарских островов, представил королю в 1792 году докладную записку об отказе инквизиторов его наместнику в разрешении голосовать в трибунале, прежде чем он докажет чистоту своего происхождения, что он считал напрасным, так как наместник уже исполнил это при принятии в орден Сант-Яго в качестве каноника-монаха. Легко видеть, что эти сочинения не могли согласоваться с принципами и мнениями святого трибунала. Прелат имел другой случай раздражить этих нетерпеливых людей. Это произошло во время избрания Пия VII [893]. Нунций затеял утверждение особым бреве Его Святейшества браков, заключенных в силу епископских распоряжений. Тавира не хотел на это согласиться из боязни обеспокоить своих прихожан сомнением, которое эта мера не замедлила бы произвести в их совести. Понятно, что столько сочинений и поступков Тавиры должны были подвергнуть его преследованиям инквизиции, которая старалась наложить тень сомнения на его веру, учение, мнения. Все усилия врагов были напрасны; никто не осмелился отметить как еретическое ни одно из его предположений; вследствие этого преследование было приостановлено и не дано было никакого официального отчета в Рим о происшествии.

106. Талавера (дом Фернандо де), первый архиепископ Гранады, - см. главу X.

107. Товар (Бернардино де) - см. главу XIV.

108. Тордесильяс (брат Франсиско де), доминиканец, член коллегии Св. Григория в Вальядолиде и ученик Каррансы, архиепископа Толедского. Это был учений богослов. Он был заключен в тюрьму через некоторое время после своего учителя как подозреваемый в разделении его мнений и сильной привязанности к нему. По-видимому, он оправдывал эти подозрения старанием, с которым списывал все его богословские трактаты и другие труды. Он произнес легкое отречение, подчинился епитимье и принужден был прекратить свои богословские лекции.

109. Тормо (дом Габриэль де), епископ Ориуэлы, - см. главу XXVI.

110. Уркихо (дон Мариано-Луис де), министр, государственный секретарь в царствование короля Карла IV, - см. главу XLIII.

111. Вальдес (Хуан де), автор трудов, о которых упоминает Николас Антонио, например, Толкования на первое Послание Св. Павла к Коринфянам, внесенного в Индекс. Возбужденный против него процесс был вызван этим трактатом и другим, который был найден в бумагах архиепископа Каррансы и принят за его произведение, пока не открылась истина. Этот труд был озаглавлен: Мнение о переводчиках Священного Писания, Вальдес составил также другой трактат на эту тему, под заглавием Ахаро, о котором будет идти речь в процессе Каррансы. Все эти труды были отмечены как лютеранские, а автор был объявлен формальным еретиком. Его не могли заключить в тюрьму, потому что он выехал из Испании. В 1559 году брат Луис де ла Крус, узник вальядолидской инквизиции, заявил, что Вальдес живет в Неаполе, что его Мнение было адресовано двадцать лет тому назад Каррансе в форме письма, но что его основные положения существуют в Христианских наставлениях Таулера [894]. Брат Доминго де Рохас (другой узник инквизиции) говорил об этом Вальдесе, предполагая, что он одно лицо с секретарем Карла V. Если бы это была правда, его следовало бы называть Хуаном Алонсо де Вальдесом. Николас Антонио упоминает о нем в своей Библиотеке как о другом лице.

112. Вергара (Хуан де) - см. главу XIV.

113. Висенте (доктор дом Грегорио де), священник и профессор философии в Вальядолидском университете. Трибунал этого города возбудил против него процесс в 1801 году и подверг его заключению в секретной тюрьме за некоторые тезисы, напечатанные на испанском языке и поддержанные им, о способе изучать, исследовать и защищать истинную религию. Он публично произнес отречение на малом аутодафе как подозреваемый в натурализме, и на него наложили несколько епитимий. Я прочел его тезисы, которые мне показались правоверными, если толковать их в естественном смысле, а не стараться извлекать из них натянутые выводы. Преподаватели схоластического богословия высказались против доктора Висенте, потому что в некоторых тезисах он якобы нападал на господствовавшую в то время манеру изучать и преподавать религию. В особенности он оспаривает их претензию изъяснять богооткровенные догматы, внутреннее домостроительство которых выше человеческого понимания. Его обвинили также, хотя без достаточных улик, в том, что он проповедовал против благочестивых упражнений набожности. Проповедь, давшая повод к этому упреку, была строго исследована. Нашли, что он сказал в точных выражениях, что истинная набожность состоит в действительной практике добродетелей, а не в наружных обрядах. Его тезисы были осуждены публично, а сам он задержан в течение восьми лет. Он был племянником инквизитора в Сант-Яго; это обстоятельство побудило вальядолидских инквизиторов объявить его помешанным, чтобы спасти. Вернувшись в свое жилище, он дал столь недвусмысленные доказательства неповрежденности рассудка, что инквизиторы рассудили, что честь трибунала не позволяет оставить дело в таком положении, и его снова арестовали. Он пробыл в тюрьме больше года, когда справили аутодафе, на котором объявили вышеприведенный приговор.

114. Вильягарсия (брат Хуан), доминиканец, ученик Каррансы и спутник его путешествия по Германии, Англии и Фландрии. Он был одним из великих богословов своего времени. Его арест произошел в Медемблике, во Фландрии, одновременно с арестом архиепископа в Торрелагуне, в Испании. 19 сентября 1559 года он был заключен в секретную тюрьму инквизиции в Вальядолиде. В бумагах его и архиепископа нашли несколько писем, которые доказывали, что брат Луис де ла Крус и брат Франсиско де Тордесильяс давали ему отчет из Вальядолида обо всем, что могли узнать о состоянии процесса архиепископа. Ему приписали те же заблуждения, что и прелату, главным образом потому, что часть рукописных трудов последнего он скопировал своей рукой. Когда несколько лиц сказали ему, что катехизис Каррансы будет лучше по-латыни, чем на народном языке, он занялся его переводом, будучи в Англии. Сделанная им часть перевода возбудила новое обвинение, и принялись рассуждать, не применить, ли к нему пытку по чужому делу (in caput alienum). Этим способом надеялись заставить его назвать некоторые вещи, обозначенные, но без доказательства, для обвинения архиепископа относительно чтения труда Эколампадия [895] и некоторых других запрещенных книг. Мнения разделились, и совет инквизиции приказал, чтобы предварительно и формально он был снова допрошен о некоторых тезисах. Его ответы были так благоприятны для архиепископа, что тот не мог быть более убедительным. Он пробыл около четырех лет в тюрьме, произнес отречение и подчинился некоторым епитимьям, одна из которых запрещала ему писать по богословию и преподавать его.

115. Вильальба (брат Франсиско де) - см. главу XXIX.

116. Вильегас (Альфонса де) - см. главу XIII.

117. Вирусе (дом Альфонса де), епископ Канарских островов, - см. главу XIV.

118. Йереги (дом Хосе де), белый священник, доктор богословия и канонического права. Он родился в Вергаре, в провинции Гипускоа, был преподавателем инфантов дона Габриэля и дона Антонио Бурбонов и кавалером ордена Карла III. Он напечатал хороший катехизис. Его большое образование делало его способным с пользой писать по богословию и церковной дисциплине. На него доносили трижды мадридской инквизиции как на подозреваемого в янсенизме несколько священников и невежественных монахов, державших сторону иезуитов. В 1792 году ему назначили город Мадрид вместо тюрьмы, и он прожил полгода в этом состоянии, удовлетворительным образом ответив на все обвинения, и был освобожден придворными инквизиторами. К несчастию, он имел врагов в верховном совете, который желал приостановки процесса; они пустили в ход против него все пружины, и достигли бы успеха, если бы не умер в это время главный инквизитор Рубин де Севальос, епископ Хаэна. Его преемник дом Мануэль Абад-ла-Сьерра, архиепископ Силиврии, исповедовал те же убеждения, что и Йереги. Наконец ему дали удостоверение в отпущении и вернули свободу. Король назначил его почетным инквизитором. В новом своем Положении Йереги подвергся новым опасностям, потому что рассказывал своим друзьям об обстоятельствах своего процесса. Это было истолковано как знак презрения к святому трибуналу, который запретил ему что-либо сообщать о процессе (запрещение это делалось всем подвергшимся приговору святого трибунала). Тем не менее он написал апологию письма Грегуара, епископа Блуаского, к главному инквизитору Испании, опровергая все, что публиковали против его мнений насчет инквизиции.

119. Севальос (Херонимо де), уроженец Эскалоне. Он был профессором университета в Саламанке и членом муниципалитета Толедо. Он напечатал в Риме в 1609 году том в лист, содержащий несколько трактатов по юриспруденции, первый из которых озаглавлен: Рассуждение об основных доводах испанского короля и его совета для производства расследования процессов церковных или между церковными лицами при получении апелляции на злоупотребления. Среди большого числа вопросов, о которых он рассуждает, находится следующий: "Позволительно ли церковному судье в процессе, возбужденном против мирян по каноническим вопросам, арестовывать их и переводить в епископский дом без вмешательства королевского судьи?" Тот же автор напечатал потом в Саламанке в 1613 году том в лист под заглавием О расследовании церковных процессов между церковными лицами, когда от одной из сторон поступила апелляция к королевской власти на злоупотребления. Он написал еще другие труды, о которых упоминает Николас Антонио. Некоторые священники, смотревшие как на ересь на все, что клонилось к защите королевских прав против власти духовенства, донесли на него толедской инквизиции. Члены этого трибунала не велели его арестовывать, но представили ему пункты обвинения против двух вышеупомянутых трудов. Он оправдался так совершенно, что было разрешено их обращение в публике. Некоторое время спустя римская инквизиция внесла их в свой Индекс; испанская инквизиция велела уничтожить в них несколько мест, которые не находят в новых изданиях.

XIII. Я мог бы увеличить эту заметку именами других литераторов и ученых, менее выдающихся и менее известных. Я не счел нужным включать сюда испанцев, которые написали запрещенные труды, достойные перейти в потомство, но на личность которых, судя по имевшимся у меня сведениям, не было произведено нападения со стороны святого трибунала. Мне кажется, что количества имен, данных мною, будет достаточно для доказательства опасности, угрожавшей желанию распространять просвещение и вкус к хорошей литературе в Испании, хотя бы опубликованные труды не заслуживали клейма еретических. Достаточно противоречить общепринятым мнениям, чтобы иметь справедливый повод для опасения. Если бы это опасение не останавливало успехов человеческого разума, я был бы обязан согласиться с приверженцами святого трибунала; просвещенная публика будет судьей в этом вопросе. В ожидании мне казалось полезным познакомить ее на этот счет со взглядами предшествовавших мне некоторых ученых людей.

XIV. Карл III, пожелав узнать дела иезуитов и другие вещи, имевшие отношение к ним, велел в 1768 году созвать совет, составленный из пяти архиепископов и епископов: ему следовало заняться трибуналом инквизиции и в частности вопросом о запрещении книг. Заслушали дона Хосе Моньино, графа де Флорида-Бланку, и дона Педро Родригеса де Кампоманеса, графа де Кампоманеса, королевских прокуроров в совете Кастилии. Эти два лица 3 мая 1768 года прочли доклад, из которого я приведу некоторые извлечения, которые могут увеличить интерес к этой части моей истории.

XV. Когда заговорили о тайном проникновении папского бреве от 16 апреля 1767 года, относящегося к иезуитам, другого бреве от 30 января 1768 года, касающегося дел герцога Пармы, и некоторых других подобных распоряжений римской курии, эти два министра выразились так: "Совет хорошо знает об интригах папских нунциев, ведущихся вокруг инквизиции для достижения определенной цели тайными маневрами. В продолжение первых пятнадцати веков Церкви в Испании не было трибуналов инквизиции. Одни епархиальные епископы ведали учением; гражданские суды судили и приговаривали к наказанию еретиков и богохульников. Злоупотребление запрещениями книг, налагаемыми святым трибуналом, есть один из источников невежества, господствующего в большей части нации... Согласно самим буллам, создавшим святой трибунал, епископы являются судьями вместе с инквизиторами, а иногда и главными судьями дел, зависящих от этого трибунала. Эта юрисдикция епископов достигалась ими вследствие их сана и пастырского долга, самого уважаемого во всей Церкви. Почему же естественные судьи споров, могущих возникнуть о пунктах учения и о нравственности верных, не имеют никакого влияния и не принимают никакого участия ни в этих запрещениях, ни в выборе квалификаторов? Таким образом, содержание книг трактуется с небрежностью, которая вызывает и упрочивает жалобы рассудительных людей... Допустим, что распоряжения Бенедикта XIV не были достаточно ясны; но этого нельзя сказать о тексте бреве Иннокентия VIII, который приказывает инквизиции в судопроизводстве следовать путем, согласным с правосудием. Есть ли в этом приказе что-либо более справедливое, чем требование о выслушивании сторон? Разве не противно интересу публики, чтобы книги, полезные для просвещения подданных, запрещались в силу пристрастного к ним отношения и в виду каких-то частных соображений?.. Прокурор мог бы сказать об этом гораздо больше, если бы он распространился, насколько позволяет предмет, для доказательства того, как злоупотреблял трибунал во все времена своей властью путем запрещения таких учений, которые сам Рим не осмеливался осудить, как, например, четыре тезиса французского духовенства [896]. Прокурор мог бы также сослаться на то, как трибунал поддерживал идею о превосходстве власти римской курии над светской властью королей и, наконец, как он внушал доверие к другим мнениям, не менее достойным порицания. Если нарисовать полную картину деятельности трибунала, то стало бы с несомненной очевидностью ясно, что этот трибунал настойчиво покровительствовал и поощрял злые выпады, производимые ежедневно духовными лицами, которым позволяют так поступать вопреки требуемому уважению к королю и его магистратам. Священники - монахи Общества Иисуса овладели духом святого трибунала со времени малолетства Карла II, когда иезуит Иоганн Эбергард Нитард, духовник королевы-матери, был главным инквизитором... Еще не забыт последний Индекс, опубликованный в 1747 году. Касани и Карраско (оба - иезуиты) подделали и затемнили все к позору трибунала. Факт был настолько известен и имел такие огромные последствия, что давал серьезное основание если не для полного упразднения инквизиции, то для реформирования ее: ведь инквизиция пользовалась своей властью во вред государству, чистоте морали и христианской религии... Можно сказать, что Индекс, составленный для Испании, противоречит правам государя и просвещению подданных в большей степени, чем Индекс, известный в Риме. При последнем дворе относятся с величайшей осторожностью к выбору квалификаторов и пользуются некоторой умеренностью в деле запрещения книг, причем здесь никогда не прислушиваются к частным интересам... Мы не можем воздержаться от почетного отзыва о докладной записке, представленной Боссюэтом [897] Людовику XIV [898] против главного инквизитора Рокаберти, по поводу постановления, вынесенного толедским трибуналом, в котором он осуждал как ошибочное и раскольничье учение, отказывавшее папе в прямой или косвенной власти лишать королей их владений... Королевский прокурор не может скрыть от себя, что трибуналы инквизиции составляют ныне самую изуверскую корпорацию государства, наиболее пристрастную к иезуитам, изгнанным из королевства; что инквизиторы исповедуют абсолютно те же принципы и те же учения, и, наконец, что необходимо совершить реформу в инквизиции".

XVI. В своих заключениях королевские прокуроры предложили, что ввиду распоряжения 1762 года и необходимости обеспечения его исполнения приказать, чтобы святой трибунал обязан был выслушивать авторов книг до запрещения последних, согласно предписанию буллы Хлопочи и заботься ("Sollicita et provide") Бенедикта XIV. Трибунал должен удовлетворяться запрещением книг, содержащих заблуждения в области догматов, суеверия или учения, имеющие элементы моральной распущенности, но необходимо избегать запрещения произведений, защищающих прерогативы короны, не арестовывать и не задерживать ни одной незапрещенной книги под предлогом ее очистки или квалификации и предоставлять эту заботу тому, кто является ее собственником. Должно обязать представлять королю подлинники своих постановлений о запрещении книг до их опубликования, а в совет Кастилии - бреве, которые ему будут посланы, с тем чтобы они получили одобрение Его Величества.

XVII. Совет Кастилии одобрил в согласии с архиепископами и епископами, составлявшими чрезвычайный совет, мнение обоих королевских прокуроров и представил его Карлу III. Монарх пожелал узнать мнение дона Мануэля де Роды, маркиза де Роды, министра юстиции. Этот сановник (один из выдающихся литераторов, которых Испания произвела в минувший век) вручил королю свое мнение весной того же года; оно целиком согласовалось с высказанным прокурорами. Он прибавил к нему следующее:

"5 сентября 1761 года король Неаполя, узнав о том, что происходило в Риме по поводу осуждения книги Мезангюи [899], запретил сицилийской инквизиции и всем высшим духовным лицам стран, подчиненных его власти, печатать или публиковать каким бы ни было образом приказы без разрешения Его Величества... Я находился тогда в Риме и потребовал у Его Святейшества от имени Вашего Величества возмещения за покушение, совершенное его мадридским нунцием, который без вашего ведома распорядился опубликовать через главного инквизитора запрещение книги Мезангюи... Его Святейшество одобрил поступок нунция, но признал справедливость наших жалоб, когда я подкрепил их фактами и доводами. Папа не осмелился, однако, открыто выразить свои мысли; такую силу имел над ним кардинал Торреджани, его министр, который вел всю интригу под влиянием иезуитов... Торреджани хорошо понимал, что бреве не примут ни при одном дворе Италии, ни во Франции, ни даже в Венеции. Папа нарочно написал этой республике, чтобы она воспрепятствовала перепечатке этого труда. Несмотря на это, перепечатка продолжалась, и книга была отпечатана не только после запрета папы, но даже с посвятительным письмом, адресованным Его Святейшеству... Я видел в Ватиканской библиотеке приказ испанской инквизиции, напечатанный в 1693 году, осуждающий двух авторов по имени Барклаев [900], под предлогом, что их книги содержат два тезиса, которые в Риме считаются еретическими. Один гласит: "Папа не имеет никакой власти над светской властью королей и не может ни низлагать их, ни разрешать их подданных от присяги на верность". Другой - что "власть Вселенского собора выше папской власти".

XVIII. Тот же министр 20 апреля 1776 года писал из Аранхуэса письмо к дому Фелипе Бельтрандо, епископу Саламанки, главному инквизитору. Весьма одобряя его проект исправить испанский индекс и заменить его другим, он говорил:

"Последний Индекс [доверенный епископом Теруэльским двум иезуитам в 1747 году] наполнен тысячью нелепостей, которые необходимо уничтожить: в этом можно убедиться из сообщения властям и замечаний, напечатанных доминиканцем, братом Мартином Льобетом. Менее всего можно терпеть каталог или прибавление [в конце книги] с именами янсенистов: эти имена извлечены из Янсенистской библиотеки [901] отца Колонна, иезуита, осужденной бреве Бенедикта XIV. Вместо того чтобы внести [как следовало] эту книгу в Индекс, в него внесли книги, о которых она говорит. Вы знаете бреве, адресованное этим папой тому же епископу Теруэльскому 31 июля 1748 года, в котором он не одобряет внесения в Индекс трудов кардинала Нориса. Его Святейшество не ограничился этим; он адресовал Фердинанду VI [902] пять писем по этому делу. Папа и король могли только к концу десятилетия добиться того, чтобы имя Нориса было исключено из Индекса: в это время епископ Теруэльский умер (в конце жизни он согласился на эту меру), и король решил отослать своего духовника, иезуита отца Рабаго, который наиболее противился этому исключению. Я сделал необходимые шаги; королевский указ был вручен архиепископу Кинтано, главному инквизитору и духовнику Его Величества, с которым я имел длинную беседу по этому поводу. Я получил декрет, гласивший, что "труды Нориса не были ни осуждены, ни критикованы, и на них не поступало доноса в святой трибунал". Это заявление делает мало чести инквизиции. Архиепископ Кинтано в своем заключении от 23-декабря 1757 года признался Его Величеству, что этот Индекс был произведением двух иезуитов, которые редактировали его без ведома его предшественника и совета инквизиции. Он восстает против вероломства и лукавства этих иезуитов, хотя и был большим сторонником Общества Иисуса. Только сила истины могла исторгнуть у него подобное признание. Мы твердо занялись тогда исключением не только Нориса, но и всех авторов из каталога, прибавленного иезуитами. Совет одобрил эту меру; но последний пункт остался нерешенным, потому что держались политики оказать вежливость Бенедикту XIV вычеркиванием только Нориса, чего он требовал... Мало внесли старания в выбор квалификаторов; запрещали сочинения, не заботясь о том, что они могли погубить авторов, повредить их репутации или нанести ущерб тем, кто имел эти книги. В этих произвольных мерах никогда не обращали внимания на то, какой вред наносился хорошему и здравому учению, как публика должна была от этого страдать и как эта система открывала двери мщению, партийному духу и успехам невежества".